В окно я увидел красивую молодую женщину в белом халате, которая показалась мне знакомой. Я не мог понять, где я ее видел, но мог поклясться, явно не здесь. Она шла по коридору мимо меня, а я все размышлял, где мог ее видеть. Она прошла, глянув на меня мельком, когда ее окликнула медсестра:

— Любовь Александровна, зайдите в ординаторскую.

Это Люба.

— Любовь Александровна, а вы больного не можете срочно посмотреть?

Услышав мой голос, Люба резко остановилась, повернулась ко мне.

— Витя, Витенька, неужели это ты?

— Это то, что от меня осталось, но пообещали все восстановить.

Люба повернулась ко мне, обняла и крепко поцеловала. Потом отстранилась, внимательно меня осмотрела:

— Ты в каком отделении, какой палате? Я освобожусь и тебя обязательно найду.

По дороге в ординаторскую она несколько раз оборачивалась, словно хотела убедиться, что ей это не привиделось. Она здорово похорошела, хотя и при нашей встрече выглядела прекрасна. Буквально через час мы сидели рядом на скамейке в тенечке под деревьями. До этих наших посиделок, я терзался вопросом, о чем с ней говорить. Ведь вместе мы провели только один вечер. Пообнимались, потрахались и разъехались. Я ничего не знаю о ней, а она обо мне. Да кроме всего прочего, после той сауны прошло больше пяти лет.

Оказывается, за этот час Люба успела выучить мою историю болезни, поговорить с ведущим меня врачом, определить сроки достаточно полного выздоровления.

— Что бы нам стало проще, Витя, давай я начну свой рассказ первой. В этот год, год нашей встречи, я оканчивала медицинский институт. Нравы в институте были свободными. Со своим парнем, в то время, мы уже разъехались. Он институт окончил на два года раньше меня. Уехал по распределению. Там влюбился и женился. Примерно такая история у моих подружек. От того, что мы в сборной института по пулевой стрельбе, нам пообещали выбор места работы при распределении. Наша встреча оказалась уже завершающей на нашем стрелковом поприще. После Универсиады начались выпускные экзамены. Я выбрала Ташкент. Работала в различных больницах, а потом меня пригласили кардиологом в этот госпиталь. Работаю здесь около года. Была замужем, но муж год тому назад погиб. Детей нет. Живу одна недалеко, в двухкомнатной квартире. Есть подруга, с которой мы коротаем вечера. Мужиков у нас нет. Вот вся моя история. Слишком часто вспоминаю тебя. Подобного в моей жизни больше не происходило. Надеялась и не надеялась тебя встретить. Хотела у Паши взять твой адрес или номер телефона, но узнала, что ты женат. Вот сейчас увидела и обрадовалась, что встретила родного и близкого человека. Теперь расскажи, как ты, но только прошу, не ври, что все эти годы думал только обо мне.

Я торжественно начал:

— Буду говорить правду и только правду. Честно, но я о тебе вспоминал. Очень жалел, что наша встреча оказалась такой короткой. После Львова трижды попадал в неприятные истории со скандалами и мордобоем. Будет время, расскажу. После последнего скандала, начальники задумались, куда меня деть. Решили отправить подальше. Так я попал в Афганистан. Командир дивизиона, подполковник. Все мои болячки ты уже знаешь. Сейчас вопрос смогут ли меня поставить на ноги так, чтобы я остался в армии. Если уволят, то гражданской специальности у меня нет. Нужно будет начинать все сначала. Нет квартиры, нет и специальности.

— Витя, ты здесь уже второй месяц, а где твоя жена?

— Она живет и работает в Ужгороде. Я ей о своих ранениях не писал. Боюсь вдруг она припрется сюда. Все равно, кроме ахов, охов и причитаний от нее помощи никакой не будет. Вот буду знать все результаты и заключения, тогда поеду туда и там, на месте, все будет ясно.

— Интересная у вас семья. Я бы так не смогла.

— Я считаю, так правильно. Скажи, а что тебе врачи сказали?

— Сказали, жить будешь, но не сказали с кем. Через три дня освободят ногу, снимут повязку с головы и груди. Я найду тебе тугой наколенник. Лет двадцать будешь ходить с ним. В плохую погоду все раны и кости будут болеть, но это будет зависеть от тебя. Как ты будешь себя беречь. У тебя жесточайшее сотрясение мозга. Если грамотно будешь жаловаться, то в совокупности все ранения дадут возможность свободно получить третью группу инвалидности. Сейчас могут не дать, если хочешь остаться в армии. При увольнении пожалуешься и станешь официально инвалидом. Второй группы не дадут, но на третью ты потянешь свободно. Гипс с руки снимут через десять дней, если не будет рецидивов. Я попрошу, и тебя могут продержать здесь, но не более одного месяца. Два-три месяца могут дать на реабилитацию. Так что, если хочешь остаться служить, то в войска на новое место службы сможешь попасть в конце ноября — начале декабря. Но это все при благоприятном раскладе. Я завтра заступаю на ночное дежурство, поэтому завтра днем тебя освободят от всех твоих повязок, кроме руки. Вечером, если все будет нормально, отпразднуем встречу. Стол я беру на себя.

