В 1923 г. один из вдохновителей Гражданской войны П. Милюков будет доказывать, что к власти в России пришла не кучка насильников большевиков, а новые слои народа. «Интеллигенция должна научиться смотреть на события в России,- говорил он в своей лекции «Россия и русская эмиграция» в Праге,- не как на случайный бунт озверелых рабов, а как на великий исторический поворот, разорвавший с прошлым навсегда»1765. «Отойдя на известное расстояние от событий,- напишет Милюков,- мы только теперь начинаем разбирать… что в этом поведении масс, инертных, невежественных, забитых, сказалась коллективная народная мудрость. Пусть Россия разорена, отброшена из двадцатого столетия в семнадцатое, пусть разрушена промышленность, торговля, городская жизнь, высшая и средняя культура. Когда мы будем подводить актив и пассив громадного переворота, через который мы проходим, мы, весьма вероятно, увидим то же, что показало изучение Великой французской революции. Разрушились целые классы, оборвалась традиция культурного слоя, но народ перешел в новую жизнь, обогащенный запасом нового опыта…»1766

С. Павлюченков сделает еще более смелое обобщение: «Человечество коллективно шло к русской революции, и ее результаты, как в свое время революции французской, принадлежат всему человечеству и повлияли на цивилизацию теми или иными способами, продвинув ее далеко вперед по пути гармонизации общественных отношений»1767.

В чем же заключались эти результаты и громадный переворот, и вообще было ли оно, общемировое значение Русской социалистической революции?

Заслугой Маркса, которую он сам определял как главную, является выявление способности буржуазного общества к эволюционированию. «Маркс был, безусловно, гением,- пишут американские экономисты Р. Хайлбронер и П. Туроу,- человеком, изменившим характер нашего мышления об обществе (во всех аспектах, как историческом и социологическом, так и экономическом) столь же радикально, как Платон изменил характер мышления философского, а Фрейд – психологического. Очень немногие экономисты сегодня прорабатывают всю необъятную массу работ Маркса, но так или иначе его воздействие затронуло большинство из нас, даже если мы не отдаем себе отчета в этом. Марксу мы обязаны фундаментальной идеей о том, что капитализм – развивающаяся система, вышедшая из конкретного исторического прошлого и медленно, неравномерно двигающаяся к иной, неясно различимой форме общества»1768.

К XIX веку развитие капитализма и демократии образца XVIII века достигло стадии своего «насыщения», и они постепенно выродились в «диктатуру капитала». Об этом писали даже яростные оппоненты Маркса: «…Начиная с 1850 года, в викторианскую эпоху, институты капитализма на некоторое время стали господствующими не только в экономической, но и политической, религиозной и культурной жизни, что напоминает о временах господства феодальной аристократии»1769. Ницше по этому поводу совершенно точно писал: «Теперешняя же так называемая демократия отличается от старых форм правления единственно только тем, что едет на новых лошадях; дороги же и экипажи остались прежние. Но меньше ли от этого стала опасность, грозящая народному благосостоянию?»1770

Либеральные экономисты В. May и И. Стародубровская пишут: «Первая мировая война, а затем Великая депрессия 1929-1933 годов в полной мере продемонстрировали нестабильность и неспособность к саморегуляции капиталистического общества на его монополистической стадии. Существуют многочисленные свидетельства, что кризис конца 20-х – начала 30-х годов воспринимался многими как неизбежный конец капитализма»1771. A. Barkai и A. Ekirch утверждают, что по мере своего углубления экономический кризис во время Великой депрессии в Европе и в США «широко воспринимался как признак конца капитализма»1772. Капиталистическое общество зашло в тот же тупик, в который в свое время зашло феодальное. Критики скажут что капиталистическое общество хоть и медленно, но все же эволюционировало в социальном (демократическом) направлении. Безусловно да, но не больше, чем абсолютная монархия, которая в свое время также эволюционировала в сторону капитализма. Однако для того, чтобы совершить качественный переход к капитализму, потребовалась буржуазная революция.

