К вечеру в городе заметно потеплело. О прошедшем снегопаде напоминали теперь лишь жалкие кучки серого подмокшего снега, и в просветах туч на западе наконец показалось по-зимнему усталое красное солнце.

Аттон въехал в узкий проулок и остановился у ворот трехэтажного особняка, стены которого когда-то покрывала изящная плитка редкого в этих местах желтого мрамора. Но сейчас уже никто бы не смог определить истинный цвет этих стен – плитка давно обвалилась целыми пластами, обнажив серый закопченный камень, покрытый ржавыми потеками. Соседние дома выглядели не лучшим образом – такие же обшарпанные и убогие снаружи, они грозно нависали над переулком.

Аттон спешился и осмотрелся. Его сопровождение было тут как тут – двое мужчин в простых серых плащах прохаживались чуть поодаль. Ничуть не таясь они сопровождали его от самого постоялого двора на другом конце города, и теперь внимательно наблюдали за каждым его движением. Аттон усмехнулся, вытащил из крепления у седла меч и шагнул к воротам.

Обширный внутренний двор был завален рухлядью, гнилыми досками, вперемешку с битыми кувшинами и мешками с грязным тряпьем. Среди гор мусора была протоптана неширокая дорожка, ведущая к дому и конюшням. За воротами его уже ждали – у разбитой ободранной кареты, опершись на грязную стену стоял сам Сапожник Гайонор, широченный приземистый биролец, правая рука Большой Ма, один из старейшин Тихого Дома Вивлена. Чуть поодаль, негромко переговариваясь между собой, на штабеле досок сидели четверо мужчин, в легких кожаных доспехах поверх длинных шерстяных рубах. Они держали в руках тяжелые зазубренные серпы и то и дело бросали на него настороженные взгляды. Аттон не стал закрывать ворота, и повернувшись к Гайонору, едва заметно усмехнулся и вежливо поздоровался:

– Вечер добрый тебе, Сапожник.

Биролец покосился на меч в руках Аттона, чуть склонил большую голову и проворчал:

– И тебе, Птица-Лезвие… Добрый… Правил наших не помнишь, что ли? Меч-то отдай, Молли не любит всех этих железок.

Аттон широко улыбнулся, пожал плечами и протянул ему меч. Гайонор сунул оружие под мышку, посмотрел на лошадей и проговорил:

– Кобылки у тебя знатные, Птица-Лезвие. Редкие, можно сказать лошадки. Из Бадболя небось?

– Оттуда, Сапожник, оттуда.

– И сколько отдал, если не секрет?

– Немного. Чуть больше, чем ты заработал за всю свою жизнь…

Биролец одобрительно поцокал языком и махнул рукой.

– Ну так заводи лошадок, Птица-Лезвие, чего ж им на улице торчать.

Аттон пристально взглянул на него и сказал:

– Уж не думаешь ли ты, что мне не неизвестно о твоей страсти к лошадям? У меня уговор с Молли, Сапожник, помни об этом.

Гайонор переглянулся со своими солдатами и громко расхохотался. Потом резко оборвав смех, он посмотрел на Аттона из-под бровей и зло процедил:

– Сегодня уговор, а завтра – приговор. Вот оно как бывает, Птица-Лезвие. Ты враг Тихого Дома, был им и им останешься. Я не знаю, что ты там наплел старушке Молли, но была б моя воля – я бы тебе уже давно удавил. За Вернона, за Ирэн, за Покойника Сидха, да и просто так… Вот хотя бы за этих лошадей!

Аттон вздохнул и покачал головой.

– Вы так ничего и не поняли, ну да и Иллар с вами… Меч далеко не убирай, я не на долго.

– Почему же не поняли? Все мы уже поняли. Ты предатель. Ты остался один, последний воин, предавший свой Круг. У тебя не осталось друзей, у тебя нет даже крыши над головой. Ты бродяга, нищий изгой. Никто не будет оплакивать твою смерть. Даже в Падруке не примут тебя… Может ты думаешь, что найдешь приют в Тихом Доме? Вот уж нет. Молли может обещать все что угодно, но она говорит пока только за свой клан. Другие солдаты ночи не простят тебе предательства. У тебя одна дорога – исчезнуть в самой захолустной дыре, пока до тебя не добрались.

– Много ты знаешь о дорогах, Сапожник…

Биролец постоял еще немного, с ненавистью глядя ему в лицо, затем резко повернулся и прошел в дом. Остальные немедленно последовали за ним. Аттон вернулся к воротам, взял лошадей под уздцы и провел их во двор. У коновязи его встретила высокая худая женщина с неприятным костистым лицом старухи. Она стояла молча, опираясь на мощный лук, и смотрела, как Аттона привязывает лошадей. Когда он закончил, она раздвинула тонкие серые губы и прошипела: "Подонок!", а затем медленно отвернулась и пошла к дому.

Аттон ополоснул руки прямо в поилке, посмотрел ей вслед и пробурчал себе под нос:

– Джайллар, и почему меня сегодня никто не рад видеть?

Осторожно ступая по мокрым доскам он прошел в дом и остановился в захламленной холле. Ранее ему не доводилось бывать в Опорном Замке Тихого Дома, и теперь он с интересом разглядывал сваленные в кучу предметы роскоши – тяжелые подсвечники, картины и скульптуры из камня и бронзы, все то, что еще не успело перейти во владение к новым хозяевам. Особенно ценных предметов среди этого хлама конечно же не было, все самое дорогое хранилось в особых тайниках, но именно здесь, в этой комнате, по всей видимости, принимали перекупщиков со всех концов Лаоры. Аттон внимательно оглядел стены и сразу же обнаружил тщательно замаскированную нишу, в которой должен был скрываться арбалетчик, на тот случай если торги вдруг приведут к неожиданной развязке. Аттон прошел через холл, наугад толкнул первую же дверь и увидел хозяйку.

