Саша стоит у памятника Грибоедову. В руке бутылка пива. Подъезжает Вадик.
Вадик. Всё стоишь?
Саша. Стою. А ты всё катаешься?
Вадик. Катаюсь.
Саша. Чем порадуешь?
Вадик. Дай отдышаться. (Присмотрелся.) Ты что, пьяный?
Саша. Вроде этого… Куда идти – не знаю. Где Анька – не знаю… Телефон свой отключил… Включил на секунду, чтобы тебе позвонить предупредить про Аньку, но ты не отвечал.
Вадик. Знаешь, с кем я говорил в это время?
Саша. Нетрудно было догадаться. Я послал смс. Ты прочитал?
Вадик. Ну естественно. Как только расстался с Леной. Я мало что понял, кроме того, что после меня ты всё-таки падал головой о землю. Несколько раз. (Достал телефон, нашёл Сашино послание.) У тебя рука дрожала или глаза слезились? Вот что получилось. (Читает.) «Анка ехала Пушкину. Буди острожен. Прощу» … «Анка…» – здесь ты, видимо, пропустил мягкий знак, потому что тогда надо было бы подписаться «Петька» или «Василий Иванович» … Но что Анка сделала Пушкину?
Саша. Поехала.
Вадик. Ах «поехала»! Я думал: въехала Пушкину… «Буди» – это понятно, «острожен» … И особенно это вот – «прощу». Оно выдаёт в тебе потомка знатного рода. Это ты мне как будто записочку с лакеем послал.
Саша. Я спешил… Потом я выключил телефон, как ты велел. Анна мне не могла дозвониться и, наверно, подумала, что я не хочу с ней разговаривать.
Я ей не могу позвонить. Почему – не знаю. Стою жду, что она придёт. Чего я жду?.. Подумал: а, гори оно всё синим пламенем! Что будет то будет… Не могу больше. Устал…
Вадик. Ты, кажется, пьёшь пиво, или у меня глюки?
Саша. Да, купил пива на все деньги, что у меня были.
Вадик. Сколько же ты выпил?
Саша. Я сбился со счёта.
Вадик. Ты сбился со счёта?!
Саша. Если бы здесь стояли пустые бутылки, я мог бы ещё восстановить их количество, но их у меня забирали. Как только я открыл первую бутылку, появлялись мужчина и женщина… Хотя кто из них мужчина, а кто женщина, уже трудно было понять… И вот мои сограждане, которым тоже посчастливилось жить в наше замечательное время, терпеливо стояли и ждали, когда я выпью. Я не хотел, чтобы меня ждали, – ведь это невежливо заставлять себя ждать. Первую бутылку поэтому я выпил быстро… Потом, когда я поставил бутылку на землю к урне, они подбежали, и там начиналась маленькая гражданская война. Победил мужчина… или, может быть, женщина – не знаю. Я открыл вторую бутылку. Они вернулись и стали опять смотреть на меня. На второй бутылке я понял, что такое «общество потребления». Это когда один потребляет, а двое на него смотрят. Какую надо иметь железную волю… каменное сердце, чтобы несмотря ни на что потреблять!.. Более того, надо не только успеть потребить, переварить и загадить всё вокруг себя, – надо ещё при этом что-то сказать высокое людям, которые на тебя смотрят… Я не выдержал. Я предложил им выпить со мной. Я пошёл купил на все деньги этого пива, распределил между нами тремя поровну, но при одном условии: мы будем забирать друг у друга посуду по очереди. Я дал им закон… И ты думаешь они признали верховенство закона? Я, как мог, старался сократить их ожидание, поэтому пил быстро, а они стали хитрить, своё тормозили и потом у урны подрались опять за мою пустую бутылку…
Вадик. Вот сейчас я слышу голос своего великого друга! Я опять учусь у него мудрости. Я верю, что с такими людьми, как он, мы научим наших людей собирать бутылки в соответствии с нормами международного права.
Саша. Ну что? С чем приехал?
Вадик. Гоняете меня туда-сюда! Ещё немного, и я покрою расстояние от Москвы до Пекина. Дай и мне пивка глотнуть.
Саша протянул бутылку.
Саша. Допей.
Вадик. Привет тебе.
Саша. От кого?
Вадик. От твоей.
Саша. Уточни.
Вадик. Привет от той и от другой. Ты почему Аньку отпустил? Она приехала к Пушкину, ну и, конечно, они с Ленкой сцепились.
Саша. Как сцепились?! Они знают друг о друге?!
Вадик. Знают. Ты должен был её к колесу привязать – но удержать!
Саша. Они встретились! Это конец! Я потерял всё – работу, женщину… жизнь!..
Вадик. Не паникуй. У нас удивительные девчонки! Александр Сергеевич там до сих пор балдеет.
Саша. Что было дальше? Они встретились, и что?
Вадик. Анюта подошла – тоже крепенькая такая, просто будь здоров!.. Кулачки сжала – так за себя готова была постоять!
Саша. О Боже! Бедная Анька!.. Несчастная…
Вадик. Кто «несчастная»? Да ты представить не можешь, как они собачились! Я даже подумать боюсь, чтобы бы там было, если бы на моём месте оказался ты. Тебя бы они разорвали к чёрту.
Саша. О чём они говорили? Как?
Вадик. Говорили не по-французски и, представь себе, говорили не о тебе. И не умирай раньше времени. Слушай и запоминай. Я сказал Аньке, что у меня свидание с любимой девушкой Леной. Так что с Анькой у тебя теперь алиби как грязи. Я ей успел впечатать в мозг: Лена – моя девушка. Ты молиться должен на меня!
Саша. Где она?
Вадик. Кто?
Саша. Анна.
Вадик. Анька в соплях уехала в лес. И так несколько раз повторила, чтобы я передал кому надо: в лес, в лес… А-у! Ты меня слышишь? Анька уехала в лес, в лагерь.
Саша. Мне надо немедленно ехать к ней. Я должен всё ей сам рассказать без посредников. Я поехал к ней!
Вадик. Подожди, подожди…
Саша. Пусти, я поехал к Аньке!
Вадик. Успеешь. Не торопись. Приедешь ночью, напугаешь… потом покажешь, как ты её любишь… Она успокоится… Не торопись.
Саша. Это я сам решу, торопиться мне или нет. Я больше не нуждаюсь в твоей помощи! Меня не надо консультировать, пиарить, делать из меня дебила!..
Вадик. Теперь я прошу тебя как друга! Помоги мне.