В XX веке место абсолютной монархии (аристократии нового типа) заняла «диктатура капитала». К. Маркс олицетворял «диктатуру капитала» с властью государственной административно-бюрократической машины. «По мере того как прогресс современной промышленности развивал, расширял и углублял классовую противоположность между капиталом и трудом, государственная власть принимала все более и более характер национальной власти капитала над трудом, общественной силы, организованной для социального порабощения, характер машины классового господства. После каждой революции, означавшей известный шаг вперед классовой борьбы, чисто угнетательский характер государственной власти выступает наружу все более и более открыто»1773. Американский экономист Е. Хант пишет: «Несмотря на то что имя Маркса было использовано многими силами, враждебными свободе, я верю в то, что если когда и будет создано общество, основанное на принципах истинного равенства и свободы, его создатели будут многим обязаны идеям К. Маркса»1774. Е. Хант был прав в плане признания идей Маркса, но относительно «сил, враждебных свободе», впадал в привычные для его круга заблуждения. Сам К. Маркс утверждал: для того чтобы сломить «диктатуру капитала», необходимо установить новую диктатуру противоположного свойства – «диктатуру пролетариата». Именно «диктатура капитала», по Марксу, выступала в виде «сил, враждебных свободе». Радикализм Маркса объяснялся радикализмом условий, в которых он работал, и объективной невозможностью точно предсказать будущие формы общественного развития. Он рисовал идеализированную картину, и поэтому его идеи были ближе не столько к практическим рекомендациям, сколько к идеологическим (религиозным) постулатам.

Для наглядности дальнейших рассуждений вернемся к нашему графику.

Противоборство двух диктатур должно было привести к переходу на новый уровень развития и смещению общественного строя в зависимости от располагаемых экономических ресурсов развития в сектор либеральной или социальной демократии. Так и получилось – развитие Запада вдоль кривой (АВ), продолжавшееся с XVII по XIX в. и приведшее к установлению «диктатуры капитала», под влиянием «диктатуры пролетариата» в XX веке изменилось на движение вдоль кривой (ВС). Под влиянием этих сил Запад снова оказался в секторе Демократии, но уже образца XX века.

В первой половине XX века к «диктатуре капитала» пришли не только несшие остатки феодализма и разоренные Первой мировой страны Европы, но и США – страна передового либерализма и демократии, выращенных в тепличных условиях мирной жизни, обильно удобренных европейским золотом. Об этом в начале 30-х говорили уже не марксисты, а президент США Ф. Рузвельт: «Это естественно и, возможно, в природе человека, что привилегированные принцы новых экономических династий, жаждущие власти, стремятся захватить контроль над правительством. Они создали новый деспотизм и обернули его в одежды легальных санкций. Служа им, новые наемники стремятся поставить под свой контроль народ, его рабочую силу, собственность народа. В результате обычный американец снова стоит перед теми проблемами, перед которыми стояли борцы за независимость страны… Эти роялисты экономического порядка согласны с тем, что отстаивание политической свободы - дело государства, но экономическое рабство, по их мнению, этого государства не касается. Они согласны, что государство должно защищать право гражданина голосовать, но они отрицают за государством право гарантировать гражданину право на работу и право на жизнь… Но мы считаем, что если гражданин имеет равные права на избирательном участке, он должен иметь равные права и на рынке труда». Эти экономические роялисты жалуются, что мы стремимся сокрушить базовые американские установления. На самом деле они боятся, что мы лишим их власти. Наша приверженность американским установлениям требует от нас изменить этот порядок вещей. Зря они прячутся за нашим национальным флагом и за конституцией». (Аудитория теперь слушала стоя.) «Демократия, а не тирания, свобода, а не подчинение… Враг стоит внутри наших стен» 1775 . Рузвельт совершенно четко выделял две крайности: «диктатуру капитала», с одной стороны, и «диктатуру труда», «русский большевизм» – с другой, между которыми он хотел провести свою страну. Рузвельт сдвигал точку, в которой находились США, в сектор Демократии образца XX века. Соединенные Штаты благодаря Первой и Второй мировым войнам прошли этот процесс значительно легче, чем европейские страны.

