Трудно себе представить, что чувствует человек, который потерял обе ноги и правую руку и остался с одной левой рукой. Конечно, возникает вопрос: почему это случилось, для чего?.. И Герой России майор спецназа МВД И.С. Задорожный получил для себя ответы на эти вопросы. Он потерял ноги, руку, но нашёл больше. После ранения он понял, что для Бога неважно, насколько человек сильный и ловкий, есть у него ноги или нет. Бог хочет, чтобы каждый прежде всего спас свою душу. Для этого и даются каждому испытания по силам. А спасти душу настолько важно, что за это можно отдать очень многое. Для майора И.С. Задорожного цена была именно такой.
Краткая биографическая справка
Герой России майор Игорь Сергеевич Задорожный в 1999 году окончил Владикавказское военное училище Внутренних войск МВД РФ. Служил в Дальневосточном округе Внутренних войск МВД. Командир группы отряда специального назначения «Тайфун» Дальневосточного округа Внутренних войск МВД.
С 2000 года совершил четыре командировки в Чеченскую республику для борьбы с вооружёнными бандформированиями. Отличался личным мужеством и воинским мастерством. Участвовал в 151 спецоперации и в 80 разведвыходах по поиску и уничтожению бандформирований.
28 января 2003 года в ходе спецоперации по поиску и уничтожению базы боевиков в районе села Ялхой-Мокх капитан Игорь Задорожный подорвался на фугасе и получил тяжёлые минно-взрывные травмы: травматический отрыв правой стопы и осколочные ранения ног и правой руки. Остался в строю и в ходе начавшегося боя продолжал командовать действиями своих подчинённых. В результате группа, нанеся противнику значительный урон, без потерь вышла к месту эвакуации.
Игорь Задорожный был эвакуирован в госпиталь в критическом состоянии. Несмотря на все усилия врачей, обе ноги и правую руку спасти не удалось, их пришлось ампутировать… После длительного лечения Игорь Задорожный обратился к Главнокомандующему Внутренних войск МВД с просьбой оставить его на военной службе, и с 2003 года он продолжил службу в Москве в отряде специального назначения «Русь» Внутренних войск МВД.
Указом Президента Российской Федерации от 11 ноября 2003 года майору Игорю Сергеевичу Задорожному присвоено звание Героя Российской Федерации с вручением медали «Золотая Звезда».
Рассказывает Герой России майор Игорь Сергеевич Задорожный:
— Во время очередной командировки в Чечню мы получили оперативную информацию о базе боевиков. Предположительно район её расположения мы знали. Но где она находится точно, сколько там боевиков, было неизвестно.
В моей группе, которая должна была найти и уничтожить базу, вместе со мной было пятнадцать человек. В этот раз было как никогда много офицеров. Ведь обычно со мной был только командир взвода, остальные — бойцы и несколько контрактников. А тут я взял ещё одного офицера на «обкатку», а у другого из них это был «крайний» выход: на следующий день он должен был уехать. И ещё с нами был майор ФСБ, они делились оперативной информацией и осуществляли над нами надзор.
В предполагаемом районе мы нашли трубопровод, который от колодца тянулся в глубь леса. Проткнули трубу, и оттуда ударил фонтан воды! Стало ясно, что где-то работает насос, который и создаёт в трубе давление. Вот по этому трубопроводу к базе мы и двинулись. Но в первый день далеко пройти не смогли — стемнело. Отметили на карте координаты, а через два дня вернулись часов в восемь утра и продолжили поиск с засечённых координат.
Основную группу я посадил сверху над лесом, метрах в пятидесяти над нами. Они должны были нас прикрывать. А я с заместителем командира взвода, пулемётчиком, сапёром и его помощником пошёл в кустарник. Там два сапёра двинулись вдоль по направлению трубы, а мы их прикрывали справа, слева и снизу.
Труба была закопана на глубине около пятидесяти сантиметров. Снег кругом лежал, земля замёрзшая — дело было в феврале. Копали землю мы пехотными лопатками, поэтому продвигались очень медленно: ведь неизвестно, в какую сторону труба точно пойдёт. Поэтому метра через два от предыдущей ямы в предположительном направлении хода трубы мы копаем новую. Определили направление трубопровода, и опять через два метра копаем…
К двенадцати часам дня мы продвинулись метров на сто, не больше. Вижу, что пора возвращаться на базу. Ведь возвращаться надо было обязательно засветло, чтобы не попасть в засаду или не нарваться на растяжку. На таком удалении от базы нам бы точно никто помочь вовремя не смог, особенно по темноте.
