Заметно стемнело. В окнах номера отражаются, в гаснущем медном блеске, крыши и верхние этажи домов на другой стороне канала. На балкон, в тяжелой, мрачной полудрёме, выходит Скворцов . Он по-прежнему в бурке, босой, в руках портфель. Передвигается самостоятельно, но с большим трудом.
Останавливается у перил, смотрит на затихший город. Лариса появилась следом, стоит в дверях, улыбается.
Скворцов. Чего ты там сияешь как тульский пряник? Радуешься чего?
Лариса. Ну как! У нас такая радость! Муж на ножки встал! Пошёл!..
Скворцов. Вроде я оклемался.
Лариса. Я и радуюсь. (Смеётся, качая головой.) До чего ж на Чапаева похож! В бурке, с портфелем…
Скворцов оставляет портфель у стола.
Скворцов. Ноги пошли, но теперь с башкой что-то: память как отшибло…Чья это бурка на мне?
Лариса. Не знаю. Когда тебя из полиции вывезли в инвалидном кресле, ты был в этой бурке идиотской.
Скворцов. Мне в полиции бурку, что ли, подарили? А кресло откуда?
Лариса. Не знаю.
Скворцов. Тут что, в полиции кресла выдают, чтобы до дому добраться? Чего ты всё улыбаешься?
Лариса. Ты пойди посмотри на себя в зеркало… герой.
Скворцов. Как я в полицию попал?
Лариса. Я эту великую битву не застала, бог миловал. Карина мне рассказала, что ты на людей бросался с саблей.
Скворцов. Что за Карина?
Лариса. Колька, у нас всегда так: как что-то важное в жизни – ты или без ног, или без мозгов… Ты здесь, вот на этом месте, разговаривал с ней. Плевать в неё хотел, рожу бить… Не помнишь?
Скворцов. Карина? Я помню, менты какие-то приходили… Потом вроде казака из русского магазина Долорес зачем-то привёл… А потом – полный отруб…
Молчание.
Ну расскажи, что в полиции было?
Лариса. Долорес бедный там изрыдался, кричал, что он во всём виноват.
Скворцов. Ничего не помню.
Лариса. Тебя в полицию привезли, ты уже храпел в кресле – тебе хоть бы хны. Долорес позвонил отцу, отец приехал с другом, депутатом парламента. Пока он его нашёл… Короче, мы весь день в полиции провели. Чужие люди спасли тебя от тюрьмы… Ты даже спасибо им не сказал: тебя решили не будить – вдруг ты опять начнёшь со всем миром разбираться.
Скворцов. Понятно… Витька где?
Лариса. Из полиции вышли – все голодные, решили наконец пойти в ресторан. Доставили тебя туда в кресле, оказалось, в трусах и в бурках у них не пускают… Пришлось нам с Долорес привезти тело сюда, чтобы тебя переодеть. Долорес побежал в магазин за панталонес.
Скворцов. Панталонес? Подожди, припоминаю… Пульке!..А дальше?
Лариса. Ты проснулся. Вот и всё, и день прошёл. Витя и Карина сидят в ресторане, сейчас Долорес принесёт тебе джинсы, и мы тоже пойдём туда.
Скворцов. Витька всё такой же раскрашенный?
Лариса. А когда ему было помыться? Где? В полиции ему душ не предлагали.
Скворцов. Ларис… я не пойду…
Лариса. Почему?
Скворцов. Не могу его таким видеть. И вокруг эти… Не хочу.
Лариса. Это моя вина: я тебя, дура, накрутила. Витя всё мне объяснил. У Долорес была попытка суицида. Настоящая. Никто из его близких об этом не знает, даже его отец. Понимаешь, он такой… ничей ребёнок. У матери другая семья, отец хороший, всё для него делает, но у него своя жизнь, другие дети… Этот Долорес никому не нужен. Человек совсем один. Мне Карина рассказала – Витя его вытащил буквально с того света. Его нельзя одного оставлять, поэтому Витька предложил ему к себе переехать. Ты всё понял?
Скворцов. Ларис, мы Витьку потеряли…
Лариса. Быстро ж ты от него отказался! (Торжествуя.) Так вот, чтоб ты знал… Карина беременна!
Скворцов. Да кто эта Карина?
Лариса. Вспомни: полицейские… сюда приходили…
Скворцов. Два мента наших было… Помню… (Дошло.) Который беременный?
Лариса. Та, которая капитан. Господи, как же трудно с тобой… Она студентка.
Скворцов. Капитан, студентка…
Лариса. Неважно это, она женщина! Ты услышал? Женщина! Она беременна от твоего сына! Они живут. Так что можешь успокоиться: с продолжением рода у тебя всё в порядке. Что ты смотришь? Ты понял?
Молчание.
Скворцов. Это ты выдумала… про ребёнка? Чтобы Витьку здесь оставить?
Лариса. Ты идиот? У тебя сын нормальный. Это ты больной!.. Для неё это огромная проблема – учиться… рожать… Витька ведёт себя, как все мужики в таких ситуациях: делает вид, что он этого не понимает…
Скворцов. Тихо-тихо, не части! Я не поспеваю.
Лариса. Он не хотел, чтобы она ехала в Амстердам. Она настояла, чтобы со мной как-то поближе и, главное, с тобой познакомиться. Девочка специально прилетела – а папашу парализованного в наручниках забирают. В общем, познакомилась… Ладно, что есть, то есть. Я так счастлива! Девчонка в ужасе! Она же маленькая ещё, не знает, что с ребёнком делать – оставлять, не оставлять… Она такая умничка, всего сама добилась. Знаешь, она откуда? Из Архангельской области. Какие-то она олимпиады в школе выигрывала, в такой университет сама написала, сдала всё на отлично! Ей ещё англичане и платят за это… Отца нет, мать училка простая… Я ей хочу сказать: пусть рожает, отдаёт ребёнка нам. Витька ей только что объявил, что заканчивать университет не будет, она, конечно, решила, что это всё из-за неё… Они там сцепились. Как бы они там не поссорились по-настоящему!..
Скворцов. Ларис, присядь-ка.
Лариса. Коля, знаешь, давай-ка я пойду к ним, иначе он сейчас наговорит ей чего-нибудь… Честно, я боюсь за этого ребёнка… Мне кажется, это наше спасение… Ты что, без меня штаны не наденешь?
