Новое дворянство
[4]
На первый взгляд, эта система знакома европейцам. Тем не менее у нее есть свои организационные и культурные особенности, которые, вкупе с практикой принятия всех решений одним лицом, свидетельствуют о том, что эти ведомства и «новое дворянство», которое в них работает, имеют свою особенную политическую культуру, говоря словами Патрушева.
Дублирование функций
Если советские лидеры для большей эффективности возложили почти все обязанности по безопасности на одно ведомство — КГБ, их преемники пошли обратным путем, который привел к дублированию ответственности между ведомствами.
Например, в Украине до свержения Януковича в 2014-м действовали и Служба внешней разведки, и ФСБ. ГРУ было задействовано в Крыму, где расположен российский Черноморский флот. Даже МВД распространило свое влияние на киевские правоохранительные органы. Никто не ждал от Майдана такого исхода (хотя источник в МВД рассказал мне, что они предупреждали за месяц до начала беспорядков о том, что режим Януковича создал необратимую ситуацию своей неспособностью сдерживать протесты).
Когда Янукович бежал в Россию, Служба внешней разведки приняла на себя весь гнев Путина, выразившийся в увольнениях и понижениях (это подтвердил источник F). Несмотря на то, что генерал ФСБ Сергей Беседа посетил Киев всего за 10 дней до побега Януковича, ведомству удалось избежать ответственности за провал, хоть и с большим трудом. ФСБ даже добилась приоритета в будущих разведывательных операциях в Украине.
Это тот же принцип «соревнующихся ведомств», которым руководствуются и в США, но с примесью социального дарвинизма. Размытые границы и дублирование ответственности между спецслужбами приводит к войнам не только за сферы влияния, финансирование и доступ к власти, но и за бизнес-возможности для командования, а иногда просто за выживание.
Федеральное агентство правительственной связи и информации (ФАПСИ) испытало это на себе, когда альянс ФСБ, СВР и ГРУ привел к поглощению этого ведомства, но это один из вопиющих примеров. «Война силовиков» продолжалась с 2004 года. Совсем недавно ФСБ удалось поставить своего человека во главе управления экономической безопасности и противодействия коррупции МВД, замглавы которого погиб при таинственных обстоятельствах. Во время допроса в Следственном комитете он смог вырваться из рук охраны и выпрыгнуть из окна шестого этажа.
Чаще соперничество бывает не таким кровавым и заметным. Ведомства пытаются показать, что они эффективнее своих конкурентов справляются с обязанностями, добывая наиболее полезную для высшего руководства информацию. Согласно источнику С, СВР и ГРУ добывали идентичную экономическую информацию, иногда офицеры даже подкупали сотрудников посольств, чтобы не дать соперникам заполучить свежие сведения.
В 2014 году офицер ГРУ полковник Виктор Илюшин был выдворен из Франции, когда пытался собрать компромат на президента Франции Франсуа Олланда, хотя это входит в обязанности СВР или даже ФСБ. ФСБ расширила влияние в странах Балтии и северной Европе, бросая вызов ГРУ и СВР.
Подобное соперничество может быть полезным. Ведомства демонстрируют изобретательность, находчивость и агрессию. Хотя в такой системе зоны ответственности пересекаются, в теории это предоставляет более широкие перспективы. Как писала Юлия Латынина: «Война спецслужб — это наше ''разделение властей''». Одни шепчут в правое ухо президента, другие — в левое». Политическая реальность путинского режима свидетельствует об обратном, но об этом мы поговорим позже.
Есть и серьезные минусы. В погоне за быстрыми результатами спецслужбы предпочитают легкую добычу. Более того, желание угодить Кремлю не дает им своевременно обрабатывать и проверять информацию. Координация и обмен сведениями ограничены и происходят только под контролем Путина и его представителей.
К примеру, было невероятно важно, чтобы Зимняя Олимпиада в Сочи прошла гладко. Одно из доверенных лиц Путина вице-премьер Дмитрий Козак занимался организацией этого мероприятия. Он создал целевую группу во главе с Олегом Сыромолотовым, бывшим главой департамента военной контрразведки ФСБ и включавшую замминистра внутренних дел и замглавы Национального антитеррористического комитета. Такое количество высокопоставленных чиновников из разных ведомств в группе было необходимо: обычного уровня координации было недостаточно. Было очевидно, что карьеры этих чиновников зависят от продуктивней совместной работы и обмена сведениями. Как отметил источник из
ФСБ: «Мы знали, что полетят головы; если бы нас не заставили сотрудничать, мы бы так и играли в свои игры».
