Терещенко сидит в кресле у кофейного столика, с сигаретой в руке. На диване Рутенберг рассматривает документы.
В дверь заглядывает мать Терещенко. Рутенберг почтительно встаёт.
– Позвольте представить. Моя мать Елизавета Михайловна, – говорит Терещенко. – А это Пётр Моисеевич Рутенберг.
Мать Терещенко меряет Рутенберга взглядом, кивает и выходит.
– После прочтения этого нормальный человек, – говорит Рутенберг, – не должен был бы уже возвращаться.
– Почему?
– Боюсь, мы опоздали с этими бумагами на месяца два! Паралич! В Петрограде хозяйничает Совет депутатов. Шайка с Троцким во главе. Тысячи митингов. Уже шутка гуляет «При Романовых мы триста лет молчали и работали, теперь будем триста лет говорить и ничего не делать». Какое-то поветрие! Все выступают и говорят, говорят… Причём все без исключения несут полную херню! От Троцкого до последнего солдатского депутата. Нет на них Корнилова!
– Мы можем продемонстрировать бумаги на очередном заседании Совета министров!
– Какие министры? Власть правительства распространяется разве что на дворников у Мариинского Дворца. А Керенский… Не удивлюсь, если окажется, что он тоже… инфицирован… немцами. И что, на него тоже могут быть такие же бумаги?
– Следственное управление? Прокуратура?
– Дупель «пусто»!
– В прессу? Сразу в несколько газет?
– Газеты?!
– Но не листовки же на стенки. Уж очень специфический материал. «Транши», договор с Лениным… Это на немецком языке. Требуются разъяснения.
– Армия! Но кто? Краснов под арестом, генерал Духонин в Могилёве мнётся…
– Послушайте, Пётр Моисеевич, здесь в Петрограде генерал Лечицкий. Очень авторитетен в aрмии. Давайте поедем к нему.
– Нет, встречаться с ним должен славянин.