Скворцов. Рискуешь: Долорес… панталонес…
Лариса. Хватит! На эту тему даже шутить не надо! Всё!.. Ты хоть понимаешь, что Долорес спас тебя? Я как представлю, где бы ты сейчас был, если бы не он!.. Переоденешься, сразу приходите. Хорошо? С Долорес. Витька всё время дергается: где Долорес, где Долорес? А Карина психует от этого. Понял?
Скворцов молча смотрит на неё.
Что ты так на меня смотришь? Ты понял меня?
Скворцов молчит.
Я тебе нужна? Я имею в виду, ты переоденешься без меня?
Скворцов. Присядь, Лариса.
Лариса. Коленька, ну отпусти меня…
Скворцов. Сядь.
Лариса. Знаешь что, мы сейчас все сюда придём. Я закажу еду в номер, посидим вместе здесь. Я только умоляю тебя, умоляю, помирись с сыном. Давай мы хоть до твоего отъезда по-человечески с ними посидим.
На столе раздаётся звонок телефона Скворцова.
Скворцов. Помоги, нажми: у меня пальцы ещё плохо слушаются.
Лариса подходит к столу.
Подожди. Посмотри, кто звонит.
Лариса. Борисыч какой-то. Будешь говорить?
Скворцов (кивает). Включи громкую связь.
Лариса включает телефон, знаками показывает Скворцову: ты говори, я пошла.
(Тихо). Подожди. (По телефону, громко.) Александр Борисыч, родной, слушаю тебя. Ты меня хорошо слышишь?
Голос Борисыча. Слышу, очень хорошо.
Скворцов. Как ты?
Голос Борисыча. Коленька, всё у меня нормально… Пока не совсем протрезвел, но в пространстве ориентируюсь самостоятельно. Добрался кое-как до туалета, провёл манипуляцию с двумя пальцами – стало легче.
Скворцов. Ну молодец. А я и блевануть не мог – меня парализовала бабушка Пульке.
Лариса (тихо, нервно). Я что, должна это слушать?
Голос Борисыча. Пульке? А-а, эта жуткая вещь… Подожди, ты что, после всего ещё пульке пил?
Скворцов. Пришлось…
Голос Борисыча. У меня была поездка в Мексику, и мы там с замминистра были в нашем посольстве – там ребята сидят на пульке, как приговорённые. И мы выпили пульке… Я зацепил одну из шифровального отдела, привёз в гостиницу. Ну, она разделась, легла и ждёт, а меня сковало, подойти не могу… Она мне говорит: «Долго ждать?» Я мычу что-то типа того: не знаю, что со мной… А у меня аппарат-то сработал. Она в недоумении…
Лариса (тихо). Я всё это должна слушать? Я пошла.
Скворцов (тихо). Подожди.
Голос Борисыча. Коль, ты не забывай, что Амстердам – город любви. Был на улице красных фонарей?
Скворцов (громко). Борисыч, я по громкой связи говорю. Тут со мной супруга моя, Лариса. Смотрит с осуждением…
Голос Борисыча. Ой! Лариса! Прощу прощения за некоторые подробности… Я такую мысль хотел подчеркнуть Николаю, что от этого пульке мужчины очень страдают.
Лариса (громко). Я стою далеко и ничего не слышу.
Скворцов. Александр Борисыч, ты уже в Москве?
Голос Борисыча. Нет, Коленька, я в аэропорту, в зале ожидания… Коля, знаешь, я что-то засомневался… Понимаешь, меня сын там будет встречать в Нью-Йорке с маленькой внучкой…
Скворцов. Так позвони ему.
Голос Борисыча. Коля, я засомневался… Я тут сижу в уголке и думаю… А тебе звоню, чтобы сказать спасибо… за доброту, за тёплые слова… Я тебе звонил несколько раз, ты не отвечал…
Молчание.
Скворцов. Борисыч…
Голос Борисыча. Да, Коля, я слушаю.
Скворцов. Борисыч, не надо, не улетай…
Голос Борисыча. Коля, а может, я поживу там и вернусь?
Скворцов. А кто будет обороноспособность поднимать? Если завтра война, если завтра в поход… Ты подумай…
Голос Борисыча. Я думаю…
Скворцов. Позвони мне потом, скажи, что надумал.
Голос Борисыча. Коленька, спасибо…
Молчание.
Лариса. Всё?
Скворцов кивнул, Лариса выключила телефон.
Кто это?
Скворцов. Был профессор, главный специалист по металлургии в стране… Теперь вот сидит… думает…
Молчание.
Все бегут…
Лариса. Коля, а что людям делать?
Скворцов. Вам возвращаться надо. Витьке надо ехать домой. Я ему сказал, платить за университет больше не буду. Так что имей это в виду.
Лариса. Мне он про это не сказал. Теперь понятно, почему он вдруг университет бросает.
Скворцов. Ничего, поедет в Москву, доучится там.
Лариса. Коля, куда ты его тянешь? В какую жизнь? Ты бы его послушал, что он про всё это говорит. Или его надо сломать. А ради чего? Скажи мне… А деньги… Я продам драгоценности, всё, что ты мне дарил, кольца, серёжки, пойду работать. Университет он закончит. А купить что-то, одеться как-то по-модному – мне это абсолютно всё безразлично теперь. Мы останемся.
Скворцов. Это ответ… Вопросов нет.
Подошёл к балкону, смотрит на город. Молчит. Лариса медлит, подходит к нему.
Лариса. Ты думаешь, мне одной по ночам легко? Гадать, что ты там сейчас делаешь, с кем ты? Думаешь, мне нравится, что ты там, а я здесь? Я знала, что это всё плохо кончится. Я всё ждала, ты меня услышишь…
Скворцов. Не смогу я здесь жить… Не хочу! Отец умрёт – его положат рядом с дедом, я умру – лягу рядом с отцом. Всё!
Лариса. Останься хотя бы на день, хотя бы одну ночь… побудь со мной…
Прижимается к нему. Скворцов неподвижен.
Коля, и что дальше будет? Ты теперь… бросишь нас?
Скворцов молчит.
