Комедия в двух действиях

Действующие лица:

Илья

Ефим Голдин

Жанна Калмыкова

Таня Болтова

Нина Реут

Валентина Мусатова

Василий Шафоростов

Иван

Подполковник Хребет

Полковник Коровин

Капитан Зуев

Медведев

Генерал

 

Действие первое

Закат холодного ноябрьского дня. Сухой ледяной ветер. На склоне карьера заброшенного рудника стоят Жанна и Илья.

Илья. Знаете, на что это все похоже? На поверхность какой-то опустевшей планеты. Когда-то тут была жизнь… Слышите? Что это? Как будто плачет кто-то… Я раньше думал, что души улетают, как перелетные птицы в теплые страны. Долетают до облаков… и летят над землей… А может быть, души людей остаются на земле… Вот иногда ни с того ни с сего хочется плакать… или вдруг без всякой причины смешно становится. Со мной это часто бывает: когда надо быть серьезным — я смеюсь. Как будто чья-то веселая душа меня смешит… Или вот во сне… мы видим какие-то лица… города… страны… мы летаем, падаем… нас постоянно окружают какие-то незнакомые люди… как будто они живые… Кого это мы видим?

Жанна. Красиво говоришь… Девушкам это, наверно, слушать нравится… Их у тебя много, девушек? Тоже на скрипочках играют девочки?

Илья. На разных инструментах…

Жанна. У тебя целый оркестр? Ты что, на дирижера учишься? Наши женщины тебя тоже полюбили…

Илья. И я их полюбил…

Жанна. Да? Нина тебе должна быть ближе! Вы так с ней в дороге стихи читали в унисон, что мы с Таней притихли. Нина тебе нравится?

Илья. Мне все вы нравитесь…

Жанна. На будущее тебе совет, юноша: никогда такого женщине не говори… За такой ответ нормальная женщина тебя очень сильно обидеть может.

Илья. Хорошо. Мне не нравятся все, кроме вас…

Жанна. Этот ответ лучше… звучит…

Илья. Вы мне обещали свой сон рассказать…

Жанна. Мне в дороге ужасный сон приснился. Мне снилось… автобус наш сломался и потом…

Илья. Что, простите, потом?

Жанна. Я думаю, к чему такой сон… Я теперь от этого сна с ума схожу. Какое-то предчувствие мучает! Что-то случиться со мной должно…

Илья. Не знаю… я его не видел… ваш сон.

Жанна. А постоянная девочка… девушка… у тебя есть? Она тебя, наверно, ждет там одна… Смычок обдирает от горя…

Илья. Я не знаю… я с ней попрощаться не успел… Отец позвонил матери, предложил у вас поработать. У меня в училище каникулы как раз…

Жанна. Мы все с тобой заочно знакомы. Ефим Львович нам часто про тебя рассказывает. Ты у него как свет в окошке.

Илья. Правда?

Жанна. Он говорит нам — вы его услышите и вам стыдно станет!

Илья. Почему стыдно?

Жанна. Потому, что ты гений… Тебе что, деньги… понадобились, гений? Почему ты с нами поехал?

Илья. Я отца своего практически не видел… Потом, мне нужно много денег…

Жанна. Много? Ты думаешь с нами у тебя их больше станет?

Илья. Соберу. Я хочу поехать… поступать в консерваторию. У мамы денег нет… Я у отца попросил… Он мне честно сказал — у меня ничего нет… хочешь учиться — иди работать…

Жанна. Отец тебе не соврал… Мы уже семь месяцев денег не получали. Совсем…

Илья. А я ему верю…

Жанна. Первая половина сна уже сбылась — автобус сломался…

Илья. Да… автобус сломался… А что во второй половине сна было?

Жанна. Тебе сколько лет?

Илья. Восемнадцать… девятнадцать скоро…

Жанна. Маленький ты еще, это во-первых. Слушай, ты что, сам всего не понимаешь?

Илья. А что я должен понять?

Жанна. Ты ко мне, пожалуйста, не лезь. Ладно? Прошу тебя! Иди!

Илья. Куда?

Жанна. Куда-нибудь…

Илья. Куда?

Жанна. Ну что ты, совсем дурак? К ним иди…

Илья. Ну хорошо…

Жанна уходит. Илья, постояв в одиночестве, направляется за ней. На склоне карьера появляются Нина Реут, Таня Болтова и Валентина Мусатова.

Нина. Господи, куда мы попали?! Какая-то братская могила вокруг!

Таня. В нехорошее место нас занесло: ни одной машины за целый день не проехало…

Нина. Если нас отсюда к ночи не заберут, к утру нас здесь всех закопают…

Мусатова. Не каркай — накаркаешь беду…

Таня. Мы уже в беде…

Мусатова. Ну какая беда? Разве это беда…

Таня. Для меня беда! А для вас нет?

Мусатова. Для меня — нет!

Таня. Вся эта дурацкая поездка — сплошная беда. Вспомни, что я говорила тебе, Нина, — никому это не нужно… никому… Куда мы едем? Кто нас ждет? Ты думаешь, мы кому-то нужны?

Нина. Я сама в плохом предчувствии…

Таня. Когда он у меня… вчера попросил деньги на бензин, мне надо было у него спросить — Ефим, куда мы едем? Это что — авантюра? Ты понимаешь? Но он мог подумать, что ему мщу… Я молча дала ему деньги…

Нина. Ты все правильно сделала…

Таня. Но сегодня я ему этот вопрос задам! Ты понимаешь, что дело не в деньгах. Ну не куплю я себе лишнюю тряпку… Но вот ты представь, а если бы у меня денег не оказалось?

Нина. Это я легко представить могу…

Таня. Нина, ты очень добрый по натуре человек… очень… Ты святая… Но о себе тебе тоже пора подумать! Мне мама говорила — у женщины морщины появляются не от возраста. Ты у меня видишь морщины?

Нина. У тебя не вижу…

Таня. Мне это очень мешает в жизни… Чем больше у тебя морщин на лице, тем людям с тобой спокойнее… Я, может быть, из-за этого в Париж не попала…

Нина. А с кем ты хотела в Париж поехать… я немного запуталась… Тот, который приезжал за тобой на красной машине? С бородкой?

Таня. Он без бороды, а приезжал за мной его шофер… с бородкой…

Нина. Шофер? Я думала… какой бурный у них роман — мужчина все время спит за рулем…

Таня. Ну что ты… Это шофер… Хотя тот тоже любил поспать…

Нина. Того я уже не узнаю…

Таня. Не узнаешь… Все было очень хорошо, до посольства. Я прилетела с ним в Москву. Нас встретили какие-то дружелюбные парни на иномарке… Все очень благородно… Только они все время плевали в окно… Видимо, не хотели плевать в машине. То один кнопочку нажмет — окно опустит — плюнет, потом другой… Вечером пошли с ним в ночной клуб, поужинали… очень красиво… очень интенсивно… красиво с ним переночевали… Ты понимаешь — у меня все дрожало внутри — он везет меня в Париж… Утром встали поздно, я голову помыла… не успела просушить… понимаешь… и с мокрыми волосами я как дура помчалась к французам в посольство… Он первый пошел к консулу на беседу. Вышел довольный — визу дали… И пошла я. Сидит за столом сухая, старая крыса, вся в морщинах… смотрит в мои бумаги и на мое лицо не смотрит. Что у вас есть, она меня спрашивает? Я как дура стою… улыбаюсь… Показываю ровные зубы. Есть все, что нужно женщине, чтобы сделать мужчину счастливым. Она листает мои бумаги. Мужа у вас нет. Ребенка у вас нет, она мне говорит… Я ее еще не понимаю — улыбаюсь. Кто знает, может, еще будут и муж и ребенок… А собственность какая-нибудь у вас есть? Она меня спрашивает…

Нина. Собственность?

Таня. Собственность… Мы так воспитаны были, говорю — собственность считали мещанством… У нас всего несколько лет свобода и демократия… Что у вас есть? — она меня пытает… Ну как же! Есть мои мысли… мои чувства… И вообще мой любимый художник импрессионист Клод Моне! Я вот только взгляну на его подлинники и назад… Она мне кивает и указывает на бумаги — у вас, на вашей родине, ничего нет. Вы можете не вернуться сюда! Докажите, что вы вернетесь. Тут у вас ничего нет! Ничего! Я сижу перед ней с мокрой головой… и мне ей сказать нечего — у меня действительно ничего нет…

Нина. Если они меня спросят про собственность — я кроме книг ничего не смогу привести в доказательство. У меня только книги и больше ничего нет!

Таня. Да, моя дорогая. Поэтому ты и путешествуешь по родной стране… И им неинтересно будет слушать про то, как ты рвалась в Москву на баррикады… Ты понимаешь, почему я должна была куда-то выехать. Я поехала… с другим человеком. Пока у него хватило денег только на Индию…

Мусатова. Беда у нее… Только на Индию у него… беда.

Таня. Вы знаете, кого в Индии сжигают в первую очередь на празднике плодородия? Изображение женщин с недовольным лицом. Я смотрела специально на лица этих индиек. У них нет морщин! Они всем довольны, хотя там бедность пострашнее нашей. Она себя не жалеет, жалеет только его. В этом мы очень похожи… но наши мужчины очень быстро садятся на шею…

Нина. Все равно мне Ефима жалко. Очень жалко… Он одинокий…

Таня. Мы его жалеем больше, чем он нас! Он не такой одинокий, как тебе кажется…

Нина. Ефим страшно одинок…

Таня. Есть взрослый сын…

Нина. Он одинок… одинок…

Таня. С ней… Это я, дура, готова была его слушать раскрыв рот. Но тогда мне было не так много лет, как сейчас…

Нина. Ну, тебе и сейчас не так уж и много…

Таня. С таким мужчиной год за два идет… Но с ним было тогда безумно интересно! С ним невозможно было смотреть по сторонам. Кто плюет в окна или нет, я не замечала. Ничего не существовало, кроме него… Но этого давно уже нет…

Нина. Русская женщина умеет жить воспоминаниями.

Таня. Это очень удобно для мужчин… Мы ему ничего не должны. Я Жанну очень хорошо понимаю… Я ее спросила — Жанна, поговори с ним — если он у меня просит деньги на бензин — на что нам надеяться…

Нина. Ей не надо было этого говорить!

Таня. Пусть он нам всем честно скажет! И давайте разбежимся!

Мусатова. В беде она… Да ты беды настоящей не видела… Ну что ты видела? Где же ты ее видела, настоящую беду-то? В Париж тебя не пустили, так ты в Индии оказалась…

Таня. Что мне прикажете в холерные бараки с любовниками ездить?

Мусатова. Жаль, что они тебя там не сожгли в Индии!

Таня. Вот вам я туда не советую ехать…

Мусатова. Да ты беды-то настоящей не видела никогда!

Таня. Что вам еще нужно, что бы вы себя пожалели? Упасть туда головой вниз и вторую ногу сломать?

Мусатова. Да ты сломанных ног-то не видела…

Таня. Ну и что мне теперь делать? Добрести к утру до дороги, доехать до ближайшей больницы — изучать переломы?

Мусатова. Что с тобой говорить? Была бы ты человеком… может быть, я бы с тобой и поговорила… Себя она пожалела…

Нина. Таня ведь и вас жалеет… Вам ведь тоже там было холодно…

Мусатова. Не надо меня жалеть! Мне хорошо было там на свежем воздухе!

Таня. Я молодая женщина! Понимаете, я женщина, а не чучело… Я не могу целый день стоять в открытом поле, на таком ветру… из-за чьей-то беспомощности!

Мусатова. А я могу… Я пойду, встану и буду стоять под дождем! Одна на ветру!

Нина. Мы там и замерзли!

Мусатова (Нине). А я тебе говорила — не стой на месте, прыгай…

Нина. Я не могу больше прыгать!

Таня. Это каприз, Нина! Марш в поле — прыгать!

Нина. Сколько мы можем его ждать?!

Таня. Бросил нас посреди этой замороженной земли, уже целый день ни от кого нет помощи!

Нина. А если за нами никто не приедет?

Мусатова (Нине). Смотри, как наш мужик там прыгает. Вон Васька какие зигзаги кружит вокруг автобуса! Иди за ним побегай!

Нина. Если бы за мной кто-нибудь побежал! Таня, ты не хочешь за мной побегать?

Таня. Не хочу… Не желаю!

Нина. Не желаешь?

Таня. Нет.

Нина. Хочешь, я за тобой побегу?

Таня. Догонишь ты меня, и что за этим последует?

Нина. Валентина Ивановна… неужели вам действительно не холодно?

Мусатова. Мне мороз не страшен. Я его не чувствую… У меня уже все что можно отморожено этой жизнью… Мне за себя не страшно. Это вы с собой, куклы, столько кремов возите, что даже автобус не выдержал, сломался!

Нина. Валентина Ивановна, вы легко одеты… Вы не боитесь?

Мусатова. Я ничего не боюсь! Мне что холод, что жара — все равно. Дышать мне нечем: легких у меня нет… печень у меня отсутствует с одна тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года… Профессор Магицкий, пусть земля ему будет пухом! про меня своим студентам говорил: эта женщина отвергает законы природы… потому что, когда он мне вырезал пищевод…

Таня. За что ты, Господи, меня покарал?! Вот я тут стою, околеваю на краю света и слушаю про ее пищевод! Что я такого сделала?

Мусатова. Слушай не слушай — все равно помрете!

Таня. Господи! Боже! За что мне такая кара? Сколько раз мне еще придется про него слышать… Больше нет сил!

Мусатова. У меня тут спросили, а что же это ваша красавица Таня все время в церковь заходит со своими кавалерами! Ты же теперь сильно верующая — должна знать! Какой же тут Бог? Он в таких подземельях не живет! Тут тебя только Дьявол услышит в этих катакомбах… Сейчас вот услышит и к себе заберет!

