– Да что с вами? Вы переменились. Может, вас обеспокоило появление в монастыре какого-то незнакомца? Мне сказали, что этот человек задавал много вопросов.

Вы словно разучились слушать свой внутренний голос. Потеряли ставший привычным покой, и, если ошибаюсь, не говорите мне об этом, словно в чем-то меня обвиняете… Или вас потревожил внешний мир, которому мы свидетельствуем, но которого не существует – помимо отклика в нас. Как будто мы уже умерли и воскресаем в этом отклике. Внешний мир на то и дан, чтоб нас провоцировать, будить, питать нашу суетность или доброту, выявлять в нас скрытую молитвенную монаду. Этот незримый космический луч пробуждает ваше искусство. И любое другое искусство.

Я знаю этого незнакомца, что приходил сегодня, но не хочу с ним встречаться. Я видела, как он растаял в тени деревьев. Господи, вы что, никогда не сталкивались с символическим миром? Ведь этот незнакомец – всего лишь моя тень и ничего, кроме тени.

Мне сказали, что Ненад и прежде приходил в монастырь, но только сегодня расспрашивал обо мне. Долго разговаривал с монахом, сообщил ему, что вернулся из Америки и теперь живет на баркасе, на Дунае.

Мать-игуменья говорит, как он рассказывал в селе о моих телевизионных передачах, о том, что дружил с моим мужем, что искал меня в клинике, где я работала, но ему не дали никаких сведений, потому что я им не сообщила, где я.

Ненад искал меня и раньше, писал бесчисленные письма. Многие я даже не распечатала.

Не требуйте от меня ответа за его пьянство и погоню за женщинами. Правда, он был мне в то недолгое время близок и мил. Он говорил на языке моей родины. Был опытен, любим женщинами, известен в актерских кругах. Проводил время на приемах и в ночных клубах. Как и его отец, был отличным врачом и сердечным человеком. После смерти Андре я была не уверена в себе как женщина, сомневалась даже в своем искусстве. Я больше никому не верила. Думала, что, льстя моим работам и используя свою осведомленность о болезни Андре, он хочет сблизиться со мной.

Вот, думала я, и этот человек говорит о моих картинах, и он будет меня ранить. Все это было усилено депрессией и разочарованием в браке. Ненад выглядел как человек чувственный, живущий страстями и непостоянный. Одной женщины ему было мало. Мне следовало его избегать.

Меня пугало то, что я открыла в себе, ответив на жгучие поцелуи и объятия. Я не позволила себе лучше узнать его. Видимо, у него было две жизни: в одной он был авторитетным, отличным врачом, патриотом, который помогал сербам, другая жизнь была неизвестной, темной, о ней шушукались его земляки. Я не хочу, чтобы это продолжалось. Только теперь я понимаю все. Скоро я снова уехала в Эфиопию, не отвечая на письма и телефонные звонки.

В одном из писем он сообщил мне, что возвращается на родину. В Лос-Анджелесе оставляет налаженную и известную практику. Помню этот фрагмент.

Я бегу от всего, от себя, от жизни – пью и погружаюсь в безумие. Я перестал быть врачом. Не знаю, возмездие ли это, но я в каждой женщине ищу тебя. На жизненном распутье пытаюсь найти ответ, чего же я на самом деле хочу. Беседую с монахами, потому что слышал, что и тебе монахини помогают. Начал молиться. Я, бывший безбожник, ищу прощения и покоя, посещая монастыри, и, так же как ты, живу этими посещениями, рядом с ними. Наблюдаю жизнь монахов и завидую их спокойствию…

Не знаю, была ли у вас такая краткая связь, которая вас мучает, гонит с позором – из-за которой вы себя не уважаете, даже ненавидите? Не знаю, почему я вам это рассказываю, ведь вас это не касается. Разум говорит мне: хорошо, что я не возобновила эту связь, ведь это была слабость, одна в ряду слабостей, когда хочется, чтобы кто-нибудь тебя защитил. Когда кто-то говорит на вашем родном языке, вы ощущаете близость к нему. Даже думаете, что он вас никогда не ранит. И я тоже не хотела причинять ему вреда. Ценила его как врача, но в кошмаре, в котором пребывала, не была готова к близким отношениям. Хотя, должна признаться, его речи были мне приятны.

Изабелла, у вас нет причин казнить себя! Все мы грешники и временами теряем ориентацию в жизни. Не мучайте себя угрызениями совести и упреками. Вы заслуживаете счастья, и оно найдет вас неожиданно, когда Бог так решит. Успокойтесь! Я чувствую ваш страх и тревогу. Держитесь, Изабелла, вы нужны многим.