Раньше ты прилетал на все выходные… теперь тебя не вытащишь… Останься…
Скворцов. Ларка, мне тяжело там одному. Но здесь мне тяжелее. Думаешь, мне не хочется, чтоб ты рядом была, чтобы с сыном можно было поговорить… Он чужой стал… И ты какая-то… чужая…
Лариса. Я чувствовала, что-то происходит. У тебя кто-то есть?
Скворцов молчит.
Что ты молчишь? Есть? (Кричит.) Есть?
Скворцов. Нет.
Лариса. Я тебя прошу, прошу тебя – останься. Одну ночь у тебя прошу! Я пока ещё жена.
Скворцов. Там дела, люди.
Лариса. Люди? А мы кто? Я твоя жена, Коля…
Скворцов. Если ты жена, приезжайте ко мне, живите со мной, уважайте мою жизнь тоже. Сейчас такое время – надо быть вместе. Понимаешь? Я иногда лежу один ночью и думаю: «А если большая война начнётся? Я тут – они там…» И такой сон мне недавно приснился… сижу у телевизора, на экране – руины… и этот ведущий – забыл, как его… ну змей такой, с такой улыбочкой – сообщает: «Мы сейчас наблюдаем с вами, что осталось от Лондона после удара российских стратегических сил возмездия…» А я сижу на диване и думаю: «Ты чего, гад, радуешься? Мои же там!» Такой вот сон… аж прошиб… А если вдруг оно так и будет, как я вас там защитить могу?.. Теперь вот ещё и ребёнок…
Лариса. А Карина? Захочет ли она? Здесь же спокойнее.
Скворцов. А у нас люди не живут, что ли? Детей не рожают?.. У тебя там дом, квартиры… Отдадим им наш дом. Я всё им отдам… Хочешь, переедем в Москву? Пойдёшь играть в какой-нибудь театр… Ты же раньше страдала, что превратилась в лондонскую домохозяйку. Давай! Я проплачу. В любой театр, какой ты скажешь!
Звонок в дверь.
Лариса. О господи, это Долорес.
Скворцов. Ну ладно, иди… Приведи Витьку сюда… И эту мать-одиночку.
Лариса судорожно прижимается к нему. Целует его, плачет.
Лариса. Коленька! Родной… родной… Не говори так больше никогда. Я тебе не чужая… Как ты мог такое сказать?! Я твоя…
Скворцов. Ты моя, моя. Я знаю… Иди.
Лариса , вытирая слёзы, уходит. Появляется Долорес . По-прежнему – в костюме казака, на каблуках, с женской сумкой. В руках большой пакет.
Долорес. Вы уже ходите?
Скворцов. А ты думал, я на инвалидность подавать буду?
Долорес. Вы великий человек. Отец сказал, обычно восстановление занимает сутки. Вы действительно подготовлены.
Скворцов. Долорес, что там было в полиции? Мне доложили, вроде до парламента дело дошло…
Долорес. Парламентарий Маартен дружит с отцом. Они написали поручительство, что вы не представляете угрозы для общественной безопасности Нидерландов и у вас не было умысла причинить вреда их гражданам и гостям. Также они подтвердили, что вы не руководствовались мотивами гомофобии, когда пытались нарушить общественный порядок.
Скворцов. А я нарушил?
Долорес. Я полицейским сразу сказал, что это был перформанс, но только, как говорят французы, в стиле «новель а ля рюс»…
Скворцов. Переведи.
Долорес. В новом русском стиле – немножечко агрессивно. Они привязались к сабле, но отец сказал, что вы исполняли «Танец с саблями». Смешно, правда?
Скворцов. Что смешного? Не понял…
Долорес. Композитор Хачатурян, «Танец с саблями» из балета «Гаянэ». Полицейские сказали, что балета «Гаянэ» они не видели, отец сказал, что это его вина, он обязательно подготовит «Танец с саблями» для новой программы своего оркестра и пригласит их. Саблю, они мне сказали, вернут только после прайда. Завтра заберу… Но всё это уже неважно. Главное, что вы на свободе. Viva la libertad!
Скворцов. Переведи.
Долорес. Да здравствует свобода. По-испански свобода – libertad.
Достаёт из пакета одежду.
Итак, что мы имеем в результате. Я всё-таки рискнул и взял Риккардо Тиши, но не волнуйтесь (указав на пакет), тут ещё есть из чего выбрать.
Скворцов. Долорес, оставь это всё. Сколько я тебе должен?
Долорес. Не надо денег. Пожалуйста.
Скворцов. Ну я что, студента буду обирать?
Долорес. Не беспокойтесь, деньги у меня есть. Вот здесь джинсы, это рубашки… Пожалуйста, попробуйте Риккардо, померяйте.
Скворцов. Потом померю.
Долорес. Ну я прошу вас. Мне самому интересно. Бурку давайте сюда.
Скворцов скидывает ему на руки бурку, с трудом натягивает джинсы.
Скворцов. Не узковаты панталонес?
Долорес. На мой вкус нет.
Скворцов. Если мы будем ориентироваться на твой вкус, Долорес, Лариса Прохоровна, супруга моя, может ответный удар нанести. Жёны не любят, когда мужик рядом селезнем ходит. Не тесноваты панталонес?
Долорес. Умоляю… Вы не видите себя со стороны. Пойдёмте к зеркалу… А вон в стекле всё отражается. Посмотрите…
Скворцов подходит к окну, смотрит на своё отражение.
Долорес. Вы как будто парите над городом… Как красиво!.. Вам никто не говорил, что вы вылитый Марлон Брандо?
Скворцов. Долорес, возьми себя в руки. Что наверх?
Долорес. Чтобы вас успокоить, рубашку я предлагаю от Армани. Он всё уравновесит. Я вас уже по-другому не вижу.
Протягивает Скворцову рубашку.
Скворцов. С пуговицами мне пока не совладать.
Долорес. Я помогу вам. (Расстёгивает на рубашке пуговицы.)
Скворцов. Армани – это серьёзно, конечно. (Надевает рубашку.) Почему всё так тесно?
Долорес. Зато красиво. (Застёгивает пуговицы.) У вас очень красивое тело.
Скворцов. Долорес, держи себя в руках.
Долорес. А то я не держу. Из последних сил уже… Николя… Можно я вас так буду называть?
Скворцов. За «Николя» в лоб получишь.