— Советские офицеры с красивых женщин денег не берут! Вот тебе деньги. Возьми самое лучшее на свой вкус.

Мне привезли денежное содержание за все эти годы, еще добавили за неиспользованные отпуска, выдали, так называемые, «фронтовые», добавили пособие на реабилитацию после ранения, заверив, остальное я получу на новом месте службы. Я писал Ирине, что готов перевести ей деньги, но она категорически возражала, аргументируя это тем, что зарабатывает очень хорошо. Про эти ее левые заработки я знал и понимал, она не бедствует.

Сказать, что я ждал этого вечера, этой встречи, значит, ничего не сказать. Около трех лет воздержания — это одно. Второе — Люба мне понравилась тогда, а сейчас стала просто красавица. Я даже об Ирине так не мечтал в данный момент. После ужина Люба попросила дежурного врача по хирургическому отделению, свою дежурную медсестру, ее тревожить только в экстренных случаях.

Мы закрылись от всего мира, сели за стол и выпили по рюмке коньяка за встречу «на брудершафт», хотя с первых минут мы к друг другу обращались на «ты». Но это прекрасный повод вцепиться друг другу в губы. После долгого ношения всякого рода повязок, немного непривычна свобода, да и левая рука «на вертолете» не давала добиться полного единения. Но начало положено, а через несколько минут все неудобства просто исчезли. А еще через три минуты жарких объятий, Люба сквозь халат почувствовала мою твердо окаменевшую дубинку. Понимая, как я себя чувствую, после такого длительного воздержания, она решила надо мной хоть немного поиздеваться. Лобком прижалась ко мне и начала тереться об мой член. Мой язык у нее во рту, моя целая рука терзала ее грудь, а ее руки обнимали и прижимали меня к себе.

Я забыл обо всех своих ранах. Голова стала ясной и не гудела. Все мои чувства и желания спустились вниз и застряли между пупком и коленями. Даже рана в паху умолкла, перестав напоминать мне о себе. Я хотел женщину. Я хотел именно эту женщину. Любу. Она почувствовала это, да и сама этого очень хотела. Положила меня на кушетку, спустила с меня спортивные штаны, сняла свои трусики. Люба легла на меня, взяла в руку мой вздыбившийся член. Направили головку в свою уже влажную промежность, а когда он вошел в нее, то села на меня, удерживаясь на коленях. Люба загоняла его в себя все глубже и глубже. Я уже не видел ее лица, у меня все поплыло перед глазами. Только желание, чтобы это продолжалось вечно.

— Ты можешь не переживать и кончить в меня.

А я и не переживал. Я плыл по волнам блаженства, а это блаженство доставляла мне Люба, Любочка, Любушка. На мое счастье, за это время никто не ломился в дверь, никто не звонил, никто не требовал врача на пост или в палату.

Взрыв произошел у обоих, но сначала задергался я. Через мгновение затряслась и Люба. Она сама себе закрыла рот рукой. Сначала стонала, а потом начала рычать. Упала ко мне на грудь и мы, потрясенные, молча, лежали несколько минут, обмениваясь поцелуями.

— Витя, я все эти годы думала об этих минутах, о нашей встрече. Все прошло так, как я мечтала.

Люба полотенцем вытерла меня и себя, положила трусики себе в карман халата, из чего я сделал вывод, наше тесное общение сегодня может иметь продолжение. Мы снова сели за стол и уже не спеша началось наше застолье. Много мы не пили. Люба сходила на пост медсестры, прошлась по палатам, позвонила дежурному по госпиталю и в приемный покой. Новостей, экстренных случаев нет. Люба вернулась ко мне. Опять у нас произошла вспышка безумия, но продолжалась она гораздо дольше, да и мы не торопились. Мы смотрели друг на друга. Говорили о чем-то важном и о какой-то чепухе. Даже пытались говорить о чувствах друг к другу, но потом прекратили это. Общих друзей, общих интересов у нас нет. Есть только великолепный секс. Наша вторая встреча в течение пяти лет. Мы пробыли вместе до трех часов ночи, а потом Люба категорически отправила меня в свою палату спать.

Медленно, но уверенно я шел на поправку. Через десять дней с левой руки сняли гипс. Хирург теперь требовал, чтобы я осторожно двигал этой рукой, но старался не делать резких движений. Рука повисла на повязке. Нужно постоянно шевелить пальцами руки, сгибать и разгибать ее. С головы тоже повязку сняли. Головокружения прошли, но гул в голове продолжался. Сны, в основном, сопровождались залпами орудий, автоматными очередями, выкриками каких-то команд. Война продолжалась во снах.