Саша. Ни о чём меня больше не проси. Я следовал твоим советам, выполнял все твои требования – и что в результате?! Анна плачет в лесу, я тут раздаю пиво…
Вадик. Дурак! Я поехал снял все твои проблемы. Теперь я тебя прошу: помоги мне. Эта Лена – просто перл, высший пилотаж!.. А ты что-то невнятное мычал про такую девку!.. Это такой дивный образец! Я даже не знаю, с каким её растением можно сравнить… Это редис! Крепкая такая, тугая… О-о! Это такой редис!.. Но должен тебе сказать из собственного опыта – от этих редисок потом тоска берёт за горло так, что у пацанов кадыки хрустят… Нет, она не редис… Она – луковица! Снимаешь с неё шелуху и плачешь, снимаешь и плачешь… Что делать, если такая экономика! Отцы! Я теперь не отступлю. Отцы, трепещите! Вы будете мне платить контрибуцию, за то что выбросили меня из жизни! (Памятнику.) Вот он, Грибоедов, парадоксальный русский мир! Мы якшались с такими, как её отец, – пусть издалека. На всех корпоративах они нам говорили: мы одна семья, – но к дому своему и на пушечный выстрел не подпускали. Они вытягивали из нас последние интеллектуальные жилы, но дочерей держали в Лондоне, от нас подальше. И вот мы его дочку снимаем на улице и папе прямо в самое сердце забиваем кол! Стройте заборы, отцы, нанимайте дубов в охрану – не спасти вам денежки! Мы возьмём у вас и ваших дочерей, и ваши деньги! Всех девок они в Лондон не вывезут! А надо будет, мы и в Лондоне их достанем!
Саша. Я не понимаю, ты, как всегда, юродствуешь или говоришь серьёзно?
Вадик. Очень серьёзно! Мне это стало интересно. Девка чумовая! Она мне понравилась. По-настоящему. А если ещё кинуть в огонь любви папу!.. Ты что! На этих дровах такое можно наварить! Этот проект меня увлекает как пиар-менеджера. Какие, кстати, у моего тестя заводы, не уточнишь?
Саша. Наверно, большие.
Вадик. Поехали. Моя там ждёт. И оттуда ты сразу на вокзал.
Саша. Она – твоя?
Вадик. Ленка? А чья? Или у тебя на неё виды?
Саша. Она уже твоя!.. Да, у них это быстро… Хорошо, что ты хочешь от меня?
Вадик. Я тебя довезу до памятника Пушкину, покажу ей и всё.
Саша. Этот памятник Пушкину сегодня меня уже достал! Слушай, он был провидцем, этот Пушкин: к нему никак «не зарастёт народная тропа».
Вадик. Очень хорошо, ты можешь поговаривать об этом с самим Александром Сергеевичем… Лена – она честная девка, мне она не верит – нормальная реакция! Она хочет услышать тебя. Я её понимаю. Это не по-человечески – как-то по-собачьи получается: думала, у неё один кобелёк, а оказалось два.
Саша. Всё! Всё! Я не хочу о ней слышать больше. «Кобельки», «сучка»!..
Вадик. Она не сучка! Не надо так говорить о ней!
Саша. Кого ты защищаешь, её или свой домик под Парижем?
Вадик. Ты выпил пива… Первый раз в жизни выпил пива в таком количестве, и ты заговорил голосом своего народа. Ты не отличаешь врага от друга. Поэтому я сделаю вид, что этого не слышал. Но, если ты хотя бы ещё раз назовёшь её так – даже в мыслях! – тебе придётся тяжело, и до Анькиного лагеря ты не доедешь!
Саша. Это были твои слова: «она думала, у неё один кобелёк…» Прости. Ты у нас поэт-менеджер. Кто работает со словами, я или ты?.. Ко-бе-лёк! Дума о кобельках. Кто на планете Земля думает о кобельках?! Кто в Солнечной системе думает о кобельках?! Может быть, где-нибудь на окраинах Вселенной о кобельках думает кто-то ещё кроме сучек – не знаю… Можем поехать в зоопарк и спросить… ну хотя бы… медведицу. Белую медведицу. «О ком вы, белая медведица, думаете?»
Вадик. Она думает о белом медведе, который уже забурел.
Саша. Вот как? Ты у нас знаешь потаённые мысли белых медведиц?.. Что я должен сделать для тебя?
Вадик. Ей надо сказать правду.
Саша. Ты же тут гимн пропел брехне: «Лгите любимым!..»
Вадик. Правильно. Но это любимым. А не любимым лучше сказать правду. Всё равно когда-нибудь придётся её сказать. Это твой случай. Сделаешь Лене короткое заявление, что встреча с ней была для тебя ошибкой. Текст обсудим по дороге.
Саша. Пожалуйста. Мне уже всё равно.
Вадик. И потом помчишься в лес.
Саша садится в коляску, Вадик в седло.
Вперед! Природа мать, дай мне силы доехать на вело машине до Пушкинской площади! А дальше мы уже будем ездить на кадиллаке.
Уезжают.
Лена и Анна у памятника Пушкину. В руках у них бутылки с пивом.
Лена. Это очень хорошо: после коньяка выпить пива… Теперь нельзя торопиться, и самое время поговорить о мужиках. Значит, ты Сашку моего плохо знаешь? Но я думаю, он хороший человек… Такой смешной, что-то в нём такое милое… Пупс с надутыми щеками – так и хочется взять, и погладить…
Анна (мрачно). Да, я его плохо знала…
Лена. А чего ты напряжённая такая?.. Ну, расскажи мне про своего Вадика… Вообще, ты за ним последи: признался мне в любви, так, между делом. Это спьяну бывает у них, у поэтов. (Указала на памятник.) Вон тоже стоит. На первый взгляд он поэт, а ведь у него все беды были от нас, женщин.
Анна. Сравнила поэтов!
Лена. А что! Этот Вадик тоже ничего. Но я тебе не завидую. Знаешь, когда парень думает про себя, что он сюрприз, завёрнутый в кулёк и на бантик завязанный, – это не очень хорошо. Вот мой не такой, мне кажется. Он основательный… Я мужчин больше женщин уважаю. Что мне от женщины ожидать, кроме какой-нибудь очередной гадости! Хотя и парни теперь какие у нас? Все полезли в деньги, шакалят, кто как может. А этот, когда первый раз меня катал, я ему сказала: жди, кучер, заплачу. Уехал – и денег ждать не стал. Я даже не поверила: ну не бывает такого!.. И потом, он парфюмом не пользуется. Так было непривычно. Мои друзья – кто чем только не пахнет! И этот, твой Вадик, – от него тоже разит. А от Сашки нормальным мужиком пахнет. Мы с ним потанцевали чуток – я чувствую: о-о-о… этот меня расслабляет…
Анна. Дальше можно не вдаваться… в подробности.
