В начале девяностых, когда в моду вошли популярные песенки в сольном исполнении, я написал свой первый хит. Песня была о парне по имени Чарли Долл и о его единственной любви, которую звали Мэри. Это были двадцать две строчки, в которые я уложил историю неразлучного детства, расставания и измены. И убийства.

Но обо всем по порядку.

Вот он я: выхожу из здания студии "Палмер рекордс", реализовавшей в это году семь миллионов дисков. Меня только что принимал директор, мы пили кофе и мило беседовали. Как бы невзначай толстяк обронил мысль о том, что хорошо бы мне написать еще что-нибудь в стиле «Чарли Долл», мол, спрос на хорошие песни всегда есть. Я сказал что подумаю.

На самом деле я уже знал ответ. Как ни крути, «Чарли» оставалась моей единственной стоящей вещью, по сравнению с которой все другие были просто дерьмом. Повторить ее успех? Об этом я мог только мечтать.

Из студии я отправился прямиком в кафе к Раймонду, чтобы перекусить. Когда-то Раймонд был хорошим актером, даже получал награды, но в семидесятых пристрастился к наркоте и пять лет провел в специальной клинике. Когда его оттуда выпустили, с ним уже никто не хотел знаться. Тогда он взял и вложил все свои сбережения в затею с кафе и, — кто бы мог подумать, — сделал на этом карьеру.

Внутри было всего несколько посетителей. Пара завсегдатаев терлись у стойки, но их можно было даже не считать. Еще один парень устроился за столиком у входа и потягивал коктейль, другой, примерно одного с ним возраста, задумчиво раскачивался на стуле, не замечая, что проливает пиво себе на майку.

Сначала мне показалось, будто я видел всех, но затем из полумрака вынырнула фигура еще одного посетителя. Он направлялся к столику в дальнем углу. Обычно я мало интересуюсь другими людьми, но внешность этого парня приковала мое внимание: он был одет в ковбойскую шляпу и сапоги на высоком каблуке, словно какой-нибудь рейнджер родом из Техаса. Видимо не один я заметил ковбоя, поскольку двое пьянчужек у стойки тут же принялись хихикать и шептаться, поглядывая в его сторону.

- Как дела, мистер Парадиз? — Раймонд неожиданно оказался по ту сторону стойки.

— Неплохо, — ответил я, — Налей мне пива. И еще я съем бифштекс.

Пока мясо разогревалось, он вскрыл банку «Будвайзера», быстро опорожнил ее в стакан, получив при этом минимум пены, и поставил передо мной.

— Похоже, мы с вами в коровьем штате, сэр.

— Что, Раймонд?

- В коровьем штате говорю, — он заговорщицки улыбнулся, показывая в сторону странного парня, — Даже ковбои и те тянутся к побережью.

Когда Раймонд принес бифштекс, аппетит у меня куда-то пропал. Я смотрел на кусок отлично прожаренного мяса, сочный и ароматный, но думал лишь о том, как поскорее выбраться на свежий воздух. Наконец я допил пиво, расплатился и вышел. В сотне метров плескалось ласковое море.

— Мистер! Я обернулся. Меня догонял тот самый парень в ковбойской шляпе. Очевидно, он видел, как я вышел и последовал за мною.

— Я так и знал, что это вы. Боже, какая удача! — Он говорил с акцентом, ужасно коверкая даже самые простые слова. — «Чарли Долл» — великолепная песня. — Я слушаю ее и только ее! Каждый день, честно!

— Спасибо.

— Это настоящая классика! — Не унимался парень, — Это лучше, чем Синатра, даже лучше, чем Элвис…

Я продолжал идти. Слава богу, машина была недалеко.

- Послушайте, я действительно рад, что вам нравятся мои песни. Но я сейчас очень спешу…

Его голубые глаза сверкнули.

