Прежде чем вернуться, Саша подумал о том, что же все-таки будет дальше? Он бы так хотел сейчас знать… Но не обмануть себя. Вернулся ли в город Ареил? И будут ли они воевать? Или же наступит мир… хотя бы между этими соседями. Что будет с Клыком? Найдет он свое место или погибнет… Да и был ли Пальд? Но, задумавшись на мгновение, он отбросил эти мысли. Он оставил эту тайну для себя, прежде чем сделать последний шаг.

* * *

Саша стоял на улице, освещенный бледным ночным зеркалом. Стоял точно там, где должен был сейчас быть, хотя и немного дальше, чем можно было.

Он стоял на стоянке перед городской больницей. Припаркованных машин здесь уже не было. Только в сотне метров от здания больницы, по асфальтовой тропинке бетонных джунглей, пробегал иногда свет. Редкое мерцание стеклянных глаз металлических хищников, напоминало, что город не спит.

Здесь вообще жизнь кипела постоянно, не размениваясь на часы тишины, наполнявшие мир Пальда по ночам. Скиталец точно знал, какой мир для него лучше…

Он смотрел на ночное небо и его переполняла любовь. Любовь к этому чертовски сложному миру.

Саша подумал, что есть вещи, которые кажутся банальными только на словах. Но стоит их увидеть в очередной раз, и ты снова восхищен. К таким явлениям можно возвращаться снова и снова, всю свою жизнь. Море. Радуга. Пламя. Закат. Облака. Или звездное небо. И нет человека, в душе которого периодически такие чудеса не трогали струн чувств, заставляя их вибрировать в такт сердцу и тишине. Даже посреди шума.

Поэт и художник живет в каждом, пытаясь докричаться до нас. И потому не стоит никогда корить тех, в ком он иногда вырывается на волю. Так мы сами встаем в ряды бездушной и одноголосой толпы, считая как раз наоборот.

Царство лжи и обмана, как говорил Ворон? Может быть. А может быть, это вечная борьба, переходящая из одной формы в другую. Теперь это борьба бездарности с талантом, равнодушия с совестью… И пусть побеждает в этой войне лишь один из тысячи, все изменится.

Вечная борьба с животным в себе… Борьба теперь не за выживание, а за отказ от необходимости — выживать. Люди боролись с хищниками, затем друг с другом. И не было возможности дать волю разуму. Слишком мало информации, слишком хрупки связи. Откажись от насилия, и тут же появиться кто-то, кто о твоем гуманизме и не слышал. И ты окажешься в положении слабого.

А такой появится обязательно, ведь всем не хватает того или иного… ресурсов. За них и война. Только теперь, когда создаются глобальные информационные системы, становится возможным рождение нового общества. Это искупает даже влияние случайности… появление людей с другой моралью, несущих угрозу окружающим. Они возникнут неизбежно — такова природа. Таковы ее законы. Но когда не помогает панцирь, поможет гибкость.

Да, постоянно будут появляться новые источники ресурсов. И да, драка за эти ресурсы, которых всегда будет не хватать, всегда будет идти. Только вот не между людьми. Всё больше человек будет бороться за них не с себе подобными, а с природой. Потому что бороться с самим собой человечеству становится слишком опасно.

Человек обойдет все подводные камни. Будут созданы системы, предупреждающие возникновение внутренних угроз обществу. Не устраняющие людей, но изменяющие людей. Не устраняющие мнения, но предоставляя лучший выбор. Так что каждый, спросив себя: «Для кого — лучший»? Ответит — «Для меня».

Будут воспитывать терпимость. Воспитывать ее через необходимость жить. Жить, оправдывая свое существование. Ведь куда без этого человеку думающему? А думать будут много. Будут прививать себе подобным любовь к знаниям. Прививать ее через создание необходимости — знать.