Лена. Чего ты смотришь так?
Анна. Я думаю, намного я старше тебя?
Лена. Это я так выгляжу хорошо, ненамного ты меня старше. Даже, может быть, моложе.
Анна хочет отпить из бутылки.
Подожди. Сделала первый глоток и не торопись. На будущее запомни: всё время прислушивайся к себе. Покури травки… можно послушать какого-нибудь мудака, вроде твоего Вадика… можно чуть-чуть эротики себе позволить… Потом, когда ты чувствуешь, что всё опять обрыдло, – надо сделать второй глоток.
Анна. Я сделала два глотка, и только хуже стало.
Лена. Да не страдай ты так!
Анна. Как теперь жить?! Как всё грязно, мелко, пошло!.. (Показывает на памятник.) Вот перед нами стоит великий человек… Он погиб, защищая честь женщины!..
Лена. Ты что, на уроке? Расслабься.
Анна. Я не умею расслабляться. Жила в постоянном напряжении, чувствовала ответственность перед всем миром – перед гимназией, перед детьми, перед чужими родителями, перед своими родителями… Внушила себе, что должна выйти замуж… Теперь я понимаю, что никогда не выйду… Хотела сегодня позволить себе расслабиться, и получила подлый удар под дых… Ну что же, зато мне стало ясно, в каком я мире живу!
Лена. Ты не умеешь расслабляться, а я ничего другого не умею, кроме расслабления. Думаешь, мне легче? У меня не было подруг… То есть они были и есть, но все такие расслабленные – сплошное желе. А вот подруги, которой я могла бы вот так открыться, как тебе, у меня не было. Мы с тобой подружимся, я чувствую. Я думала, что могла всё сказать матери, но, после того как она скурвилась, мне ничего ей говорить не хочется. У меня в семействе бардак: у матери любовник, у отца, как выяснилось, паскуда с ребёнком. Они уже продавать всё начали, а денег, оказывается, никаких нет… Я решила: пора и мне о себе подумать. Села к Сашке от тоски, вижу – чем не муж!.. Спина широкая. Видно, что хороший парень. Шакалы мне надоели, а он добрый – дурачок, одним словом. Я его привезла поставила и объявила родителям: выхожу замуж. (Смеётся.) Сашка глаза вылупил с перепугу… Но я, правда, очень была накачена…
Анна. Поставила, а он что?
Лена. Думаешь, они меня отговаривали? «Подумай, дочь, за кого выходишь…» Отдали не глядя – лишь бы с глаз долой, из сердца вон… Так на душе гнусно! Какая-то непруха пошла… Ладно, давай выпьем. Хорошее пиво?
Анна. Я в нём не понимаю. Я обычно пью вино.
Выпили.
Лена. Что чувствуешь?
Анна. Ничего, кроме отвращения к жизни.
Лена. Это потому, что у тебя между первым и вторым глотком эротики не было.
В это время появляются Вадик и Саша. Увидев Лену и Анну, каменеют.
А вот и женихи прикатили. Вовремя поспели. Слушай, Сашка, что за дела?! Если ты до свадьбы мне такие номера устраиваешь, что же после будет? Это некрасиво, к девушке гонцов посылать.
Друзья неподвижны.
Чего ты стоишь там с открытым ртом? Подойди, подойди… Что там у тебя с головой?
Вадик. Такого даже я не ожидал!..
Лена. Ну что молчишь? Ещё не придумал, что сказать?
Вадик (Саше). Молчи.
Лена (Вадику). Ты сам молчи! Не с тобой говорят. (Указала Вадику на Анну.) Вот человечек… смотри: вернулась, ждёт тебя! Не будь скотом. Такая девка! Вообще, ребята, вы как себя ведёте? Это неправильно. Сашенька, твой друг меня пугал, пугал…
Вадик. Леночка… Анна…
Лена. С тобой не говорят! Саш, мы сейчас пойдём в ресторан, там всё обсудим. Нам свидетели нужны будут, я не против твоих друзей. Мы, можно сказать, теперь подруги… А-у! Сашка! Ты в порядке?.. Ты что, правда упал?
Саша. Анна… милая…
Анна. Я Анна! Всё ещё Анна!
Лена (недоумённо). Что это с ним?
Подошла к Саше, пробует погладить.
Ты слышал, я спросила, что там с головушкой? Меня Леной зовут – ты не забыл?
Саша (отошёл от неё). Пожалуйста, если можно… без рук…
Лена. Сурово. Саша… ты чего? Не помнишь меня? Алё-ё…
Вадик (нашёл в чём спасение, быстро подошёл к ней). Голова – я же говорил.
Саша молчит.
Анна. Молчишь? Ну тогда буду говорить я! Я пришла сюда, потом ушла. Знаешь, вдруг подумала, что ты всё-таки сюда придёшь. Не можешь не прийти!.. Я так хотела тебя увидеть! Вернулась. Думала – ну может быть, он пришёл… стоит. И всё будет как прежде… Смотрю – его нет. Я поняла: как прежде никогда уже не будет…
Саша. Прости.
Вадик (Саше). Молчи.
Анна. Это всё так неожиданно… Я и сейчас спрашиваю себя: это правда? Вот она стоит… Ты стоишь рядом с ней, она рядом с тобой… Я не могу поверить, что я ещё жива… Неужели я всё это вижу собственными глазами?!
Саша. Анна!.. Родная моя! Прости!..
Лена. При чём здесь Анна? У кого ты прощения просишь? Подожди… При чём здесь она? Ань, о чём ты с ним говоришь?
Анна. Мы с тобой вместе не первый год, Саша. Правда? Если ты решил со мной расстаться, сказал бы об этом мне. Я бы всё поняла… Но почему так?!
Лена (растерянно, Вадику). С кем она говорит?
Анна. Я говорю с моим женихом! Бывшим.
Саша. Анна…
Вадик. Молчи.
Лена. С твоим?
Анна. Да, ещё час назад он был моим. Теперь вот стал твоим.
Молчание.
Лена. То есть меня хотят убедить в чём? Никак не въеду… Ребята… может, на вас таблички повесить – кто, кому, кем?.. (Вадику.) А ты чей?
Вадик. Я свободен как ветер. Но готов ко всему.
Саша. Прости меня… Анна!.. Ради Бога, выслушай меня…
Вадик (тихо). Молчи, я тебе сказал!.. Та-ак! С кого начать?.. Леночка, вспомни наш разговор. Я ведь говорил тебе о том, что Анна и Александр давно знают друг друга?