Закон военного времени
Российские спецслужбы считают себя не просто шпионами, добывающими информацию для тех, кто принимает решения, но и исполнителями, готовыми к решительным действиям. Особенно это заметно в ГРУ, которое действует в нестабильных регионах и через сомнительных посредников и агентов. От торговца оружием Виктора Бута (отбывает срок в США с 2010-го) до боевиков-наемников на Донбассе. Как сказал бывший офицер ГРУ: «Не все из нас были в спецназе, но мы похожи на спецназ».
Однако принудительные методы и рискованные операции говорят о том, что российские спецслужбы работают в режиме военного времени. Еще до ухудшения отношений с Западом они чувствовали, что над Россией нависла угроза.
Режим военного времени выражается в трех аспектах, которые можно проиллюстрировать цитатами. Первая: «Если Запад проигрывает, мы выигрываем». Этот подход «ни себе, ни другим» остался со времен Холодной войны и был озвучен российским академиком со слов командования СВР.
Вторая: «Над Россией нависла угроза», так выразился источник B, офицер ФСБ в 2014-м (до Крыма). Он привел в пример Майдан, который он считал делом рук западных спецслужб. Этот интеллигентный, образованный, повидавший мир человек утверждал, что Запад пытается свергнуть власть в России и тем самым уничтожить ее особенную историческую, религиозную и социальную идентичность, чтобы ослабить ее сопротивление гегемонии США.
Третья: «Лучше действовать, чем бездействовать». Фраза, которую источник F услышал на встрече с офицерами СВР. Источник А согласился с тем, что, несмотря на коррумпированность, российские спецслужбы поощряли риск, особенно в условиях конкуренции. Причиной или следствием этого стало ослабление контроля МИД над операциями за рубежом, которые могли иметь негативные последствия для имиджа России. Например, похищение ФСБ эстонского офицера безопасности, которое, судя по всему, прошло при минимальном участии МИДа.
Монетизация безопасности
Многие офицеры, считающие себя защитниками своей родины, тем не менее не упускают возможности заработать легально и нелегально. Коррупция привычна для любого института в России, но непрозрачность и отсутствие контроля делает эту проблему особенно острой в спецслужбах.
Это особенно важно ввиду большого количества доступных спецслужбам средств. Офицеры могут использовать или, что еще более эффективно, угрожать использовать силу или административный ресурс, получить доступ к деликатной, опасной или просто финансовой информации. Отсюда огромное количество историй о бизнесменах, которые платят офицерам за «крышевание» или просто отдают им (особенно ФСБ) часть бизнеса.
У этих офицеров также могут быть связи и в преступном мире, которые они могут использовать в своих целях. Это сказывается на смешении денег, криминала и власти в России, равно как и на готовности спецслужб использовать преступников как инструменты государственной безопасности. Например, некоторые российские хакеры могут не волноваться о том, что их поймают, пока они совершают нападения на цели, указанные ФСБ, — от либеральных медиа до отдельных государств.
Похищенный ФСБ в Эстонии офицер безопасности Кохвер занимался расследованием контрабанды сигарет. Маловероятно, что коррумпированный чиновник ФСБ, рискуя создать дипломатический инцидент, отправил бы элитное подразделение в другую страну, чтобы скрыть следы своих преступлений и избежать после этого наказания. Гораздо более вероятно, что операция была спланирована в ФСБ, которая сотрудничала с организованной преступностью в регионе в обмен на часть прибыли. Эти средства, добытые в Европе без контроля Москвы, отлично подходят для подкупа чиновников и финансирования той или иной политической организации.
Однако чем больше ведомств сотрудничают с криминалом, тем сложнее разобраться, кто кого использует. Интересный случай произошел с агентом ГРУ в Канаде. Кроме обычных сведений экономической, политической и военной разведки, он должен был, используя свою позицию в центре военной разведки, узнать, что канадская полиция знает о местной русской мафии. Наши собеседники в России и Канаде предположили, что такая информация не имеет стратегического значения для ГРУ, зато обладает определенной ценностью для русской мафии и офицеров ГРУ, которые могли продавать им эту информацию.
