Искусственную Луну освещает вставшая в зените настоящая Луна. Резко очертились тени. Инна одна. Через некоторое время появляется Римма .
Римма. Куда ты ушла?
Инна. Что вы за мной ходите?
Римма. Ах, Инна, Инна… (Молчание.) У тебя, кроме отца, еще кто-нибудь есть?
Инна. Нет.
Римма. Все из-за этих проклятых денег!..
Инна. На нем бандиты с ментами висели, как бульдоги, год держали под следствием. А у него два инфаркта, он еле живой… Все, что могли, мы продали, кредитов больше никто не дает…
Римма. Понятно.
Инна. Я отцу сказала: в Москве устроилась в большую компанию, помогли мне взять кредит в банке.
Появляются Оксана, Сулпан и Дездемона.
Оксана. Римма Павловна, мы там, в яме, околели совсем. Славная ночка вышла, правда? Третий час торчим на холоде. Может, споем? В нашем хоре девочек – прибавление. Инна, иди-ка сюда, у мэнэ до тэбэ разговор.
Инна. Не трогай меня!
Оксана. Тьфу, на тебя. Ох, не зря я в небе ведьму сегодня увидела!
Римма. Умоляю тебя, Оксана, избавься ты от этой ужасной манеры!
Молчание.
Оксана. Что я ей такого сказала? Есть хор мальчиков, есть хор девочек – каждый понимает в меру своей испорченности.
Римма. Господи! Столько слов погубили за последние годы! Раньше слово «мальчик» можно было произносить без опасения. Скоро хор мальчиков надо будет называть «хором маленьких мужичков», потому что слово «мальчик» уже кажется двусмысленным.
Оксана. Поэтому Бисер организовал хор девочек – тут смысл один… Я в ум не возьму: зачем ты сюда примчалась, Инка? Хотела отблагодарить за «доброе и вечное», которое учитель в тебе посеял?.. Али надумала прикатить на джипе показать ему, кто есть кто нынче в Московии? Это я одобряю!
Сулпан. Может, и мне подъехать в свою школу, директора покатать на своей тачке?
Молчание.
У тебя с ним было что-то?
Инна. Я пришла первый раз не лекцию слушать, а на него посмотреть: мы весь первый семестр по его книжкам учились. Думала, сейчас начнет про свою «гравитацию»!.. Вдруг он стал наизусть из Библии, из каких-то книг средневековых… – и все про Луну, про Луну, про Луну… Никто ничего не понял: причем здесь Луна? У меня диктофон был, я включила… (Говорит по памяти.) «В тот знаменательный день мои товарищи должны были выйти на поверхность Луны в Море Дождей, под углом в сорок градусов от мыса Коперника. Но случилось так, что Луна полюбила не нас… И вот, друзья мои, до сих пор снится мне она ночами… и тянет меня туда… Может быть, после смерти мне повезет, – душа получит короткую остановку, сжалятся над ней и позволят хоть на миг коснуться этого небесного тела…» (Пауза.) И так развел руками: извините, говорит, это лирика. И замолчал. А я специально села на первый ряд – и вижу: он говорить не хочет… Тишина стояла – не знаю сколько! Домой я пришла как пьяная. Среди ночи проснулась вся в слезах… Такое предчувствие ужасное было!..
Римма (пытается ее успокоить, тихо). Мы всё понимаем…
Инна. Каждый день неслась на эти лекции. Неделя прошла, прибежала – а вместо него какой-то лысый аспирант что-то бубнит. Я помчалась в аэропорт. Он сидит в накопителе… и спит. Потом открыл глаза: я стою напротив. Протянула ему, как дура, книжку его надписать… Рейс задержали, прямо как специально для меня. А потом вообще вылет отменили: метель была два дня подряд… И вот мы с ним… эти два дня…
Оксана. У-у-у! Вот вам и Константин Эдуардович!
Сулпан. Вот этого я не понимаю: лезть к старику в постель, задаром!
Оксана. Сулпанка, да ты не знаешь, какие они бывают, старики. Ко мне в Ригу один аж из Мюнхена прилетал. Он, с тех пор как во Вторую мировую украинских девушек поимел, никак нас забыть не может, оккупант. Замуж меня звал. Но у него там детей куча, внуков… Я Бисеру – под балдой была – про него как-то сказала: типа хочу в отгулы, отпусти меня на недельку, ко мне фашист хочет прилететь на свое восьмидесятилетие, погулять перед смертью. Бисер говорит: «Задавлю своими руками – и его, и тебя». Он же патриотичный, Бисер. У него дед вроде герой войны был…
Дездемона. Инна, он был твой учитель?
Инна. Он мне рассказывал, как наши должны были сюда прилететь, в Море Дождей.
Дездемона. Море Дождей…
Римма. У вас был роман?
Инна. У меня был.
Сулпан. Как это?
Оксана. Да так! Может, дядя уже того – гуд бай, сушит валенки. Римма Павловна, а к кому ее везут?
Римма. Не лезь в это, Оксана.