Долорес. Я учту это. Коленька, ещё я рискнул бы предложить вам вот эти очки и шляпу.
Скворцов. Очки беру.
Скворцов, в очках и шляпе, рассматривает себя, поворачиваясь перед стеклом.
Долорес. Oh, Dios mio! Que elegante es el!
Скворцов. Переведи…
Долорес. Боже мой! Как он элегантен!
Скворцов. А шляпа зачем?
Долорес. Мне показалось, что она может завершить прикид. (Грустно улыбнулся.) Кстати, слово «прикид» идеально расшифровывает скрытый смысл одежды. Все ведь кем-то прикидываются. А если взглянуть шире, то одежда – часть нашего вечного карнавала. Карнавал, любимое дитя свободы, был особенно востребован в средневековье. Чем ещё могли люди ответить мракобесам, кроме смеха?!
Скворцов. Долорес, ты прямо лекцию залудил. Надо было как-то меня предупредить, я бы за тобой записывал.
Долорес. Я люблю карнавалы. А вы?
Скворцов. Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, у нас сплошной карнавал был. Я в Москве крутился: красный пиджак, Версачи… Было весело. Россия чуток тогда погуляла… Сейчас, Долорес, у нас опять в моде мышиное… Нынче уже не до прикида. Вот покажись я так на Дне города – меня не поймут.
Долорес. Я прикидываюсь кем-то постоянно. Прикинулся казаком – совершенно новые ощущения появились.
Скворцов. Долорес, если серьёзно, то ты это сними, не надо. (Кивнув на пакет.) Давай, тут есть, во что тебе переодеться.
Долорес. Почему? А если я в таком прикиде приеду в Россию – ну, конечно, не в этой обуви – меня тоже на носилках понесут?
Скворцов. Меня понесут.
Долорес. Господи! (Не сдержал слёз.) Ну скажите уже наконец, кем мне прикинуться, чтобы вам понравиться? Сначала вас возмутило, что я нарядился женщиной: вам показалось, что я себя позиционировал существом другого пола… Я не хочу быть женщиной. Я хочу быть мужчиной. Вам кажется, что я ошибка природы? У природы не бывает ошибок. Я природе тоже для чего-то нужен! Мы ничего про этот мир не знаем! Мы не знаем цели мироздания. Ни вы, ни я! Но почему-то вы мне выносите приговор, а не я вам… Я не знаю, для чего природе потребовались такие, как я. Может быть, ей надоело бессмысленное воспроизводство человека, этот тупой биологический конвейер… Миллионы лет она совершенствовала людей, совершенствовала… – и что? Люди постоянно уничтожают себе подобных…
Скворцов. Долорес, чего ты от меня хочешь?
Долорес. Ничего. Это вы от меня чего-то хотите. Я вообще не понимаю, что сейчас хочет русский человек. Он решил защищать отечество? От кого? От таких, как я? Я готов вам сдаться без боя.
Скворцов. Долорес, ну чего ты опять рыдаешь? Я не против, приезжай в чём пожелаешь. Остановишься у нас. Дам тебе машину с охраной. Но давай заранее договоримся, как ты будешь вести себя… хотя бы на людях. День города, праздник… народ в подпитии. Здесь ты – в своей стихии, у вас свой, как ты говоришь, карнавал, у нас там – свой… Слушай, ты прости, я опять лезу, куда не надо: ты что, не можешь девчонку себе найти?
Долорес. У меня много подруг.
Скворцов. Ну, а такую, чтобы её можно было… ну ты понимаешь, о чём я.
Долорес. Если мне это нужно будет, я найду. Но пока я как-то обхожусь без них. Они тоже без меня обходятся. Наверно, я всё-таки для них хуже остальных…
Скворцов. А чем ты хуже? Красивый парнище!.. Хочешь, я тебя сейчас познакомлю… (Кивнул на свой телефон на столе.) Возьми-ка телефон… У меня есть помощница, отличная девчонка, хочешь, я в командировку её пошлю? Дам поручение – она завтра сюда прилетит.
Долорес. Спасибо, не надо этого…
Скворцов. Да подожди ты благодарить. Телефон мой возьми: у меня пальцы ещё плохо слушаются, в нужную кнопку не попаду. Посмотри, кто мне сегодня звонил, найди Лиду.
Долорес включает телефон, смотрит на дисплей.
Долорес. У вас много звонков без ответа. Вам четыре раза звонил Рустам, два раза Ивченко, Шакалов, Берцов – в скобках Ханты-Мансийск, первый зам… много смс.
Скворцов. Потом всё это.
Долорес. Вы в это время спали, в полиции.
Скворцов. Она звонила раньше, часов в двенадцать. Лида… Ну что, нашёл?
Долорес. Да.
Скворцов. Нажми «Ответить».
Долорес нажимает на кнопку, протягивает телефон Скворцову.
Лид, ну как там у вас дела? В смысле, всё на месте? Город стоит?.. Так, значит, какое задание тебе. Надо будет познакомиться с хорошим парнем…
Долорес. Николай, прошу вас… пожалуйста!..
Скворцов (Долорес). Ну-ка тихо! Либертад… (В телефон.) Лид, он прилетит ко мне на День города. Значит, ты полностью переключишься на него. Двадцать четыре часа, днём и ночью. Прямо от аэропорта возьмёшь под руку – и не отойдёшь. Лид, днём и ночью… Да, под руку… Чего ты смеёшься? Сейчас я дам парню трубку. Зовут его Долорес… Нет, не Ибарурри… Ты что так разговариваешь? Что за смехуёчки! Давай серьёзнее. Он известный мексиканский поэт и переводчик Пушкина… В Мексике это имя мужчинам тоже дают… Что ты там смеёшься? У мексиканцев Долорес мужское имя тоже… Чего ты ржёшь? Возьми карандаш и бумагу, запиши. (Долорес, тихо.) Как фамилия?
Долорес. Николай, прошу вас…
Скворцов. Фамилию дай!
Долорес. Смородина.
Скворцов. Фамилия у него Смородин.
Долорес. Смородина.
Скворцов. По-русски ты Смородин. Смородина – это женская фамилия.
Долорес. Я по матери записан, они с отцом не состояли в официальном браке. Её спросили фамилию – она сказала Смородина, так и записали: Смородина. Во всех документах я – Долорес Смородина.