Защитной реакцией «демократии» образца XVII века в Европе стало установление фашизма, закончившееся Второй мировой войной. Интервенция в Россию, еврофашизм и Вторая мировая война были революционными войнами реакционной и отчаянно сопротивляющейся «диктатуры капитала» против демократии, соответствующей уровню развития XX века. Именно победа русской социалистической революции и победа СССР во Второй мировой войне открыли человеческой цивилизации новый демократический путь развития. Победа СССР, по сути, стала победой мировой социальной революции. Все страны мира в той или иной мере, не признавая их на словах, на деле были в той или иной мере вынуждены учитывать новые реалии.

Именно Октябрьская революция и победа во Второй мировой войне стали вкладом России в мировую цивилизацию. В этом смысле Л. Троцкий был абсолютно прав: «Мы далеки от мысли противопоставлять абстракцию диктатуры абстракции демократии и взвешивать их качества на весах чистого разума. Все относительно в этом мире, где постоянна лишь изменчивость. Диктатура большевистской партии явилась одним из самых могущественных в истории инструментов прогресса…»1776

Эти выводы подтверждаются организацией Freedom House, согласно данным которой если в 1900 г. в мире не было ни одной выборной демократии1, то уже в 1950-х их было 22 1777. По этому поводу интересны тезисы двух президентов США перед Версальской мирной конференцией. И. Бауман вспоминал: «…Президент (В. Вильсон) заметил, что на мирной конференции мы будем единственными незаинтересованными людьми и что люди, с которыми нам придется иметь дело, не представляют своих собственных народов»1778. Бывший президент Рузвельт грубо отвечал: «Наши союзники, и наши враги, и, наконец, сам Вильсон должны были бы понимать, что в настоящее время Вильсон совершенно не уполномочен говорить от имени американского народа»1779. Т. Рузвельт и В. Вильсон были правы: ни американская, ни европейская демократия после Первой мировой войны не могла заявить, что она говорит от имени всего своего народа.

После Второй мировой войны в 1949 году Й. Шумпетер писал: «Социализму перестали сопротивляться с той страстью, какую вызывает иной тип морали. Он стал тем вопросом, который обсуждают на базе утилитарных доводов. Остались, конечно, отдельные твердокаменные, но вряд ли они имеют достаточную поддержку, чтобы иметь политическое влияние. Это как раз и есть то, что висит в воздухе,- доказательство, что самый дух капитализма ушел в прошлое»1780. Дух капитализма образца XVII века…

1 Примером ограничения избирательных прав может быть женский вопрос. До 1917 г. только в 6 странах (Новая Зеландия, Австралия, Финляндия, Норвегия, Дания, Исландия) женщины имели избирательные права. Избирательное право для женщин было введено в Германии в 1919 г., в США – в 1920 г., в Англии – в 1928 г., во Франции – в 1944 г., в Швейцарии – в 1971 г. Политические права женщин были закреплены в Уставе и декларациях ООН в 1945-1967 гг., в начале 1970-х, по данным ООН, женщины имели избирательные права в 121 стране. В России избирательное право для женщин было введено сразу после Февральской революции 1917 г., а полностью женщина была впервые уравнена в политических и гражданских правах с мужчиной конституцией РСФСР 1918 г.

Чтобы не быть голословными, приведем пару примеров. Так, реформы Л. Эрхарда в Германии были основаны на работе К. Маркса «Заработная плата, цена и прибыль»1781. Эта работа была посвящена анализу и критике концепций противников забастовочного движения, которые утверждали, что выполнение требований повышения заработной платы приведет к росту цен на выпускаемую продукцию и, как следствие, к сворачиванию производства и безработице. Если рабочие действительно хотят жить лучше, то они должны больше работать, быть бережливее, и тогда в результате общего улучшения жизни возрастут и их доходы.