Экономика ориентированная на ресурсы и управление ориентированное на рациональность. Тогда и новое общество возникнет. Само собой и только так. Общество, в котором главным будет принцип толерантности. С потом и кровью, эта идея пробьет себе дорогу наверх. Совсем не так, как она выглядит сейчас.

Ворон говорил о детях… о агрессивных детях, на которых похожи средневековые жители. И это правда, как правда и то, что дети больше всего похожи на своих предков — на животных. Дети способны искренне любить, но не способны выбирать… Да, все наши чувства — это химия. А химия, в свою очередь, контролируется разумом. Нашими стереотипами, предрассудками, мнениями, воспитанными в нас.

Только так вдруг понимаешь, что большинство никогда не становится взрослыми. Остаются детьми, не способные выбирать. Ведь что, как не возможность выбирать, характеризует взросление самого разумного существа на Земле?

Но что будет, если люди станут способны менять свое мнение? Если смогут оперировать не точками зрения, а целыми линиями? Смогут отказываться от предрассудков или заменять их? Да, это и есть толерантность.

Именно так, люди вполне могут выбирать свою любовь. Расширяя свое видение мира, обретая знания, они способны заставить мозг поверить, что какие-то вещи ему нужны, что они ему нравятся, стимулировать выработку веществ и любить… весь мир.

Именно так, наблюдая за травинкой, мы сами выбираем свою любовь. Наблюдая.

Сотрутся границы рас и наций, став незначительной характеристикой. Исчезнет религия, перестав давить на плечи общества. Изменится мораль и этика именно в ту сторону, которую сейчас считают развратом и распущенностью. Разврат станет изобилием, а распущенность — гибкостью.

Можно верить или не верить — это будет сделано. Потому что на обратной чаше весов даже не остановка… Смерть человечества. И потому наука рьяно будет способствовать процессу обобщения — генная инженерия, психология, нейрофизиология, кибернетика — изучать, изменять, поддерживать. Так требует эволюция. Она знает свою задачу и решит ее, что бы не думали люди.

Это не царство лжи… это царство изменчивости. Внешнее разнообразие, когда люди тверды в убеждениях, но разность этих убеждений у различных особей колоссальна, сменится обществом, в котором разнообразие внутреннее, разнообразие мнений одного человека, заменит мнения окружающих. Это не однобокое общество… Это не Гегемония… Это не безликие манекены… Это сверхлюди, богатые и бесконечно прекрасные внутри.

Хотя… Ворон ведь и об этом говорил. Но своими словами.

Да, иногда, чтобы понять, нужно говорить на чужом языке. Язык… Самая всеобъемлющая модель мира. Это будет первым, чем он займется.

Подумав это Саша оторвал взгляд от неба. Он развернулся и вошел в двери больницы.

* * *

Работники не замечали смуглого мальчишку с выгоревшими как пшеничный стог волосами. По коридорам, до палаты, где лежала сестра, он шел не обратив на себя ни одного взгляда.

Словно невидимка, вдоль бледно-голубых стен, освещенных холодными лампами, он добрался до нужной двери. Распахнул ее, не задержавшись ни на мгновение, и вошел внутрь.

Успел. Лера лежала точно такая же, как и в последний раз, когда он ее видел. Изможденная, но не прекратившая боротся. Сердце билось осторожнее, когда мальчик тихими шагами направился к ней.

Сколько он потратил времени впустую… Сколько — на глупости. И все же он успел, и прошлое стало совсем не важным.

Саша только взглянул на Леру и она задышала спокойнее. Болезнь сбегала, словно злобная старуха из чужого дома.

Теперь и Саше можно было бы уйти — всё оказалось так просто и быстро… Но совсем не простой была любовь. И не могла быть быстрой.

Он просидел с ней до утра, держа за руку. И незадолго до рассвета встал. Сестра улыбнулась, словно зная, что больше его не увидит и благословляя на поиски.

Саша также тихо вышел из палаты.

За дверью натолкнулся на отца. Похоже, что судьба решила расставить все точки.

Оба изменились. Саша видел осунувшегося, постаревшего на десяток лет мужчину.