Скворцов. Да я понял, понял, успокойся. Ты сам послушай: Смородина. Какая ты Смородина? Ты Смородин! Мать как зовут?
Долорес. Надежда.
Скворцов. Женщина – Надежда Сморо-ди-на, мужчина – Смородин.
Долорес. Я – Смородина!
Скворцов. Лида, пиши: Долорес Смородина… Кончай ржать! Сейчас мы тебе сделаем селфи и пошлём. Увидишь, какая тут Смородина. Увидишь пацана – сама сюда прилетишь. (Долорес.) Долорес, ну ты знаешь, как это всё делается, давай. Интернет есть в телефоне. (В телефон.) Лида, сейчас получишь фотографию казака Смородины. (Протянул Долорес телефон, встал рядом.) Давай…
Долорес фотографирует, отсылает. Передаёт телефон Скворцову.
Скворцов (по телефону). Получила?.. Ну что, красивый казачок?.. А ты думала!.. Вот так-то. Лидок, я даю ему трубку, поговорите… (Долорес.) Возьми, я сказал, трубку!
Долорес (по телефону). Я Долорес… Здравствуйте… И мне очень приятно. Нет, я живу в Англии, а в Амстердаме я на прайде… На гей-параде.
Скворцов (тихо, Долорес). А ей это зачем знать?
Долорес. Вот подружился здесь с Николаем…
Скворцов. Ещё что скажешь?!
Долорес. Да, здесь сегодня очень интересно. Геи со всего мира и лесбиянки…
Скворцов. Ты потихоньку отчаливай от этой темы, Долорес.
Долорес. Я не знаю, что я хочу посмотреть у вас. Ну, может быть, какой-нибудь гей-клуб?.. Алло!.. (Скворцову.) Лида просит передать вам трубку. (Протянул трубку Скворцову.)
Скворцов (по телефону). Так, Лида… Ладно, завтра из Москвы позвоню. (Выключил, положил на стол телефон.) Долорес, не понравится девушка Лида, найдём другую. В натурале у нас пока ещё полный либертад. И дай мне заодно свой телефон.
Долорес достаёт телефон, протягивает Скворцову.
Скворцов. Я имел в виду – вбей в мой свой номер. Я домой прилечу, уточню обстановку и тебя наберу.
Долорес, взяв телефон, нажимает на кнопки.
Скворцов. Позвони себе с моего, у тебя мой отразится.
Долорес. Сейчас…
Звонит. В сумке слышен новый рингтон его телефона – песня «Каким ты был…»
Скворцов. Что это?
Долорес (доставая телефон). Я сменил рингтон. Этот теперь более актуален.
Скворцов. Не выключай, дай послушать. Сделай громче.
Долорес выводит громкость на полную мощность. Скворцов слушает.
Кто это поёт?
Долорес. Не знаю. Мне в русском магазине закачали. Они тоже не знают.
Скворцов (улыбается). Она чего, с акцентом поёт? «Зачем нарюшьил мой покой?..»
Долорес. Мне дали послушать несколько певиц на выбор – я выбрал эту… Она лучше всех. Хотите, я вам перекачаю? Это две секунды.
Скворцов. Ну давай.
Долорес, склонившись, возится то с одним, то с другим телефоном. Скворцов на него смотрит.
Скворцов. Ты тоже звони мне, Долорес… Попозже только. Я по вечерам дома один. (Указал на пакет.) И забери это, снеси назад. Куда мне столько шмутья? Я уже давно ничего не вожу из-за бугра, у нас там всё есть.
Долорес. Вам не понравился Риккардо?
Скворцов. Ну куда мне Риккардо! Мне уже полтинник скоро… Я вон, благодаря Викто ру, скоро дедом буду.
Долорес от неожиданности замер, едва не выронив из рук телефон.
Долорес. Да? Я не знал… Он мне ничего не сказал. Странно…
Скворцов. Мне тоже не сказал… А чего ты с лица сошёл?
Долорес. Нет, просто неожиданно… Ничего.
Закончил возиться с телефонами, положил телефон Скворцова на столик.
Ну вот, теперь и у вас «нарюшьил».
Скворцов. Спасибо.
Долорес. Николай, я не буду вас стеснять… Тем более Викто р мне сказал, что он никуда не едет. После разговора с вами у меня в голове теперь только одно: Донецк. Думать об этом невыносимо… Я хочу туда поехать.
Скворцов (засмеялся). Дождёшься саблю и поедешь? Там своих ряженых хватает.
Долорес. Что вы смеётесь?
Скворцов. Ты на чьей стороне воевать-то собираешься?
Долорес. Я не хочу воевать. Я никого убивать не собираюсь. Я буду делать всё, чтобы этот ад закончился. Я учился в медицинском колледже… хотел быть врачом. Я могу попроситься в какой-нибудь госпиталь.
Скворцов. Мой тебе совет: выбрось это из головы. Пришьют тебя там в первый же день. Сиди здесь.
Долорес. И что? Смотреть новости, что-то жевать и сочувствовать?.. Я поеду туда…
Скворцов (перебивает). Стоп! Вот что ты можешь сделать! И в этом я тебе помогу. Давай с тобой свяжемся с Гвадалахарой, пусть они туда пульке доставляют цистернами, на постоянной основе. Будем ребятам на линии прекращения огня выдавать. Ребята с обеих сторон выпьют, вроде меня, окаменеют и так, скульптурно, расположатся: будет вроде как памятник братишкам-солдатам на коллективной основе. Как только ребята начнут оживать – доливать.
Долорес. Почему вы не принимаете меня всерьёз?
Скворцов. Потому что ты не боец, Долорес. Ты такой… типа художник… не от мира сего.
Долорес. Будем считать, что мне не повезло с миром… Просыпаюсь среди ночи – пустота… В голове только одно: ничего нового больше не будет, я уже свою жизнь прожил. И никто не скажет, как жить, зачем? Пустота, тоска и скука.
Скворцов. А где сейчас весело? Сейчас везде так. Думаешь, у нас не тоска? Я не бедный, конечно, человек, хотя найдутся и побогаче меня. Я хочу сказать – мне есть куда двигаться. Можно, конечно, на этом сосредоточиться, но деньги уже не трогают, хочется чего-то другого… Знать бы только, что на свете слаще денег…
Долорес. Libertad.