— Я знаю как вы ее написали. И, главное — о ком. Прежде чем ответить, я выдержал паузу. Ясно,

что передо мной был сумасшедший, а с психами надо быть настороже.

— В самом деле? — Спросил я.

— В самом деле.

— Интересно.

- Вам кажется, я слишком молод. Но ведь когда тебе самому только двадцать, никогда нет опыта в таких делах.

— В каких еще делах?

— В преступлениях. Убийствах, например. Всегда остаются свидетели.

Внезапно это перестало быть смешным. Я почувствовал, как струйки пота стекают от подмышек вниз по ребрам.

— О каких убийствах ты говоришь, мальчик? Ты не в своем уме? Возвращайся-ка к себе на ранчо…

— Не кипятись, мистер. Все уладится. Он достал из кармана пачку «Лаки страйк», вытряхнул сигарету и облокотился на капот машины.

— Мы ведь с тобой земляки…

— Чего-о-о?

- Вот черт, — он бросил спичку на землю, — Говорила мне мама, что в больших городах живут одни дураки, но я не знал, что настолько. Ты что, забыл, где родился?

— Н-нет, — это все что я мог из себя выдавить.

- Тогда не надо трахать мне мозги, понял?!

- В… В Хиллстоу …

- Я же говорю: земляки! Парень весело хлопнул меня по плечу.

- Поговорим о деле.

- О каком еще деле? Черт, он был еще совсем сосунком, да к тому же вдвое меньше моего. Такого запросто можно было скрутить и отшлепать за приставание к взрослым дядям.

- Ну, о том.

- Каком еще том, приятель? Тебе домой не пора, мамочка не заждалась?

- А я ее замочил.

Сказанная средь бела дня под палящим солнцем Калифорнии, «где никому не бывает скучно», эта фраза повисла в воздухе, как запах залежалого трупа. Глаза парня весело сверкали… И нет, он не шутил. Он действительно мог убить свою мать, расчленить ее на куски, а затем съесть, медленно проглатывая кусочек за кусочком.

— Давай прогуляемся. Ковбой отбросил выкуренную до половины сигарету и подхватил меня под руку. Мы направились к берегу.

— Как думаешь, Мелисса попала в рай?

— Что ты хочешь?

— Чтобы ты ответил на мой вопрос.

— Я не знаю.

- Думаю, в рай. Таким сучкам место среди ангелов, точно.

— Чего ты хочешь?

— Ведь она была девственницей, а? До того, как ты ее прикончил? — Он развел руками, — Чарли Долл и девственница Мэри. Это и впрямь сюжет для песни.

Мы поднялись на деревянный причал, и мне в голову вдруг пришла мысль: а не сбросить ли этого сукина сына вниз? Нет, пожалуй, для этого вокруг было слишком людно.

— Была одна семья в Милуоки, — Продолжал он. — Я провел с ними ночь, снял с мужика кожу, а потом позавтракал. У них в холодильнике оказалось холодное мясо и кола… Так вот, я сидел и ел, а по радио транслировали эту передачу… хиты… как его там?…

— Хиты прошлых лет.

— Ну да. И я услышат твою песню — «Чарли Долл».

Волны с шумом накатывали на берег. В нескольких десятках метров от нас на песке резвились двое мальчишек.

— Тогда-то я все понял. И я разыскал тебя. Видишь ли, я был там, когда ты прикончил эту сучку — Мелиссу. Мне было одиннадцать, и я прятался в кустах — поджидал парочки. «Чарли» — хорошая песня, почти про тебя. Она тебе не дала — и ты пришиб ее камнем по башке. Думал-то, наверно, трахнуть, а телка возьми да отбрось копыта.

Я молчал.

— Я представляю как ты перепугался, когда узнал обо всем. Впервуй — оно всегда сложно. Потом-то замочил кого?

— Это… это была случайность…

— Случайность? Ну как же! И то, что ты ее треснул камнем по башке — тоже «случайность»?