Оксана. А то я не знаю к кому! Меня к нему не возили, что ли!
Сулпан. Что ей делать, Римма Павловна?
Римма. Ой, не спрашивайте меня…
Оксана. Я знаю, дивчина, как тебе помочь.
Инна. Как?
Оксана. Не сегодня-завтра – придется тебе сдаться. Никуда ты от Бисера не денешься. Нет такого места, где они тебя не достанут. Значит, надо потянуть косячок – и забыть всех: и космонавтов, и олигархов… Гори они все огнем!
Инна. А у тебя есть? Дай.
Сулпан. И мне.
Дездемона. И мне.
Оксана. Голь налетела!
Римма. Оксана, откуда у тебя эта гадость?
Оксана. Не нойте, Римма Павловна! Вас и так много! Достали уже!
Сулпан. Бисер продает клиентам, а те нас угощают. Как будто вы не знаете!
Оксана. Кто угощает! Я сама у него покупаю.
Римма. Инна, я тебя умоляю, возьми себя в руки. Сулпан, не губи себя.
Сулпан. Давно погибла.
Оксана. Не будете с нами, Римма Павловна?
Римма. Инна, не надо!
Оксана. А то она раньше не пробовала!
Инна. Не пробовала.
Оксана (удивленно). Да ладно! Ну ты у нас совсем еще невеста. Не надо тогда.
Инна. Дай… пожалуйста.
Сулпан. Подожди, Инка, не торопись.
Оксана. Главное, ты этого Циолковского забудь. У тебя теперь, дивчина, будут другие учителя.
Римма. Оксана, ничего в тебе человеческого не осталось.
Дездемона. Инна, ты Циолковский любил?
Сулпан. Я его увидела – подумала бомж. Такого в нормальный кабак и не пустят.
Римма. Неужели не видно, что он великий человек, – может быть, гениальный. Конечно, он ее увлек!
Оксана. Кто увлек?! Не смешите меня, Римма Павловна.
Римма. Космос, Луна… Я понимаю девочку. Конечно. Представьте: перед вами… Альберт Эйнштейн. Разве важно, что Эйнштейн не молод? Как вы устоите?
Сулпан. Инка, я тебя понимаю! У меня Карэн такой же. Как он начнет мне карточные фокусы показывать – я ничего с собой поделать не могу!
Оксана. Сулпанка, да твоего Карэна в половину казино в Москве не пускают!
Римма. Прекратите! Как вы можете без конца говорить про какого-то шулера?!
Оксана. Ясно все. Был у меня латыш. Приедем с ним на взморье, сидим в кафе смотрим на море. Вот он молчит – а я уже готова! Стала в себе разбираться – нашла причину. Потому что сам-то он хмырь, но за ним теперь Евро-о-па, за ним харизма.
Сулпан. И у Карэна, что бы ты ни говорила, тоже харизма есть!
Оксана. А москаль объявится: ну ментовский генерал ты пусть… я не знаю… ну хозяин нефтебазы ты, но если тебе кроме украденных денег ну нечем похвастаться, – ну и что ты ждешь от меня, рожа позорная? Что ты ждешь?!
Римма. Девочки, запомните навсегда, меня не будет – передайте своим дочерям, а они пусть передадут своим: главное для мужчины – уйти от ответственности. Неважно кто он, откуда и как его зовут, неважно его происхождение, вероисповедание, политические взгляды, неважно богат он или беден, сколько он прочел книг… – голубая мечта всей его жизни выражена в простой формуле: пришел, увидел, победил – и ушел от ответственности. Но мы все ему простим, если он обманул нас красиво. Потому что нет в жизни беды страшнее, чем унылый, приземленный мужчина. Я знаю: у меня дочь от такого «приземленного». Инна, ты слушаешь меня? Я хочу это тебе рассказать. Ты поймешь. Ау, ты с нами?
Инна. С вами.
Сулпан. Римма Павловна, а он кто был, ваш муж?
Римма. Дочь мою я родила от методиста.
Дездемона. Методист – это кто?
Оксана. А черт его знает!
Римма. Инна, ты слышишь меня?
Инна. Слышу.
Римма. У нас, в Кишиневе, была партийная школа союзного значения…
Сулпан. А это что такое?
Римма. Господи, какие вы еще маленькие!.. Инна, я жила напротив их общежития, и там был один молодой методист, сын почетного хлопкороба Узбекистана. Мы встречались, но так… Ничего особенного я в нем не находила. Я училась пению. Произвела фурор: молдаване увидели во мне воплощение Кармен! И вдруг на выпускном балу методист мне сказал, что его назначили в отдел культуры ЦК Узбекистана. И я сдалась. Я уехала за ним в Ташкент. Конечно, меня сразу приняли там в оперный театр, я уже собиралась петь Кармен… Правда, на узбекском…
Вдруг запела арию Кармен на узбекском языке.
Сулпан. Тоже ничтяк! Нокаут!