Отец видел загоревшего мальчишку, с отросшими и несколько грязными волосами. Но на лице этого мальчика он читал целую жизнь. Жизнь, которую тот успел прожить за невиданно короткий срок. Полную тайн и чудес, доступных только ему и сверкающих в голубых глазах как огонек, манящий мотыльков.

Отец вдруг понял, что тоже видит перед собой мужчину.

— Привет… Саша.

Саша молча и крепко обнял его. Затем отступил на шаг.

— Значит, ты еще не вернулся? — спросил отец.

— Нет… это только начало. Извини, что я ушел так жестоко.

— Надеюсь, это было не зря?

— Нет, не зря.

— Ясно. Вернёшься?

— Не знаю… Нет. Не так. Я постараюсь.

— Но ты хоть расскажешь, где был?

— Пап, там Лера… ждет.

Отец с тревогой перевел взгляд на дверь. Перевел взгляд обратно, но коридор был пуст.

А тревожился он зря. Дочь выздоровела. Врачи наперебой удивлялись — болезнь исчезла так, как будто ее никогда и не было.

* * *

Скиталец снова шел по коридору, но теперь это было начало. Начало нового приключения. Пусть эти приключения — только модели в его системе.

— Если мы всего лишь строим модели… то в нашей — бог должен быть вездесущим и всемогущим. Но если выйти за пределы нашей модели Вселенной?

Сейчас он бы хотел услышать ответ Ворона. Но его не было рядом. Только вот Скиталец точно знал, что Ворон ответил бы довольно просто. Саша добавил в голос сарказма и даже склонил на мгновение голову, подражая образу, так любимому его собеседником и сказал:

— Вопрос не в этом, Скиталец. Вопрос в том, в рамки какой модели ты можешь вписать свое существование. Придумать можно все что угодно.

Саша решил, что ответил бы тогда так:

— А разве не стремление выйти за рамки модели дает людям развитие науки? Пока что-то не доказано это хороший стимул. И пусть чтобы понимать мир не надо ничего придумывать… Но стремиться надо к чему-то настолько великому и несуразному, что окружающие скажут о таком — лишь сказка. Кто-то же дойдет, докажет… И это будет новой моделью.

И Скиталец звонко рассмеялся.

* * *

Мальчик по имени Соловьев Саша сидел на потрескавшемся поребрике, на крыше городской больницы N3. Слегка зажмурившись, он глядел на танец рассветных огней на перекрестье улиц, за спинами старых домов.

Перед ним стояло больше вопросов, чем было месяц назад. Месяц ли? Он не мог с уверенностью сказать даже этого. Он вспоминал слова своего хорошего знакомого, говорившего:

— Никто не даст тебе готовых истин. Не спустится господь и не покажет тебе всю подноготную. Только другие люди расскажут тебе о мире. Но вот в чем шутка — это не настоящий мир, это лишь их видение мира. И нет там ни одной истины.

Очень просто это понять — человек скажет тебе утверждение, основанное на каких-то понятиях. А ты уточняй эти понятия. И, в конце концов, упрешься в стену из аксиом. Аксиомы не доказаны, но именно на них держится мир. Как на трех китах.

— Но во что тогда верить? — в смутах спрашивал он знакомого.

И знакомый отвечал.

— Верь в Жизнь, — Саша тихо произнес эту фразу вслух.

— Казалось бы — зачем тогда знания? Но природа давным-давно забрала у тебя право на такие глупые вопросы. Дав тебе любопытство. Человек никогда не перестанет разгадывать тайны. И именно так, совсем этого не замечая, он сам создает себе бога. Внутри себя.

Саша сидел, глядя на огненный шар, с интересом выглянувший из-за горизонта. Шар, желавший увидеть рожденные во мраке тайны и дать людям свет новых свершений. Ветер ворошил копну темно-жетлых волос, и Солнце видело, как Скиталец улыбался.

ТОЧКА