Таня. Боже, прости меня! Я не злая…

Мусатова. А в церковь ты их водишь, своих кавалеров, потому, что у каждого твоего жениха есть семья и дети… Ты сначала Богу свечку ставишь, а потом они тебе… задувают… свечу!

Таня. Господи! Когда ты ее к себе заберешь?

Мусатова. Да вы раньше меня помрете! Утром закопают вас здесь в братской могиле!

Нина. Если нас здесь закопают… это будет не братская… Я не знаю, как надо сказать правильно…

Мусатова. Что?

Нина. Когда женщин закапывают, как говорят?

Мусатова. Могила она… для всех — братская.

Нина. Братская, наверно, положена мужчинам… А нам какая?

Мусатова. Всем — братская!

Таня. Ну какая нам братская! Мы с вами друг другу братья, что ли?

Нина. Мы — сестры…

Мусатова. При чем здесь «сестры»? Не говорят ведь: «сестры по классу», говорят: «братья по классу», имеют в виду и женщин тоже… Говорят: «братья по разуму»…

Таня. А у сестер, что ли, разума нет?

Нина. Действительно, странно, а почему это нет сестер, а есть только «братья по разуму»?

Таня. «Сестра по несчастью» есть…

Нина. Вася! Остановись! Васенька…

Появляется разгоряченный Шафоростов.

Мы тут поспорили… Рассуди нас…

Шафоростов. А что мне будет за правильный ответ?

Нина. Что я могу обещать, кроме поцелуя?

Шафоростов. А еще что?

Нина. Негодяй! Васенька, скажи, если у мужчин бывает одна на всех братская могила, то что в идентичном случае будет у нас, у женщин?

Шафоростов. В идентичном? А к чему это вы?

Нина. Возникла филологическая дискуссия…

Шафоростов. Смотря каких женщин!

Таня. Как всегда, я не поняла тебя, Шафоростов.

Мусатова. Ну что тут непонятного?! Если бабок, вроде меня, закопают — напишут: «бабки»! Если молодых девок — «девки». Так, что ли?

Шафоростов. Можете написать: «сестренки лежат».

Нина. Сестренки?

Шафоростов. Следопыты придут, прочтут: «сестренки» — и к горлу комок…

Таня. «Сестренки» — это нормально…

Нина. Ты знаешь, мне тоже понравилось…

Мусатова. Пока вы тут умираете… Жанна наша время зря не теряет… Ой, ну прямо как мама с сыном возвращаются с прогулки. А рожа-то у нее, бесстыжая, так и горит, а-а!

Все молча смотрят.

Нет! Я ей все скажу!

Таня. Ну что вы ей скажете? Что?!

Мусатова. Я найду что сказать!

Шафоростов. Мальчик, по-моему, — просто чудо! Кто бы мог подумать, что у такого отца, чудовища, окажется такой сынок…

Мусатова. Так потому и такой, что отец его второй раз в жизни видит…

Нина. Валентина Ивановна, вы можете при этом мальчике хотя бы не ругаться… У него эта шапочка вязаная всю дорогу на волосах стояла от вашего крика!

Мусатова. А вы меня не доводите! Не доводите меня…

Появляются Жанна и Илья. Молчание.

Жанна. Дороги нигде не видно… там до самого горизонта — земля…

Таня. А что там, за горизонтом?

Нина. Там теплые страны… жаркие струи. Душная нега и белый песок!

Таня. Илюшенька, вы в следующий раз меня с собой возьмите, когда к горизонту пойдете, ладно?

Мусатова (неожиданно громко). Руки прочь от Вьетнама!

Жанна. Вы про что это?

Таня. Мы путешествуем с душевнобольной!

Нина. Я уже устала от ее агрессии!

Жанна. Вы про что это, Валентина Ивановна?

Мусатова. Я про империалистов! У них нет жалости ни к старикам, ни к детям!

Таня. Илья, Валентина Ивановна многие годы была парторгом у нас… Она часто тоскует по прошлому, по этому жаргону…

Нина. Илья! Вы сказали, что я похожа на женщину Серебряного века! Правда? Жанна, повтори, что он тебе сказал!

Жанна. Он сказал, что тебя выдумал Врубель!

Нина. Боже мой, кто научил его так говорить! Я люблю этого мальчика.

Мусатова. Самый страшный порок империализма, Илюша, захватнические войны, насилование малых незащищенных народов…

Шафоростов. Действительно, было когда-то такое слово: империализм…

Нина. Никто здесь, кроме этого красивого юноши, не знает, что был когда-то Серебряный век русского искусства. А как вы думаете, друзья, назовут наш век? Осталось всего несколько лет… до конца столетия…

Мусатова. Наш будет из говна…

Шафоростов. Тетенька! Я вас умоляю…

Мусатова. Ты на себя посмотри со стороны. Тетеньку он нашел!

Шафоростов. Пожалуйста… я могу вас дяденькой назвать, пожалуйста!

Мусатова. У меня имя есть и фамилия! Не надо на меня клички вешать!

Нина. Я уже ко всему привыкла. Илья, не привыкайте к пошлости…

Мусатова. Вот именно!

Таня. А ну-ка тихо!

Жанна. Ты тоже слышишь?

Таня. Тихо!

Нина. Неужели это к нам?

Шафоростов (поднялся на склон). Танки идут! Танки!

Нина. Господи, неужели это за нами? Почему танки?

Таня. Всем тихо!

И вдруг, молча сорвавшись с места, все побежали навстречу приближавшемуся звуку двигателя.

Остались только Жанна и Илья.

Жанна. Слушай, я же просила тебя, ты не таскайся за мной. Ты что, сам всего не понимаешь?

Илья. А что я должен понять?

Жанна. Отец тебя не заругает?

Илья. Я своего отца не очень хорошо знаю…

Жанна. Если он тебя с такой тетей взрослой увидит, не заругает?

Илья. А при чем здесь мой отец?

Жанна. Я могу с тобой как с взрослым разговаривать?

Илья. Я взрослый…

Жанна. Ефим Львович… очень ревнивый человек… очень… Понимаешь меня?

Илья. Что я должен понять?

Жанна. Ну чего ты хочешь?

Илья (тихо). Я хотел бы узнать, что было во второй половине вашего сна…

Жанна. Лучше тебе этого не знать!

Звук двигателя все нарастает. Возникают приветственные крики. Наконец все опять появляются на гребне карьера. В центре — три новые фигуры: подполковник Хребет, гигант в распахнутой шинели, Голдин, в пальто и в шляпе, и шофер Иван с ведром.

Голдин. Жанна! Жанна! Позволь мне представить тебе товарища подполковника. Друзья, как я на него набрел! Иду по замерзшей пустыне и вдруг вижу — лежит человек на танке! Представьте себе такую мифологическую картину: прямо на броне… спит богатырь…

Хребет. Я в гарнизоне не ночевал… Заказ на горючее отвозил и предоплату. Пока с завскладом в шашки играли, не заметил, как перебрал немного…

Голдин. Жанна…

Жанна. Меня зовут Жанна! Жанна меня зовут!

Голдин. Мой сын Илья… Молодое, энергичное дарование. Ну вот, теперь здесь весь наш личный состав. Наш шофер Иван. Этого дебила вы уже имели счастье видеть! Жанна, что ты грустная такая? Ты замерзла?

Жанна. Все в порядке… Я не замерзла…

Голдин (тихо). Ну прости меня… Мы с подполковником кое-что родное для вас добыли. (Громко.) Всем закрыть глаза! Закрыть глаза!

Нина. Ефим, мы так устали вас ждать, что они могут назад не открыться…

Таня. Кормилец, не томи… Водка, что ли?

Иван. Самогон.

Голдин (после общего радостного вопля). Возьмите кружки… Разливайте, господин Шафоростов! (Ивану.) Ты иди занимайся тросом. Не пристраивайся.

Иван. А чего им заниматься — все равно порвется, я предупреждаю…

Голдин. Уйди отсюда!

Иван передает Шафоростову ведро.

Таня. Что же вы дамам другого-то не привезли, Ваня? Когда вас будет тошнить, сударыни, следите за направлением ветра, иначе вам все вернется на грудь.

Мусатова. Когда дамам сказали играть спектакли на выезде, то была одна здоровая печень на весь коллектив. А когда пить самогон из ведра — у нас актрисы про печень не вспоминают.

Таня. Что она про мою печень начала?

Хребет (смущен). Не бойтесь — самогон очень хороший…

Жанна. Я ничего не боюсь…

Мусатова (Илье). Ну а ты, что тут пристраиваешься?

Голдин. Сынок, потерпи до совершеннолетия…

Илья. Мне уже есть восемнадцать!

Мусатова. Поставь, тебе сказали… Не наливайте ему…

Нина (Хребту). Я поняла, кого вы мне напоминаете…

Хребет. Да это я в гарнизоне не ночевал. Вы не обращайте внимания. Вы пейте… самогон хороший… тимохинский, из сахарной свеклы… Пожалуйста… и сало тут — закусить!

Нина. Господин подполковник, знаете, кого вы мне напоминаете?

Таня. Нина, не приставай к человеку! Скажите, есть тут какой-нибудь город поблизости?

Хребет. Город далеко… Вас сейчас на объект оформляют…

Нина. Объект? Какой объект?

Голдин. Мы стоим на каком-то стратегическом железе! Никто из военных не понимает, как мы сюда попали. Все дороги перекрыты и охраняются… Только наш Ваня, этот идиот, мог нас сюда завезти. (Хребту.) Вы знаете, он имеет навязчивое стремление идти своим путем, как всякий дебил, он прокладывает новые пути. Все время меня убеждает дать косяка!

Иван. Ну и все равно короче получилось! Мы ровно полпути сэкономили!

Голдин. Да мы же целый день здесь простояли! Ты мне людей всех заморозил! Молчи! Уйди отсюда! Но вы попробуйте только наложить вето на его маршрут — он становится багровым от напряжения, начинает бубнить про какие-то прошлогодние дырки в шинах. Поэтому, когда мы едем по ровной дороге, автобус ни с того ни с сего начинает кувыркаться, потом мы падаем в овраги…

Иван. Ну когда это вы в овраг падали?

Голдин. Молчи. (Актерам.) Вы знаете, куда он нас завез? Это место называется «Северная Аномалия».

Нина. Аномалия?

Таня. Какая аномалия?

Голдин. Аномалия! Столица — город Железный…

Шафоростов. Это же надо так назвать город! Господи! Как можно жить в городе Железный!

Нина. Аномалия! Объект! Как интересно! Скажите мне, ради Бога, где мы? В какой объект нас оформляют?

Мусатова. Не перебивайте! Дайте же сказать человеку…

Шафоростов. Господин полковник, мы слушаем! Вы нам очень интересно говорили о игре в шахматы…

Хребет. В шашки. У нас тут традиция такая… У майора… нашего завскладом, на доске вместо шашек стопки стоят. Раньше, что ему туда налить — большого ума не надо было… Раньше нальешь ему в одни — водки, в другие — какой-нибудь красноты — он был доволен. А теперь нет! Капитализм, говорит… В белые — только джин требует. Я белыми играл… В них, значит, джин был. А в черные ему тимохинские вертолетчики привезли ром кофейный, значит, колумбийский… Я сгоряча-то прошел в дамки, хватанул сразу три черных стопаря. Назад ехал, чувствую — надо из кабины вылезать, глотнуть воздуха… Вот я думаю теперь: если колумбийцы такое пьют, сколько их всего на земле осталось?

Нина. Я никогда об этом не задумывалась. Таня, ты не пробовала задуматься, сколько сейчас на свете живет колумбийцев?

Таня. Где мы — и где Колумбия! Мы с тобой живого колумбийца уже не встретим…

Голдин. Вам нужны именно колумбийцы? Я вам достану живого колумбийца… Или можно маринованного?

Таня. Мне живого! От маринованных у меня изжога!

Голдин. Именно колумбийца? Или можно индийца?

Таня. Колумбийца! И не надо на меня кричать!

Голдин. Танечка, я принял заявку про колумбийцев!

Таня. Я сама о себе позабочусь!

Нина. Ефим, женщина так устроена, она постоянно хочет кого-то встретить! (Хребту.) Господин полковник, мы с одной моей подругой со школьной скамьи были совершенно безумно влюблены в Сакко и Ванцетти. Она в Ванцетти, а я в Сакко… Потом подруга стала остывать к Ванцетти. А у меня к Сакко не проходило. И однажды… на концерте в Голодной степи мне все-таки встретился человек по фамилии Сакко! (Пауза.) С тех пор я думаю о Ванцетти…

Голдин. Товарищ подполковник, только не пытайтесь постичь ход женской мысли. В основном она движется по кругу или из тупика в тупик.

Нина. Товарищ подполковник, как нам к вам обращаться? Товарищ или господин?

Шафоростов. Конечно, господин!

Мусатова. А мне нравится «товарищ»!

Хребет. Меня можно по имени: Александр… Саша… Фамилия у меня редкая: Хребет… Многие думают, что кличка…

Нина. Я пью за вас, милый Хребет!

Шафоростов. Я тоже!

Голдин. Вы знаете, товарищ подполковник, когда я добрался до КПП, мне дежурный офицер говорит: иди к Хребту. Я думаю, Боже мой, куда?! Спрашиваю дежурного, к какому еще хребту — кругом равнина…

Мусатова. У тебя хорошая фамилия, подполковник! Не слушай никого. Мне она нравится… Мне так же нравятся фамилии: Суворов, Кутузов, Жуков! А вот фамилия Врубель мне не нравится!

Таня. Я не поняла про Врубеля! Разве он еврей? Врубель? Он же белорус!

Шафоростов. Валентина Ивановна! Я вас умоляю! Прежде всего он — художник!

Таня. Товарищ Мусатова, вы разве после первого стакана начинаете агитацию? Тогда скажите полковнику, что вы фашистка. Иначе он не поймет, куда вы клоните…

Мусатова. Видишь, сынок, я для них — фашистка. Это я-то! Мне еще Климент Ворошилов…

Нина. Илюшенька, не обижайся на нее…

Илья. Я не обижаюсь…

Таня. А чего ему обижаться, у него мама-то русская.

