Вместе с колонной спецназа заместитель председателя Отдела по взаимодействию с Вооружёнными силами Санкт-Петербургской епархии РПЦ протоиерей Димитрий Василенков попал в Чечне в засаду. Связи нет, вокруг рвутся гранаты и свистят пули. Неизвестно, сколько здесь боевиков и когда придёт помощь… А чем священник может помочь бойцам, ведущим бой, если он, по каноническим церковным правилам, не может стрелять?.. Но оказалось, что он может значительно больше, чем просто снаряжать магазины патронами и перевязывать раненых. Он может благословить бойцов и молить Бога о помощи! В итоге нападение было отбито, боевики ушли. О бое под селом Элистанжи 29 июня 2009 года священник Димитрий Василенков рассказывает от первого лица.

Краткая биографическая справка

Иерей Дмитрий Владимирович Василенков рукоположен в священника в 2004 году. В 2006 году окончил Санкт-Петербургскую Духовную семинарию. С 2005 года — заместитель председателя Отдела по взаимодействию с Вооружёнными силами и правоохранительными учреждениями Санкт-Петербургской епархии.

С 2006 года по поручению Синодального отдела по взаимодействию с Вооружёнными силами и правоохранительными учреждениями несёт послушание по духовному окормлению отрядов спецназа и подразделений разведки различных силовых структур, непосредственно участвующих в контртеррористических операциях на Северном Кавказе. В 2008 году во время войны в Южной Осетии духовно окормлял воинские подразделения, участвовавшие в операции по принуждению Грузии к миру.

С 2006 по 2011 годы совершил 14 командировок на Северный Кавказ. Крестил более 800 военнослужащих и сотрудников различных силовых структур. 29 июня 2009 года во время одной из командировок был ранен. Награждён орденом Мужества и другими ведомственными и общественными наградами.

В настоящее время является сотрудником Синодального отдела по взаимодействию с Вооружёнными силами и правоохранительными органами и Председателем отдела по взаимодействию с казачеством Санкт-Петербургской епархии РПЦ.

Рассказывает священник Димитрий Василенков:

— Летом 2009 года я, по послушанию Синодального отдела по взаимодействию с Вооружёнными силами и правоохранительными учреждениями, поехал в обычную плановую командировку в Чечню. Обычно мы ездим на Кавказ два раза в год: осенью-зимой и весной-летом. Со мной был мой хороший друг и добровольный телохранитель — сотрудник военного отдела Санкт-Петербургской епархии Александр Назаров.

Прилетели мы в Ханкалу 25 июня 2009 года. Разместились в одном из отрядов армейского спецназа, который тогда ещё стоял в Ханкале. Там встретили много старых знакомых. От них я узнал, что оперативная обстановка в Чечне сложная и имеет тенденцию к ухудшению. Для меня начались суровые священнические будни: прежде всего это многочасовые беседы с солдатами и офицерами.

Почти сразу мы побывали в Грозном. Выглядел он вполне презентабельно: практически не было разрушенных домов, здания или отстроены заново, или зашиты по фасадам.

План работы в войсках у нас был намечен заранее. Как обычно, мы согласовали его с командованием Группировки. В этом плане указано, когда и куда мы едем, кто отвечает за транспорт, кто — за охрану. Нам нужно было посетить несколько подразделений в Веденском районе. Первая дальняя поездка была в посёлок Элистанжи.

Как раз в это время из Элистанжи в Ханкалу прибыла небольшая колонна (бронированные «уазик» и «газель») из отряда спецназа Внутренних войск «Меркурий». Мы как раз сидели у разведчиков Группировки, когда вошёл командир «Меркурия» и с ним майор Руслан Горбунов. Командир отряда остался в Ханкале по каким-то своим делам, а Руслан повёл колонну обратно. Вообще я не большой любитель передвигаться по Чечне в составе колонн. Намного удобней ездить с оперативниками ФСБ: в легковой машине всегда проскочить легче, чем греметь бронёй. Но тут образовалась оказия, и нас отправили обратно в Элистанжи с этой колонной.