— Чего ты хочешь?

— Пока просто поговорить.

— Я все сказал.

- На твоем месте я бы не стал так отвечать человеку, который может разрушить твою жизнь, Чарли Долл.

Он не случайно назвал меня этим именем.

— Так ты все видел?

— Все, мистер Парадиз, все до последней минуты. Как вы пришли, как поссорились, как ты ударил ее камнем, а потом трахнул. Все.

— Послушай, у меня есть деньги… В ответ он только рассмеялся.

— То же самое и мужик в Милуоки говорил.

— Что?..

— Я знаю таких как ты, мистер. Смотришь на эту ковбойку и на мои сапоги, и думаешь, что парню из той глубокой жопы, откуда я родом, только и надо, что денег. Но ты ошибаешься.

— Тогда что тебе нужно? Он выглядел счастливым, как мистер Бин,

отправляющийся за новыми приключениями.

— У меня есть к тебе предложение. Выполнишь условия — и я отстану. Обещаю.

— Что за предложение?

— Скоро узнаешь. Просто будь вечером дома. С этими словами он повернулся и зашагал прочь.

Еще некоторое время я стоял на причале, не в силах поверить в происходящее. Внизу один из дерущихся мальчишек залепил другому в глаз, и тот, расплакавшись, побежал прочь. Жизнь — жестокая штука, — пришло мне на ум.

* * *

Ковбой сказал «просто будь дома», но я и так никуда не собирался. На улице шел дождь, который, если верить прогнозу погоды, не должен был окончиться раньше завтрашнего утра.

Около девяти вечера в дверь позвонили. Я знал кто за ней, но все равно выглянул в глазок, прежде чем впустить.

- Ну и погодка! — Ковбой скинул дождевик, — Дьявольский вечерок.

Я взял его шляпу. Она была мокрой и казалась вдвое тяжелее, чем могла быть на самом деле. Затем мы пошли в гостиную, где я наполнил стаканы виски.

— Итак, чего ты хочешь? Без шляпы он выглядел еще моложе — лет двадцать, может даже меньше. Его волосы соломенного цвета были зачесаны назад, и, кажется, набриолинены, а может, это просто дождь уложил их таким образом.

- Мы прокатимся, — сказал он, — До бульвара с девочками и обратно. Привезем сюда хорошенькую блондинку с самыми длинными ногами на свете.

— Тебе нужна девочка? Он рассмеялся:

— Нет, мистер Парадиз, это для тебя. Мне показалось, я ослышался.

— Для меня?

— Ну да.

— Послушай, я…

— Вот и хорошо. Едем. Он встал. Я пытался возразить, но Ковбой лишь отмахнулся.

Когда мы вышли, дождь колотил по крышам и асфальту как сумасшедший. За те несколько минут, что я шел к гаражу, я успел вымокнуть до нитки.

- Куда едем? — спросил я, когда мы сели в машину.

- На бульвар за пышными, красивыми и здоровыми девочками.

Не задавая больше вопросов, я надавил на газ.

Вопросы начались позже, когда я притормозил на светофоре. Этот красный, казалось, будет гореть вечно.

— Послушай, зачем тебе все это?

— Что именно?

— Ну, это, девочки… Парень рассмеялся. Свет падал на его лицо,

предавая коже неестественный мертвецкий оттенок.

— Ты ее замочишь.

— Что?

— Ты ее замочишь, — спокойно повторил он.

— Слушай, у меня действительно есть день…

— Зеленый, — Ковбой указал на огонек светофора. Я убрал руки с руля:

— С меня хватит. Я почувствовал, что дрожу. Этот сукин сын был психопатом, и он не шутил, когда говорил, что в Милуоки снял с человека кожу.

— Я не стану этого делать.

— Станешь, — внезапно из кармана его дождевика появилось дуло револьвера, — Еще как станешь. Ты сделаешь это в точности так же, как сделал тогда, с Мелиссой. По башке, чтобы мозги брызнули в разные стороны.