Оксана. Это анабиоз…
Римма. Ему было лестно: жена – оперная певица! Но тут грянула эпоха перемен, и все так быстро поменялось! Он стал никем. Метался – не знал, что делать со своим партийным билетом. В результате ему предложили стать муллой.
Оксана. Ах, вы у нас жена муллы, Римма Павловна?!
Римма. А я по-прежнему рвалась на сцену. Но теперь он был против. Как жена муллы будет петь Кармен – он представить не мог. У него начались видения, которые он мне рассказывал по ночам. Я лежу, а он, помолившись, начинает: «Вижу тебя на большой горячей чугунной сковороде. Вижу, как тебя шайтан поджаривает… Вот он тебя переворачивает, подвигает поближе к уголькам… чтобы запеклась корочка, с дымком…»
Оксана. Ох, хорошо! Кочергой упрется в ляжку – сучонка визжит!
Римма. Конечно, я забрала дочь и бежала в Москву. У меня не было выбора. Инна, мою мечту тоже растоптали… Инна, я, как и ты, пришла к Бисеру: ему для салона нужна была дама с манерами, встречать гостей… Сначала я от всего этого кричала по ночам, потом привыкла. Но недавно я увидела сон: оркестр, маэстро стучит по пюпитру, взмахивает палочкой… Хосе выносит мою дочь на руках… Такой прекрасный сон! Она будет петь!..
Оксана. Вот так, Инка, каждый вечер у нас: сначала песня – потом слёзы. (Смеется.) Кончайте вы, Римма Павловна, душу нам надрывать со своим «Хосе»!
Дездемона. Хосе – это кто?
Оксана. Хосе – это козырный парубок, которого Кармен сгубила. А вообще, я с вами, Римма Павловна, не согласна: с узбеками не соскучишься. Поначалу в Москве прилепились ко мне два парубка: сказали, дивчина, мы – китайцы, сказали, много ширпотреба привезли, продадим – рассчитаемся, не обидим тебя. Юркие такие, быстрые… Потом, когда время рассчитываться пришло, оказалось, что они оба – узбеки. Говорят: метла есть, одна на двоих, а денег – нет.
Дездемона. А узбек – это кто?
Оксана. Узбек? Он на юге живет, урюк кушает.
Дездемона. А урюк – это кто?
Оксана. Узбека встретишь – он тебе расскажет.
Сулпан. Узбеков в Москве много.
Дездемона. Много?
Сулпан. И таджиков.
Дездемона. Много тоже?
Сулпан. И киргизов.
Оксана. Ну и публика теперь в столице! На кого тут дивчине смотреть?! Петро, выходит зря ты окно в Европу рубил?!
Сулпан. Какая страна была большая: узбеки, киргизы, таджики…
Оксана. А что толку! Летишь-летишь – внизу дичь! Час летишь, другой – ни огонька! Думаешь: может, там еще скифы кочуют и мухоморы едят?
Сулпан. Действительно, дичь!..
Оксана. Границу перелетишь туда – внизу Европа, сплошь иллюминация, перелетишь назад – внизу темно и сплошные москали! Нет, я не могу понять: что ты здесь делаешь, Оксана?! Здесь, как у Дездемонки в Африке, еще камнем о камень огонь добывают!
У Риммы зазвонил телефон.
Римма (в трубку). Да, Бисер Анатольевич… Здесь со мной… Бисер Анатольевич, я вас поняла. Я ей сейчас же сообщу… Хорошо, Бисер Анатольевич, не беспокойтесь… Поняла… Да, я получила за них предоплату… Да-да, я поняла вас, Бисер Анатольевич. (Выключив телефон.) Инна, я хочу передать тебе дословно, что сказал Бисер: со всеми вопросами теперь – к Богданову. А это значит, мы сейчас все, и ты Инна, быстренько возвращаемся к столу и дальше, девочки, выполняем пожелания заказчика.
Оксана. Богдана, что ли?
Римма. Да. Похоже, они договорились. Хотя я в это, честно говоря, ни секунды не верила!..
Оксана. И чего вы обрадовались, Римма Павловна, в ум не возьму! Договорились!.. У Богданова кураж, а Инка тут причем? Завтра у нее что будет?! Ну я еще могу допустить – была дурой, Циолковский совратил… Этот Циолковский вообще садист: чего при нас – вот, например, при мне – с женой разговаривать? И с таким лицом, как будто меня нет, я – пыль! Так подчеркнул: что с же-е-енщиной говорит!.. А я не женщина? Я, между прочим, в салоне горбачусь не для себя, а кормлю мать и дочку… Инка, ты крепко подумай надо всем. Тебя сегодня не к последнему дяде везли, между нами «недевочками» говоря. Не каждую к нему возят. Этот дяденька – хоть он и мурло, – он по жизни твоей единственный шанс. Если ты ему чем-то показалась – все для тебя сделает! Потерпи. Вот он полез к тебе, а ты думай про себя: у меня языки, я молодая, мне весь мир открыт… Заработаю денежек в салоне и улечу от вас. Найду себе француза – и в город Париж, столицу любви…
Сулпан. Оксанка, чего ты зашлась?