Накануне поездки в воскресенье 28 июня мы с отцом Аркадием (Мамаем), настоятелем храма святого благоверного князя Димитрия Донского в Ханкале, отслужили литургию и молебен, причастились святых Христовых Тайн.

На следующий день перед выездом мы с Сашей помолились, я благословил дорогу. До места ехать надо часа два. Мы с Сашей сели в «газель», старшим нашей машины был молодой старший лейтенант Юрий Мигурский. Впереди в «уазике» разместился майор с двумя солдатами. Всего в двух машинах нас было девять человек.

Когда мы тронулись в путь, я завёл с солдатами разговор. Это были молодые контрактники лет по двадцать, почти мальчишки. Как раз мы проехали село, в котором на улицах не было ни души. Я помню, что, по рассказам людей бывалых, это очень нехороший признак: если на улицах никого нет и село словно вымерло, то дальше могут начаться неприятности. Ребята восприняли мои слова совершенно серьёзно: после пустого села все стали смотреть по сторонам внимательней.

До этой поездки у меня у самого было тревожное настроение. Но обычно перед каждой поездкой в нехорошее место в душе почти всегда поднималась тревога, которую я не раз преодолевал. Поэтому и в этот раз я отнёсся к этому как к чему-то привычному. Ехать-то всё равно надо…

После долгого и нудного петляния по предгорьям и горам мы выехали на прямой участок дороги со стороны ручья (Элистанжи). Дорога там гравийная, и камни постоянно стучат по днищу машины: дынь-дынь-дынь… И вдруг я обратил внимание, что они стали стучать почему-то со всех сторон и очень быстро, как будто посыпался горох. А когда полетели искры, стало ясно, что по нам стреляют и не просто стреляют, а попадают…

По инструкции, при начале обстрела надо увеличивать скорость и продолжать движение. Но наша «газель» вильнула и остановилась у обочины. Только через несколько минут стало ясно, почему: наш водитель объехал подбитый «уазик» и тормознул на обочине метрах в двадцати от него. Тем самым он пресёк возможность превратить обе машины в одну мишень. Мгновенно мы все высыпались из машины и прыгнули в кювет. Я сразу стал молиться: «Господи, помоги! Укрепи ребят! Святой княже Александр Невский, помоги! Пресвятая Богородица, защити!».

Огляделись: оказалось, что «уазик» выведен из строя, он ехать не может. И тут можно с уверенностью говорить о чуде Божием: боевики сделали по «уазику» и «газели» три выстрела из гранатомёта (потом эти три пустые тубуса от гранатомётов РПГ-26 нашли в кустах), но все три гранаты, хотя боевики стреляли с пятидесяти метров, прошли мимо!.. Если бы эти гранаты попали точно в «уазик» или «газель», то в живых там бы вряд ли кто-то остался.

Но после такой военной удачи почти сразу произошла и трагедия: я увидел на простреливаемом пространстве между «газелью» и «уазиком» лежащего на спине майора Руслана Горбунова с пистолетом в руке. По тому, как он лежал, было ясно, что он либо очень тяжело ранен, либо убит. (Упал он посредине дороги, где так до конца боя и пролежал на открытом месте. Вытащить его возможности не было никакой: место на дороге, где он упал, простреливалось. Ранения у Руслана оказались тяжёлые: он был смертельно ранен в спину и ещё и в левое плечо. А он был без бронежилета… В госпитале врачи увидели у него на спине маленькое входное отверстие, которое на груди превратилось уже в большую рану. Он почти сразу после прибытия в госпиталь и скончался. Руслан погиб как герой: в бою с оружием в руках.)