Нам оставалось работать примерно полчаса до начала движения к базе. Ясно, что за эти полчаса мы не слишком продвинемся. И поэтому решил я ускорить дело. Прошёл несколько метров по звериной тропинке и увидел лесную дорогу, идущую сверху вниз. Верхний участок дороги был замаскирован срубленным кустарником терновника и скрывал вход в лес. Я спустился по дороге метров на десять вниз до небольшого плато. И как только дошёл до середины ровного места, тут раздался оглушительный взрыв!.. Под ногой у меня оказался самодельный фугас.
Я подлетел вверх, потом упал… В ушах звон, земля сверху на голову сыпется… И тут я увидел, что остался без ноги и плюс к этому ещё ранен в другую ногу и правую руку. Оставшаяся нога и правая рука меня не слушались. Сначала я именно увидел, что мне оторвало ногу, а уже боль пришла потом. Сознание не потерял, но как я в этот момент закричал!.. Можно даже сказать — заревел диким голосом… Больше, правда, не стонал и не визжал, а попытался уколоть себя промедолом. Попробовал продавить иголкой колпачок — не получилось… Засунул шприц-тюбик в рот, провернул его и только после этого смог сделать себе укол в якобы целую ногу. А как только сделал, тут же, буквально через несколько секунд, почувствовал облегчение: боль стала уходить.
По команде замковзвода ко мне с санитарной сумкой прибежал боец, который помогал копать землю сапёру. Он начал накладывать жгут и перематывать меня бинтами.
Меня надо было срочно эвакуировать. По рации доложили своим. И почти сразу к нам отправили вертолёт. Мы его даже слышали, но из-за тумана не смогли разглядеть. Он тоже не смог увидеть опознавательных сигналов и вернулся на базу.
Тогда командиры говорят: «Будем эвакуировать по земле. Куда высылать бронегруппу?». Мы определились: самым удобным местом был фруктовый сад в километре от месте подрыва. Но идти бронегруппе до этого сада надо было часа полтора.
Ту часть группы, которая сидела сверху и прикрывала нас, я снял и велел спуститься к нам вниз. Потом всех расставил по местам для движения в походном порядке: сформировал головной дозор, тыловой дозор. Старшим в головном дозоре был замкомвзвода. И как только головной дозор двинулся (они прошли всего метров пятнадцать, меня самого ребята даже с земли не успели поднять), как тут же попал в засаду!..
По звуку было понятно, что стреляет по нам пулемёт и несколько автоматов. Даю команду: «Стой! К бою!». Все заняли круговую оборону, как ранее было отработано, и открыли ответный огонь. Но стреляли не все. Так часто делается, чтобы не раскрыть истинное количество бойцов. Плюс к этому надо было беречь патроны. Ведь на том момент было непонятно, с кем мы столкнулись и сколько их… И ещё стояла задача вытащить головной дозор. Я постоянно вызывал их по рации, но ответа не было. У меня даже мелькнула мысль, что они все погибли. Но минут через пять старший дозора вышел на связь по рации: «Всё нормально, стараемся выйти сами».
Конечно, тут нас спас плотный туман — видимость была не больше восьми метров. Боевики нас не видели, как и мы их. Стреляли на звук и шум передвижения. Некоторое время мы отстреливались, переползали… И тут я прислушался: со стороны противника явно были какие-то передвижения. Сразу подумал, что «духи» пытаются обойти нас с левого фланга, с того места, откуда мы уходили после моего подрыва. Расстояние между нами было минимальное. Мы даже слышали, как боевики бегают, как они передвигаются. Но и мы, и они из-за тумана стреляли на авось.