Оксана (кричит). Здесь гниды, а не мужики, нелюдь! Поверь мне, Инка, я с опытом девушка, многих повидала. Потом забудешь всех их как страшный сон!.. Такая у нас работа. И не дури!.. Ты правильно сделала, что в салон приехала. А по-иному: осталась бы сидеть у себя в Новосибирске, ждать, когда очередной Циолковский приедет… Ну приедет, будешь бегать к нему в гостиницу…
Римма (торопливо). Все! Возвращаемся к столу!
Оксана. Все это мы давно проходили…
Римма и девушки уходят. Появляются Богданов и всклокоченный, все еще воинственно настроенный Трауберг – следов схватки на его лице немного, но костюм сильно помят; нервно и отрывисто говорит по телефону.
Трауберг (в трубку). Очень трудно отвечать на вопросы, когда на другом конце не делают ни одной паузы! Сделай паузу – и я отвечу!.. Спасибо. Напомни, о чем ты меня спросила в начале своего монолога?..
Богданов. Успокой ее, скажи – во всем Богданов виноват.
Трауберг (в трубку). Чем я так занят? Вопрос понятен. Я прогуливаюсь с Богдановым, и мы беседуем… Я не возбужден… Звони, когда хочешь.
Богданов (громко). Не возбужден он, Свет! (Траубергу.) Дай трубку.
Трауберг. Она выключила телефон.
Богданов. Да-а-а, портфель твой звонил как зарезанный. А я что, должен был ей доложить, что ты вырублен ненадолго? (Пауза). Подожди, Александр Борисович, постой, хочу тебе пару слов сказать… Знаешь, как в песне? Первым делом самолеты, ну а девушки… девушки потом… (Пауза.) Голова у тебя болит?
Трауберг. Нет.
Богданов. Братва вела себя корректно. Я успел сказать им, какой ты ученый, иначе коллеги уже скидывались бы тебе на погребение. Я их сразу предупредил: «Ребята, меня – пожалуйста, бейте, куда хотите, а Трауберга нельзя по голове, потому что его голова – это щит Родины». Они очень уважительно отнеслись, очень аккуратно тебя вырубили – просто молодцы! Никаких следов.
Трауберг. Я все им сказал!
Богданов. Все равно тебя никто не понял. С кем ты начал о правах и законах!
Трауберг. Они меня поняли!.. Я в него попал?
Богданов. В Бисера? Попал, попал! Очень хорошо попал, мне понравилось. Пикировал паренек достойно.
Трауберг. Очки мои где?
Богданов. Твои?
Трауберг. Не твои же: у тебя соколиный глаз. Я видел, они упали в траву.
Богданов. Может, там и лежат?
Трауберг. Не беспокойся, у меня дома есть запасные. Что было дальше?
Богданов. Дальше? Ты с какого момента отключился? Примерно напомни.
Трауберг. Я могу точно сказать: ты стоял с Бисером, он считал на калькуляторе, назвал цифру.
Богданов. Представляешь, он мне про упущенную выгоду стал говорить! Как бы он собирался в нее инвестировать и наверх поднимать через социальные лифты. Говорит, давайте работать в тандеме…
Трауберг. Подонки! Какие же вы все подонки!
Богданов. Опять?!
Трауберг. Как ты мог вообще говорить такое?! Предлагать за нее деньги, торговаться!
Богданов. Если бы не ты – я бы скинул больше. Этот Бисер у нее хозяин.
Трауберг. У нее нет и не может быть хозяев! У нас что, крепостное право?!
Богданов. Хуже. И не ори на меня! Я ее в бордель не посылал!
Трауберг молчит.
Теперь слушай о девушках. Пока ты грезил на газоне и приходил в чувства, я позвонил моему патрону и мы с ним договорились… Я у него никогда раньше денег не просил, а тут сказал – нужны срочно, по личным причинам… Он нормальный мужик, даже не спросил зачем… Короче, открыл он мне кредитную линию, дал денег в долг… Ну а дальше ты видел: как ребята наши подъехали… Так что Бисер деньги получил, долг ее полностью погашен – она свободна. Это, что касается арифметики…
Трауберг. Теперь ты ее купил?!
Богданов. Что ты волком на меня смотришь?! Я ее выкупил! Я ей свободу подарил. Назад, в свой Новосибирск, пусть едет учиться!.. (Пауза.) Может, это я от коктейля «Валюша» так раздухарился? Мне денег не жалко. Как майор Богданов приехал сюда, «прилунился» – сразу решил: нет, ребята, сегодня по-вашему не будет! И вообще!.. Думаешь, это я Бисеру деньги отдал? Нет, я спонсировал российскую космическую отрасль – иначе, действительно, кто тут будет космосом заниматься, если все в проститутки уйдут? (Достает телефон, набирает номер.) Римма Павловна, это ваш сургутский друг, Вергилий, беспокоит… Ждали моего звонка? Приятно. Вы нам там люлю-то хоть оставили?.. Ну хорошо. А от вас там Инна недалеко?.. Не надо трубочку передавать, скажите, пусть сюда подойдет… Нет, не на КПП… Правильно – молодец! – на место посадки. (Выключил телефон.) Так. Я ей все сам скажу, а то ты опять начнешь!..