Когда мы выкатились из машины в кювет, мне запомнилось внутреннее ощущение нереальности происходящего. Свистят пули, с резким звуком попадают в борта «газели»… Но страха почему-то у меня не было. Я ещё успел в самом начале бойцам сказать: «Ребята, Господь с нами! Надо отбиваться». И я, думаю, Господь нас укрепил. Стрелять почти мгновенно начали абсолютно все. Причём цель они видели. Ведь до боевиков было всего метров восемьдесят. И ещё мы «духов» хорошо слышали — они очень громко орали: «Аллах акбар!».

Я со своего мобильного телефона звоню в штаб Группировки и сообщаю: «Мы попали в засаду, ведём бой!». Обрисовал им обстановку, как её видел из канавы. Через пару минут мне перезвонили и что-то уточнили. В Группировке вовсю шла работа по оказанию нам помощи.

Потом бойцы долго вспоминали, что с самого начал боя я запрещал им ругаться матом. Причём костерил я их за это очень громко и непрерывно: «Не материтесь, не попадёте никуда!». Мне как священнику стрелять нельзя. Поэтому я собрал пустые магазины и набивал их патронами.

Тут и Саша Назаров вспомнил свою десантную молодость (он срочную службу служил в Гарболовской бригаде ВДВ). Надел чью-то каску, выскочил с «мухой» на открытое простреливаемое пространство и выстрелил в сторону леса, откуда по нам вели огонь. И почти сразу оттуда прилетела граната от подствольника. Слева от меня взрыв!.. Оборачиваюсь — у солдатика рядом со мной всё лицо в крови! А у себя на плече вижу дырку, кровь течёт. Пошевелил пальцами — рука вроде нормально работает. Саша Назаров с бойцами перевязал раненого в лицо и меня заодно, несмотря на мои протесты. Я в горячке почему-то решил, что у меня на плече просто царапина.

Я продолжаю набивать патроны и раздавать их ребятам. И тут заметил, что чаще всего мне приходится снаряжать магазины для снайперской винтовки ВСС. Смотрю: а парнишка из этой винтовки бьёт очередями магазин за магазином… Я ему: «Ты чего из винтовки, как из пулемёта строчишь? Ты же снайпер! Чему тебя учили?!. Ищи цель!». Прочитал ему такую лекцию короткую. Парень успокоился и начал стрелять уже осознанно.

С тыла нас прикрывал небольшой пригорок. Но стрельбы с этого направления мы не замечали. Особенно меня почему-то беспокоила возможность обхода. Мне казалось, что нас могут обойти сбоку. Я крикнул: «Ребята, смотрите, чтобы нас не обошли с флангов!».

Я думаю, что план у боевиков был такой: тремя выстрелами из гранатомётов они останавливают машины, а выстрелом снайпера из крупнокалиберной винтовки убивают командира. (Входное отверстие от пули калибра 12,7 мм на обшивке газели было как раз напротив командирского места, где сидел я. Мне повезло: эта пуля оставила в металле брони «газели» глубокую выемку и дала трещины с внутренней стороны. Стрелял снайпер, как потом показало расследование, примерно метров с восьмисот). После этого боевики обстреливают подбитые машины и идут добивать оставшихся.

Но, во-первых, гранаты пролетели мимо. Пуля калибра 12,7 броню газели не пробила. В результате практически все успели выскочить из машин, заняли оборону и открыли ответный огонь. Идти по открытому месту к машинам боевиками смысла уже не было, они же не самоубийцы, чтобы идти в атаку по открытой местности при такой плотности ответного огня. Короче говоря, засада у бандитов не удалась. А в завязавшейся перестрелке шансы у нас уравнялись.

Бой шёл где-то около получаса, пока не подошла бронегруппа из Элистанжи. Но боевики начали воевать уже с бронегруппой, один офицер даже был ранен. Но тут силы были точно неравные (крупнокалиберные пулемёты БТРов — это не шутка). И буквально через несколько минут огонь из кустов прекратился, боевики отошли. Через некоторое время появилась местная чеченская милиция.