Мусатова (Тане). Еще раз про меня так скажешь — я про тебя все скажу! Ты поняла меня?

Нина. Таня, прошу тебя, не отвечай ей!

Мусатова. Это вот она фашистка! (Тане.) Что они тебе сделали такого плохого, негры? Устроила в автобусе трибунал над неграми!

Шафоростов. Девоньки, не слушайте эту коммунистку…

Нина. Я коммунистов и раньше не слушала…

Голдин. Товарищ полковник, в нашем коллективе представлен весь политический спектр… Кипят страсти! Валентина Ивановна — активист коммунистического движения со времен Интернационала. Госпожа Болтова у нас прямая наследница Фаины Каплан…

Таня. Я никогда бы не смогла выстрелить в мужчину, как это сделала она! В мужчину!

Голдин. Остальные у нас осуждают Фаню, за то что она плохо подготовилась, мало бывала в тире…

Нина. Если говорить серьезно, Ефим… Фаина мне ближе Нади, которая на нее закрывала глаза… Фаина не простила ему измены… Она доказала, что такое страсть женщины!

Шафоростов. Господа! Меня тошнит… тошнит от политики! Да, мы живем в свободной стране, но уже тошнит от этой политики. Мы ведь по-прежнему живем в великой России — стране великого искусства… Врубель — гений! Просто русский гений! Есть грубые дикари, распухшие от свинины, и есть изящные люди, которые клюют изюм по утрам, а вечером пьют холодный «Мартини» с лимонной долькой, — и все это наша полоумная страна! Господи, как будто это непонятно… Одним нужен маршал Жуков, другим — пианист Рубинштейн…

Голдин. Там, на этом объекте, мне показалось, живут не самые… изящные люди. Мужчины, господин Шафоростов, там не ходят в кашемире и не играют по утрам на арфе…

Шафоростов. Полковник, это камешек в мой огород! Я вне политики, но я безумно люблю кашемир… Кашемир — моя страсть! Ефим, мир изменился… Он стал сложнее. На свете не так много цветов, но бесконечное количество оттенков. И при чем здесь кашемир? Шарф — старинная одежда мужчины… И кто это из нас играет по утрам на арфе? Причем здесь арфа?

Илья. Я по утрам играю на скрипке…

Таня. Хребет, может быть, мужчины там у вас играют на арфах по вечерам?

Голдин. Ни по утрам, ни по вечерам, ни на арфах, ни на скрипках они, я думаю, не играют…

Нина. Когда я на вас смотрю, господин полковник, на память мне приходит французский поэт Бодлер. Если у вас найдется время, я вам почитаю его стихи.

Таня. Не соглашайся, полковник…

Нина. Господин полковник, как называется этот крепкий напиток, который я пила?

Хребет. Я подполковник…

Нина. Как вы сказали, он называется «тимохинский»? Налейте мне еще «тимохинского»!

Голдин. Хватит пить! Товарищ Хребет обещал — после спектакля нас угостят ужином… там свое допьете. Военные хотят от нас получить искусство. За это мы получим ремонт, ночлег… и кто знает, может быть, нам даже заплатят…

Хребет. Там уже ждут артистов… Весь личный состав, можно сказать, на взводе!

Нина. Ты слышала, Таня… впереди работа…

Таня. Какая может работа сегодня?

Нина. Ты слышала, Жанна?

Таня. Ефим… какая еще может быть сегодня работа? Я отработала. Нина, налить тебе?

Нина. Подожди, Таня! Если нам действительно придется работать…

Таня. Ну есть здесь хоть один мужчина? Девушке выпить не с кем. (Илье.) Илюшенька, пусть они работают, а мы с тобой будем пить! Налить, юноша?

Илья. Налить!

Шафоростов. Илюшенька, по-моему, уже пьяный!

Илья. Наливайте…

Мусатова. Не надо ему больше пить эту гадость!

Таня. Не слушай никого! Врубель пил! И мы будем пить!

Шафоростов. Татьяна, прекрати!

Нина. Что с тобой сегодня?

Шафоростов. У нее какие-то странные аномалии стали проявляться! Я ее никогда не видел такой! Что с тобой?

Таня. Ничего!

Нина. Вы знаете, я тоже действительно что-то необычное чувствую. А ты, Жанна?

Жанна. Что?

Нина. С тобой ничего не происходит… аномального?

Жанна. Происходит…

Голдин. Может, вы мне расскажете — что именно?

Нина. Во мне тоже какой-то необыкновенный прилив энергии. Что-то есть в этой земле! Что-то нас пронзает! Это Аномалия!

Илья (неожиданно). Вы слушайте меня, Таня! Наливайте!

Шафоростов. Илюшенька, у нас не Дания — никто не скажет: запей, Гертруда…

Илья. Наливайте…

Таня. Илюша… скажи тогда тост, а то все пьют молча, как в тамбуре…

Илья. Как это, как в тамбуре?

Таня. В тамбуре рука трясется. Пьют побыстрее, главное не пролить!

Илья (Жанне). Жанна… вы мне обещали свой сон рассказать…

Таня. Илюшенька, мы слушаем. Скажи тост о нас, женщинах!

Мусатова. Да вы что делаете, ироды?! Оставьте вы парня-то в покое…

Илья (пьян). Я хотел бы выпить за… одну из вас… За ту, которая видит прекрасные сны… И я хотел бы, чтобы ее сон сбылся! Особенно вторая половина сна!

Выпивает залпом, задыхается, слезы текут по его щекам. Жанна молча направилась вверх по склону.

Артисты смотрят на Голдина.

(Задыхаясь.) Особенно вторая…

Мусатова. Закусить ему что-нибудь дайте! Хочешь сало, хлеб, бутерброд…

Илья. Я хотел бы продолжить тост… Налейте мне еще!

Голдин (Илье). Тебя не стошнит, Ромео?

Илья. Ромео никогда не тошнило — он пил благородные вина!

Голдин. Ромео постоянно тошнило, а эта дурочка Джульетта писала с балкона на своих кавалеров…

Нина. Ужас!

Шафоростов. Ефим, я тебя умоляю!

Голдин. Артисты! Идите в автобус за вещами!

Таня. Ефим, за что вы ругаете сына? Юноша хочет признаться нам в любви!

Илья. Я говорил это женщине по имени Жанна! Где Жанна?

Мусатова. Ушла Жанна…

Нина. Нет… это виновата Аномалия. Был такой хороший мальчик. А теперь смотрите, его шатает…

Илья. Я хотел бы продолжить тост… Куда вы уходите? Жанна! Подождите…

Жанна не останавливается. Молчание.

Нина. По-моему, какая-то античная трагедия начинается…

Таня. Что ты бредишь про античную трагедию?

Нина. Я хотела сказать, что здесь что-то такое трагическое висит в воздухе. Что в этой земле добывали?

Мусатова (громко). Сказали же вам — идти за вещами…

Голдин. Артисты, идите в автобус за вещами!

Шафоростов (с обидой). Ефим, у меня кашемировое кашнэ, но я по утрам не играю на арфе. Я этого инструмента в руках не держал.

Таня. Давайте по последней капле… Я только начала оттаивать!

Мусатова. Команда была: всем идти в автобус!

Нина. А я хотела бы взглянуть на танк! Можно? Я никогда не сидела внутри танка…

Шафоростов. Я тоже… Хребет, возьмете меня к себе в танк? Можно?

Хребет. Можно…

Мусатова (издалека громко). Пойдем… Илюша… Илюша…

Голдин (подходит к сыну). Разве можно быть таким пьяным от ста граммов самогона, Ромео вонючий?

Илья. От Ромео не пахло! Ты плохо знаешь Шекспира…

Голдин. Пахло! А иногда и воняло!

Илья. Нет… не пахло…

Голдин. Да, сынок, поверь мне на слово, твой отец прожил на свете пятьдесят лет!

Илья. Я тебя не видел никогда — какой ты мне отец!

Голдин. Это ты разбирайся со своей матерью! Кто у тебя отец! Может быть, у нее есть другие кандидатуры? Пожалуйста, я не буду возражать! А к Жанне ты не приближайся! Иначе я тебе голову оторву! (Направляется за остальными вверх по склону карьера.)

Илья (один). Где Жанна?

Мусатова (вернулась). Ушла уже твоя Жанна… Пойдем! (Уводит Илью.)

Появляются Голдин и Жанна.

Голдин (Жанне). Подожди!

Жанна. Пусти…

Голдин. Что происходит? Я жду объяснений!

Жанна. В чем дело?

Голдин. В чем дело? Это я тебя должен спросить — в чем дело!

Жанна. Какие у вас ко мне вопросы?

Голдин. У вас? Давно мы на «вы»? Мы что, на «вы»? Я спрашиваю — мы на «вы»?

Жанна. Мы на «вы»! Какие у вас ко мне вопросы?

Голдин. Ты не забыла, что я — его отец!

Жанна (внятно). Нет, не забыла… Это ты забыл предупредить своего сына, что я твоя любовница! Бывшая! Все! Я вам заявляю — сегодня я играю последний спектакль…

Голдин. Ждешь — я опять начну тебя уговаривать?

Жанна. От вас я уже ничего не жду!

Голдин. Ну что же… Очень хорошо… Это твой последний спектакль?

Жанна. Я не хочу играть! Я не понимаю — зачем!

Голдин. Я не буду… не буду тебя уговаривать… Я больше никого не буду уговаривать. Давайте разбежимся! Живите без меня! Делайте что хотите! Уйдите все… из моего театра!

Жанна. Какого театра? О каком театре ты говоришь? Где он теперь, театр? Ты все время говоришь о каком-то театре! Когда-то он был! Теперь его нет!

Голдин. Найди себе какого-нибудь торгаша. Тебе захотелось вот так же пошло одеться, как твоя новая подруга Таня! Тебе захотелось съездить в Париж с каким-нибудь ее бандитом? Поезжай!

Жанна. Я бы хотела съездить в Париж со своим мужчиной. С мужчиной, который не просит денег у своих бывших любовниц! Я тоже женщина… и моему терпению пришел конец!

Голдин. Ах, ты оказывается женщина! Ты нашла момент, чтобы вспомнить, что ты женщина! Узнаю-узнаю эти тексты! Что она тебе предложила? Пробраться в Испанию и выступать там в дешевых кабаках… Попробуй-попробуй… тебя примут…

Жанна. Это лучше, чем делать вид, что занимаешься высоким искусством и ездить по пустым Домам культуры… Попробую. Я все попробую!

Голдин. Короче! Подведем итоги! История с сыном! Ты выбрала такой способ со мной расстаться? Я правильно тебя понял?

Жанна. Правильно!

Голдин. Остальное не важно! Ты свободна! Гори синим пламенем!

Жанна. Уже горю!

Голдин уходит. Через некоторое время к плачущей Жанне подходит Хребет.

Хребет. Вы не заблудились?

Жанна. Заблудилась…

Хребет (смущен). Ну… тогда, может, провести вас… показать где остальные.

Жанна. Спасибо…

Жанна и Хребет уходят.

Кажется, что бесконечное бетонное помещение гудит на тысячи голосов. Слышны окрики командиров. Над бархатной ширмой — декорации, изображающие лес. На ящиках разложены куклы. Илья спит между ящиками. За ширму пятится полковник Коровин.

Коровин (кричит). Назад! Назад! Я кому сказал! А ну-ка встать! Последний ряд, два шага назад! Назад! Зуев… ты слышишь!

Зуев (заглянул). Я здесь, товарищ полковник!

Коровин. Так… капитан, иди сюда… встань туда!

Зуев (уходя). Есть… слушаюсь… товарищ полковник…

Входит Хребет.

Коровин. Ты хоть спросил у артистов, про что спектакль?

Хребет. Нет. Мне сказали: театр… Про куклы разговора не было.

Коровин (берет куклу). Это что, козел? Спектакль про козла?

Хребет. Бороды нет… Вроде больше похож на козленка.

Коровин. Вырастет — козлом станет. Да ты что?! Я ж там весь гарнизон взбаламутил — живых артистов им обещал… А на что тут мужикам смотреть?! На кукол? Нас с тобой не поймут! (Кричит.) Зуев! Ты слышишь, Зуев?

Зуев. Здесь я!

Коровин. Чтобы ближе тебя рядов не было, чтоб больше рядов не было. Кому не хватит — пусть стоят… Передай там: если кто сюда за перегородку будет заглядывать — отправлю вон! Капитан… встань с другой стороны!

Зуев. Есть!

Коровин (Хребту). Генерал с Медведевым подъехал… Пойдем!

Хребет. Иди…

Коровин. Идем. Встретим дружка твоего?

Хребет. Обойдется.

Коровин. Ладно. Идем по порядку. На очереди у нас встречи с прекрасным. Ладно, Сашок… козел так козел…

Хребет. Ну у них… и люди есть…

Коровин. Надеюсь. (Кричит.) Зуев! Никого не подпускать! Вы что, черти, людей не видели!

Первой за ширмой появилась Нина Реут.

Нина. Таких, как мы, они не видели!

Коровин. Что?

Нина. Может быть, таких, как мы, они не видели?

Коровин. Конечно… Я это имею в виду… У нас тут два года даже кинофильмов не было, а тут… живые артистки. Вы артистка?

Нина. Меня зовут Нина Реут! То ли ваш суровый климат, то ли ваш этот напиток «тимохинский»… но больше я о себе ничего не помню. А вы про себя что-нибудь помните?

Коровин. Полковник Коровин…

Нина. Господин полковник, а что вы делаете здесь, за ширмой?

Коровин. Вас охраняю…

Нина. На нас хотят напасть!

Коровин. Все может быть!

Нина. Не отдавайте меня врагу без боя! Другу тоже не отдавайте!

Коровин (взволнован). Понял…

Нина. Я всегда прихожу сюда перед спектаклем заранее… чтобы себя настроить…

Коровин. Понял…

Нина уходит. Полковник и Хребет оцепенели. Входят Генерал, Медведев, Голдин и Иван.