Трауберг (смущен). Это большая сумма. Не знаю пока, чем я могу помочь… у меня таких денег нет. Но не думай, что я отказываюсь.
Богданов. Расслабься, пенсионер.
Трауберг. У тебя же семья.
Богданов. Да какая семья! Сын уже больше меня зарабатывает, у дочки муж – там же в Сургуте, в бизнесе, не бедствуют. Квартиру в прошлом году себе купили недалеко от виллы шефа, в Испании. А жена на меня давно рукой махнула. Ну, по правде говоря, я ей хлопот много доставил… с молодежью… Да ладно, не тебе мне это говорить. А насчет денег ты не переживай и не думай. Я шефу в лицах все поведаю, – может, он и долг простит, в качестве бонуса: у нас же сегодня юбилей. Для него это, в общем-то, не сумма. Он знаешь какие деньжищи на спортсменок тратит! Отдачи от них все равно никакой, а тут – космос, наша национальная гордость. Думаешь, почему он меня, пенсионера, при себе держит? Он фанат, любит летать. Целый парк у него. Кому-то яхты, а этому – самолеты. Несколько пилотов, а я вроде командира его эскадрильи. Тоже тот еще фанфарон! Обязательно всем скажет: у меня личный пилот из отряда космонавтов…
В портфеле Трауберга опять раздается телефонный звонок.
Ну это уже диктатура!
Трауберг (по телефону). Да, Светлана… За что ты просишь прощения?.. Ты на меня не кричала… Зачем разбираться в интонациях, когда говоришь по телефону при нашем уровне связи… Все у меня в порядке.
Появилась Инна.
Я не могу сейчас с тобой говорить. Я перезвоню… Пе-ре-зво-ню!.. Все, все! (Выключил телефон.)
Инна. Мне велено к вам.
Богданов. Инна, ну ты уже, может, слышала… Значит, какие у нас последние новости… Хорошие вести пришли с полей: урожай собран богатырский – не пусто будет в закромах Родины… Прошли успешные переговоры с Бисером. Деньги мы нашли. Долг твой аннулирован. Живи свободно, не бойся никого. Это подарок тебе ко Дню космонавтики. Поняла?
Инна (зло). Подарок? От кого?
Богданов (на сильном подъеме). Это от Юрия Алексеевича Гагарина. (Пауза.) Не бойся, никто тебя не обманывает, никому ты ничего не должна. Вот твой классный руководитель подтвердит.
Трауберг (волнуясь). Мы с Богдановым, точнее, Богданов говорил с этими людьми… Хотя называть их людьми не вполне корректно, все-таки люди – это что-то другое…
Богданов. Александр Борисович, ты сейчас изъясняйся просто. Может она ехать в Новосибирск? Скажи ей в двух словах.
Трауберг. Может. Должна!
Богданов. Все. Возвращайся в Новосибирск. С Бисером тебе не о чем больше разговаривать, все решено.
Молчание.
Трауберг. Инна, я помогу тебе в университете восстановиться. Я свяжусь с кафедрой.
Инна (растеряна). Не беспокойтесь…
Трауберг. Что я еще хотел сказать?.. Да! Давайте мы сейчас поедем ко мне – это было бы нашим самым правильным решением. Василий, поехали ко мне пить чай…
Богданов. Саш, да я как-то чай не очень… И потом, этим пацанам верить до конца нельзя. Правильно будет, если Инна сейчас быстренько отсюда в аэропорт, – я с нашей службой безопасности на всякий случай договорился. (Инне.) У проходной машина стоит, водитель тебя отвезет. Там же два охранника. Ей пока лучше подальше от Москвы держаться – вот это, Александр Борисович, ты должен ей внушить.
Молчание.
Ладно, вы поговорите, а я пойду посмотрю, что там мои инопланетянки делают в кратере.
Инна. Богданов!
Богданов. Слушаю… товарищ командир.
Инна. Спасибо… Я отдам. Выплачивать буду… (Заплакала.) …с процентами, какими скажете. Ваш телефон вы мне дали. Вам нужен мой адрес в Новосибирске…
Богданов. Ты поняла? Машина ждет, водителя зовут Валера. (Пауза.) Все, я пошел.
Уходит.
Трауберг. Инна, это я во всем виноват.
Инна. Нет, нет…
Трауберг. Прости меня.
Инна. Вы меня простите. Я хотела вас увидеть – и все. Я вас ненавидела… Из-за писем…
Трауберг. Я рад, что мы снова встретились. Давай больше не терять друг друга из виду. Ты пиши, я отвечу
Инна. Вы приедете в Новосибирск? Я буду ждать вас.
Трауберг. Я приеду. (Обнял ее. Тихо.) Ты лучшее, что у меня было.