Нашу базу охраняла рота десантников. Командир десантно-штурмового батальона был очень жёсткий и деятельный. Накануне вечером, когда мы с ним разговаривали, он сказал: «Я буду работать в трёх километрах от тебя. Если что, поддержу огнём». А он всегда с собой возил 82-миллиметровую миномётную батарею, три миномёта. Я тогда взял его позывные. И когда стало окончательно ясно, что «духи» нас обходят, наш радист вышел на связь с десантниками и передал наши координаты. Запросил миномётного огня по каньону, вдоль которого мы лежим. «Духи» на противоположной стороне, и задача миномётчиков не перепутать склон, и ударить по той стороне, откуда ведёт огонь противник.
И буквально минут через пять после этого десантники уже стали долбить минами по этому каньону!.. Тем самым они отсекали нас от противоположного склона, где были боевики. (Сработало то, что когда рота десантников ушла, миномётчики разложились, настроились и ждали команды командира для поддержки огнём своего подразделения. Поэтому они были полностью готовы.) Самих разрывов я не видел, только слышал, как мины ложатся совсем рядом: земля от разрывов сыпалась сверху на нас. Конечно, мы укрылись как могли: кто за дерево лёг, кто просто к земле прижался. И это помогло: никого из нас, слава Богу, не зацепило. Да и миномётчики отстрелялись просто ювелирно.
Как только стали рваться мины, стрельба с противоположного направления сразу прекратилась. Я думаю: «духи» просто убежали. Стоял страшный грохот, сыпалась земля, а мы сами думали только о том, как бы нас не накрыла случайная мина и не зацепили осколки.
Чуть позже десантники перенесли огонь выше, и можно было выбираться из укрытий и начать движение к месту эвакуации. На этот раз головной дозор пошёл впереди совсем близко.
Пришли к месту эвакуации во фруктовый сад и заняли круговую оборону. Бронегруппы ещё не было, она подошла где-то через полчаса. И в этот момент камень с сердца у меня упал, я облегчённо вздохнул: нас стало втрое больше, да и вооружение у БТРов и БМП мощное. Плюс ко всему ребята приехали с гранатомётами, с боеприпасами. Теперь при необходимости мы могли уже вести бой не один час.
Десантник-санинструктор попытался сделать мне укол в вену. Но у него так тряслись руки от увиденного, что он промахнулся. Надулся большой пузырь рядом с веной. Говорю ему: «Всё, хватит. Поехали быстрей, а то я до госпиталя не дотяну…». Выглядел он плохо — был совсем бледный. Меня тут же засунули, по-другому не скажешь, в БТР, и мы поехали на базу. К этому времени мне уже тяжело было держать глаза открытыми. Но я всё слышал и, хоть и медленно, но разговаривал.
Всё время с момента подрыва мне кололи промедол. Получилось, что всего до операционного стола сделали семь уколов. Пишут, что одного укола должно хватить на два часа. Но реально при таких ранениях его хватало на сорок минут. Но благодаря промедолу мне удалось продержаться всё это время в сознании и руководить группой. Удивительно, но мозги абсолютно качественно работали, в забытье я не уходил. И не было горячки: ты абсолютно трезво оцениваешь обстановку, как будто сидишь не под пулями и осколками мин, а в кабинете. И никаких эмоций: спокойно и чётко принимаешь решения, как будто ничего тебе не мешает. До сих пор не пойму: то ли сказалось действие промедола, то ли большая потеря крови…
Когда меня привезли на базу, там уже стоял «под парами» вертолёт, винты крутились. В нём меня ждал полковник-медик. Наши фээсбэшники немного схитрили и сказали своему начальству, что подорвался офицер ФСБ. Именно поэтому мгновенно прислали и вертолёт, и аж целого полковника-медика.
Меня загрузили самого, закинули мой рюкзак. Полетели в аэропорт «Северный»… Было уже темно, и до госпиталя мы ехали долго, трудно и тяжело по каким-то буеракам. Застревали, буксовали… (Вновь назначенный командира 46-й бригады ВВ МВД запретил ездить напрямую через плац к госпиталю, и поэтому мы ехали вдоль высоких насыпей вокруг расположения 46-й бригады.) Действие промедола уже проходило, а следующую дозу не кололи, так как предстояла срочная операция. И ещё что-то — уже не помню что — мне объясняли девушка-медик и санитары.