Большая Ма восседала прямо на полу среди множества подушек в центре огромной комнаты, все стены которой были затянуты пыльными коврами. Ее могучие плечи украшало изысканное манто из черного блестящего меха с длинным ворсом, а толстые пальцы, сжимающие огромную кружку, были унизаны перстнями. Перед ней лежали горки золотых и серебряных колец, и несколько сверкающих бриллиантами украшений.

Аттон, чувствуя на себе тяжелый взгляд больших черных глаз, прошел через комнату и сел у окна.

– Ты не был этой ночью в замке, и не выполнил то, что хотел, не так ли, Птица-Лезвие?

Аттон провел пальцем по подоконнику и поморщился.

– Пыльно тут у тебя… – он посмотрел ей в глаза и улыбнулся, – Здравствуй, Молли, я тоже рад тебя видеть. Кстати, замечательно выглядишь…

Женщина опустила глаза, поставила кружку на пол и поправила мех.

– Еще бы… Это из хранилищ самого герцога Винтирского. Но хватит… У нас больше не будет задушевных бесед о трудностях ремесла, Птица-Лезвие. Судя по тому, что доложили мои люди – ты собрался покинуть Вивлен?

– Да.

– И ты пришел ко мне, хотя мог попытаться скрыться еще этой ночью?

– Я не мог оставить город, не попрощавшись с тобою, Молли. Это выглядело бы невежливо, согласись.

– Можешь засунуть свою вежливость себе в зад. Ей там самое место. Ты попросил у меня помощи в обмен на плату. Я помогла тебе, теперь я хочу получить свои проценты. Это закон Тихого Дома, Сорлей. И насколько я могу судить – ты это понимаешь, иначе бы просто попытался удрать из города. Итак, чем ты собираешься расплатиться со мной?

Аттон задумчиво покивал и спокойным голосом спросил:

– Наверное ты уже слышала последние новости? Да? То, что произошло этой ночью в замке, существенно повлияло на мои дальнейшие планы. Тем не менее, я помню о своих обещаниях и готов послужить тебе, в знак признательности за оказанные услуги. Так что ты хочешь получить, Молли?

Женщина придвинула к себе тяжелый ларец из черного полированного камня и принялась неспешно перекладывать монеты.

– Отвечать вопросом на вопрос принято в Эркулане… А ты сейчас в Вивлене, если ты еще этого не понял. В доме, где каждый первый готов перерезать тебе горло… Сегодня утром, Сорлей, ко мне пришли старейшины. Они задали мне вопрос – почему я сохранила тебе жизнь и взяла под свое покровительство? Знаешь, что я им ответила?

– Догадываюсь. Ты посоветовала им не лезть не в свои дела, и пообещала собственноручно удавить любого, кто скажет тебе слово против.

– Проницательный. Почти слово в слово. А знаешь почему?

– Ты мудрая и дальновидная женщина, Молли, и прекрасно понимаешь, что вам меня не одолеть просто так, в бою или стрелой из-за угла. Ты решила пока есть возможность, использовать меня, а потом, скорее всего, попыталась бы отравить или заманить в хитрую ловушку. Но ты никогда не стала бы необдуманно рисковать своими людьми. Я знал это, когда просил у тебя помощи. Кроме того, мое дело было слишком важным, и я не хотел, чтобы твои люди путались у меня под ногами. Теперь я тороплюсь, и хочу попросить тебя дать мне беспрепятственно покинуть столицу, без засад и погонь, и за это я готов заплатить золотом.

Молли задержала руку над раскрытым ларцом и внимательно посмотрела на него.

– Ты хочешь откупиться от меня?

– Я хочу заплатить за твои услуги. Прошлое – это прошлое, Молли. Если позволить ему хватать нас за пятки – мы можем остаться без будущего…

– Возможно ты прав, Сорлей. Но мне не нужны твои деньги.

– Что же ты хочешь?

Женщина прикрыла ларец, посмотрела на свои руки и вздохнула.

– Тихий Дом тоже платит долги. Долги чести… Я всего-навсего неграмотная женщина, пытающаяся по-своему выжить в этом мире, и многих вещей я не понимаю, но твердо знаю одно – в этом мире что-то случилось. Может вчера, может год назад, может раньше. То что произошло – изменило людей, в худшую сторону или в лучшую – неважно, важно то, что люди стали другими. Ты говоришь о золоте, а я думаю совсем о другом…

– Действительно, Молли, все сильно изменилось, если уж даже ты не думаешь о золоте… – Аттон улыбнулся и многозначительно покосился на черный ларец с деньгами.

– Попридержи язык, наемник… Я думаю сейчас о том, какое применение найти твоим талантам, чтобы в тоже время держать тебя подальше от столицы. Кстати, какую страну ты намерен теперь осчастливить своим присутствием?

– Дела требуют моего присутствия в Аведжии.

Услышав ответ женщина одобрительно кивнула.

– Подойдет. Ты рассчитаешься со своими долгами, а я со своими, если поможешь одной особе добраться до лагеря контрабандистов в долине Термек. Это к югу от даймонского тракта…

Аттон уперся подбородком в кулак и задумался. Большая Ма придвинула к себе кружку, сделала пару глотков и продолжила:

– Не делай вид, что раздумываешь над моим предложениям. Я знаю, что ты уже согласен, я вижу это по твоим наглым глазам…

Аттон поскреб недельную щетину, вздохнул и согласно кинул головой.

– Я знаю где находится Термек, мне даже не придется делать крюк. Кто эта особа и почему Тихий Дом оказался у нее в должниках?

– Задашь ей эти вопросы по дороге, Сорлей. Думаю, скучать вам не придется…