К. Маркс показал, что цены на рынке товаров первой необходимости диктует не отдельный предприниматель, а рынок. Рост заработной платы вызовет рост цен на этом рынке, а капиталист компенсирует свои убытки и ликвидирует дополнительный доход рабочих. У капиталистов же, производящих предметы роскоши, дела будут обстоять иначе. Причем в обществе, где 2/3 национального продукта потребляется пятой частью населения, производителей таких предметов очень много, и они не смогут компенсировать падение прибыли повышением цен на свои товары, так как спрос на них снизится. В результате капитал начнет перетекать в те области экономики, где норма прибыли выше, что приведет к увеличению производства предметов первой необходимости и соответствующему снижению цен на них до уровня, обеспечивающего равную норму прибыли во всех областях экономики. Таким образом, следствием повышения заработной платы рабочим станет не только перераспределение доходов, но и переориентация экономики на удовлетворение нужд малообеспеченных слоев населения1782.

В подтверждение своих слов Маркс привел пример принятого в 1848 г. билля о полуторачасовом сокращении рабочего дня при сохранении прежней заработной платы. Это сокращение, осуществленное принудительным образом во всех ведущих отраслях английской промышленности, соответствовало повышению почасовой заработной платы и рассматривалось тогда многими экономистами как подрыв конкурентных возможностей страны на мировом рынке и «похоронный звон» по ее могуществу. Однако в действительности этот знаменитый билль не только содействовал уменьшению безработицы и развитию производительных сил рабочих, но и привел к падению цен на фабричные продукты. В результате английские рабочие, доходы которых оказались одними из самых высоких в мире, смогли превзойти другие страны дешевизной своих товаров и благодаря этому создать условия для непрерывного расширения рынков сбыта. Таким образом, подвел итог Маркс, мы видим, что «за некоторыми, скорее кажущимися, чем действительными исключениями, в среднем высокооплачиваемый труд производит дешевые товары, а низкооплачиваемый – дорогие»1783.

Повышение заработной платы ведет к трем качественным изменениям экономической системы:

– увеличению внутреннего рынка сбыта, что соответственно стимулирует рост производства;

– более интенсивному внедрению трудосберегающих технологий, повышающих производительность труда;

– предъявляет более высокие требования к качеству рабочей силы, что, в свою очередь, стимулирует повышение качества производимой продукции.

Кривые предельных соотношений и «постулат Маркса»

Одновременно происходит качественное изменение самой политэкономической системы, она переходит на следующий уровень развития. Продемонстрируем это утверждение на нашем графике: в результате повышения заработной платы происходит не просто экстенсивное развитие экономической системы, а ее качественный переход на новый более высокий уровень с «а» на «в», а точка равновесия сдвигается вверх и вправо из точки «А» в точку «В». Происходит одновременный рост экономической эффективности и социальной справедливости [Из графика также видно, что повышение заработной платы имеет свой предел, ниже которого экономическая эффективность начинает снижаться].

Статистика, приводимая самим Л. Эрхардом, подтверждает эти выводы.

Экономические показатели результатов реформы Л. Эрхарда в Германии 1784 (темпы прироста в разах к соответствующему году)

С 1949 по 1955 г. потребление в Германии выросло на 75%1785. Л. Эрхард писал: «Мы снова и снова констатируем: то, что сегодня считается роскошью, завтра становиться предметом, спрос на который уже довольно широк, а послезавтра – товаром широкого потребления»1786. В Германии повышение потребления было проведено путем валютной реформы, подобной валютной реформе в Англии в XVIII веке, проведенной Исааком Ньютоном1787. Предложенная Л. Эрхардом реформа вызвала ожесточенные споры в бундестаге и Хозяйственном совете. Но социалистические реформы Л. Эрхарда были единственно возможным выходом…[Другим инструментом одновременного повышения заработной платы во всей экономике, который также использовал Эрхард, было увеличение налогов на заработную плату и перераспределение их к менее обеспеченным слоям общества через различные механизмы социальной помощи и соответственное повышение стандартов потребления менее обеспеченных слоев населения]

В 70-е годы нашего века, когда японские рабочие добились удвоения своей реальной заработной платы, многие экономисты предрекали, что это удвоение ликвидирует дешевизну японских товаров и тем самым подорвет конкурентные возможности страны. Вскоре, однако, выяснилось, что эти товары еще больше упрочили свои позиции на мировом рынке. Причем уже не только благодаря своей сравнительно более низкой, цене, но и благодаря своему ставшему легендарным качеству, которое обеспечивалось блестящей организацией труда, инициативой и технической оснащенностью высокооплачиваемых японских рабочих1788.