Голдин. Помогите, товарищ генерал… помогите… Не знаю, что мне делать! Научите, где можно поменять карданный вал, будь он трижды проклят!

Иван. И мне бы на яму встать, товарищ генерал… На яму обязательно…

Генерал. Ям здесь много… Яму мы найдем… А карданный вал найти вам может только он. (Медведеву.) Поможешь артистам, Владимир Николаевич?

Медведев (Голдину). Вы из Москвы?

Голдин. Из бескрайнего русского Нечерноземья…

Медведев. Понятно… Куда путь держите?

Голдин. Едем в северную глубинку…

Генерал. А артистки как, ничего? Хребет! Доложи обстановку. Ты же их видел…

Голдин. Разрешите мне доложить, товарищ генерал! У нас играют куклы…

Генерал. Не понял. Кто в куклы играет?

Голдин. Я — артист, но работаю с куклой! Основной наш зритель — детские сады и школы, в основном, начальные классы…

Генерал. Подожди. Так ты артист?! А чего же я тебя не знаю?

Голдин. Я вас тоже раньше не знал! А теперь готов на колени упасть за спасение. Может быть, я вам тоже понравлюсь!

Генерал. Мужиков у меня здесь и без тебя хватает…

Голдин. Я заметил… когда мы ехали сюда, в этом вашем… объекте совершенно не видно женщин? Нигде… ни на улицах… ни в домах — нигде! Что с ними произошло такое? Это, согласитесь… какая-то аномалия…

Генерал. Были здесь и женщины. Но объект-то уже три года как закрывают. Офицеры семьи отправили. Понял ситуацию? Остались одни мужики. А мужики — они своего требуют. Владимир Николаевич, некоторые уже до точки дошли: едут гулять в Железный, а там тоже с женщинами не густо…

Коровин. На офицерские деньги сейчас не погуляешь.

Медведев. С артистами ты рассчитаешься, Хребет?

Хребет (с усмешкой). А ты уже зажилил?

Медведев. А пить вы тут собираетесь на чьи? Вон там сколько бойцов набежало…

Хребет. Я пью на свои…

Голдин. Мы довольны приемом. Искусству сейчас нужна поддержка. Вы не поверите, а кое-где кукловода и похоронить по-людски не могут. В Ельце одного бывшего кукольника положили в ящике из-под кукол.

Хребет (Голдину). Ладно, мы вас не обидим. (Ивану.) Сейчас сюда механика привезут… С ним оттянете автобус в мастерские…

Иван. А яма?

Голдин. Что ты впился в человека с этой ямой? Тебе что, кроме ямы, ничего больше не нужно?

Хребет. Есть там яма…

Медведев. Хребет… я ведь к тебе в гости приехал…

Хребет. Да? А я тебя не приглашал…

Медведев. А я, видишь, Сашок, — соскучился…

Напряженное молчание.

Генерал. Владимир Николаевич, пойдем, что ли, садиться?

Генерал, Медведев уходят.

Голдин (возбужден). Скажите мне, кто он, этот Медведев? Он генерала на белом «Ролс-Ройсе» привез?

Иван. Я таких машин в жизни не видел…

Хребет (с усмешкой). Медведев-то? Кормилец наш…

Коровин. Купил он рудник… Ты слышал, Хребет?

Хребет. Купил…

Голдин. А что за люди с ним? Целая толпа… в штатском…

Хребет. Бандиты его… Охрана… помощники… Кто их знает!

Голдин. Когда этот «Ролс-Ройс» и эти «Мерседесы» въехали на территорию, я подумал — это ваша аномалия действует: я в бреду, мне это все снится…

Хребет. Живем в ногу со временем…

Коровин. Ладно, Сашок… не надо артистам рассказывать о грустном. (Хребту.) Ты давай, не заводись раньше времени!

Хребет (Ивану). Пойдем… Как тебя зовут?

Иван (уходя). Иваном меня зовут, товарищ подполковник…

Хребет и Иван уходят.

Коровин (Голдину). Вы как, со званием, или как? Чтоб я вас как-то красиво представил!

Голдин. Я сам себя представлю! Дорогой полковник, садитесь в зал… Здесь, за ширмой, посторонним нельзя… здесь будут работать артисты!

Коровин. Понял. Скажите все-таки мне, что вы нам покажете, чтобы я мог людей настроить! Я свой контингент лучше знаю…

Голдин. Я сам их настрою… Садитесь в зал — и я вас настрою… Все будут настроены… не волнуйтесь…

Появляются Нина, Таня, Мусатова и Шафоростов.

Таня. Нет ли чего попить? Во рту такая сушь, джентльмены, после вашего самогона.

Коровин (взволнован). Попить? Женщинам, наверно… хотелось бы крюшон?

Нина. А вы бы не могли принести нам, пожалуйста, тархун?

Коровин. Тархун? (Громко.) Зуев! Быстро… иди сюда!

Нина. Ефим, что вы так смотрите на меня? Я крюшон не пью. И Васенька Шафоростов предпочитает тархун…

Голдин. Вы предпочитаете тархун?

Шафоростов. Да! Я предпочитаю тархун…

Таня (Голдину). Пить всем действительно хочется.

Мусатова. Кому всем? Я не знаю… мне не хочется!

Зуев (появляется). Слушаю, товарищ полковник!

Коровин. Пошли кого-нибудь, пусть найдут. Давай… ящичек тархуна сюда привези…

Зуев. А это что такое? С алкоголем это или нет?

Коровин. Ну чего я буду тебе сейчас лекцию про тархун читать? Запомни название — и все.

Зуев (уходя). Я сомневаюсь насчет тархуна.

Голдин. Товарищ полковник, когда вы займете место в зрительном зале, то мы сможем начать. Я повторяю: за этой ширмой мы работаем! Смотреть на наше искусство положено с той стороны. С той! Таковы условия игры…

Коровин. Понял… А что если я вот здесь сбоку тихо постою. Мне отсюда и спектакль виден, и я могу обеспечить дисциплину…

Иван нажал клавиш магнитофона, зазвучала музыка. Голдин снял пальто и оказался во фраке.

Иван помогает ему закрепить галстук.

Голдин (артистам). Вы готовы? Дай погромче музыку… На полную громкость! Их там тысяч пять, не меньше… мужиков… Полковник! Мы начинаем…

Коровин (встрепенулся). Так! Тихо! (Кричит). А ну-ка всем тихо! (Громко.) Если кто сюда заглянет — бью прямо по мордам!

Голдин. Зачем же вы так их настраиваете! Полковник, они теперь зрители! Не рядовые, не сержанты… не капитаны… сейчас они — люди. А вы — по мордам! Там теперь у них не морды, а лица. (Артистам.) Вы готовы?

Мусатова. Мы-то готовы…

Голдин быстро уходит и возвращается с Жанной. Вслед за ними появляется и Илья.

Жанна. Если вы опять поместили актрис в одну гримерную вместе с мужчинами… я играть не буду…

Голдин. Кто это мужчина? (Указывает на Илью.) Этот глист — мужчина?

Таня. Мы начнем. Но вы откройте нам занавес сначала!

Голдин. Дайте занавес. (Илье.) Занавес давай, Ромео вшивый!

Илья (с трудом). Ромео не мог быть вшивым — он был из аристократической семьи!

Голдин. Он был вшивым, а его Джульетта ходила под себя!

Жанна (громко). Хватит!

Нина. Господи! Какой он ужасный!

Шафоростов. Ефим, пусть мальчик спит!

Голдин. Все! Начинаем, я сказал! Готовы?

Мусатова. Да готовы, готовы! С Богом!

Голдин подождал, пока в полную мощь не зазвучали фанфары, и вышел из-за ширмы.

Раздались аплодисменты… и потом стало тихо.

Голдин. Поэт далекого Возрождения Данте Алигьери когда-то написал: «Людские души вечно ожидают под чашей звезд исполненной мечты». Мы знаем, дорогие друзья, что среди вас есть зрители, которые маршировали сюда несколько километров и, ожидая нас, простояли в этом замечательном зале уже несколько часов. Нет! Такого зрителя нет даже у звезд Голливуда! Позвольте от имени деятелей культуры нашей области, от всех тех, кто дарит людям улыбку и радость, поблагодарить за помощь и поддержку воинов, тех, кто своим ратным, самоотверженным трудом умножает могущество нашей Родины! Я знаю, что в этом зале есть люди, от которых в Швейцарии и на Уолл-стрите финансовые воротилы уже просыпаются в холодном поту… (Обращается к Медведеву.) Мы посылаем и вам, дорогой Владимир Николаевич, благодарное тепло наших сердец. Сегодня с вами старейшая кукольница России, первая исполнившая роль Мальчиша-Кибальчиша, неповторимая Валентина Му-са-то-ва в роли первой собаки!

Мусатова (тихо Коровину). Это я… (Лает, выводит собаку).

Голдин. Звезда русской декламации, уже не первый год сияющая на провинциальной филармонической сцене, прима-чтица, случайно посетившая этот лучший из миров, хрупкая Нина Реут! В роли коварной вороны! Давайте приветствовать ворону!

Коровин неслышно аплодирует.

Нина (тихо, Коровину). Спасибо! (Громко.) Кар! Кар! (Вывела куклу вороны. Птица уселась на ветке.)

Голдин. Друзья, а теперь я воспользуюсь вашей терминологией — пришло время тяжелой артиллерии. Актриса, блистательно сыгравшая в прошлом сезоне Али в спектакле «Али-Баба и сорок разбойников», большой мастер-кукловод и большой души человек — вы это еще, друзья, увидите — бо-ль-шой души, отзывчивый человек — Танюша Болтова в роли второй собаки!

Таня, лая, вывела куклу собаки. Лай ее потонул в приветственном реве.

(Голос его потух.) Исполнительница главных лирических ролей нашего репертуара — Жанна Калмыкова… в роли Аленушки…

Жанна выводит красивую куклу Аленушки под все нарастающий шквал аплодисментов.

Через некоторое время Голдин возвращается за ширму.

Шафоростов (Голдину). Почему вы не представили меня?

Голдин. В следующий раз, когда мы попадем к ткачихам в Иваново, я буду представлять только вас! (Всем.) Начинайте!

Иван открыл занавес. Голдин, согнувшись у ширмы, протяжно и страшно завыл по-волчьи. Из магнитофона возникла печальная мелодия. Шафоростов заплакал и вывел куклу козленка.

Шафоростов (зовет голосом козленка). А-у! Сестрица Аленушка! Сестрица Аленушка! А-у!

Жанна (голосом Аленушки). А-у! Братец Иванушка! Где ты?

Шафоростов (голосом козленка). Але-о-о-нушка!

Жанна (голосом Аленушки). Братец Иванушка! Где ты, Иванушка?

Шафоростов (голосом козленка). Я здесь!

Жанна (голосом Аленушки, удивленно). Где?

Шафоростов (голосом козленка). Это я, твой братец Иванушка! Не послушался тебя, сестрица, напился из лужицы — и козленочком стал… (Жалобно блеет.) Бе-е… Бе-е…

Жанна (голосом Аленушки). Не плачь, братец Иванушка.

Иван воет.

Шафоростов (голосом козленка). Кто это воет так, сестрица Аленушка? Не волки ли близко?

Нина (злобно). Кар! Кар! Волки… Волки! Кар!

Шафоростов (плачет голосом козленка). Страшно! Страшно мне, сестрица Аленушка.

Ворона, усевшись на ветке, продолжает каркать.

Жанна (голосом Аленушки). Не бойся, Иванушка!

Нина. Кар! Сожрут тебя, Иванушка! Волки! Кар-р-р!

Таня (с куклой собаки. Лает. Потом тихо Мусатовой). Наш выход…

Мусатова (с куклой со6аки). Я знаю… дай таблетку проглотить — лекарство принять надо…

Таня (мстительно). Ну куклу можно же вывести! (Лает.) Вы на сцене гавкать будете или вы достаточно сегодня налаялись?

Обе лают. Вдруг Голдин начинает громко хохотать, свистеть, гудеть чужим голосом. Натягивает на руку куклу охотника.

Голдин (голосом охотника). На медведя хаживали — не боялись, с волками в чистом поле схватывались — не боялись! Чего испугались-то, собаки? Нас больше, тех кто не боится в темном лесу встретить недруга! Кто помнит о дружбе и о добре… о верности и отваге… И тогда отступят те, кто зол, хитер и коварен. А ну-ка, собаки, тихо! Чу! Слышите? Кто-то плачет? Много еще на свете тех, кому нужна помощь… Кто ждет и надеется. Слышите?

Жанна запела песню Аленушки голосом небесной чистоты…

В подземных бетонных сооружениях «объекта» пусто и тихо. На всем печать распада и заброшенности. Ефим Голдин странно выглядит в концертном фраке рядам с Коровиным, Хребтом, Зуевым и Генералом. Медведев разливает шампанское. Мужчины веселы, с заметным нетерпением ждут актрис. Но первым появился Шафоростов в длинном камзоле.

Голдин (громко представил). Артист Шафоростов!

Генерал (азартно). Во-о-лк?!

Голдин. Артист Шафоростов исполнил роль Иванушки!

Шафоростов (еще в обиде). Волк у нас один — артист Голдин! Вообще он у нас замечательный имитатор — анималист!.. Вы попросите его что-нибудь изобразить! Ефим, публика просит!

Все поворачиваются к Голдину. Тот подходит, поднимает голову, завывает по-волчьи, и дальнее тоскливое эхо летит по гулким пустым тоннелям.

Генерал. Похож!

Медведев. Возьмите шампанского?