Лена. Ну да, ты говорил.
Вадик. Помнишь, я сказал, что они созданы друг для друга?.. Правда?
Лена. Ну да… Сашок, ты в данный момент чей? (Пауза.) То есть про это ты мне и хотел сказать? Послал друга… сообщить, кто, кому и с кем?
Анна. «Сашок»?.. Нет это не сон. Господи, какая пошлость!..
Хочет уйти. Вадик останавливает её.
Вадик. Анна, подожди, не делай глупости! Ты сейчас возбуждена. Это понятно. Подожди, прошу тебя! Ребята, это очень хорошо, что все мы собрались вместе. Наверно, было бы правильнее пойти в ресторан, а не стоять посреди Москвы…
Лена (Анне). А ты не могла мне раньше сказать, кто из них твой?
Анна. Я вообще не понимаю, откуда ты взялась?! Почему ты появилась в моей жизни?! За какие грехи мне всё это?!
Лена. Анна, ты говори про меня что хочешь, – я никогда не унижусь до этих бабьих разборок… Но ты змея! Ты хуже змеи!.. Прибежала покататься! Сама всё вытягивала из меня, вытягивала!.. А я к тебе с открытой душой! Помочь тебе хотела!.. Ё-моё! Во попала я, ё-моё!..
Саша. Лена, я должен был всё объяснить вам…
Лена. Слушай, жених! Мы были на «ты».
Анна. Ах вот как! Ты с ней на «ты-ы-ы»?!
Лена. Повезло тебе, Сашок, с невестой! (Анне.) Сейчас я отцу позвоню, у него именной пистолет есть. Пока он мамку из него не застрелил, пусть тебе его подарит. Приговори своего Сашку к расстрелу, за то что он со мной на «ты»!
Анна (Саше). Вы, оказывается, на «ты-ы-ы»!..
Вадик. Анна, зачем этот многозначительный подтекст? Это ставит Лену в двусмысленное положение.
Лена. Вадик, ты не волнуйся, меня никто ни в какое положение не поставит без моего согласия. (Анне.) Теперь ты слушай меня!
Вадик. Леночка, я и тебя прошу, ты тоже успокойся. Может, нам, действительно, пойти в ресторан?
Лена. Нет, дай мне с ней разобраться, подожди. (Ане.) Слушай! Я не знаю, спала ты со своим Шуриком или нет…
Анна. Я? Спала! К сожалению. И много раз!
Лена. И что, ты думаешь, я буду от этого заявления на стену лезть? На памятник полезу, Пушкину на радость?.. Ну что ты ждёшь, что я начну кричать: люди, она с ним спала!.. Я твоего Шурика знаю три дня, и то как водилу. Он меня возил, и всё! И я с ним не спала! Это мой тебе подарок… на свадьбу!
Анна. Для меня это уже не важно.
Лена. Чего, Вадик, я не права? Подарок достойный?
Вадик. Подарок изумительный! И мне тоже.
Лена. Ну-у-у я теперь поняла, с чего ты, Сашок, такую оборону держал. Слушай, ты даже меня сейчас успокоил, просто камень снял с души. А то я в себе уже засомневалась, один комплекс полез за другим, даже чесаться вся стала!..
Анна. Почему, я должна стоять и слушать это?
Собирается уйти. Вадик взял её за руку, удерживает.
Пусти меня!
Вадик. Умоляю, подожди! Ты сейчас всё поймёшь.
Лена. Ну я дура! Ну дура! Мучилась, в зеркало на себя смотреть не могла!.. А у него невеста со стажем!
Анна. Вадик, не держи ты меня, пожалуйста! Мне и так всё понятно! Что я должна ещё понять?! (Саше, с болью.) Ты вчера ночью меня целовал и ничего не говорил о ней! Ты должен был мне первой всё рассказать… Я ненавижу мужское предательство! Ты – ничтожный, мелкий предатель!
Вадик. Анечка, ты всё это ему скажешь потом. Сейчас давайте успокоимся, пойдёмте в кабачок… поедим, выпьем… я всё вам там объясню… Во всём виноват я.
Лена. А ты здесь при чём?.. Между мной и Сашкой ничего не было. Я его в руках даже подержать не успела… Думаю: чего это он всё уклоняется? Как кусок мыла просто, нельзя было удержать… Танцуем – он отворачивается, как будто я бацилла на каблуках. Дома предложила ему на ночь остаться, просто пожалела: чего ему после таких трудов ночью назад в Москву переться!.. Другой разве бы отказался? Таскал меня по Москве, вёз за город, пыхтел, потел… накрутил, может быть, двести километров… Я говорю: разденься, ну хоть душ прими. А он всё на дверь смотрит и молит: простите, я поеду, поеду… у меня мама…
Анна. О боже! Я попросила у тебя сегодня проехать пять метров… Что я получила! Ты меня ссадил, обозвал жлобихой! Меня!.. А её ты возил! Двести километров!.. Нет, всё, всё!
Вадик. Анечка! Успокойся!.. Кто знал, что этот вид пассажирских перевозок станет таким популярным в столице!
Анна. Ты был у неё дома! Ты танцевал с ней!
Саша. Да, танцевал… в ресторане…
Анна. В рестора-а-не?!
Вадик (тихо, Саше). Идиот! Молчи! Что бы ты ни сказал, всё будет направлено против тебя.
Анна. Ах вы танцевали! В ресторане! Могу представить, как она к тебе прижималась!
Лена. Как к нему прижмёшься при таком брюхе?! Видишь, оно насколько у него вперёд выступает? Может, это ты ловкая такая… и у тебя времени больше было на подготовку, ты приладилась к нему. Давай следственный эксперимент проведём? Давай, Сашок, иди сюда! Иди ко мне.
Анна. Сашок! Она уже тебе приказывает. Иди к ней! Иди!
Лена (подходит к нему сама). Ладно не бойся, всего-то прошу: возьми меня за талию и как бы танцуй, как тогда.
Анна. Я всё равно не буду на это смотреть. Ты можешь танцевать с ней.
Саша (отходит от неё. Вадику). Что от меня хотят?
Вадик. Когда женщины в таком состоянии, законы перестают работать, в том числе законы физики, химии, биологии… Главное, их не останавливать, не противоречить. Пусть идёт как идёт.
Лена. Чего ты боишься? Не съем. Сашок, я что, такая страшная?
Вадик. Леночка, может быть, мне, как ты говоришь, взять тебя за талию?