В результате этих реформ капитализм вступил в новую фазу своего развития которая получила различные названия: «рыночный социализм», «общество всеобщего потребления», wellfare state («государство всеобщего благосостояния») или, как предложил А. Донде, «государство всеобщего социального обеспечения». А. Фурсов назвал новый средний класс образовавшийся в это время «социальной буржуазией»1789.

Другой пример касается, пожалуй, ключевого вопроса – права собственности. Величина этого права определяется в том числе долей участия государства в экономике страны. При радикальном коммунизме (высшей стадии развития общества, по К. Марксу) постгосударственное образование перераспределяет в том или ином виде 100% ВВП, при радикальном («диком») капитализме (эпохи создания стартовых капиталов) государство фактически участвует только в роли стороннего наблюдателя.

История XX века показывает, что демократизация общества, с экономической точки зрения, это не что иное, как последовательное движение в сторону социализации. Этот факт наглядно отражает динамика доли государственных расходов в ВВП развитых стран мира.

Динамика доли государственных расходов в % ВВП 1790

1880 1929 1960 1970 1980 1990 1998

США 8 10 27,8 32,2 31,4 32,8 33,1

Япония 11 19 18,3 19,3 32 31,3 35,5

Англия 10 24 32,6 39,3 43 39,9 39,7

Германия 10 31 32 37,6 47,9 45,1 47,4

Франция 15 19 34,6 38,9 46,1 49,8 53,2

Швеция 6 8 31,1 43,8 60,1 59,1 60,8

Ф. Энгельс по этому поводу писал: «…В сущности, принцип налогового обложения является чисто коммунистическим принципом, так как право взимания налогов во всех странах выводится из так называемой национальной собственности. В самом деле, либо частная собственность священна – тогда нет национальной собственности и государство не имеет права взимать налоги; либо государство это право имеет – тогда частная собственность не священна, тогда национальная собственность стоит выше частной собственности и настоящим собственником является государство. Этот последний принцип общепризнан; так вот, господа, мы и требуем пока только того, чтобы этот принцип соблюдался, чтобы государство объявило себя всеобщим собственником и как таковое управляло бы общественной собственностью на благо всего общества…»1791

Однако если рост налогообложения с социальной точки зрения полностью оправдан, то с точки зрения экономической эффективности вопрос не столь однозначен. Далеко не случаен был взрыв неолиберализма в 1980-х при Рейгане и М. Тэтчер. Истина в данном случае, по-видимому, находится где-то посередине. При этом баланс экономической эффективности и социальной справедливости (в частном случае совокупная ставка налогообложения) будет различным для разных стран. На это влияют объективные факторы: географическое и климатическое положение, историческая наследственность, относительный уровень экономического и социального развития, положение в глобальной мировой иерархии и т. д.

Но почему западное общество во многом благодаря русской социалистической революции и победе СССР во Второй мировой войне эволюционировало в сторону демократии образца XX века, а Россия осталась в эпохе «диктатуры пролетариата»? Ведь Россия – неважно, большевистская или буржуазная – даже в силу своего географического положения вынужденная платить климатическо-географический налог, в любом случае должна была бы эволюционировать в зону умеренного социал-демократического капиталистического общества. Именно эту цель преследовал Ленин в первой половине 1918 г. и по окончанию интервенции во времена нэпа. Примеры социал-демократического капитализма дают Скандинавские страны и Канада, находящиеся в сходных с Россией климатических условиях. Виновны в этом русские как нация, либо исторические закономерности развития России, либо виновны издержки коммунистической идеологии? Начнем поиск ответа на этот вопрос с новой главы…