— Ты псих… Ты чертов МАНЬЯК! Дуло уткнулось мне в бок.

— Хочешь сдохнуть сам? Вот он — конец, мелькнула мысль. Умереть банально в машине, от рук сумасшедшего парня, еще совсем мальчишки.

— Зачем тебе это?

— Считай, что мне весело. Ты поедешь сам или для этого нужно проделать в тебе дырку?

Я вновь взялся за руль:

— Тебя поймают, ублюдок.

— Нет. Ты же убил Мелису, даже написал об этом песню и прославился на весь мир. Не надо быть семь пядей во лбу, чтобы сопоставить факты. Но тебя не поймали. Даже не заподозрили.

Он был прав. Полицейским даже в голову не пришло допросить кого-нибудь из друзей Мелиссы. В конце-концов все повесили на банду проезжих мотоциклистов, которые уже где-то набедокурили.

Вновь загорелся зеленый. Мы отъехали.

— Хорошо, — у меня было такое ощущение, будто в горло мне запихнули моток колючей проволоки, — Я сделаю все, что скажешь.

— Отлично! — Ковбой взмахнул стволом, даже не побеспокоившись, что это может заметить кто-нибудь с улицы.

Мы въехали на бульвар, где живой товар уже был выставлен на продажу. Здесь были женщины любого цвета кожи, любой комплекции и возраста — от совсем юных до матерых дам для тех, кто любит постарше и поопытней.

— Возьмем эту. Ковбой указал на девушку с крашеными волосами, полногрудую, в мини-юбке и блузке, открывающей лучшие прелести.

— Нужна девочка? — она облокотилась на дверцу, — Или, может быть, две?

— Садись, — улыбнулся Ковбой.

— Вас двое?

— Он не участвует, — сказал я, не знаю зачем.

- Я наблюдаю. — Ковбой подмигнул мне, превращая все в удачную шутку.

— Ага. Полторы сотни, ребята.

— Садись. Ковбой перегнулся через сидение и помог девчонке открыть дверь.

Я сидел на краю кровати, пытаясь оттереть с пальцев остатки мозгов. Шлюха лежала рядом. Я думал о том, что уже никогда не смогу здесь спать.

Как только все случилось, Ковбой вышел из-за ширмы, откуда наблюдал все это время. Он напевал песенку — это был «Чарли Долл».

— Молодец, мистер! — Он швырнул мне полотенце. — Немного неаккуратно, но это твой стиль, я понимаю.

Словно сквозь сон я видел как он одел шляпу и накинул на плечи еще мокрый дождевик.

— И вот еще… э, мистер Парадиз… Я поднял голову, ожидая увидеть перед собой дуло револьвера, но вместо этого увидел протянутый лист бумаги и ручку.

— Можно взять у вас автограф?

Утро было солнечным, и я отправился прямо в контору «Палмер рекордс». В кармане у меня лежала новая песня — ее чистовой вариант. Ночью я несколько раз переписывал текст, и все время бумага оказывалась вымазанной кровью.

Тощая секретарша поджидала в приемной. Она окинула меня недоверчивым взглядом, отметив проступившую за сутки щетину и помятый вид, но пропустила.

Толстяк был рад. Точно маленький воздушный шарик, увлекаемый воздушными потоками, он выпорхнул из-за стола и протянул мне руку:

— Рад видеть! Я выложил на стол бумагу с текстом. В уголке листа все же приклеилась предательская красная капля.

- О! — Вырвалось у него, когда он развернул бумагу и пробежал глазами строчки текста. — Замечательно! Это просто бомба!

Я улыбался. И вновь — песня о любви, страдании и смерти, песня о парне с голубыми глазами и соломенными волосами. Настоящем американском парне, уехавшем из родного дома в город Милуоки, что на озере Мичиган…