Я – еврей. Израиль – огромная страна. Государственные языки Израиля – иврит и арабский.

Индия тоже большая страна. И Россия большая страна. Если я встречу индуса, я скажу ему, что он индус. Если я ошибусь, неважно. Каждый имеет право на ошибку. На самом деле я глубоко верю, что живущий в Индии – индус. Пусть я ошибусь, пусть этот человек из Индии не считает себя индусом. В конце концов, он имеет право считать себя кем угодно. Больше миллиарда индусов для меня, разумеется, разделены точными названиями рас и каст. Что с того? Хотят или не хотят, они индусы.

Я могу, конечно, из вежливости и природного любопытства, выяснить, из какого племени и какой касты мой собеседник. Очевидно, что он может быть кем угодно. Я занесу в записную книжку его имя, языковую семью и ступень в иерархической структуре кастового разделения.

Впрочем, вру. Даже в этом тексте стараюсь быть предельно точным и не идти на слишком тугом ошейнике политкорректности.

Даже здесь, в моей голове и в железных мозгах компьютера, я пытаюсь быть политически корректным.

Я надеюсь, искренне желаю, что мой читатель простит мне эту слабость и этот внезапный порыв политкорректности.

Я ни в коем случае, никогда, пока пишу или говорю, не стану ни записывать, ни запоминать касту собеседника.

Если судьба сведет меня с брахманом, я буду есть то, что ест брахман.

Если судьба сведет меня с неприкасаемым, я не встану из-за стола и только из вежливости попробую какое-нибудь блюдо, если буду твердо уверен, что это блюдо кипело на огне. Пить я буду только воду. Воду я принесу с собой. Скорее всего, я принесу кока-колу в красивой бутылке. Я уверен, что даже неприкасаемые любят этот газированный напиток из Соединенных Штатов Америки.

Если они откажутся пить кока-колу, я их пойму. Во всяком случае, никто не обязан есть то, что ем я, и пить кока-колу.

Не разделяя людей на расы и касты, я тем не менее уважаю всех, кто любит свою землю.

Индусы не очень любят английский язык, но используют его как единственный язык общения между племенами. Индус может любить или не любить Англию, но, если он хочет чего-то добиться в жизни, он, разумеется, будет говорить на блестящем английском языке.

Сирия и Иран, Ливан и Иордания – все эти страны для меня – страны арабского языка. Я мало знаю о них. Тоненький ручеек новостей из этих стран не утоляет моего огромного любопытства.

Я никогда не путешествовал в пустыне по следам Лоуренса Аравийского.

Я люблю страны Востока. Они всегда оставались загадкой для меня, а я люблю разгадывать загадки.

Я никогда там не был и никогда там не окажусь. В моем кармане паспорт государства Израиль. Меня убьют. Меня убьют только за то, что я из Израиля. И даже паспорт гражданина США не спасет меня в этом случае. Я хорошо себе представляю, я уверен, что для многих стран и народов мой израильский паспорт – смертельный приговор. Более четырехсот пятидесяти миллионов человек считают меня евреем.

Что ж, еврей так еврей. Это выбирал не я. Это выбрали они.

Когда осколок ракеты не долетает до моего дома, я знаю – это мой осколок. Люди, если их можно назвать людьми, хотели бы, чтобы этот осколок попал в меня. В любое время и в любом месте найдутся подонки, которые взорвут бомбу для того, чтобы убить меня. Им все равно, какая кровь течет в моих жилах. Они хотят моей смерти. Они называют меня евреем. Что ж, еврей так еврей.

Когда-то очень давно, когда я путешествовал по странам, никто не хотел слушать моих объяснений. Для всех моих собеседников я был русским.

Я знаю, что есть люди, которые прекрасно выучили язык эмиграции. Они надевают чужие одежды, они говорят на чужом языке, они выглядят почти как коренные жители стран, в которых оказались. Эти люди стесняются называть себя русскими. Не понимаю и не согласен. Всю мою эмиграцию при знакомстве с человеком на вопрос «откуда ты?» я отвечал простыми словами «я русский». Называя себя русским, я прекрасно понимал, что беру на себя всю ответственность, все грехи и все политические шаги России. Но, называя себя русским, я ясно давал понять собеседнику, что и спутник, и космическая станция, и русский балет, и русская поэзия – тоже мой искренний повод для гордости.

Сейчас, когда я живу в многонациональной стране Израиль, все называют меня евреем. Все. От Японии до США. Даже ООН, самая справедливая организация на Земле, раз за разом выносит резолюции против евреев. ООН – политкорректная организация, поэтому с вершины ее бесполезной бумажной горы из сводок и отчетов раз за разом евреев просят немного потесниться. Я уверен, что в ООН работают исключительно хорошие и добрые люди. Я согласен читать все бумажки, написанные против меня. Все, что от меня требуется, – стать израильтянином. Все, что хотят от нас, – это немного, совсем немного, ничего не значащий пустячок: я должен отдать дружелюбным соседям Голанские высоты. Мирные соседи, я уверен, никогда не выкатят на Голанские высоты свои дальнобойные орудия.

Бедные арабы, арабы, которых я сейчас так тяжело притесняю, выстрелят в меня, в мою небольшую инвалидную коляску. Нет! Я забыл! Они, конечно же, не смогут в меня выстрелить! Между ними и мной Железным Куполом встанут резолюции ООН. Резолюции ООН бесстрашно кинутся в бой. Резолюции ООН не дадут умереть старым и молодым жителям государства Израиль.

Случайные разрывы ракет не покроют мою землю. Случайные пуски ракет будут попадать точно в цель и без сожаления. Случайные пуски ракет будут целить в меня, в мирного еврея. Все будет хорошо. Все будет, как хочет ООН. Но все это будет уже без меня. А пока, пока этого не случилось, и, конечно, никогда не случится, я буду евреем. В поездках за рубеж или у себя дома я не буду выбирать политкорректных аналогов. Я еврей. Я выбрал эту землю.