Инна. Это правда? А что было?
Трауберг. Прости меня, старого болтуна…
Инна. Не надо так говорить.
Трауберг. Улетай быстрее.
Инна. Хорошо.
Уходит. Трауберг один. Потом появляется Богданов .
Богданов. Все было бы у нас, брат, по-другому, если бы мы слетали тогда туда. Разве я просил бы денег у шефа? Разве эти прыщи могли бы руку на тебя поднять? Если бы мы полетели, наши памятники стояли бы по весям и городам…
Молчание.
Увидел я твою студентку вчера, в полете. Шеф и партнер его летали на один день из Москвы в Питер с какими-то не то швейцарцами, не то бельгийцами: подписали они с ними контракт, а дальше, как полагается, – культурная программа… Эрмитаж, мосты-каналы… И заказали с собой московских девушек, ну… чтобы скучно не было. Хотя шефу-то самому, надо сказать, все равно, он вообще не по этой части: в смысле, у него на первом месте семья-дети… Только набрали высоту, одна заглядывает в кабину. Можно, говорит, я тут посижу: вроде интересно ей труд пилота посмотреть. Я сразу понял: девчонка в первый раз… Потом попросила порулить. Ну дал я ей штурвал подержать… Ночь не ночь, в небе светло, но Луна – прямо напротив лобового… И вот смотрю я и думаю: каким-то счетоводам такие девчонки достаются, а наш брат что?! Богданов, ты же военный летчик, был в отряде космонавтов, должен был стать человеком всех времен и народов!.. Дальше, сам понимаешь… управление на автопилот, штурмана за дверь – стоять на стреме. А она говорит: не трогай меня, дядя. Я – и так, и этак… И тут она прямо мне в рожу: ты за меня платил?! Лады, сказал, в следующий раз я за тебя заплачу, а пока сиди здесь, – может, про тебя и не вспомнят. Начальника службы безопасности кликнул – он у нас такие протокольные вопросы решает – мол, ты эту девицу для меня оставь. Он мой дружок. Ну, конечно, га-га-га… Короче, так она в кабине со мной туда и обратно, в Москву, и летела. Про себя ни слова: почему в Москву надумала… ну почему в эскорт решила податься. А я и не спрашиваю, я петушком свою легенду кукарекаю – у меня это с девушками беспроигрышный вариант: отряд космонавтов, лунный проект… Она вдруг про тебя спрашивает. Только я сказал, что знаю тебя, – она на меня так посмотрела: прямо я увидел, как у нее зрачки в сторону поползли!.. Так что вот так… (Молчание.) Ладно, Борисыч, мы доброе дело сделали, ученицу за парту посадили, – ну теперь давай, со спокойной совестью, чтобы не прокиснуть, пойдем к девчонкам, поразвратничаем на склоне лет…
Трауберг. Иди, развратничай.
Богданов. Потом будешь локти кусать.
Уходит. Трауберг некоторое время один. Появляется Сулпан, с подносом, на котором бутылка и два бокала.
Сулпан. Ваш товарищ Вергилий прислал вам выпить.
Трауберг. Кто?
Сулпан. Тут я обычно предлагаю: «Если желаете – можно на брудершафт».
Трауберг. Спасибо.
Сулпан. Да не за что пока.
Выпили.
Сулпан (заученно). Сулпан означает – «полевой цветок Монголии». Я недавно из юрты, провела счастливое детство на чистом воздухе и кумысе. До Монголии знаете сколько лететь! А я здесь, рядом, готова сопровождать.
Трауберг. Как вас зовут?
Сулпан. Зовут меня Сулпан, я дочь Тимура, прокурора города Улан-Удэ.
Трауберг. Улан-Удэ не в Монголии, вы хотели сказать «Улан-Батора»?
Сулпан. Мой папа был самый справедливый в регионе. Его за это сначала сняли, а потом повесили…
Трауберг. Ночь холодная, вы лучше оденьтесь.
Сулпан. Все обычно просят наоборот.
Трауберг. И тем не менее.
Сулпан. Нам Римма Павловна сказала – вы типа Циолковский?
Трауберг. Типа.
Сулпан (угрюмо). Оно и видно: Вергилий нам про Инку доложил.
Молчание.
Что вы так смотрите? Какие-то вы с вашим товарищем… Тот тоже… сначала всю дорогу плакал – лилипута вспоминал… Вы кого-то с ним похоронили?
Трауберг. Меня.
Сулпан. Да ладно на комплимент напрашиваться! А вы попробуйте еще выпить, может оживете. (Наливает.) Не такой вы и старый, у нас бывают и хуже. Из нашего салона нас возят к одному милицейскому генералу. Он старается встречаться с нами в гражданском: я имею в виду, он, перед тем как… отдохнуть, форму снимает. Жирный такой!.. В общем, он старше, чем вы. Он – гад, а вы деликатный… Даже слишком – Римма Павловна про вас так сказала… До чего же вы странный! Смотрите так!.. Пойдемте куда-нибудь, я же не против.