Лена. И ты возьмёшь. Всему своё время.
Анна. Она не здорова! Звоните её отцу – пусть он её увезёт.
Лена. Это ты не здорова! Есть девушки, которые даже писают через крепдешин. Ты из таких!
Анна. Я не пользуюсь крепдешином!
Лена. Ну и скажи прямо: я от своего не собираюсь отказываться. И забирай! И валите с ним отсюда!
Анна. Я уже отказалась!
Лена. А чего тогда ты здесь торчишь?
Анна. А что, твой отец приватизировал Пушкинскую площадь и мне будут указывать, где мне торчать?! Я торчу где хочу!
Лена. Чего ты всё про моего отца?! Даже при Сталине говорили, что дети за родителей не отвечают. А я у неё отвечаю!
Вадик. Как единственно трезвый человек должен предупредить: мы привлекаем внимание милиции, проехала милицейская машина, ребята сильно щурились на нас.
Лена. Это мои проблемы. Хочешь, я их поставлю по периметру – площадь охранять? У нас важный разговор. Ни фига себе: две дуры кто кому жених не могут разобраться!
Вадик. Леночка у вас хотя бы пивка не осталось?.. И скажите мне, что вы пили, кроме пива?
Лена. Мы не только пили – не видно, что ли? Она попервоходку задурела… Ну что мне тебе объяснять! (Упорно.) Но я ей докажу! Иди сюда, Сашок!
Саша. Хорошо. Я подошёл к вам, Елена. Что вы от меня хотите?
Анна. Она хочет, чтобы ты с ней танцевал! Как тогда! Не просто танцевал – а как тогда! Как тогда!
Не выдержала, бросилась к Саше, пытается его ударить. Вадик удержал её.
Негодяй! Ты её трогал? Трогал?!
Вадик. Анечка! Он никого не трогал.
Анна (Вадику). Я должна это услышать от него, а не от тебя! (Саше.) Молчишь? Я сама себе противна, но это ты довёл меня до этого!
Лена. Слушай, ты можешь нормальные слова использовать? «Трогал»! Просто как ножом по стеклу скребанула!
Анна (Саше). Ты танцевал с ней? Она прижималась к тебе грудью?..
Лена. Ё-моё! Тексты! А чем ещё прижимаются?! Нет, я плечом к нему прижималась! Стояли с ним плечом к плечу. Как два партизана! Ты вон ментам закажи экспертизу, найми ребят, пусть снимут с меня его отпечатки пальцев, – я с того дня не мылась, хранила его отпечатки. Дак… дак… Мне трудно выговорить. Это уже – «буря мглою небо кроет», (Показывает на памятник.) как он сказал… Как отпечатки пальцев называются?
Анна. Дактилоскопия.
Лена. Правильно. Тебе нужна дактилоскопия? Я устрою. (Достаёт телефон.) Я звоню отцу. Он у меня генерал, прожил героическую жизнь в структурах… и сейчас здесь будут дактилоскописты… Один раз Сашок меня за что-то взял – я и не помню за что…
Анна, не дав Лене договорить, вцепилась ей в волосы. Лена ответила тем же. Вадик и Саша бросаются к ним, разнимают.
Вадик. Девчонки, вы как в сельском клубе, – выпили, поговорили, поцапались.
Лена. Заберите её! Она больная!
Саша. Анечка …
Анна. Руки прочь!
Саша. Я действительно за тебя волнуюсь.
Анна. Раньше надо было волноваться! Я сказала, руки! Не прикасайся ко мне!
Бьёт его. Саша не сопротивляется.
Анна. Ты чужой! Ты грязный! Грязный! Грязный!..
Саша. Я провёл день на московских дорогах. Прошу прощения за такую подробность – я потел, что в соединении с пылью, видимо, выглядит не эстетично.
Анна. Ты не только сегодня потел, как оказалось. Ты ещё смеешь говорить со мной об эстетике?! Танцор!
Лена. А чем эстетика не тема? Лучше говорить об эстетике, чем о том, кто где потел. Правильно, Вадик?
Вадик. Кажется, наметился перелом: мы заговорили об эстетике. Давайте, девчонки, я вам всё объясню.
Саша. Вадик, наверно, будет лучше, если это сделаю я.
Вадик. Анна, ты не права. Я свидетель – Сашка чист абсолютно!
Саша. Пожалуйста, прекрати юродствовать.
Вадик. Сашок, поверь мне, лучше, если буду говорить я. Леночка, ты просила Сашку приехать к памятнику Пушкина, я привёз его сюда по твоей просьбе…
Лена. По моей просьбе можешь его теперь отвезти обратно! Пошла я. Надоело слушать, как она тут надрывается!
Вадик (задержал её). Леночка, не надо, не уходи!..
Лена. Отвалите все от меня!
Саша. Елена, подождите… Простите, не знаю вашего отчества…
Лена. Ну что?! Ну я слушаю! Я твою фамилию даже не спросила, а ты теперь – отчество!.. Всё мне ясно.
Саша. Лена, я должен вам сказать…
Лена. Зачем? Она уже всё сказала.
Вадик. Действительно… зачем? (Саше.) Успокойся.
Саша. Вадик, не надо меня поправлять и контролировать. Не надо смотреть на меня так, как будто ты решил меня загипнотизировать. Я буду говорить правду и только правду. (Лене.) Конечно, я хотел объясниться с вами. Я искал слова… Я не хотел вас обидеть.
Лена. Ты меня хотел обрадовать. Так я рада. Рада! Чего тебе ещё?!
Саша. Понимаете, Лена, я действительно дебил!
Анна. Боже мой, боже мой! Перед кем ты унижаешься!
Лена. Сашок, да мне всё понятно. Какие вопросы! Разбирайся с невестой. Вкус у тебя хороший, хоть она и из семейства рептилий. Но мы все такие. Рассказывай ей про свой дебилизм. Ей это нравится. И вообще она подарок, а не девка. Другая давно послала бы тебя, а она мучается… уже сорок раз просто морским узлом завязалась и развязалась – и всё показывает, как она тебя любит! Описалась, наверно, из-за пива, – а всё не уходит!.. И любит, любит… Я так любить не умею…
Вадик. Зачем этот пессимизм?
Лена. Да отвали ты! Понятно всё, Саша. Понятно. Ты молодец, можешь собой гордиться. Не знаю, как тебе, а ей можно позавидовать.
Саша. Спасибо. Вы прекрасная девушка. Вы ещё только начинаете жить…
Вадик. Подожди, подожди. Она начинает, а ты что, заканчиваешь?