Шафоростов. Благодарю. Если бы мне удалось, как другим балетным, сбежать на Запад, моя судьба сложилась бы по-другому… Но я никогда о себе не думал. Я любил, я жил чувствами и просто совершенно упустил из виду, что я жил среди дикарей! За что меня осудили? Я ни одному мужчине на свете не сделал ничего плохого… Я делал только хорошее… Другие уже танцевали в Париже, а я только вышел из лагеря… Куда я мог пойти? За ширму! Для меня это было хуже, чем в тюрьме! Теперь дикари не считают меня государственным преступником. И что? Я стою за ширмой, как за тюремной стеной… Знаете, что такое для артиста быть постоянно за ширмой? Артист хочет только одного: чтобы на него смотрели! Смотрите на меня… и все! Смотрите… Посмотрите на Ефима!

Военные косятся на Голдина.

Это он притащил меня за ширму. Я тебе благодарен, Фимочка! Но ты должен был меня представить! Что еще у меня есть? Ведь ты артист! Ты должен понять артиста! Что у нас есть, кроме этих коротких мгновений — когда они нас видят. Они должны нас видеть! Иначе никто не узнает, что мы еще существуем… Вы знаете… мы с ним познакомились в Мордовии. Дикари осудили его, как страшного политического преступника! За что? Ему, молодому талантливому актеру, не дали роль… грубо… отняли мечту… отняли жизнь… просто… по приказу какого-то урода… областного идеолога! Ефим кинул в директора стулом. Его выгоняют из драматического театра! Тогда на празднике Октября, когда колонны демонстрантов шли по площади и смотрели вправо на каких-то стариков в шапках, Ефим повернулся к ним обнаженной спиной, поклонился в другую сторону, ну… в общем заставил всех посмотреть влево… на себя… молодого, полного сил… Вот это актер! Все смотрели на него! Ефим, милый, не обижайся, может быть, это был твой лучший спектакль! Жаль, что я его не видел! Я бы тебе аплодировал! Ты меня должен понять! Ну скажи мне что-нибудь… возрази… Что ты молчишь?

Молчание.

Генерал. Где же твоя Аленушка, братец?

Шафоростов. Девочки хотят выглядеть красиво… Обычно я с ними работаю как визажист. Кстати, господа! Хороший визажист необходим не только женщине, но и мужчине… Я готов каждому из вас предложить имидж! Консультация стоит гроши.

Генерал. Что предложить?

Шафоростов. Имидж! Вы не знаете, что такое имидж? Посмотрите на Ефима. Я знаю, что он — хрупкий, нестандартный человек. Но он создал себе имидж зверя! И страшно нас всех терроризирует! (Генералу.) А вам я бы посоветовал — наоборот… немного поменять стиль… Смягчить образ… чуть-чуть округлить.

Генерал. Округлить?

Шафоростов. Чуть-чуть. Разрешите мне с вами немного поработать!

Генерал. Не разрешаю. В этой жизни теперь надо быть зверем. Зверь вообще-то честнее человека! Едят друг друга открыто…

Шафоростов. Но все-таки, друзья, мы люди. Я согласен, мы уже друг друга едим. Но… например, звери сношаются совершенно открыто. Мы, слава Богу, пока этого не делаем…

Голдин. Васенька, может быть, вы поможете артисткам с имиджем? И поторопите их заодно…

Шафоростов. Хорошо! (Уходит.)

Генерал. Как эту… зовут?

Голдин (сразу нашелся). Ее зовут Василий!

Генерал. Я не про Иванушку…

Голдин. Господа, Иванушка наш действительно подавала великие надежды… великие…

Коровин. Я не понял про кого речь…

Голдин. Про Иванушку. В прошлом сезоне поставили «Репку». Артист Шафоростов измучил меня… Хотел играть дочку, бабку готов был играть… В конце концов дал я ему роль мышки…

Генерал. Ты, Коровин, не облизывайся! Не кот ведь!

Коровин. Какая мышка?

Генерал. Ну что ты заладил, как примятый — кто, какая. Вы хоть телевизор-то тут смотрите? Владимир Николаевич, ты там ближе нас в Москве к власти. Слыхал я, что американцы их… своих… этих… стали призывать. А нам как, эта угроза пока не угрожает? Не уточнишь?

Медведев. Уточню…

Генерал. Значит, пока можно быть спокойным? Тогда, товарищ артист, вы нам скажите — эта Аленушка, она с кем? (Похлопывая Голдина по плечу.) К Владимиру Николаевичу за стол посади ее. Лады?

Входят артистки, а также Шафоростов. Мужчины аплодируют.

Браво!

Медведев. Шампанское, пожалуйста…

Нина. Спасибо… Французское? Я поражена, господа!

Генерал (с бокалом). Позвольте от имени офицеров вызвать восхищение произведенным концертом. Как вы понимаете, не часто в отдаленных гарнизонах… встречаешься с представителями искусства… Особенно таких… не часто встречаешь! Лично мне хочется еще раз сказать всем «браво», но особенно сказать лично от себя самого вам…

Голдин (подсказал). Таня Болтова! Собака…

Генерал. Таня… Мне тут подсказали, что вы были собакой!

Мусатова. Отчего же вы только ей говорите? Я тоже собака!

Таня. Да, товарищ генерал… нас было две собаки! Та, которая коротеньким хвостом виляла, это я… А вторая, с длинным хвостом, — она…

Мусатова. А почему это именно я — вторая!

Таня. Вы — первая!

Генерал. Вот эта, с коротким хвостом… мне очень запала…

Голдин. Товарищи прекрасно говорили о всех… Запомнился образ вороны…

Нина. Это правда?

Коровин. Ворона, конечно… постоянно была на острие событий…

Нина. Благодарю…

Коровин. Я давно так не смеялся…

Нина. Благодарю…

Генерал. Я на правах местного аборигена привел в ваши святая святых искусства хозяина этих мест… Владимир Николаевич… суммируй ты наше… общее мнение. Владимир Николаевич в наших краях редкий гость… Предложил помочь нам организовать вам встречу на должном уровне… Вы извините… за такие условия. Старый сгорел, новый Дом офицеров начали строить лет пять назад… потом объект стали закрывать — стройку заморозили…

Таня (Медведеву). Я — Таня.

Нина (протягивая руку). Нина.

Медведев не сразу понимает, что рука протянута для поцелуя.

Шафоростов. Володенька, напоминаю: я — Василий!

Медведев. А кто из вас Аленушка?

Голдин. Артистка Калмыкова…

Медведев. Вас, простите, как зовут?

Жанна. Жанна. Жанна Калмыкова…

Медведев. У вас поразительный голос… Вы эту песню пели про козленочка… — я заплакал…

Жанна. Спасибо… У вас, значит, доброе сердце…

Медведев. Мне сказали, вы попали в аварию…

Голдин. Карданный вал полетел… Владимир Николаевич, спасите… у меня в мозгу этот «Полет карданного вала» зудит, как у Римского-Корсакова…

Медведев. Про карданный вал забудьте. Не волнуйтесь… Какие еще проблемы?

Жанна. Милости мы не просим.

Генерал. Значит, остальное все необходимое у вас есть?

Жанна. Спасибо, мы всем довольны.

Таня. Мы военных товарищей попросили принести дамам напиток «Тархун». Все ждем… изнывая от жажды.

Генерал. Тархун? (Поворачивается к Коровину.)

Коровин. Отправлена на поиски эскадрилья.

Медведев. Да вы что, ребята, «Тархуна» уже не можете сами добыть?!

Коровин. Добудь.

Генерал. Коровин, доложи, что у нас с тархуном?

Коровин. Зуев, доложи…

3уев. Я, товарищ генерал, послал вертолет спросить соседей: тархун есть у них или нет? Сказали: нет тархуна… Тархуна нигде нет… Обещали слетать в Варогу… Там просят за тархун цистерну мазута, но не знают пока, есть или нет у них тархун! Но там тоже ребята не знают, с алкоголем это или без…

Генерал. Тархун? С алкоголем… таджики пьют… это что-то вроде кумыса…

Коровин. Да нет… товарищ генерал, это напиток кавказский — я точно помню… Грузины его пьют… это сладкая вода…

Генерал. Что ты будешь мне тут рассказывать про тархун? Тархун делают в Средней Азии… что-то вроде яблочного сидра… только из урюка… Что я тархун не пил? Полстакана чистого тархуна отшибает мозги на неделю… Поэтому его никто, кроме нас, в чистом виде на Востоке не пьет. Но самое лучшее, что я там пил — коктейль, назывался «Сок гранаты». Берешь спелый гранат, сдавливаешь половину сока и в ту же дырочку шприцем чистый медицинский спирт… добавляешь до кондиции. Очень любили женщины этот «Сок гранаты»… Положишь фрукты на блюде… один к одному… среди них парочку гранат. Которой коктейль достанется — неизвестно…

Нина. Я хотела бы посмотреть ваш объект. Не знаю, как остальным, а мне было бы интересно… пострелять… Я никогда в жизни не стреляла. А ты, Таня?

Таня. Я в молодости стреляла сигареты. Не угостите ли сигареткой, друзья?

Медведев. Возьмите… пачку…

Таня. Стрелять пачками — не в моем стиле…

Мусатова. Бери-бери… Нас тут много курящих.

Коровин. Думаю, кое-что мы вам теперь можем показать.

Молчание.

Генерал. Прошу всех девушек… разделить с нами наш офицерский ужин. Нас там много, и каждый офицер хочет увидеть женщину за своим столом… Мы посоветовались с вашим конферансье и решили, что он сам вам скажет, кто с кем сядет…

Шафоростов. Вы только девушек приглашаете? Может быть, и меня позовете? Ефим, ты разрешишь мне участвовать в ужине на правах девушки?

Голдин. Это шутка, конечно.

Медведев (снова обращаясь к Жанне). Так… А после этого, если вы не против, отсюда километров сорок пять, не больше — мое охотничье хозяйство… Там и переночуете…

Голдин (торопливо). Мы не против.

Генерал. Какое хозяйство! В прошлом году откупил под Железным реабилитационный санаторий… превратил в отель экстра класса… Едут со всего света к нему иностранцы моих однофамильцев стрелять… лосей… Моя фамилия — Лосев… Значит, после того, как вы закусите… артистки едут в санаторий. (Голдину.) С остальными будем разбираться. Расселим всех…

Жанна. Нам прямо так ехать или дадите нам возможность себя в порядок привести?

Нина. Позвольте нам сделать последние штрихи к портрету… Наши главные женские секреты здесь, за ширмой… в коробочках!

Таня. Чтобы мы вашему столу соответствовали.

Медведев, Коровин, Хребет и Ефим Голдин выходят. Генерал задержался.

Генерал. Вы извините… это вы, которая была Аленушка? Вас можно на два слова?

Таня. Почему на два? Ее можно и на три…

Генерал. Вас на самом деле зовут Жанна? Правильно? Имеется в виду, это вы — девушка… которая… Аленушка…

Таня. Генерал, она так напряглась с Иванушкой, что имя забыла…

Генерал. Вам, Аленушка, информация к размышлению. Если нужен спонсор, есть человек, готовый помочь… Взять шефство…

Таня. Спонсор? Ты слышишь, Жанна?

Жанна. Спасибо… Мне не надо…

Таня. Почему не надо? Надо, генерал, нам всем надо!

Мусатова. Товарищ генерал… и девушке шефы нужны, и бабушке. Ты пойди спроси у спонсора: он бабушке готов помочь?

Генерал. Про бабушку разговора не было…

Мусатова. А как, милый, спонсора-то зовут?

Генерал. Владимир Николаевич… Медведев… Очень широкий покровитель искусства… известный в этих краях человек…

Мусатова. Так…

Генерал. Недавно пожертвовал на церковь… Содержит коллектив монахов…

Мусатова. Так-так… Значит, монахам посытнее стало сейчас жить? А за что монахам-то жертвовать… Они поститься должны… Я всю свою жизнь народ веселила! Я на фронте с куклой Гитлера в руке воевала. Такой был Гитлер у меня гадкий! — облизывался нашей кровушкой. Были случаи, когда бойцы за ружья хватались! У меня награда за отвагу от самого маршала Рокоссовского получена! Вот у меня милый, левая рука какая! А вот правая — как у молотобойца! Вот она — рука кукловода!

Генерал (выходя, Мусатовой). К ордену я тебя, бабушка, тоже могу представить, а денег у меня у самого нет… (Уходит.)

Нина. Я их боюсь… 3аметили какие они все бледные?.. Они же тут годами сидели под землей… Все какие-то странные, один мне вот это на палец надел. (Показывает перстень.)

Таня. Камень настоящий?

Нина. Не знаю. Как ты думаешь, я ему что-то теперь должна?

Мусатова (плачет). Эх, девки-девки! Кто вас учил куклу держать!

Нина. Что с ней?

Жанна. Валентина Ивановна… что с вами?

Таня. Господи… здесь действительно аномалия — первый раз ее слезы вижу! Неужели она плачет?

Мусатова. Когда я вас ругаю — в душе-то я за вас мучаюсь! Кому мы нужны, артисты?! А мы вот, наконец, дождались: зритель кругом вас толпится — это же праздник!

Нина вдруг тоже заплакала.

Таня. Мы здесь действительно сходим с ума! Ты чего плачешь, Нинка?

Нина. Не знаю… Наверно, это от радости! Какая-то истерическая радость в душе постоянно! Как будто что-то новое начнется… Не может быть, чтобы такое было от самогона! Я чувствую, что-то новое начнется у всех нас! Не может жизнь состоять из одного только несчастья. Я хочу жить… Я не могу больше постоянно умирать…

Мусатова. Ну и чего тебе плакать? Живи! Радуйся… Тебя Врубель выдумал. Чего вам-то плакать, девки? Вам сколько лет-то? Конечно, вам еще надо жить и жить! Вы уж будьте с этими офицериками поласковей! Что они здесь, бедные, видели, кроме земли этой и сивухи!

Нина. А почему только мы? А вы?

Мусатова. А я что теперь могу? Только дать свой костыль подержать?

