Ленин рвёт и мечет. Кричит на Бонч-Бруевича:

– Разогнать к чёртовой матери! Никакого выступления «кадетов» завтра! Нам не нужны их иезуитские запросы! И вообще хватит! На хер это Учредительное собрание! Пусть расходятся по домам! В конце концов, есть там наша охрана! Наше присутствие?! Вообще, где товарищ Иоффе?!

– Болеет. Испанка, – говорит Бонч-Бруевич.

– А вы все без него как слепые котята!

– Понимаете, Владимир Ильич, латышам Берзиня не заплатили вовремя, и они ушли с постов.

– Что?! Мы платим бешеные деньги! Бешенные! Где Радек?! А что моряки Раскольникова?

– Пьяные в стельку!

– А если ввести в Таврический роту китайцев, – предлагает Подвойский.

– Дисциплинированные, черти!

– Вы что?! – орёт Ленин.

Он проносится по кабинету, выскакивает за дверь и втаскивает ничего не понимающего, но вежливо улыбающегося китайца-часового. Показывает на него:

– Ну?! У нас же русская революция? Вы представляете, какая вонь начнётся! Белены объелись, товарищ Подвойский?!

Влетает Радек:

– Учитель! Всё в порядке! Деньги латышам уже везут! А пока, представьте себе, нашлись трезвые матросы. Экипаж товарища э-э-э… Железнякова. Инструкции им уже получены. Всё будет вежливо. Я с ними.

– Возьмите с собой Сталина и его людей! Чтобы завтра утром и духа не было этой Учредительной херни!

Ленин смотрит на часы и быстро выходит.