В сознание я пришел в полевом госпитале, но ненадолго. Врачи и медсестры потом утверждали, что, лежа без сознания, я все еще командовал дивизионом. Оказалось, в таком состоянии я находился несколько суток. Меня спасло прибытие вертушек-вертолетов, которые доставили меня в госпиталь. В бессознательном состоянии, меня эвакуировали в Ташкент. Вот так я оказался в Ташкентском госпитале в реанимации. Каждый врач, который меня осматривал, сообщал мне, что я родился в рубашке, плюс мне крупно повезло.

Конечно же, да. Просто сплошное везение. Тяжелая контузия от взрыва, сотрясение мозга от удара головой о броню. Левая рука оторвана в плече, висит на коже и еще чем-то. Ее вывернуло, оборвав все связки в плечевом суставе. Осколок мины попал в пах, но не один жизненно важный орган не задел. Вот здесь повезло действительно. Сломано четыре ребра. Поврежден чуть-чуть позвоночник. На правой ноге, в результате неудачного падения, вывернут и поврежден мениск колена и голеностопный сустав. Дикие головные боли. Рука жестко закреплена на кронштейне — «вертолете», после операции, которую сделали через неделю после прибытия, но я этого не помнил. Врач-хирург, который делал операцию, пришивая руку, тоже меня обрадовал, что мне крупно повезло. Для сшивания и пришивания связок к костям нашлись оленьи жилы, а это большая редкость. В результате при правильных нагрузках и тренировках подвижность руки и ее силу можно восстановить на семьдесят процентов за три-четыре года. Один врач мне даже напел:

— А в остальном, товарищ подполковник, все хорошо, все хорошо. Прекрасно все у вас идут дела, за исключением пустяка.

Этим пустяком были еще шишки, огромные синяки и ссадины. Но это просто мелочи. Я действительно бесконечно благодарен всем врачам, особенно хирургам. Все части тела собрали, заштопали, зашили. Особенно долго им пришлось повозиться с моей головой и рукой. Медсестры, да и весь обслуживающий персонал госпиталя, окружили меня теплом и заботой. Некоторое время я даже лежал один в палате, как особенно тяжело больной. Каждый шум, громкий разговор, стук вызывали адские головные боли. Голова перебинтована, но, в конце концов, я не выдержал и в категорической форме потребовал снять с меня повязку на голове. Оказалось, я прав. За это время голова опухла, а когда срезали повязку, я сразу увидел «свет в окошке». Жесточайшего обруча в виде повязки на голове уже не было. Впервые я заснул без головной боли. Мне понравилось выражение врача:

— Так давно нужно было попросить снять эту повязку. Зачем терпеть.

Месяц, зашитую и загипсованную руку, держали в зафиксированном виде, под 90 градусов к туловищу «на вертолете». Я начал выходить для прогулок в коридор. Голова, ребра, рука, нога были тщательно обмотаны бинтами. Прыгал на одной ноге с костылем подмышкой. При виде меня врачи матерились и обещали привязать к кровати.

Ирине из госпиталя я писал чаще, чем с места постоянной дислокации. Сообщил — меня перевели глубоко в тыл. Обещали, что к концу 1982 года могут дать новое назначение, но уже в Союзе. Ирина теперь присылала мне письма каждую неделю. Когда она перевелась в Ужгород, то сняла двухкомнатную квартиру. К ней в этом году на месяц приезжали ее родители. Все, кто меня знал, передают приветы. В письмах дальше следовали признания в любви, сообщения о том, как она скучает и как меня не хватает. После трех лет разлуки все эти однообразные письма навевали скуку. Они все написаны по шаблону, использовались одни и те же выражения. Я не написал ей о ранениях, потому что не хотел соплей, слез, оханий, сочувствия. Я не хотел в ее глазах или в глазах знакомых видеть сочувствие, жалость. Самое главное, я остался жив. Все эти раны заживут, затянутся. Пусть не полностью, но на 80–90 %. Я обязательно выздоровею. Вот тогда и будем продолжать жить.

Рядом лежали сотни ребят, состояние которых было намного тяжелее. Редко кто стонал и жаловался на свою судьбу. Все понимали — остался живой и за это спасибо. Проездом заскочил мой командир полка. Почти час он провел у меня, рассказывал все новости. Рассказывал, как комбриг десантников отправлял меня с поля боя. Они там все уверены, что меня просто не довезут. Командир полка подписал представление на орден Красной Звезды, а командир бригады десантников написал ходатайство на имя Командующего. Оказалось, в этот день мы совместными усилиями поломали хребет наступлению духов. Мои ребята все живы, но в итоге было одиннадцать раненых. Я выразил надежду, мы обязательно увидимся. Командир полка сообщил, вместо меня обязанности выполняет начальник штаба дивизиона майор Авдеев, и выразил надежду, что я быстро поправлюсь. Мы обнялись. Провожать я его не стал, но подошел к окну, чтобы помахать рукой на прощание.