Нина. Неправда! Женщина остается женщиной даже на двух костылях! А у вас ведь всего один…

Мусатова. И то правда! Профессор Магицкий меня напутствовал после последней операции: чего не может быть под солнцем, то возможно под луной! Вроде эта твоя Аномалия действительно здесь действует, Нинка! Что-то меня подмывает сегодня без костыля пройтись! Думаете, я всю жизнь только Мальчиша-Кибальчиша играла? Я в тридцать девятом году получила почетную грамоту за спектакль «Сказки Шахерезады». Я одна весь гарем переиграла! (Откладывает костыль, делает несколько пробных шагов.) Ладно, девушки! Пошли!

 

Действие второе

За ширмой свалены декорации. Лежат куклы. Не сразу заметен сидящий среди них Илья.

Хребет со стаканом и бутылкой в руках. Слышна музыка, шум застолья.

Хребет (подошел к Илье). Может, тебе, парень, баночку пива принести… Оно нейтрализует…

Илья. Нет… не дай Бог…

Хребет. Главное, что ты немного поспал… Теперь иди поешь…

Илья. Спасибо… я не хочу… не могу…

Хребет. Ну лежи, отдыхай… Надо будет чего — скажешь.

Входит Голдин.

А чего ты ушел из-за стола? Не поел ничего…

Голдин. Спасибо-спасибо! Мне не наливайте. Я не пью!

Хребет. Чего ты озабоченный такой? Вал карданный тебе привезли… Мои механики его сейчас поставят…

Голдин. Устал… я, брат, очень устал…

Хребет. Может, выпьешь?

Голдин (останавливает его). Благодарю! Я действительно не пью.

Хребет. Ну ладно, я за тебя выпью. Сколько лет говорил себе: пора отсюда уезжать! Каждый день начинал с того, что говорил себе: уезжай. Тем более возможность была уехать — деньги здесь заработал… Год прошел, второй, третий… У тебя семья есть?

Голдин. Есть… сын…

Хребет. Хороший парень?

Голдин. Хороший. Вон пьяный лежит… Скрипач…

Илья. Я не пьяный…

Голдин. Проснулся? (Тепло.) Живой?

Илья. А что такое?

Голдин. Здоровый стал. В кого ты такой? Возьми платок — оботрись… Дай я тебе вытру…

Илья. Не надо…

Голдин. Ладно… кто за тобой сопли вытирал…

Илья. Я сам…

Голдин вернулся к Хребту.

Хребет (Голдину). Значит, ты о семье что-то начал…

Голдин. Семья? Какая у артиста может быть семья!

Хребет. Ты извини, что я твое внимание отвлекаю… С кем тут поговоришь?

Голдин. Мне очень интересно…

Хребет. Из гражданских здесь уже никого не осталось: нормального человека не встретишь… У служивых впереди неизвестность, от этого апатия… Их один вопрос гложет: кому мы теперь нужны?

Голдин (клонит разговор к интересующей его теме). Ну почему? Вот вы, например, какие вы здесь в конце концов сделали деньги? За какой металл вы тут губили себя?

Хребет. Фима, русский ученый Менделеев всю жизнь искал некоторые элементы — и не нашел, а их здесь когда-то добывали. Слышал когда-нибудь про урановые рудники? Желающих эту землицу купить до сих пор очень много. Медведев качает отсюда доллары чемоданами… Обратил внимание, как все вокруг него крутятся? Не понял почему?

Голдин затих.

Был он на рудниках прикрепленным в отделе по режиму. Землицу по разнарядке возил… Подчинялся напрямую Москве… Уволился из органов… стал на виду… Миллионы свои сделал на чем, спросишь? Чего он лепится к военным? Здесь и техника, и народ. Солдатики… что они понимают! А эти, суки, втихаря их на рудник-то гоняют… Но я сегодня сказал: нет! Думаешь, он на ваш концерт приехал? Он меня убивать приехал… Но я тоже не дурак: с ребятами договорился, дружок мой, полковник Коровин, мне танк дал. Я сам этот танк подогнал… На нем-то вы сюда и приехали… И полный боекомплект я прихватил на всякий случай… Спросишь меня, кому он теперь землицу-то шлет, да? А кто ему заплатит — тому и везет. Она дорогая, эта земля-то. А вот сейчас я поведаю тебе его главную тайну… Медведев — он никогда не пил… А здесь без этого мужикам нельзя… врачи заставляли, понимаешь. А он только спортом занимался и стал не мужик. Начала жена его Люся от него по-тихому гулять. А потом пошла из рук в руки… Ко мне приклеилась… переехала из Железного в гарнизон… Я с ней долго тут возился… А хорошая была девка… Спилась вчистую, сгорела… Так что ты артистке своей передай: она с таким кавалером только время зря потеряет…

Голдин. Налейте мне, пожалуйста. Дело в том, что я совершенно не переношу водку… Но вы так убедительно… обрисовали… необходимость алкоголя… А из двух зол, как говорится… Я слушаю вас! Вы начали излагать… про чемодан… Это для меня не совсем понятно…

Хребет. А мне его чемоданов не надо. Он ко мне уже подсылал генерала с чемоданом-то… Я чемоданчик-то приму — и вроде с ними повязан… Я много знаю через бабу-то его… Она ведь пила, да дурой не была… Жена разведчика-то… Кое-какие бумажки-то мне передала… А там его подсчеты. Кому он денежки передавал и сколько… Неделю назад уехала она в Железный завивку делать, а ее там бронетранспортером переехали. И никто не виноват — сказали, она пьяной была…

Молчание.

(Подходит к Илье.) Знаешь, что тебе надо сейчас? Тебе надо, парень… котлового…

Илья. Какого еще котлового?

Хребет. Горячего поесть… Пойдем со мной.

Илья. А можно мне просто… здесь посидеть?

Хребет (отходя). Ну посиди-посиди…

Голдин. В каком смысле чемодан? Вы постоянно пользуетесь этим предметом… в качестве… символа?

Хребет. Генерал деньги в кошельках не носит… Если надо поехать в Железный — берет портфель или покидает деньги в чемодан… (Вдруг темнеет, сжимает скулы.) Прошлый год поехал я со своим чемоданчиком… в Мурманск. Списался до этого с женой… Она раньше здесь со мной жила… побыла-то всего ничего, а родила пацана… без пальцев… После этого пошло у нас на раскосяк… Она с ним уехала к матери в Мурманск — ну, а я здесь остался… Ну вот… прошлый год написал письмо, получил ответ… В общем, приехал… Пацан — веселый, живой… Я смотреть на него не мог… Выпил подряд две бутылки водки… (Опять долго молчит.) Раскрыл я спьяну перед ними этот чемодан… Там вперемешку и наши, и зеленые… Вам, говорю, привез! Ну… пацан культями-то потянулся — а взять не может…

Молчание.

Голдин. А что вы здесь делаете? Езжайте к ним… Живите вместе…

Хребет. А какой с меня теперь толк? Что мне там делать на гражданке?

Голдин. Знаете, напишите мне вот здесь адрес или телефон своих. Возможно нас скоро занесет в Мурманск… я приглашу вашу жену, покажу сыночку спектакль…

Хребет. Спасибо, Фима…

Голдин (встает, достает из ящика куклу). Подарите это вашему мальчику… от меня… от нашего театра… Берите-берите…

Хребет. Спасибо, Фима… А как же вы-то без Иванушки?

Голдин. Произошел такой трагический случай в жизни нашего театра. Приехали в Краснодарский край… через всю Россию. Я приехал поездом заранее. Загнал во Дворец просвещения две тысячи детей. Первый спектакль. Открытие гастролей. В зале внучка первого секретаря обкома с бабушкой… Жду артистов. Автобуса нет… Наконец, они приехали, к самому представлению… у этого идиота, оказывается, текло масло… Короче, впопыхах, кое-как поставили ширму. В зале свист, топот, крик… учителя недовольны. Я вышел… к ним… Я сказал им такое… Я пообещал им, что они сейчас увидят такое! И вдруг мне мои артисты говорят: а где куклы? (Пауза.) Ящик с куклами они дома забыли…

Хребет. Да ты что?

Голдин. Да. Это мой первый инфаркт… Только не спрашивайте сколько их у меня было! С тех пор я вожу еще один ящик с куклами… Кукол делаем в двух экземплярах. Дети по ним стреляют… Особенно если какой-нибудь чистенький царевич, или как этот Иванушка. Вот, смотрите, на лбу ссадина и вот…

Входит Жанна, за ней Медведев.

Жанна. Ефим Львович! Вы меня не слишком галантному соседу по столу сосватали! (Медведеву.) Отпустите мою руку!

Голдин. Жанна! В чем дело? Какие у вас ко мне вопросы?

Жанна. А… вы заняты?

Голдин. Какие у вас теперь ко мне вопросы?

Медведев. Иди… дорогой… Мы сами разберемся…

Голдин. А может быть, я вам помогу… Я своих людей лучше знаю…

Медведев. Не надо мне помогать! Девушка, я упрямый!

Жанна. Я тоже!

Медведев. Я тебе последний раз предлагаю, Аленушка: может, все-таки станцуем?

Жанна. Нет, Иванушка, пригласи кого-нибудь, если ты такой танцор…

Медведев. Я не привык, что мне отказывают…

Жанна. Привыкай.

Медведев (Голдину). Ну хорошо, тогда я у нее покупаю танец…

Жанна (сухо). Ефим Львович, скажите этому товарищу, что я очень устала. Уйдите, дайте девушке отдохнуть…

Медведев (громко). За один танец я заплачу вашей артистке… пять тысяч долларов…

Хребет. Фима, проси больше…

Голдин. Господа, какие ставки! Кто бы мог подумать? Жанна, я воспринимаю это как шутку!

Жанна. Да? А мне не смешно!

Медведев. Шесть…

Хребет. Фима! Не уступай!

Голдин. Жанна, у тебя же всегда было развито чувство юмора! Станцуй! Я тебе все потом объясню… Тебя что, хотят заковать в кандалы? Это только танец! Движение ногами… Единственное неудобство, что здесь вместо паркета — бетон…

Жанна. Что?

Голдин. Всего несколько шагов по бетону…

Илья (поднимается, подходит к Жанне). Разрешите мне тоже вас пригласить. (Медведеву.) Извините, я хочу пригласить эту даму. (Жанне.) Я не думаю, что за один танец со мной вас закуют в кандалы и отправят в рудники… Тем более, что мы уже в рудниках…

Жанна (подходит к Илье). Пойдем! Ты не упадешь?

Илья (улыбаясь). В ваших глазах? Никогда!

Жанна (тихо). У тебя когда-нибудь была женщина?

Илья. Нет…

Жанна. Тогда… с премьерой тебя. Я немножко… пьяная!

Илья. Я тоже… немножко…

Жанна. Ты меня прости. (Обнимает его, целует.) Видишь, вот и сбылась вторая половина сна… А может, это я опять сплю? Да, дорогая, ты спишь… это сон… это мечта. Мальчик, мой хороший! А можем мы с тобой убежать от них? Куда-нибудь от них уйти? Куда-нибудь?

Появляются Мусатова, Нина и Таня. Голдин быстро подходит, берет Жанну за руку.

(Резко.) В чем дело?

Илья. В чем дело?

Мусатова (решительно). Илюшенька, идем со мной!

Илья (упрямо). Я никуда не пойду!

Мусатова (кричит). Идем… Илюшка!

Илья (кричит). Я никуда не пойду!

Таня оказывается рядом с Жанной. Нина тоже спешит на помощь. С ними появляются Коровин и Генерал.

Таня (тихо). Ты что делаешь, Жанка?

Жанна. А мне теперь все равно! Мне все равно!

Таня. Пойдем со мной!

Жанна (кричит). Не трогайте меня!

Мусатова. Жанка!

Таня. Прекрати! Как подруга тебя прошу…

Мусатова (тихо). Жанка, я Илюшкину мать хорошо знаю… Если ты Бога не боишься, ты его матери лицо представь на секунду…

Нина. Когда вы, наконец, замолчите, старуха! Старуха! Старая старуха!

Таня. Пусть говорит! Кто на нее внимание обращает?! Была бы она женщиной — она бы ей про мать никогда не сказала!

Мусатова. Сегодня с солдатиками договорюсь, куплю у них гранату! Одну на всех вас! Себя подорву, но и вас достану!

Жанна. Ладно, девочки, желаю вам удачного вечера…

Таня. Куда ты?

Жанна. Пойду погуляю…

Таня. Нет… ты останешься с нами!

Жанна. Видеть вас не могу больше! Никого! Все! Не могу никого больше видеть! Не могу! Не могу!

Таня. Жанка! Извини, что я лезу не в свои дела, но ты мне самая близкая подруга! Прошу тебя: остановись.

Жанна. Уйдите! Я не хочу вас видеть…

Нина. Как мы без тебя сейчас? Будь с нами, Жанночка! Только не пей больше… Мы все должны договориться и больше не пить… Иначе мы потеряем контроль над ситуацией…

Жанна. Ну… уйдите, пожалуйста! Я не хочу никого видеть…

Медведев что-то тихо говорит Генералу.

Генерал (Жанне). Вы извините… вот вы, которая Аленушка, у меня ваше имя из головы выпало…

Жанна. Что! Что тебе нужно?

Голдин (отвел Генерала в сторону). Товарищ генерал… я прошу — возвращайтесь за стол… Через минуту… Мы сейчас выйдем… к вам. Продолжим наш праздник… Извините…

Генерал (негромко Голдину). Артист! Ты этой Аленушке можешь передать: цена поднялась. Она у тебя молодец! Десять тысяч долларов.

Голдин. Спасибо. Я передам…

Генерал. Ты скажи артистке — семь, а три штуки мы с тобой забудем… Ты понял?

Голдин. Я вам, конечно, очень признателен.

Генерал. Значит… она получит семь.

Голдин. Почему семь?

Генерал. Тихо! А мне за хлопоты?

Голдин. Тридцать процентов за хлопоты?