Трауберг. Не беспокойтесь, все хорошо. Простите меня!
Сулпан. За что?
Трауберг. За всю эту жизнь.
Сулпан. Да мне все мои прежние подруги завидуют! Я, когда на своей тачке приезжаю к матери, знаете, сколько денег родственникам оставляю? Они мной гордятся.
Появляется Дездемона , в руках тарелка с закуской.
Дездемона. Здравствуй, Циолковский! Меня посылал Вергилий – тебе закусить.
Трауберг. А вас как зовут?
Дездемона. Я Дездемона – дочь вождя…
Трауберг (перебивает). Как вас папа-вождь звал?
Дездемона. Сунам… (Заплакала.) Я ехал учиться Россия…
Сулпан. Теперь эта рыдает. Цирк!
Появляются Римма, Богданов и Оксана.
Дездемона. Хотел учиться…
Богданов. Александр Борисович, кончай ты девчонок травмировать. Римме Павловне придется психолога им вызывать!
Оксана. Вечер пыток.
Римма. Дездемона, не плачь. Все будет хорошо. (Пауза.) Ну что, мальчики… Не знаю, покорите ли вы когда-нибудь Вселенную, но нас вы покорили. Очень жаль, что пришла пора прощаться.
Богданов. Что делать, Римма Павловна, раз такой клиент вам достался.
Римма. Клиент тяжелый.
Богданов (протянул деньги). Вот… возьмите за девушек… с учетом предоплаты.
Римма. Да-да, все точно. (Траубергу.) Вот мы, наконец, и уходим. Александр, вы слушаете меня?
Трауберг. Слушаю. Но по-прежнему не вижу.
Римма. Ну это уже не актуально. (Пауза.) Все время хотела задать вам вопрос. В прошлом веке, когда я была значительно моложе, я, не думая о последствиях, очень хотела быстрее попасть в двадцать первый век: мечтала дождаться скачка цивилизации, может быть, встретить братьев по разуму с далеких планет… Ну вот я попала в двадцать первый век. И что?
Оксана. А уж мы-то как «попали»!
Сулпан. Оксанка, не перебивай!
Богданов. Да-а, Александр Борисович, докатились мы с тобой: при таких девчонках лекторий тут устроили!
Римма. Скажите, может быть, с помощью пришельцев из других миров нам удастся когда-нибудь еще раз родиться? Чтобы было время на исправление ошибок. Все-таки одной жизни человеку мало: мы люди оказались такие дураки! А так хочется понять, зачем все это создано – Земля, небо, Луна… жизнь…
Трауберг (после паузы). Никто к нам не прилетит, не научит…
Оксана. Ну ё-моё! Сейчас я здесь лягу и умру! Пошли уже, наконец!
Римма. Увы, милые наши космонавты, конечно, с вами безумно интересно, но мы возвращаемся на землю.
Оксана. А что нам остается делать, Богдан?! Циолковский нами брезгует, а как нам заработать немного баксиков на пропитание близким, не говорит.
Целует Трауберга.
Это тебе, Константин Эдуардович, бонус от меня за Инну. Помни Оксану – «жемчужину мира», как сказал поэт.
Богданов. А меня?
Оксана. Тебя я уже целовала.
Сулпан. Спасибо вам. Я так с вами отдохнула солидно, воздухом подышала.
Дездемона. А можно мне с Циолковским остаться?
Римма. Нет, Дездемоночка, надо идти.
Дездемона (опять плачет). Мне Циолковский нравится…
Римма. Не плачь, не плачь. Мне он тоже нравится. Что поделаешь!
Дездемона. Циолковский, я тебя люблю!
Трауберг. Поступай учиться и будешь здесь часто бывать.
Оксана. Не надо никогда дивчине давать таких обещаний, Циолковский! Одна студентка уже здесь побывала. Ты лучше экономь на еде, скопи необходимую сумму – и Дездемона к тебе прилетит. Так оно и проще будет, и верней.
Дездемона. Я тебя люблю!
Трауберг. Спасибо.
Дездемона. Я тебя люблю…
Девушки уходят. Трауберг смотрит им вслед. Богданов поглядывает на него.
У Трауберга зазвонил телефон.
Трауберг. О боже! (По телефону.) Да, Светлана… Я как раз собирался перезвонить… Да знаю, знаю. У меня в тот момент не было никакой возможности тебе позвонить… В который раз я уже говорю тебе: ничего не случилось, я был занят… Ну зачем ты меня допрашиваешь?! Ну чем занят?! Короткое время я имел счастье общаться с российским криминалом!..
Богданов. Успокоил!
Трауберг (по телефону). Не кричи!.. Перестань плакать! Я пошутил. Неудачно… Я совершенно здоров. Сколько раз еще мне надо повторить: ничего со мной не случилось! Я сейчас поеду домой… Я еду домой!.. Все тебе расскажу… Сейчас? Ну хорошо! Чтобы у тебя не сложилось впечатления, что я что-то от тебя скрываю, я буду говорить только правду, ничего кроме правды. Я здесь встретил свою студентку, ту, которая писала мне письма…
Богданов (не выдержал). Ой! Его вязать надо!