Очень смутно помню, как меня занесли в реанимацию. Осталось в памяти, что лежу на каталке и с меня срезают остатки маскировочного халата. Доктор определил у меня группу крови, сказал, чтобы я её запомнил. Тут пришли хирурги и говорят: «Пошевели пальцами на раненой руке и на оставшейся ноге…». Одна нога после взрыва оставалась на месте, но серьёзно пострадала от взрыва: на ней была сорвана коленная чашечка и перебиты нервные окончания. Поэтому пальцами ног я пошевелить не смог. А правая рука вообще вся почернела и не двигалась. Хирурги говорят: «Всё понятно…». Я тоже понял, что именно им понятно, попросил оставить хотя бы что-нибудь — или руку, или ногу. Успокоили: «Хорошо, хорошо…».
Дали наркоз… Но слышу я их разговоры между собой: они говорят, что наркоз меня не берёт. Со мной они всё время разговаривали: спрашивали, наркоман я или спортсмен. Ответил, что спортсмен. Мне добавили дозу и наконец-то вырубили…
Первый раз я очнулся, но даже глаз не мог открыть. Мне показалось, что я вроде и не дышу. Потом пришёл в себя уже окончательно и задышал. Почему-то запомнилось, что в окно било яркое солнце. Тут же стал вырывать трубки, которые засовывают в нос и в рот, чтобы человек не задохнулся, но сейчас они мне уже дышать мешали. Подбежал доктор и помог мне трубки эти вытащить.
И тут же передо мной в полный рост встал главный вопрос: что же будет теперь, как же я буду жить дальше? Мыслей разных было очень много… Но я с ними справился таким образом: обо всём остальном, я решил, подумаю потом. А сейчас главное — надо учиться жить заново. И я стал этой мысли придерживаться: думать о том, что именно необходимо делать здесь и сейчас. Если бы не эта мысль (может, мне Господь её дал), то можно было бы отравиться, застрелиться, утопиться… Но я уже принял решение бороться.
К тому моменту я был крещёный, но маловерующий. В командировках постоянно носил на теле пояс «Живый в помощи» (шёлковый пояс, на котором размещён текст 90-го Псалма, который православные христиане часто читают в минуты опасности. — Ред.). Я не могу вспомнить, откуда у меня этот пояс, кто мне его дал. Но когда меня стали готовить к операции, докторов попросил: «Не снимайте его с меня, не срезайте!..». Сначала кто-то попытался возмущаться, но в конце концов пояс этот не тронули. И только через несколько месяцев я попытался этот пояс развязать. Получилось с большим трудом — он весь слипся от крови…
Как рассказал товарищ, который приехал ко мне в госпиталь, на следующий день после боя в соседнем селе Ялхой-Мокх была проведена зачистка. В селе нашли троих боевиков с какими-то непонятными удостоверениями. Они рассказали, что в том бою погибло восемь боевиков, в живых из одиннадцати человек осталось трое. Но более тщательно допросить пленных не удалось: как только ФСБ доложило о пленных своему начальству, на следующий же день приехали сотрудники местной грозненской прокуратуры и забрали бандитов.
Первое время в госпитале ушло на залечивание всех ран. А потом я стал учиться ходить заново. Это было самое трудное. Когда я первый раз встал на протезы, то даже просто стоять на них мог сначала только несколько секунд, через какое-то время — несколько минут. Боль была такая, что до момента, когда я смог сделать первые шаги, прошла не одна неделя. Сейчас я хожу, не останавливаясь, уже сорок минут.
Во время службы я толком не умел водить машину, хотя права после училища получил. В училище мы ездили на «уралах» и «зилах», а до вождения «уазика» я не дошёл. Так что по-настоящему за руль машины я сел только после ранения. Ведь мне идти пешком до метро около тридцати минут. До метро, конечно, я дойду. Но дальше двигаться сил уже не останется. Поэтому машина для меня сей-час — жизненная необходимость. Во многом благодаря ей я сначала вернулся на службу в отряд спецназа «Русь», а после увольнения смог устроиться на другую работу.
В моей жизни произошло два главных события: после ранения я пришёл к Богу, и у меня родился сын, которому сейчас пять лет. Так что инвалидом я себя не считаю и вспоминаю о своих потерянных ногах и руке только тогда, когда вижу себя в зеркале…