Генерал. Ты не шуми, иначе и эти отберем…

Голдин. Ну что мы делим шкуру неубитого Медведева…

Генерал. «Неубитый Медведев» — это мне понравилось… Это нормально…

Голдин (громко). Друзья! Танцуйте… Ешьте-пейте. Я вас очень прошу… Не надо прерывать праздник! Мы будем танцевать, петь… загадывать шарады…

Нина. Господа офицеры! Нам кто-то обещал раскрыть секреты и дать пострелять!

Таня. Да, покажите, как вы нас храните!

Нина. Ты что — капуста? Ты хотела сказать: охраняете? Господа! Я прошу вас только об одном: дайте пострелять! Я никогда не стреляла…

Таня. А вы с нами идете, Ефим? Ты идешь с нами, Жанна!

Голдин. Ну, конечно! А почему нет? (Берет Жанну под руку.) Она идет с нами! (Твердо.) Ты идешь со мной!

Нина. Пойдемте стрелять, господа! Ура! Идемте! Стрелять! Стрелять!

Выходят. Хребет остается. Медведев задержал Илью.

Медведев (Хребту). Скажи этому засранцу, пусть он здесь сидит в углу и не выходит! (Илье.) Ты понял меня, засранец?

Илья (вырывается). Во-первых, я не засранец. А, во-вторых, на «вы», пожалуйста!

Медведев. Молодой человек… вы не засранец, вы — говно… Говно! Сядь в угол и не выходи оттуда!

Хребет (тихо, тоном приказа). Ты здесь не командуй, Медведев!

Медведев. Ты мое предложение обдумал, дружок?

Хребет. Не договоримся…

Медведев. Хребет, тогда мне жалко… тебя. (Указал на куклу в руках Хребта.) Станешь, как этот Иванушка, — козленочком…

Хребет. Не пугай…

Медведев. Тебя уже нет…

Хребет. Ты видел, танк стоит напротив «КП»? Присмотрись, падла, куда орудие смотрит. Я тебя и твоих козлов сейчас расстреляю из танка…

Медведев. Хребет, тебя уже нет на свете…

Хребет. Допустим… Но ты на всякий случай спроси у полковника Коровина… как расположены вертолеты из Тимохино. (Тихо.) Ребята на прямой связи… У них учения намечены внеплановые на сегодняшнюю ночь… Стрельба сверху… по движущимся целям…

Медведев. Понятно…

Хребет. Так что тебя тоже нет…

Медведев. Насчет вертолетов я генералу передам…

Хребет. Передай… И насчет «козла» ему тоже передай…

Медведев. Прямо так и передать: козел?

Хребет. Козел он такой же, как и ты. Ты его купил… Ты думаешь, и нас ты всех купил! Нет, козел! — ты меня не купил… Ты эту бабу хочешь купить, а что ты с ней делать будешь?

Медведев. Ты уже мертвый, Хребет! (Уходит.)

Хребет. Вот он думает, что он тут один артист, а мы все куклы… А был ли он когда-нибудь человеком? Не был… И я не был… Здесь нет людей! У нас имени никогда не было… только звания и номера… Город здесь есть под землей… Огромный город… Мы с ним этот город строили… У города нет названия — только номер. Номер сто семнадцать! И все. Сто семнадцать. Не бойся ничего. Никто тебя здесь не тронет!

Илья (хочет уйти). Я не боюсь!

Хребет (задержал его). Ты сядь… сядь!

Илья. Пустите! Прошу вас, отпустите меня!

Хребет. Сядь, сядь… (Усаживает его.)

Илья. Я прошу вас, пустите меня… Я не пьяный… (Кричит.) Пустите! Пустите меня!

Хребет. Да чего ты бесишься? Не лезь против него!

Илья. Вы не имеете права… меня здесь держать… (Вырывается и убегает.)

Хребет остался один с куклой Иванушки в руках.

Один из подземных тоннелей «объекта». Голдин вталкивает Жанну.

Голдин. Что тебе нужно от него?

Жанна. Ты все равно этого не поймешь…

Голдин. Оставь парня в покое… Что это за шутки? Ты меня этим задеть хочешь? Задела!

Жанна. Прости, но я о тебе меньше всего думала…

Голдин. Очень хорошо… И о нем постарайся не думать. Что он будет делать, когда тебе наскучит с ним играть?!

Жанна. Господи, куда деться?

Голдин. Что тебя так мучает? Что с тобой?

Жанна. Что у меня впереди? Ни детей, ни любви. У меня ничего нет…

Голдин. Ты актриса!

Жанна. Актриса? Дура! Кому я теперь нужна? Актриса!

Голдин. Девочка моя, может быть, ты слишком часто последнее время бываешь под хмельком? Слишком часто…

Жанна. Мне хорошо под хмельком…

Голдин. Год назад ты хотела уйти в монастырь. Не ушла. Тогда не мучай себя… Надо жить… Я понял, ты меня не любишь, если между нами происходят такие аномалии. Я всего лишь кукольный артист! Я ничего не мог тебе предложить, кроме ролей! Там остался еще в ведре «тимохинский»? Пойду…

Жанна. Подожди. Теперь ты опять начнешь пить? Из-за меня. Я этого не стою…

Голдин. Говорят, мужчинам это здесь необходимо…

Жанна. Не надо… не пей…

Голдин. Немного этого яда… меня не убьет. Я пойду выпью. (Задержался.) А ты станцуй с этим человеком… получи десять тысяч долларов.

Жанна. Своей жене ты этого не предложил бы!

Голдин. Мою жену не надо было так долго уговаривать!

Жанна. Ты сошел с ума!

Голдин. Может быть…

Жанна. А если мне понравится с ним, и танцем дело не закончится…

Голдин. Ты слишком хорошего мнения о нем! Даже у такой женщины, как ты, этого не получится. Это — Аномалия! Он уже ничего не может. Не опасен… Опала желтая листва, дубраву к земле ветер клонит. (Многозначительно молчит.) Я подозреваю, что все эти могучие дубы… тут немножечко… завяли… Ужас! Ты заметила, что тут нет ни одной женщины? Ни одной… Такой страшный городок…

Молчание.

Знаешь, что мне здесь сдуру пришло в голову? Я представил «Ромео и Джульетту» в куклах… Без ширмы. Кукла Ромео в руках уже немолодого актера… А ты будешь играть Джульетту, без куклы! Ах какой мог бы получиться спектакль! Старый артист любит молодую актрису. Для него она — живая Джульетта. Он признается в любви ей, а не кукле. А она смотрит на красивую куклу Ромео и старика не замечает… Я очень хочу выпить!

Жанна. Не пей… Тебе нельзя…

Голдин. Убить меня можешь только ты.

Жанна. Хорошо… я никого не убью…

Голдин. Будь актрисой — станцуй с этим миллионером…

Жанна. Я никого не убью… никого…

Появляется Илья. Молчание.

Илюша… Ты не ходи за мной… пожалуйста… Спасибо, что пригласил меня… Я не буду с тобой танцевать… (Выходит.)

Голдин пошел было за ней, но вернулся.

Голдин (Илье, не без труда). Сынок, я не живу с твоей мамой… пятнадцать лет. Но это не означает, что я дал обет безбрачия… У меня было много женщин… В последнее время я остановил свой выбор на этой артистке. Я допускаю, что ты этого не знал. Понимаешь, я живу с ней. Ты понимаешь меня?

Илья. Кто?

Голдин. Она — моя женщина…

Илья. Кто? Какая… женщина?

Голдин. Ты ставишь всех в идиотское положение, парень… Понимаешь? Что касается Шекспира, сынок… я все это проходил давно. Я готовил роль Ромео для областного театра драмы… Я знаю эту роль наизусть… Помню до сих пор все монологи. Предпочли другого артиста… Мне тогда играть не разрешили, сказали: у меня не аристократическое лицо. Наверно, это так. Но тогда мне трудно было с этим согласиться. Я был тогда очень горячий и молодой. Как ты сейчас… Я бросил в директора театра стулом и попал. Твоя мама должна была играть Джульетту. Я думал, что она… откажется… Я безумно ее любил! Но она сыграла с другим. Я был рад за нее, но жить с ней я уже не мог. У твоего отчима более аристократическое лицо… А я попал за ширму… Продолжаю думать над ролью Ромео. Представь, сынок, если бы он не умер вовремя, каким бы он стал… Если бы Ромео прожил столько, как я. Теоретически у тебя была сегодня возможность умереть в положенный герою срок, но тебе не повезло — я слишком слаб и благороден, чтобы лишать тебя жизни…

Илья. Почему ты со мной так говоришь? Почему ты вообще так странно разговариваешь с людьми? Ты же не шут!

Голдин. Я — шут… сынок! Я шут… (Уходит.)

Илья остается один.

Бывший командный пункт в разрушенном бункере. Пошатываясь, входят Коровин, Зуев, Нина и Таня.

Зуев (чеканно). Мы находимся на бывшем пульте главного резервного стратегического пункта особого назначения. По одному мановению вашей руки Европа… может быть вот с этого пульта практически уничтожена… Внимание! Вот она — кнопка. Прошу желающих нажать!

Все молчат.

Коровин (подходит к Нине Реут, с нежностью в голосе). Вы готовы отдать приказ?

Нина (шепотом). Кому я должна приказать?

Коровин. Мне!

Нина. Вы не шутите со мной таким образом? Я ничего хорошего уже не жду от жизни… Кругом только подлость и обман… Все равно… я не могу отдать такой приказ…

Коровин. Вы хотели пострелять?

Нина. Я не люблю, когда женщина вмешивается в политику…

Коровин (Тане). А вы, Танечка, что скажете? Мы ждем приказа!

Нина (вскрикивает). А Париж? Париж! А как же Париж?

Шафоростов (умоляет, играя). Люди! Я бы тоже оставил Париж.

Нина. Пожалуйста, оставьте Париж!

Коровин. Это сложно. Нам проще Европу накрыть всю сразу… с французами вместе…

Нина. Нет, Париж — нельзя! Я там никогда не была…

Таня. Командир, а если, скажем, приказ тебе поступил…

Коровин. Вся информация приходит в цифрах… машина, вот здесь, получает специальный код… После этого практически можно посылать изделия в любом направлении…

Таня. Изделия? Звучит, как в кондитерском магазине…

Коровин. Да… только начинка не такая сладкая…

Нина. Не надо… трогать Париж… пожалуйста…

Коровин. Повезло сегодня французам… Они там, наверно, спят сейчас друг на друге и знать не знают, какой человек за них хлопочет…

Таня. А почему бы нам французиков не накрыть. Нам их есть за что наказать. Мальчики — приказ есть!

Шафоростов. Таня, я не знал, что ты еще такой ребенок.

Зуев. Пожалуйста, Таня, проходите и прошу нажать!

Шафоростов. Я против!

Таня. Ты против, а я за!

Коровин. Зуев, пусть народ решает! Мы выполняем приказ…

Таня. Мы приказываем!

Шафоростов. Таня! Я против!

Таня. Мы приказываем!

Шафоростов. Таня! Ты что, не слышишь? Я против! Нина тоже против!

Нина. Васенька прав! Даже в шутку… не надо… никого убивать!

Коровин. Вы же хотели пострелять! Пожалуйста!

Нина. Больше не хочу!

Таня. А что ты этим французам так должна? Ты думаешь, они нас за людей считают? В лучшем случае за варваров! Мы тут за идеалы, за свободу погибаем… сто раз на дню… все вокруг озверели уже от этих идеалов, а что мы от этой Европы видим, кроме кривой усмешки? Надо им напомнить, что мы не какая-нибудь Колумбия!

Шафоростов. Господа! Не пугайте меня! При чем здесь Колумбия? Если нами управляет сброд, при чем здесь французы! Таня! Даже в шутку, я вам не позволю трогать Париж!

Таня. Отойди!

Шафоростов. Не надо! Не смей! Не смей!

Таня. Отойди!

Шафоростов. Даже в шутку — не смей!

Нина. Не надо! Таня! Ты не должна жить ненавистью. Это аномалия! Аномалия! Прости им все. Ты не их — ты себя убьешь!

Таня (плачет). Я им этого не прощу. Все равно я напомню им!

Нина. Танечка, я умоляю тебя!

Шафоростов. Господа! Милые мои! Нельзя никого убивать!

Зуев. Товарищ полковник, кого слушать?

Коровин. Решай согласно обстановки!

Таня. Зуев, ты кого слушаешь здесь?

Зуев. Вас!

Шафоростов. Я ухожу! Я не могу этого видеть!

Нина. Вася! Не уходи! Вася! Ну это же шутка! Игра! Танечка! Я тебя очень хорошо понимаю… Успокой его! Ну что мы сюда пришли, рыдать в катакомбах?!

Зуев. Он что, взаправду так переживает?

Таня. Кто-то из великих сказал: над вымыслом слезами обольюсь? Артист! Хватит ныть! Мы тоже чего-то стоим!

Коровин. Ну, Зуев, — сыграй Верховного. Покажи девушкам… Нажимай!

Зуев подходит, бьет по кнопке и вдруг попадает как бы в сноп огня. Пульт весь начинает серебриться, оказавшись под коротким замыканием. Крик Зуева, жалкий, человеческий, тонет в реве возникающей сирены. Актрисы тоже кричат. Коровин бросается к пульту. Зуев мечется по помещению, находит дверь, крича о помощи, выскакивает наружу. Остальные спешат за ним.

Зуев (кричит). Товарищ полковник, а система не обесточена, что ли? Не пойму, откуда на этом блоке питание? Вторая подстанция… не отключена… что ли?

Коровин. Идиоты… (Кричит.) Изделия остались в шахтах на этом узле?

Зуев (кричит). Не знаю, не должны…

Сирена стихла.

Коровин (тихо). Как не знаешь? А если стоят?

Зуев. Не должны… вроде…

Коровин. А если точнее! Что говорят приборы?

Зуев. Разве по этим приборам что-нибудь прочесть можно?

Коровин. А если без шуток! Капитан!

Зуев. Какие это приборы?! Все что было тут ценного, разворовали… Что будем делать, товарищ полковник?

Коровин. Отдыхать…

Зуев. А если изделие в пути?