Почти все ранения бойцы получили в первые минуты боя. В самом начале боя двое солдат и я были ранены относительно легко, только майор Горбунов — очень тяжело, практически смертельно. Раненых быстро загрузили в БТРы и на бешеной скорости повезли в Ведено, в госпиталь. И уже в госпитале Руслан Горбунов при мне умер прямо на операционном столе…

Раненых солдат и меня с ними «вертушками» из Ведено перебросили в госпиталь в аэропорт Северный под Грозным. Мою рану на плече врачи осмотрели уже внимательно — кость оказалась не задета. Рану обработали, перевязали. Командировку мне прерывать очень не хотелось. Спрашиваю докторов: «А можно без госпитализации?». Отвечают: «В принципе можно… Надо только регулярные перевязки делать». Услышав это, я из госпиталя и уехал: позвонил в Ханкалу разведчикам и за мной прислали машину.

А после этого ещё три недели я с Сашей ездил по подразделениям. За это время крестил тридцать солдат и офицеров.

Хотя в каждом подразделении, где мы бывали, местные медики рану мне обрабатывали и перевязывали, нельзя сказать, чтобы она заживала у меня быстро. Ведь мы постоянно ездили по грязи. Но я нисколько не жалею, что отказался ложиться в госпиталь. В результате мы полностью выполнили всё, что намечали, и сделали то, что должны были сделать. И это главное.

Трудно утверждать точно, но я думаю, что боевики охотились именно за этими двумя машинами. Во-первых, они видели, как утром «уазик» и «газель» уехали из расположения отряда. Значит, они должны были возвращаться. Возможно, у них была информация, что в одной машине уехал командир отряда, который должен был вернуться. Может, что-то они узнали про нашу с Сашей поездку…

Потом мне рассказали о результатах расследования. В засаде было около пятнадцати боевиков в одном месте и человек шесть-семь в другом. Снайпер стрелял сверху из крупнокалиберной винтовки калибра 12,7 мм с расстояния метров семьсот-восемьсот. О потерях боевиков точно ничего не известно, на месте самой засады следов крови не нашли. Но зато на пути отхода боевиков были обнаружены фрагменты окровавленного обмундирования. Но в этот же день в Элистанжи, по странному стечению обстоятельств, как отметили оперативники, похоронили двух молодых парней, якобы разбившихся на машине…

По опыту не всегда подобные засады заканчивались так, как у нас. После нас подразделение местной милиции попало в примерно такую же ситуацию. Граната влетела внутрь машины и разорвалась. В результате уже в первые минуты боя погибли восемь человек. Но мы помолились перед выездом, молились и во время боя. Поэтому всё пошло совсем по-другому: у боевиков не получилась ни одна задумка. Это и есть проявление Божиего благословения на то дело, которое мы делаем.

Я сам видел, как достойно в бою повели себя наши молодые солдаты и офицеры. Не было ни одного, кто бы не справился с собой, растерялся или струсил. Воевали все до единого. И это при том, что для всех это был первый бой.

Лично я считаю, что мы одержали главную моральную победу над врагами тем, что им не удалось сорвать наши планы. Через два дня на вертушке я прилетел в расположение отряда спецназа «Меркурий» в Элистанжи, куда мы и ехали 29 июня. Саша Назаров дожидался меня там. И вот что интересно: Саша мне рассказал, что почти сразу после боя все иконки и крестики православные, которые у него были с собой, бойцы разобрали буквально за считанные минуты. А я, когда прилетел, покрестил человек восемь. То есть остановить нас и не дать сделать то, что мы должны были сделать, врагу не удалось. И это главный итог.

Во время самого боя я, как это ни странно звучит, ощутил состояние мира в душе. Не было никакого борения, никаких терзаний душевных, а присутствовала уверенность, что с Божией помощью мы обязательно отобьёмся. И ещё у меня было твёрдое ощущение, что я делаю именно то, что я обязательно должен сделать. Все мы должны пойти за Христом и жить по правде Христовой. И если мы будем жить именно так, то сколько бы врагов против нас ни ополчились, и как бы сильны они ни были, мы обязательно выстоим. Выстоим потому, что не в силе Бог, а в правде.