Трауберг (по телефону) …которой ты написала, ничего мне об этом не сказав… Алле! Ты слушаешь? Алле! Что ты молчишь?.. Подожди, это еще не всё! До этого Богданов пригласил сюда «девушек по вызову». Так вот она оказалась одной из них, эта студентка…
Богданов (тихо). Ты что идиот, что ли?! Кому ты это говоришь! (Кричит.) Свет! Да он тут у них экскурсоводом работал!
Трауберг (по телефону, раздражен). Ах, ты за меня счастлива?! Ты знаешь, я ведь уже на работе, что мне туда-сюда ездить?! Пожалуй, я тут останусь!.. Ты хочешь приехать?! Приезжай!.. После лекции я поеду домой… Почему ты мне уже не веришь?! А куда я могу еще поехать?.. Прости, что испортил тебе вечер, ночь, жизнь!
Богданов. А перед ней-то ты как виноват? Тебя девки ансамблем уломать не смогли!
Трауберг (по телефону, примирительно). Не плачь… Ты знаешь, я сейчас тебя обрадую. Я почувствовал… мне как-то стал ближе «Черный квадрат»… Не издеваюсь я… Ладно, не плачь, не плачь… Алле! Алле!.. Выключила телефон.
Тоже выключил телефон. Молчание.
Богданов. Да, сильно мы погуляли! Думал, мы с тобой прилунимся сегодня… Но земля не отпускает.
Трауберг (смотрит вокруг). Не долго этой Луне уже осталось. Земля здесь дорогая, кругом коттеджи. Если бы не я – давно бы начали Луной торговать. Но пока я жив – не дам. Пусть здесь и убивают.
Богданов. Может, и я назначу похоронить себя здесь?
Трауберг. Ты о чем?
Богданов. Я последнее время думаю, Сашка, где меня похоронят.
Трауберг. О чем, о чем ты думаешь?
Богданов. В Сургуте земля, конечно, хорошая, – если поглубже копнуть, можно долго лежать, вроде мамонта… Но я там все-таки не родился, не вырос, оказался там не по своей воле – не хочется в Сургуте лежать. А так – похоронят на Луне. Закажу себе памятник в полный рост, в скафандре. А хочешь, давай вдвоем… или втроем! Славку Воротникова выкопаем, сюда перенесем…
Трауберг. Спасибо, я подумаю.
Богданов. Вообще, можно себя похоронить в космосе. Я с ребятами поговорю из космического агентства: пусть прикинут смету.
Трауберг. Похороны в космосе? Красивая мысль.
Богданов. А ребятам какая разница, какой груз поднимать. Выведут корабль на околоземную, толкнут гроб через люк – и летай себе, как искусственный спутник, по орбите… Сколько, ты думаешь, времени можно так, в свободном полете?
Трауберг. Практически бесконечно. Если правильно посчитать орбиту.
Богданов. А в принципе, неплохо было бы… Я у ребят узнаю, с экономической точки зрения какой вес они готовы поднять, насколько это потянет… На худой конец, можно и здесь себя похоронить в скафандре. Ребята скафандр с удовольствием продадут.
Трауберг. Брось… Надо как-то доживать. Ты же всегда был таким жизнелюбом!
Богданов. Да я жизнелюб и есть. Просто хочется хоть в чем-то быть первым. Никого ведь еще в космосе не хоронили. Красиво: гроб летает по орбите вокруг Земли!..
Молчание.
Ничего, ничего, мы еще взлетим! И про нас сложат песни! И по нашим маршрутам пройдут следопыты…
Трауберг. Спасибо тебе, что ты меня нашел, вспомнил…
Молчание.
Ты когда – сегодня в Сургут улетаешь?
Богданов. Сегодня я – в Испанию. Шеф туда летит, к семье. Шеф – он и там, и здесь. У них теперь так.
Молчание.
Ну, пожалуй, пора, надо хоть поспать немного. И тебе неплохо бы отдохнуть. Пошли…
Трауберг. Да у меня тут с утра занятия со студентами.
Богданов. Ты чего, правда, здесь останешься?.. Думаешь, она сюда придет?
Трауберг. Кто?
Богданов. Светлана. Все, давай прощаться… Как-то неохота отсюда уходить… (Поднял голову.) Красотка наша убежала с неба… Зашел я как-то от тоски в планетарий – ни одного человека в зале. Лектор мне говорит: «Ну, садитесь». Сел я. Слушал лекцию, слушал, потом заснул. Лектор включил свет и говорит: «Солнце встало, товарищ, – вставайте и вы».
Трауберг. Да, солнце опять встало…
Обнялись. Богданов уходит. Трауберг остается один на Луне. Тихо и пусто. Солнечный свет медленно и необратимо заполняет пространство, и Море Дождей на наших глазах становится всего лишь учебным стендом, всего лишь сырым от утренней росы, холодным и мертвым грунтом.