Другими словами, криминальные структуры используют государственные активы, а не наоборот.
В результате мы имеем культуру коррупции, проникающую во все силовые структуры России. Сложно понять, насколько это ограничивает их возможности, но ее влияние чувствуется даже на самом высоком уровне. К примеру, в 2014 году глава Следственного комитета Александр Бастрыкин убедил Путина внести на рассмотрение законопроект, который позволял заводить дела о налоговых преступлениях, не консультируясь с налоговой инспекцией, и давал Следственному комитету широкие полномочия, более удобные для злоупотребления, чем охраны порядка.
Самая высокая крыша
В целом, Путин высоко ценит свои спецслужбы. В 2015 году во время празднования дня работников правоохранительных органов он назвал их «сильными и отважными людьми, настоящими профессионалами, которые надежно защищают суверенитет и национальное единство России и жизни наших граждан, готовыми на самые сложные, ответственные и опасные задания». Эта благосклонность не говорит о его сентиментальных чувствах, скорее она отражает их общие взгляды на ситуацию и цели России и прагматичный политический союз.
Под его началом спецслужбы хорошо себя чувствовали, их бюджеты и полномочия росли. Когда в 2015 году 10% сотрудников ФСБ сократили из-за финансового кризиса, это стало шоком для ведомства, бюджет которого увеличивался каждый год с 1999-го, даже в кризис 2008-го.
Их политическое влияние тоже возросло. После возвращения Путина в 2012 году баланс силы сместился, и шпионам стало намного легче пробиваться и в Москве, и в посольствах. СВР и агенты ГРУ под дипломатическим прикрытием работают в посольствах, и их действия отражаются на работе МИДа. Источники C и F отметили, что во время первых сроков Путина, если действия агентов СВР наносили урон репутации России, министр иностранных дел Сергей Лавров мог «вызвать кого-то из Ясенево (резиденция СВР), чтобы наорать». Даже чиновники пдминистрации президента должны были приносить извинения, если операции ГРУ шли не по плану.
Такая поддержка Путина была сбалансирована политическими реалиями и отношением к конкретным агентствам. Несмотря на свою тесную связь с ФСБ, Путин часто отказывал ведомству в воплощении его наиболее амбициозных планов, в которых оно собиралось поглотить ФСКН и даже СВР, создавая тем самым что-то вроде ФСБ 2.0. Будучи бывшим силовиком, он знает, как опасно давать отдельному ведомству слишком много власти. Вместо этого он поощряет соперничество между ними — например, между СВР и ГРУ, или между Генпрокуратурой и СК.
Спецслужбы, в свою очередь, должны поддерживать свой статус. После Грузинской войны 2008-го репутация ГРУ сильно пострадала. Их спецназ хорошо себя показал, но в правительстве считали, что разведка в целом провалилась. Неактуальные сведения о местоположении противника привели к авиаударам по пустым аэродромам, а анализ информации в ГРУ не отражал реального положения дел, и в итоге Кремль недооценил грузинскую армию.
Соперники ГРУ не хотели упускать свой шанс. СВР потребовала приоритета во внешней разведке, ФСБ голодными глазами смотрела на радиоэлектронную разведку ФАПСИ, которая находилась в ведении ГРУ с 2003 года. Даже военные воспользовались ситуацией. В 2010-м Кремль передал спецназ Вооруженным силам РФ и сократил тысячу офицеров ГРУ.
Ходили слухи, что военная разведка перейдет из ведения Генерального штаба. Это был бы большой удар по репутации ведомства, оно бы лишилось своей автономии, а его глава уже не смог бы напрямую обращаться к президенту. В конце концов Игорь Сергун, возглавлявший ГРУ с декабря 2011-го до своей смерти в конце 2015-го, смог прервать эту черную полосу благодаря удаче и хорошему знанию того, что происходит в Кремле. Это был показательный пример того, как будущее ведомства зависит от его эффективности или, по крайней мере, видимости эффективности.