Скворцов. Спалили тебе мозги, Долорес, этой libertad… Свобода… Посмотри вокруг. Кто свободен? Свободен хищник. Потому что он сильный. А остальная живность, – как она может быть свободна, если её жрут?
Долорес. Ужас. Иногда хочется крикнуть: люди, за что вы так ненавидите друг друга?
Скворцов. Деньги и власть. Из-за них, родимых, даже брат на брата с кайлом пойдёт. А если ты, допустим, сказал: «Ребята, всё забирайте!» – тогда ты да, свободен. Но только свободен от себя лютого. Кому ты нужен без денег и власти?! Когда мы гуманитарку западную принимали в девяностых, к нам с ней много приезжало баптистов, мормонов… – чудики в большинстве. Я на них смотрел, думал: «Вот свободные люди – и вроде такие, как мы. Только побольше нас улыбаются». Потом смотрю, они какие-то книжки стали нашим совать. На русском, заранее отпечатанные, про веру ихнюю. Это меня как-то по душе скребануло. Я подумал, ну зачем вы так, ребята? Я без вас, что ли, не разберусь, в какого мне бога верить?.. Ну ладно, они-то за веру свою, их я ещё мог понять, но наше-то зверьё что надумало с этой гуманитаркой… Был у меня тогда с дружком супермаркет, пара аптек. Попросили нас помочь: доставка там, сортировка этой гуманитарки… Ну как не помочь! Старики с бабками у лотков толкались – крики, стоны… некоторые деды с орденами приходили. Жуть… Ну так вот, вышли на дружка моего, предложили пустить кое-что налево. Не бандюганы, а те, кто их ловить должен был. Как сейчас помню: рис их особенно интересовал. Люди этого риса годами не видели. Дружок сказал «да», я сказал «нет». Сначала меня купить хотели, потом убить хотели, ну… в результате посадили. Когда я вышел, дружок с ребятами уже поднабрали солидно. Свободы вокруг было много, только денежки уже почему-то мимо меня текли. Ну я и решил, либертад так либертад. Начал с дружка, его, волчину, жизни лишали долго, с оттяжкой. Ему вырыли яму, подрезали, бросили туда подыхать, а сверху присыпали рисом и потом землицей. Он риса пожрал перед смертью…
Долорес. Почему вы мне это рассказываете?
Скворцов. Не знаю, Долорес… Может, это пульке… Кому-то мне надо про это рассказать. Попам я не верю. Приду, они смотрят: с деньгами пришёл или нет. Я вот тебе рассказал, и мне жить легче стало… Я, знаешь, иногда вопрос себе задаю, зачем я его заказал? Может быть, надо было поговорить с ним, может, он, подлюга, покаялся бы…
Молчание.
Я хищник, Долорес, но я таким не родился. А иначе у нас выжить нельзя… Когда-нибудь сожрут и меня… Поэтому у нас никому нет веры, никому… И поэтому ты там всё время должен кем-то прикидываться… всё время шкурку по сезону менять… Понимаешь? А ты – «Libertad»!..
Из телефона Долорес раздаётся «Каким ты был…»
Это чей?
Долорес. Мой! Опять. Как только я включаю телефон, он звонит. Николай, посоветуйте мне, я не знаю, что мне делать: этот человек меня предал. Бросил, ушёл к другому… Я его не удерживал, хотя такая возможность у меня была… И вот он опять появился. Второй день стоит у дома Рембрандта и просит, чтобы я пришёл. Звонит беспрерывно… Написал мне, что любит, что у него нет никого ближе меня. Я ему не верю… Но я не могу, мне его жалко… Вчера был дождь, он всё равно стоял, ждал меня. (Выключил телефон.) Извините… не могу больше это выносить. Действительно, «нарюшьил мой покой». Продолжайте, я слушаю вас.
Скворцов. Я вроде всё сказал. А ты всё забыл, лады?
Долорес. Мне надо забыть всё, что вы сейчас сказали? Забыл. Хотя ваши мысли о свободе очень интересны… Я о вас книгу напишу.
Скворцов. Долорес, возьми себя в руки…
Звучит рингтон телефона Скворцова – «Каким ты был…».
Долорес. Это вам звонят. (Подошёл, чтобы включить телефон, посмотрел на дисплей.) Опять Рустам.
Скворцов. Не надо. Потом… Долорес, иди сюда…
Долорес подходит. Скворцов смотрит на него, улыбнулся.
Ты меня прости, Долорес…
Долорес. За что? Вы меня простите, я вас этим пульке чуть не погубил.
Скворцов. Я в сильном подпитии был, мало ли какую грубость не наговоришь под этим делом…
Долорес. Что мы можем ждать от мужчины, кроме грубости! Таким его задумал Бог. Страшным и прекрасным… Я буду теперь часто вас вспоминать. Может, и вы меня вспомните…
Скворцов. Ну что ты так говоришь, вроде мы прощаемся с тобой? Лариса сказала, они сейчас все придут сюда.
Долорес. Нет, я пойду к своему другу. Я слабый человек. Жалко его. Он будет так до смерти стоять у дома Рембрандта, не уйдёт.
Скворцов. Пусть подождёт ещё. Давай… вместе посидим, Долорес.
Долорес. Нет, у вас своя семья, у меня – своя. Мы не так давно с ним зарегистрировали здесь брак. Представляете, зарегистрировались, и он тут же сбежал!..
Слышен звонок в дверь.
Долорес. Кто-то пришёл. Ну я пойду. Заодно и открою. Давайте хотя бы руки друг другу пожмём, что ли?
Скворцов. Свидимся ещё как-нибудь. Давай, Ибаррури… не грусти…
Пожал Долорес руку, похлопал по плечу. Тот уходит. Опять звучит «Каким ты был…»
(По телефону). Рустам… Да я вижу, что ты звонишь. Давай, что у тебя там?.. Та-а-ак. Он его послал за грибами, что ли?.. Ну понятно. Ты пригласи его на шашлыки-то, поговори… Рустамчик, я не дома, в понедельник только буду… Ну, а этот чего напрягает? Мы же ему заносили полгода назад… грибы… Ну и он чего?.. Как мало?.. Ну так гриб упал не только у него… Нет, зеленушки мы заносить не будем, только подберёзовики… Нет, ну что за дела! А у нас что, рубль… гриб не упал?! У нас поднялся?! Ну ты прими, конечно, послушай конкретно, что он хочет. Ко мне давай с этим с утра, в понедельник… Рустам, подожди… Охрану увеличь себе… Я о себе позабочусь… Ты слышал, что я сказал? Давай.