Коровин. Тогда девушки могут не увидеть Парижа. Отдыхай!

Зуев. Слушаюсь, товарищ полковник…

Таня. Да… Что-то я устала, джентльмены. Пора прилечь. Как-то мне не приходилось до этого… отдыхать на пульте… Тут никакой мебели нет больше?

Зуев. Была. Все кресла растащили… разворовали, другим словом… (С болью оглядывает помещение.) Все продано… разворовано… Тридцать лет строили… Сколько угрохали здесь людей! Тут же целый город мертвых под землей! В каждом сантиметре кровь… Зачем?

Коровин. Капитан… продолжим экскурсию и без надрывов…

Зуев. Да какой я капитан! Я — сторож на кладбище…

Таня (разряжая обстановку). Так где же все-таки можно прилечь?

Зуев. Тут есть поблизости бытовка для комсостава…

Таня. Бытовка?

Зуев. Место для отдыха…

Таня. Звучит не слишком романтично… Ты не хочешь посмотреть, Нина?

Нина. Очень хочу… Я сейчас… иду, следом…

Таня. Ну пойдем, капитан, посмотрим…

Таня и Зуев выходят из бункера.

Нина. В ваших последних словах я почувствовала боль… Я чем-нибудь могу вам помочь?

Коровин. Примите… в подарок…

Нина (глядя на перстень). Еще один? Я не могу принимать такие подарки, мы едва знакомы…

Коровин. Примите в благодарность, что скрасили пустоту и одиночество…

Нина. Вы одиноки?

Коровин (склонился к уху Нины). Семнадцать лет провел… практически… под землей, в постоянной боевой готовности. Вы появились здесь, как будто… ангел с неба…

Нина. О Боже мой! Какие речи…

Коровин. Бывают женщины, с которыми хочется начать новую жизнь…

Нина. Вы так говорите, как будто я — именно та женщина. А вы, правда, одиноки?

Коровин. Бессмысленно одинок…

Нина. Мне тоже некому чай в постель подать, когда я заболеваю…

Коровин. Хотел бы я оказаться рядом, когда вы болеете…

Нина. Мужчины не любят, когда женщины болеют… Вы такой же, как все…

Коровин. Я, в отличие от остальных… предпочитаю, больных… исключительно…

Нина. Я хоть и пьяная, но вы слушайте, что говорите… На все идут, лишь бы уговорить…

Коровин. Вы нас тоже поймите. Вокруг… мертвые недра и голый бетон…

Нина. Да, бетона вам тут не пожалели…

Коровин. Скажу вам честно, всегда мечтал держать в руках… тонкую, хрупкую вазу…

Нина. Я думаю… нам пора…

Коровин. Жалко вас отпускать… Не хочется расставаться.

Нина. А вы разве с нами не поедете… к этому… Медведеву?

Коровин. К этому я не поеду… Да меня туда и не приглашают…

Нина. Ну давайте… мы за вас попросим…

Коровин. Не надо, все-таки я — офицер.

Нина. Вот мой адрес, напишите мне письмо…

Коровин. Спасибо…

Нина. А вы дайте мне свой…

Коровин. А вы куда едете… после нас?

Нина. Я ничего не знаю… Куда меня везут, туда я и еду…

Коровин. А я тоже не знаю, где окажусь… Пошлют куда — пока не знаю…

Нина. Странная у нас жизнь…

Коровин. Жалко вас отпускать.

Нина. Ну так вы… и не отпускайте! (Целует его.)

Появляется Зуев.

Зуев (негромко). Товарищ полковник… извините…

Коровин. Я кому сказал — отдыхать!

Зуев. Беда случилась… товарищ полковник…

Коровин. Да?! Не было там изделий! Я с тобой шутил, дурило…

Зуев. Товарищ полковник… Там вас ищут… С Хребтом плохо…

Коровин. Что?

Зуев. Беда… товарищ полковник…

Коровин (Нине). Ну, вот видите, что такое служба… Зовут… Должен идти немедленно…

Нина. Но мы ведь увидимся еще!

Коровин. Буду вас искать! (Быстро выходит.)

Нина (вслед). Не обманите!

Зуев. Идемте я вас к подруге отведу… мне с товарищем полковником надо… срочно…

Нина. Идемте… А что случилось? Куда все подевались?

Выходят.

Вечер в полном разгаре. Шум застолья и музыка доносятся из-за ширмы. Шафоростов и Илья разбирают декорации. Мусатова складывает в ящик куклы. Появляется Иван.

Иван. Слыхали? Там… они этого… Одни говорят убили, другие, что сам застрелился.

Шафоростов. Кого убили?

Иван. Не понял я… Я в мастерской стою, смотрю, все куда-то механики побежали. Выехал… слава Богу, своим ходом… Выбираться нам надо отсюда… гиблое это место…

Шафоростов. О Господи! Ты толком-то можешь… объяснить? Кто убит?

Иван. На площади мужики толпятся. Коровина, полковника-то этого, офицеры держат, скрутили… он в танк лезет, кричит… пена из рта… Ехать отсюда надо. Правильно я говорю. Илюха, ты скажи отцу — меня он не послушает. Автобус, как новый! Двигатель я прогрел… Он меня заправил… и две канистры дал с собой, ну этот Хребет, подполковник этот… душевный очень мужик… Хорошие тут ребята… Но место плохое… Гнилое это место… Тут такого мне механики наговорили… про эту Аномалию…

Одна за другой за ширму входят Таня, Нина, Мусатова.

Нина. Ты едешь с нами, Илюшенька?

Илья. Куда?

Таня. Мы едем в Железный продолжать ужин в узком кругу… К богатым коммерсантам.

Илья. Нет, спасибо…

Нина. Ты будешь пить только тархун!

Входят Жанна и Медведев. Он держит ее под руку. Появляется Голдин.

Медведев. Спасибо…

Жанна. Пожалуйста…

Медведев. Вы не только прекрасно поете, но и замечательно танцуете…

Жанна. Вы тоже…

Медведев. В военном училище брал первые места на конкурсе бального танца. (Громко.) Напоминаю всем о своем приглашении…

Голдин. Спасибо… Но у нас такой водитель — неизвестно где мы к утру окажемся, он может поехать в другую сторону…

Медведев. Если найдете дорогу — милости прошу. Я распорядился, там вас встретят… (Выходит.)

Нина. Илюша, ты поедешь с нами! Жанна, правда нам этот коммерсант обещал тархун?

Жанна. Правда!

Голдин (сыну). Тебя приглашают дамы выпить тархун! Ромео на твоем месте дал бы себя уговорить… Ты оказался большой любитель по части выпить. Странно, потому что я не пью… В остальном ты оказался на меня похож. Даю совет, юноша: береги свой инструмент…

Нина. Ефим, милый, хватит пошлостей на сегодня!

Голдин. Ниночка… вы все-таки слишком много рассудка потеряли, ожидая Сакко… слишком много. Я говорю о его скрипке… он ее везде оставляет. (Протягивает Илье футляр.) Зачем ты ее бросил, сынок?

Илья. Мне она больше не нужна…

Иван (негромко). Ефимыч…

Голдин (Илье). Зачем ты бросил скрипку? Этого нельзя делать никогда… Жанна рассказала о тебе местному миллионеру по фамилии Медведев. Он готов послать тебя учиться в московскую консерваторию…

Жанна. Тебе ведь нужны деньги… Ты хотел учиться в консерватории…

Илья. Мне деньги не нужны…

Нина. Илюшенька, это редкая удача!

Голдин (подходит к Илье). Не так все просто, сынок… Когда-нибудь тебе все равно придется познакомиться с этими людьми… или с другими, вроде него…

Иван (Голдину). Ефимыч, ты слышал про этого…

Голдин. Слышал…

Иван. Я не понял, а за что его…

Голдин. Молчи!

Иван. Так чего мне делать-то? Ефимыч, ехать отсюда надо…

Таня. Ефим, мы едем к нашим спонсорам или не едем? И куда завтра?

Нина. Да! А куда мы едем завтра?

Голдин. Куда мы едем — не знаю. Не знаю куда… Пока нам некуда ехать. Никто нас не ждет. (Илье.) Знаешь, о чем я тебя попрошу… Я тебя прошу: сыграй публике что-нибудь… не надо грустное… Что-нибудь красивое… и легкое… Идем… Я должен сказать им несколько слов на прощание…

Илья. Я не буду играть…

Голдин. Сынок… надо работать… понимаешь — работать… Мы тут работали, а ты спал… Сыграй людям что-нибудь… красивое… только не надо грустное… И я хоть послушаю, на что у меня тянули деньги целых восемнадцать лет…

Таня. Это правда, Илюша… Мы все хотим тебя услышать…

Нина. Сыграй им… Может быть, они никогда не слышали живой скрипки.

Илья. Я не буду играть…

Голдин. Если ты решил стать артистом, то не ломайся. А если ты не хочешь быть артистом, тогда поменяй этот предмет в футляре на автомат…

Илья. Поменяю…

Нина. Илюшенька, что ты говоришь! Господи, это все — аномалия!

Голдин. Не волнуйтесь за него, он уедет в консерваторию, будет знаменитым на весь мир… станет богатым и важным! Внимание коллектива! Мы ставим «Ромео и Джульетту»!

Снимает пальто, поправляет фрак, галстук. Выходит к публике.

Внимание, друзья! Перед вами опять я — жертва вашего изумительного гостеприимства. Я был последним, кто пригубил из тимохинского ведра, и мне почему-то кажется, друзья… что уже настала пора поблагодарить вас за гостеприимство и тепло. Не скоро забудется наша теплая встреча, дорогие друзья. В последнее время постоянно думаю: а вообще, что это такое, аномалия? Мне сразу скажут: аномалия — это вся наша российская жизнь. Нет! Аномалия — это мечта! Почему человек мечтает? Это заметили давно. Еще поэт далекого возрождения Данте Алигьери мечтал о добре и вечной любви. Знал ли он, что этой мечте не было суждено сбыться. Никогда. Наверно, знал, но ничего нам про это не сказал. И вот и я тоже служил этой мечте, и эта проклятая химера вытянула из меня все силы. Если бы я не верил в это, наверно, я бы не скитался по этим страшным дорогам. Аномалия… аномалия… аномалия… Мы, артисты, иногда должны на сцене умирать! Артисты это делают красиво… Один красиво подаст бокал с ядом, другого будет изумительно тошнить, он будет красиво корчиться, закатывая глаза… Дайте нам, артистам, умереть за вас всех, идиоты! Потому что только мы получаем от этого удовольствие! Остальным больно! Когда вы поймете, кретины, что нельзя никого убивать! Идиоты! Нельзя никому делать больно. Человек — не кабан! А вдруг у человека все-таки есть душа? А впрочем, вот вам история и про кабана. Был когда-то изумительный клоун в Херсоне по фамилии Хрюкин. Он дрессировал поросенка. И он дал ему свою фамилию: Хрюкин… Он так и говорил ему на каждом представлении: хрюкайте, Хрюкин! Номер назывался «Хрюкин нахрюкался». Клоун Хрюкин старенький уже был — вдруг умер… А другой Хрюкин к тому времени уже подрос… встал вопрос, что с этим артистом делать… Жизнь теперь нелегкая, а как своего брата-артиста съешь?! Товарищ ведь… ветеран сцены! Говорят, после того, как им два года денег никаких не платили, раздавались голоса, а давайте разделим на всех Хрюкина! Я недавно звонил в Херсон! Так вот, я вам должен заявить: Хрюкин жив! Хрюкин жив! Жив! Да-да… Я затянул… свое выступление… Актер не любит уходить со сцены. Я вижу-вижу… публика проявляет беспокойство. Публика уже стала покидать свои места? Подождите! Всего несколько слов! Мы все с вами видели красивый белый танец, ставший символом исполненной мечты… Наша ведущая актриса, прима областной сцены, несравненная Жанна Калмыкова пригласила на прощание одного из присутствующих кавалеров! Наши удивительные актрисы готовы последовать ее примеру, но не желая никому из вас нанести физический, простите, моральный ущерб… пришлют свои прощальные поцелуи воздушным путем… (Возвращается к артистам.)

Нина (вскрикнула). Ефим… так мог сказать только артист…

Голдин (артистам). Что вы стоите? Идите! Быстрее! Идите! Прощайтесь с ними!

Нина (выходя). Шлю всем воздушный поцелуй.

Таня (выходя). Ребята! Всем совет: шерше ля фам!

Шафоростов (выходя). Шерше просто добрых, отзывчивых друзей…

Мусатова. Шерше-шерше. А где костыль мой?

Голдин и Жанна остались одни.

Голдин (Жанне). Детка, не думай ни о чем… все будет хорошо…

Жанна. Я не думаю…

Голдин. Жизнь — прекрасная вещь… Теперь у нас все есть… Деньги… Успех… А я, пожалуй, поеду заделаю гастроли в Мурманск… Я обещал показать спектакль… одному мальчику… В Мурманске живет маленький Хребет… мальчик… Я обещал, понимаешь… я обещал… Надо туда поехать… Ты не против? Поедем?

Жанна. Поедем…

Голдин. Я обещал… Жанна, я хочу одеться потеплее… мы не поедем в это охотничье хозяйство… Мой синий свитер в какой сумке, ты не помнишь?

Жанна (достает скрипку, Илье). Возьми… Сыграй для меня… сыграй…

Голдин. Какая скотина этот генерал! Высчитал у меня за карданный вал… и работу.

Жанна. Прошу тебя… ну сыграй… прошу тебя…

Илья неподвижен.

Голдин (Ивану). А ты что стоишь? Подгоняй автобус! Прямо ко входу…

Иван. Понял… А куда едем-то?

Голдин. А как ты сюда нас завез, скотина? Той же дорогой на бетонку… Я тебе говорил: не сворачивай! Зачем ты сюда свернул?

Иван. А ночевать где будем?

Голдин. Что-нибудь найдем… Не пропадем… Поехали! Поехали!

3анавес

1996