Саша. Скажу тебе честно, у меня такое чувство, что мы уже не поднимемся… Мы уже один раз попробовали, как ты сказал – попили французского сухача, а по второму разу мне уже будет это неинтересно. Опять начинать с нуля, опять подниматься. Я не о деньгах… Опять царапаться, лезть по отвесной стене – и куда? Когда ты уже знаешь, что там, наверху, ничего нет, кроме того, что ты уже знаешь… Я чувствую, как я постарел… Стоял у одного памятника, стою у другого… (Кивает на памятник.) Этим ребятам, когда их убили, было, как и мне, вокруг тридцати. Не знаю, как ты, а я, конечно, не Пушкин, но и нам с тобой уже тоже досталось. Мы думали: вот начнём жить, и отживём за всех… Мне отец говорил, когда умирал: «Может быть ты, сынок, теперь поживёшь, а мне в этой стране пожить не удалось…» (Памятнику.) Здесь, Александр Сергеевич, всё никак не получается пожить…
Вадик. Старичок, эта нормальная депрессуха. Она от другого. Когда бабы звереют, распиливают нас, а потом собирают из кусков, нам жить не хочется. Есть очень хорошее средство от этого. Пиво – это ошибка. Только шампанское! Завтра утром нас обязательно угостят шампанским. Поверь, они помогут, потому что они будут относится к тебе, как бурая медведица к белому медведю… Ты будешь для них, как мечта о первом снеге…
Анна. Я просто на уроке зоологии оказалась! Медведи!..
Саша. Лена, мой дебилизм в том, что я вас не понимал… Потому что я понимаю только двух женщин. У меня их было две – моя мать и Анна… Я смотрю на мою мать… Она ещё хорохорится, красит волосы, что-то себе перешивает… Она уже столько прожила… И столько времени уже без отца… Весь женский мир, всё это ваше разнообразие, – я не понимал, потому что матери защищают нас от всего мира. Они ничего нам про женщин не говорят. Или говорят плохое… Мир жесток… И самая страшная жестокость в том, что приходит другая женщина и отбирает у матери её детёныша. Вот такого дебила, как я, – большого, выкормленного дебила – у неё отбирают. У меня появилась другая женщина… и я научился понимать её, и я её так люблю, что теперь никого больше не понимаю, я понимаю только её… Других женщин я не понимаю. И уже не понимаю мать… И в мыслях своих я уже с матерью прощаюсь…
Лена. Да ладно, Сашка… Чего ты меня размягчаешь? Не стели мне помягче, я падать не собираюсь.
Вадик. Правильно Леночка говорит, мы ещё поднимемся… И мы ещё взлетим, ребята. Вспомним Островского: люди, почему мы не летаем?!
Лена. После Гоголя теперь будет Островский – прямо как будто опять за парту села! Хватит с меня на сегодня, тоска от вас берёт!.. Саша, не хочу остаться у тебя в должниках. На сколько мы договаривались тогда? Я тебе должна заплатить…
Анна. Заплатить?! За что? Может быть, ты ещё и альфонс к тому же?!
Лена. Это она хочет сказать, что у меня другого шанса нет, кроме как купить себе мужа. А она такая золушка, что типа принц, как увидел её маленькую ножку, так прямо упал и встать не может. (Копается в сумке.) У меня сейчас наличности практически нет с собой… Я не помню, сколько на кредитке осталось… Ладно, возьми кредитку.
Вадик. Лена, ну если мы так будем кредитками разбрасываться…
Лена. А ты что беспокоишься? Кто это «мы»? Глядите как он пристраивается! Ты кто такой, чтобы мои кредитки стеречь! Какие лирики нынче! Пушкин чуть что из-за женщины за пистолет хватался, а эти – за наши кредитные карты!
Вадик. Предложи её кому-нибудь ещё. У тебя её с благодарностью примут. Абсолютно всё мужское население, вот от этого места и до восточных рубежей нашей страны, выстроится в ряд. Но в этой очереди не будет одного человека. Этот человек – я.
Лена. Хватит мудрить. Ты и так тут всех завертел. (Кивнула на Анну.) У этой уже черепица слетела…
Анна (перебивает). Не надо! У меня «черепица» крепкая. Мои родители об этом позаботились: заставляли не кредитки коллекционировать, а развивать память. (Саше). Я помню, как ты подошёл ко мне первый раз в университете и спросил, можно ли со мной пообщаться. Я поинтересовалась: (Говорит с тогдашней интонацией.) «На какую тему вы мне предлагаете общаться с вами?» Ты сказал, что только что защитился по математике и готов пообщаться со мной на математические темы, но там много формул… Я помню тот вечер и ту ночь… И никогда не забуду!.. Но там был другой человек. Наверно, это я виновата, что ты стал таким. Когда я вошла в твою жизнь, всё поменялось… В тебе поселилась суета. Ты всё искал, где бы можно было заработать, чтобы жить как все… А зачем нам было жить как все? Чтобы потерять друг друга? Потом ты пошёл в этот банк. Я видела, как ты мучился в этом проклятом банке. Я тебя не толкала, не заставляла уйти из науки, я сама пошла преподавать в элитную гимназию, учить вот таких, как она, я забросила свою диссертацию. И тоже, чтобы жить как все. Тебя же выворачивало, оттого что приходилось постоянно лгать. Я помню, ты пришёл ко мне весь в пятнах и сказал: «Они открыли новое направление в науке, – теперь моя специальность не высшая, а низшая математика. Я был учёный, а стал слепым: закрываю глаза на всё. На всё!» Ты напился тогда. Я тоже напилась, чтобы быть с тобой, чтобы тебе не было так больно одному… Ты говорил, и я эти слова запомнила: «Законы математики в такой стране, как наша, отличаются от законов математики, признанных остальным миром…» Но я сейчас подумала – и моральные тоже отличаются. Люди страшные стали… И ты тоже теперь, как все – страшный. И я теперь, как все, страшная… И у нас теперь не высшая, и даже не низшая математика, – никакая!..
Лена (Вадику). О чём они говорят?
Вадик. Леночка, в данном случае это не важно, – главное, что они говорят.
Саша. Ты знаешь, Анна, я думал о том же, когда остался один на прудах. О том же!.. Мы мыслим одинаково. Анна, я тебя люблю, и если тебя у меня не будет, останется ноль… Остальное было ошибкой. Ошибкой. Я думал: доберу ещё немного, прибавлю, потом ещё прибавлю… А в результате – ничего… Я сегодня разговаривал с двумя согражданами у памятника Грибоедову, они мне всё объяснили. Есть, известный всем ещё из арифметики, знак плюс. Один из моих собеседников назвал этот знак крестом…
Анна. Да, Саша, крест.