С помрачневшим лицом выключил телефон. В дверях балкона появилась Марина . Она в коротком платье, коротко стрижена. На ней много украшений и разноцветных татуировок.
Марина. Здравствуйте ещё раз. Мне Долорес сказал идти на балкон.
Скворцов (улыбается). Правильно он сказал. Ну-ка, подойди-ка сюда поближе, хорошая моя.
Марина (слегка удивлена). Вас не узнать.
Скворцов. Подойди-ка поближе… Ты чего, боишься меня?
Марина. Вы в первый раз сурово нас встретили.
Скворцов. Этого я не помню. Давай-ка мы с тобой ещё раз познакомимся и посекретничаем, пока никого нет. Садись.
Марина подходит, садится, недоверчиво смотрит на Скворцова.
Я сразу, без подготовки. Проблем с твоим ребёнком не будет. Вообще у тебя по жизни проблем теперь не будет. Ребёнок этот, будем считать, наш.
Молчание.
С супругой я уже это обсуждал.
Марина. Хоть бы словечко поняла…
Скворцов. Ты не интересовалась, кто там наклёвывается? Или рано ещё?
Марина. Это поток сознания, что ли, по жанру?
Скворцов. Не понял…
Марина. Какой ребёнок? Наш с вами? Что за пурга?!
Скворцов. Наш – в смысле того, что мы как-то поучаствуем. Будем помогать. А как же! Я говорил с Ларисой, она мне сказала, что у тебя с ней уже есть контакт.
Марина. Извините, как отчество ваше?
Скворцов. Зови Николай. Короче, ты меня услышала, и я больше в эти дела не лезу. Это, конечно, целиком и полностью твоё решение, я просто хотел тебе ещё раз сказать, пока Витьки нет, что мы это дело поддержим. А где он, кстати? Вы же вместе вроде в ресторане были.
Марина. В каком ресторане?
Скворцов. Ну как ты понимаешь, я название не успел прочесть, когда меня туда привезли: я по состоянию ближе всего был к анабиозу
Марина. А сейчас?
Скворцов. Не понял…
Марина. Состояние ближе к чему?
Скворцов. А ты боевая!
Марина. Николай, честно, не пойму, про что толковище у нас. (Поднялась.) Я чего забежала. Мне надо ключ ребятам от комнаты отдать. (Показав в руке ключ.) Вот. Можно вас попросить передать им, что мы с Сизым уходим в клуб и, наверно, загрузимся до утра?
Скворцов. Так. Не всё понятно… И что Сизый?
Марина. Сизый меня внизу ждёт. Я просто зашла ключ Карине отдать от комнаты.
Скворцов. А вы не Карина?
Марина. Я Марина… который лейтенант. А Карина – капитан.
Скворцов. Ага! Понятно. Карина, значит, капитан…
Звонит телефон – «Каким ты был…» Скворцов подходит, смотрит на дисплей, включает телефон.
(Марине.) Сейчас, извините, Рустам «нарюшьил мой покой». (По телефону.) Да, Рустам… (Слушает.) Ага. Ну я понял… Ага, ага…
Марина. Я на столике ключ оставлю?..
Скворцов (Марине). Товарищ лейтенант, извини, не могу проводить…
Марина оставляет ключ, с опаской и недоумением поглядывая на Скворцова, выходит.
(По телефону.) Что, так и велел мне передать? Ну тогда, если он на грубость перешёл, чего я буду из себя целку строить!.. За меня не беспокойся. Значит – охрану удвоить, и приезжайте с ребятами за мной в аэропорт… Рустамчик, спокойно… Ну, а чего, разомнёшься, вспомнишь молодость… Ну давай, брат…
Выключил телефон, помрачнел ещё больше. Входит Лариса .
Лариса. О господи, в чём это ты теперь?
Скворцов. Прикид от Долорес.
Лариса (повернувшись, в номер). Карина, заходи. Не стесняйся, Николай Викторыч в порядке.
Входит Карина , останавливается у двери. Скворцов подошёл, улыбаясь смотрит на неё.
Ну вот, это Карина.
Скворцов. Красивая.
Карина (смутилась). Спасибо…
Скворцов. Тебе… извините, вам, Кариночка, сообщение от вашего подчинённого.
Карина (улыбнулась). Подчиненного? А кто это?
Скворцов. Сообщение от лейтенанта. Она и Сизый будут в клубе до утра, ключ она вам оставила. Вон, лежит на столике. (Пробует шутить.) Просто интересно, для информации: Сизый – это фамилия или кличка у парня?
Лариса. А тебе что до этого?
Скворцов. Лариса, спокойно. Я этого Сизого в глаза не видел.
Лариса. Нам теперь по этому поводу горевать?
Карина. Сизый – подруга Марины.
Скворцов. Ага. Ну и пусть дружат. Лариса, что ты так смотришь на меня?.. Где Викто р?
Лариса. Моется, сейчас подойдёт… Ему здесь даже переодеться не во что!..
Карина. Я могу принести, ключ от комнаты теперь у меня.
Скворцов. Не надо. Тут нам Долорес много чего оставил. Тут и рубашки, и джинсы… Выбирай.
Передаёт пакет Карине.
Лариса. Кстати, а где Долорес?
Скворцов. К мужу побежал. Или к жене. (Ларисе.) Что ты смотришь? Побежал – а к кому, я не знаю.
Лариса. А что, нельзя просто сказать «к другу»?
Скворцов. Лариса… Кариночка, извините. Долорес сказал, они с ним расписаны, я на их свадьбе не был и не знаю, как их там записали. Сейчас я Долорес позвоню, узнаю, кто кому кто.
Лариса. Хватит! Никак тебе из этого всего не выпутаться, да?
Скворцов. Я при чём здесь? Я их, что ли, сватал?
Карина. Они помирились?
Скворцов. Ну да… Этот, ну-у-у который, второй расписанный, пригласил его в музей Рембрандта… Художника. Созвонился… позвал…
Лариса. Кариночка, давай я отнесу Вите одежду.
Карина. Я отнесу.
Скворцов. Ты его поторопи, скажи: отцу скоро в аэропорт ехать.
Карина , кивнув, выходит с пакетом.
Лариса. Разве уже пора?
Скворцов. Да вроде… пора… Пока я там сумку отыщу…
Лариса. Я поеду провожу.
Скворцов. Зачем меня провожать? Сяду в такси, тут две минуты ехать…
Лариса. Ну всё! Одного я тебя такого не отпущу. Или ты полетишь завтра, или едем в аэропорт вместе. Хоть поговорим по-человечески.
Молчание.
Коля, что с нами со всеми будет? Я боюсь… За тебя боюсь…
Скворцов (целует её). За меня не бойся. Не пропадём…
Из номера выглянул Виктор . Вымылся, успел переодеться.
Лариса. Зайди сюда.
Виктор входит на балкон.
Лариса. Так, я поеду с отцом в аэропорт, вы останетесь с Кариной здесь, поужинаете вдвоём.
Виктор. Мам, да мы, наверно, с ребятами…
Лариса. Марина с подругой в ночном клубе – Карине там делать нечего, Долорес теперь уже не одинок… Знаете что, дорогие мои, давайте мы будем думать о том, кто ещё не родился. Вот исходя из этой мысли и решайте, мужчины, как нам дальше жить.
Вышла. Виктор на отца не смотрит. Молчат.
Скворцов (суров). Возьми телефон, позвони деду. У него подозрение на второй инфаркт было.
Виктор. Я звонил… Вчера. И сегодня…
Скворцов. Ну, и как там они?
Виктор. Говорил с бабушкой в основном, просила передать голландцам, что русские за мир.
Скворцов. Передал?
Виктор. Передам. Я там подарок бабушке купил. Передай.
Скворцов. Передам. Спасибо. А то я с пустыми руками: весь день потратил на восстановление.
Молчание.
Значит, пока матери нет, давай быстро о деле. (Открывает портфель, достаёт карточку.) Это ты спрячь у себя. Спрячь. Это карточка адвоката. Он у вас, в Лондоне. По-русски говорит. Был недавно у меня… Составили мы с ним завещание. Оно лежит у него…
Виктор. Какое завещание?
Скворцов. Подожди с вопросами. Моё завещание. Я с матерью не хочу сейчас эту тему поднимать, иначе она начнёт психовать. Она человек с фантазией, мы её знаем…
Виктор. А зачем завещание?
Скворцов. Спокойно. Там всё подробно прописано, что у нас есть. Ты уже подрос, должен быть в курсе всех наших дел… Давай мы про это сейчас закончим, чтобы не при матери, я сказал. Я потом найду время с ней…
Виктор. Ты что, заболел?
Скворцов. Здоров. Я уже давно думал его написать, чтобы было у нас всё, как ты говоришь, как в цивилизованных странах.
Виктор. Пап, я мамину тему затрону. Ты уже по-чёрному пьёшь… Не надо…
Скворцов. Не буду.
Виктор. В бассейне-то хоть плаваешь?
Скворцов. Стараюсь…
Виктор. В теннис играешь?
Скворцов. Вот приедешь, погоняешь меня.
Виктор. Папа, найди время: ты потолстел…
Скворцов. Да? У Долорес другое мнение. Обтянул, гад, меня всего, я уже мотню натёр. (Тяжело вздохнул.) Выпиваю, оттого что дома сейчас напряг сильный, Витюха. Главное, неизвестности много. Дела неважные… Все, конечно, духарятся, но это больше от растерянности… Ребят в Москве занесло, а куда – непонятно. Ну ладно, хрен с ними…
Виктор. Хрен-то с нами… Война будет?
Скворцов. Викто р, будем оптимистами: может, и рассосётся…
Виктор. Жаль, что ты улетаешь, так хотел с тобой поговорить…
Скворцов. Значит, мне мать рассказала про тебя и Карину. Девчонку ты себе выбрал хорошую, всё у неё на месте. Как себе свадьбу мыслите?
Виктор. Пап, с этим мы не спешим.
Скворцов. Понял. (Улыбнулся.) А было бы хорошо свадьбу закатить у нас!.. Это был бы стратегически очень правильный ход… Пригласили бы Долорес от Евросоюза…
Молчание.
Значит, как мы поступим. В свете открывшихся новых обстоятельств…
Виктор. Каких обстоятельств?
Скворцов. У нас там новый тренд сейчас: ребята вспомнили про поддержку отечественного производителя…
Виктор. Это я, что ли, производитель?
Скворцов. Не я же. Значит, мать сказала правильно: будем думать о тех, кто ещё не родился. В общем, нужна будет помощь – я вам не откажу… Ну подойди… чего ты у двери застрял? Давай поздороваемся хоть. Заодно и попрощаемся…
Виктор подходит.
Виктор. Пап, честно, ты ничем не болен?
Скворцов. Чего ты заладил? Прямо как мать!..
Скворцов обнимает сына. Входит Лариса . Увидела их, не сдержала слёз.
Скворцов. Кончай, мать. (Виктору.) Вы когда в Лондон улетаете?
Виктор. Завтра.
Лариса (в номер, зовёт). Карина, иди сюда. Что ты там опять прячешься, как будто чужая?
Входит Карина .
Надо нам посидеть на дорожку… Где тут всем сесть-то?.. Мужчины, садитесь.
Скворцов опускается в кресло. Лариса садится ему на колени. Карина – на колени севшему напротив родителей Виктору.
Раньше у нас Витя считал, Карина, теперь ты у нас самая маленькая. Считай.
Карина (Виктору). Как надо считать?
Виктор. Десять, девять и так далее.
Карина. Вслух? Про себя?
Виктор. Как хочешь, можешь про себя, можешь про меня.
Лариса. Это что, с каким-то подтекстом сказано? Объясни мне, я не понимаю…
Скворцов. Тихо!
Молчат. Амстердам где-то ещё отдалённо шумит, но всё тише и тише, – затухает карнавал. Солнце ушло. В окнах номера отражённо горят гирлянды праздничных огней на балконах и крышах домов напротив. Карина медленно считает, неслышно шевеля губами…