Саша. Если между двумя положительными числами ставишь плюс, сумма обязательно увеличится на то число, которое стоит после креста. Но если приглядеться внимательно, то знак плюс – как мне сегодня объяснили – состоит из двух минусов, крестообразно расположенных. Закон звучит примерно так: сколько бы ты не прибавлял – сумма всё равно получится меньше. Это и есть наш крест, наш феномен – отсутствие результата. То есть результат сложения получается, как если бы ты не складывал, а отнимал. Я прибавлял и прибавлял, но всё равно оказался в страшном минусе…
Анна. Это из-за меня. Я, видимо, твой крест. Жалкая учительница из учительской семьи. Я ничем не могу помочь тебе. Может, тебе остаться с ней? Смотри, как она тебя слушает! А я уже научилась считать…
Лена. Ну просто топчет ногами Ленку!
Анна. У неё, наверно, другие возможности. Это ведь главное у вас, у мужчин, – стартовые возможности! Вы все хотите стартовать под прямым углом. Обязательно под прямым, только вверх!.. А кто там копошится внизу – кому это важно? Зато вы наверху! Вы в плюсе!.. Когда люди начнут вокруг дохнуть, опять понесут к метро продавать последнюю банку огурцов, вы всё равно будете в плюсе!.. Расставите охрану у своих кабаков – и будете в плюсе! Вы покупали, всё что могли и всех, кого могли, – вы в плюсе! Важно стартовать и не останавливаться!.. Вот и ты наконец стартовал…
Лена. А она у тебя комиссар!
Анна. Конечно, кому сейчас нужна такая обуза, как я, с больными родителями!.. Ты знаешь, Саша, какими дети могут быть жестокими? Я тебе не говорила, но сейчас скажу: мне в этом лагере дали кличку «серая мышь» …
Лена. Ну вот и до мышей договорились.
Анна. Я была раздавлена. Конечно, стало так обидно! Потом я подумала: неужели я, действительно, такая «серая». Серая, никому не нужная, на ком не останавливается взгляд… даже у кота… Разве можно с таким ощущением жить женщине? Тогда я сказала себе: нет, я не хуже других. Меня любят, меня выделяют из миллионов других женщин, у меня есть мой Саша… самый умный, самый честный… такой близкий, такой нежный, такой родной… И я воскресла! Я покрасила волосы…
Лена. Теперь тебя зовут «белая мышь».
Анна. Я стала орать на детей. Я поняла, почему они прозвали меня «серой мышью». Потому что я не страшная, не злая… я никогда не кричала на них, не доносила… И они сразу испугались, стали заискивать передо мной… Я решила, что уйду из гимназии. Я их больше не люблю: отвратительных, сытых… порочных!.. Я больше не люблю их… Но моя жизнь не потеряла смысл: у меня был ты… И вот я лишилась и этой опоры. Ты у меня тоже первая любовь… Сашенька, не знаю, как я буду без тебя… Будь счастлив с ней… или с другой… Пусть у тебя всё получится… А я, наверно, перекрашусь в прежний цвет. Я поняла, что тебе не понравился этот цвет. Я вчера спросила: ну как тебе? Ты сказал: ничего. Ничего – это ничего. И ты был прав. Значит, я опять буду серой мышью… Я отпускаю тебя. Будь счастлив!..
Саша молчит. Вадик на него посматривает.
Прощай…
Саша молчит.
Не звони…
Лена (не выдержала). Она ещё час будет прощаться – не уйдёт!
Вадик. Что ты молчишь? Ну не стой же, иди к ней.
Саша. Анна… ты уходишь?
Анна. Да, ухожу.
Саша. Я пойду с тобой…
Анна. Нет. Я должна побыть одна. Я уже ничего не чувствую. Нет сил. Всё внутри окаменело. Я пойду… Сама себя уже ненавижу. Говорю какие-то гадости…
Саша. У нас свидание было назначено у Грибоедова. Я буду там стоять. Давай, мы там встретимся…
Анна. Опять?! Я уже сегодня слышала, что ты будешь стоять у Грибоедова! Ещё раз скажешь мне про Грибоедова!..
Вадик. Ты понял? Ты услышал? Один Грибоедов у тебя в запасе есть.
Саша. Анна, я буду тебя ждать на Чистых прудах. Если ты не придёшь, я останусь до утра, если и завтра я тебя не увижу – я там останусь жить. Вокруг памятника есть лавочки.
Вадик. Девчонки, да будьте вы добрее! Простите нас. Вообще, прощайте нас чаще, уступайте нам чаще… Такие сейчас времена!.. Вы хоть понимаете, что перед вами два потенциальных бомжа?.. Он будет жить у памятника Грибоедову, я – у памятника Пушкину, здесь тоже есть лавочки.
Лена. Три бомжа: я – у Гоголя.
Вадик. Анна, Чехов тебе подходит? Памятников в Москве много, великие писатели народа русского позаботились о своих потомках: нам есть где побомжевать…
Саша. Анна…
Анна. Боже мой, что ещё?!
Саша. Вадик, я могу рассчитывать на наш экипаж?
Вадик. Всё, старичок, ты своё откатал!
Саша. Я хочу отвезти Аню в лагерь сегодня на велосипеде.
Вадик. Это правильное решение. Ты напрасно грешил на мать, – всему она тебя научила. Ты всё правильно понимаешь про женщин. Если ты Анютку сегодня не отвезёшь, она тебя не пилой – лобзиком будет пилить до могилы: мол, её отвозил, а меня нет…
Саша. Нет, Анна. До лагеря я донесу тебя на руках.
Решительно подошёл, поднял её на руки.
Анна. Поставь меня, пожалуйста!
Вадик. Вот что ты сейчас делаешь? Спасибо, друг! Ты сравни свой вес и мой. (Лене.) Леночка, если ты попросишь меня, я тоже понесу тебя на руках.
Анна (сопротивляется). Поставь, говорю!
Саша не отпускает её.
Лена. Я не попрошу. Я что, больная, что ли? Меня эти проносы тела к памятникам не сильно впечатляют. (Саше.) Отнеси её к мавзолею и оставь там.
Анна посмотрела на неё, демонстративно обняла Сашу и прижалась к нему.
Саша (Вадику.) Звони.
Вадик. А как же батарейка? Ах, да! Ты её успел зарядить.
Лена. Анна, береги жениха. Если он понесёт тебя, за ним должна ехать скорая и там два фельдшера с бечёвкой – пупок завязывать. Зачем это тебе перед свадьбой?
Анна (Лене). Хочу на прощанье сказать вам… Ты тоже крашеная!
Лена. Ладно, уноси её уже.
Саша уносит Анну.
Теперь она с его рук не слезет. (Грустно.) Помогла я девушке семью укрепить.
Вадик. Что такое? Что такое? Слеза?
Лена. Ну да! Ладно… пока…
Вадик. Подожди. Я тебя довезу. Куда тебе?
Лена. Ты думаешь, я поверила хоть одному твоему слову? Вообще, чего ты прилип?
Вадик. Не веришь?
Лена. Ты думаешь, я падаль какая-нибудь, что ли?
Вадик. Когда я вижу таких девушек, я вообще не думаю ни о чём.
Лена. Прикатил, встал на колено и всё?!
Вадик. Я готов встать и на другое.
Лена. Кончай! И без тебя тошно.
Вадик. Я сейчас хочу сделать очень важное заявление. В моей палитре искусства пиара не последнее место занимала работа спичрайтера. Говоря по-русски, моими устами источала мёд наша многострадальная элита. Среди прочего я писал им и официальные заявления по разным поводам. Но чаще без всякого повода. Их произносили важные люди, которые, увы, не могли сами формулировать мысли, ввиду их полного у них отсутствия. Убогие до примитива, сильные, коварные, жестокие вассалы, одного они не могли – не умели лгать. Вернее, только это они и умели делать, но лгать вдохновенно и красиво они не могли. Я лгал много, очень много… И вот я сейчас впервые за последние годы хочу сказать слова правды: я влюблён! Когда я увидел её с баночкой пива, я сразу захотел…
Лена. Пива. Ладно, не позорься…
Вадик. Внимание, Москва! Внимание, москвичи! Послушайте меня и вы, гости столицы!.. Нет, не так. Россияне! Нет. Земляне!.. Нет… Пушкин, ты один будь моим свидетелем! Я наконец-то полюбил, как и ты когда-то полюбил…
Лена. Кому же ты такую бодягу писал? Там, наверно, вокруг твоей элиты тётки рыдали в крепдешин?
Вадик. И в крепдешин, и в маркизет, и в батист…
Лена. «В батист» – это не слабо… Ну и где заявление? Давай, может, и я поплачу.
Вадик. По-моему, я его уже сделал.
Лена. То есть ты захотел пивка попить? Или мне предложил пивка попить, и я должна дать ответ?
Вадик. Если не ответ, то хотя бы сказать: да, я не против хлебнуть с тобой.
Лена. Да ты хлебнёшь, а потом вместо себя товарища пришлёшь.
Вадик. Не тот случай. Во мне много есть прекрасного, но самое прекрасное – это верность.
Лена. Вокруг меня было много женихов, и все разбежались. Как узнали, что невеста осталась без приданого, стали прятаться по щелям как тараканы. Смотрю, ребята холодеют, синеют, покрываются инеем… представляешь, умирают на глазах – просто покойники садятся по машинам и уезжают! Иногда стою в пробке, вокруг мужики… а я думаю: у-у, гады!.. И ты уедешь… на велике своём, как ледяная скульптура. (Смотрит на кредитную карту.) На карте этой осталось бабла – в кабаке посидеть… ну, может, ещё на пиво наскребём – и всё.
Вадик. Нам хватит. Ты меня проверяешь, что ли? Не пойму.
Лена. Я не мент, чтобы проверять. Со мной тебе, Вадик, не светит ничего. Моего отца раскулачили его же бывшие сослуживцы. Мать бесится, денег с него требует. А я отца за горло брать не буду. У него есть кому его за горло держать…
Вадик. Лена, зачем ты так пессимистично смотришь в будущее? Давай для начала уедем. Проведём несколько дней где-нибудь в подмосковной глуши у кольцевой… Я буду писать…
Лена. А я читать.
Вадик. Ты потрясающая девка! Когда тонешь, надеешься на чудо. (Неожиданно.) У тебя зеркальце есть?
Лена (достала зеркальце). И что?
Вадик посмотрел на своё отражение – остался собою недоволен.
Вадик. Ты со мной по-честному, и я тебе открыто говорю: я тону. И Сашка тонет. Я пью… Ну, не по-чёрному, но уже всё время думаю, как бы мне после водочки пивка добыть. Сашка сегодня тоже пить стал… Кто нам поможет, кроме вас?
Лена. А я думаю – кто бы мне помог?
Вадик. Ну так вместе тонуть веселее… Косячок за косячком – и потопали босячком…
Лена. Вот и стихи обещанные.
Вадик. Я увидел твои глаза и понял, что ты будешь ждать меня… что у меня есть шанс… Глаза твои один раз блеснули. Ради этого блеска мы и живём… Мы можем на этой вело машине ещё раз доехать до твоего дома. По какой дороге у тебя дом?
Лена. Ты же сказал, что был там у ворот.
Вадик. У вас ведь не один дом. Я не знаю, в какой тебе захочется. Хочешь, поедем во Францию. Но до Франции лучше лететь… Как всё-таки опять не вспомнить классика: люди, люди, почему мы уже не летаем во Францию?!
Лена. А у тебя что, жилплощади нет?
Вадик. Подожди, что ты хочешь этим сказать? Неужели ты примешь моё приглашение?
Лена. Приму.
Вадик. Поехали немедленно. Я уже из последних сил терплю. Для меня два часа это очень много.
Лена. Ну зачем так грубо: сразу домой. Придумай что-нибудь.
Вадик. Можно поехать по бульварам, по кругу…
Лена. Нормально.
Вадик. Поехали.
Лена. Ну что, покатать тебя? Давай… садись.
Вадик. Не верю!
Лена. Да ладно! Я сама хотела попробовать. Может, ещё придётся поработать с тобой на пару.
Вадик. В Японии девушки-рикши получают гораздо больше мужчин.
Лена. Видишь, ты всё-таки о деньгах. Все вы одинаковые, норовите на нас поездить. (Садится в седло.) Садись… Меня тут кто-то обещал к Гоголю отвезти.
Вадик садится в коляску.
Вадик. Пожалуйста. Поехали сначала вниз, к Гоголю. Там выпьем пива. Потом развернёмся, мимо Пушкина поедем к Грибоедову – и там выпьем пивка. Сашку встретим с Анютой на руках… Я думаю, он её ублажает пивом на лавочке… А дальше: вон из Москвы! Сюда я больше не ездок! Карету мне!.. Вело карету!
Лена нажимает на педали. Уезжают.