Люба взяла надо мной шефство. Проверяла давление, просматривала заживление швов, гоняла меня на тренажеры. Мы вместе сходили в универмаг, где я подобрал себе спортивный костюм. Еле-еле нашли костюм на выход. Таких размеров для моего роста и комплекции в магазинах не оказалось. Поэтому эту проблему решили в ателье пошива. Диапазон наших встреч с Любой значительно расширился. Врачи разрешили мне прогулки, чем мы сразу же воспользовались. Правда, основной маршрут вечером лежал до Любиной квартиры, а утром обратно. Разговоры о серьезных отношениях Люба сразу пресекала. Я не мог объяснить это ее нежелание говорить серьезно о завтрашнем дне.

Но серьезный разговор все-таки у нас состоялся и начал его я:

— Любушка, Любавушка! Объясни мне, почему ты отклоняешься от серьезного разговора о нашем будущем?

— А у нас нет совместного будущего.

— Это почему же?

— Витя, ты взрослый мальчик. Все наши встречи, все наше общение происходит на кровати, поперек кровати, возле кровати. Других точек общения у нас нет. Нет у нас общих интересов, совместной работы и общих друзей. Я очень ревнивый человек. Первая наша встреча с тобой произошла в сауне. Как мы все голые мылись вместе под душем — всегда помню. Помню и то, что ты мог думать обо мне и моих подругах — три шлюхи для общего пользования. Я не верю, что ты помнил о нас через два часа после расставания. Эти пять лет разлуки каждый жил своей жизнью, шел своей дорогой. Я не знаю, как ты, но у меня есть такой пунктик в памяти. Ты хочешь оставить свою жену, если я правильно тебя понимаю, и жить со мной? Где? В Ташкенте? Или я должна все бросить, мотаться за тобой по гарнизонам? При каждой нашей разлуке, я должна переживать, сколько баб ты затащишь в постель. Я сто процентов даю гарантии, ты начнешь изменять мне при каждом удобном случае, оправдывая свои измены, и при этом ты не будешь испытывать никаких угрызений совести. С кем бы тебя ни свела судьба, быть верным ты просто не можешь по определению твоего диагноза. Я это знаю, как врач. Тебе все время нужна будет женщина. Сутки или двое суток воздержания и у тебя начнутся сильнейшие головные боли. Через пять суток твоя работоспособность будет равна нулю. О какой верности может идти речь, когда без секса ты просто не выживешь, а прямым ходом попадешь в психбольницу. Такие последствия твоей контузии. Когда ты уедешь, я найду в себе силы вспоминать наши встречи только, как подарок судьбы. Командир полка привез все твои вещи, все необходимые документы, а это означает, наша разлука не за горами. Я надеюсь навсегда. Скажи мне только, ты хочешь уволиться, комиссоваться или продолжать службу?

Я ошарашено молчал. Вот такого итогового разговора я просто не ожидал. Уволиться? Так у меня нет никакой специальности. Мне уже тридцать два года. Пока я смогу получить хоть какой-то диплом, мне надо сидеть на иждивении той женщины, с которой я буду жить. Стать альфонсом — это не для меня. Выход только один: продолжать службу в армии, а за это время закончить Киевский Инженерно-строительный институт (КИСИ). Сейчас я сдал экзамены и зачеты за половину второго курса. В этом году нужно добить второй курс. Для этого надо ехать в Киев. В своей характеристике Люба права, я все время оправдываю свои похождения на стороне. Хорошего секса много не бывает. Правда, непонятно при чем тут контузия. Оказывается, есть прямая связь. Что-то в мозгах повреждено.

— Люба, а у меня нет другого, более подходящего выхода, как всеми способами постараться остаться в армии.

— Я помогу тебе, Витенька. Поговорю с главврачом, с председателем комиссии, с Сергеем Федоровичем. Мы подготовим все необходимые документы. Я научу тебя, как правильно жаловаться на плохое состояние здоровья, если ты захочешь срочно уволиться. Что бы при увольнении оформили третью группу инвалидности. Это все будет моим прощальным подарком тебе при расставании. После того, как ты уедешь, мы останемся просто хорошими знакомыми, не более того. Я подготовлю наш прощальный ужин накануне твоего отъезда. С глаз долой, из сердца вон. Так будет лучше для нас обоих. На сегодня наше свидание окончено. Собирайся и иди в свою палату. Но если ты захочешь, эта встреча не последняя. Последняя будет перед выпиской. Мне это решение дается очень нелегко. Сколько я не думала, но сделала один вывод — у нас с тобой не может быть будущего.

Я чмокнул ее на пороге и похромал к себе в палату. Почти всю ночь я перебирал детали разговора, анализировал каждое сказанное ее слово. С каждым мгновением я все больше убеждался, она во всем права. Будущего, как у супругов, у нас нет. Каждый из нас самолюбив, прошлое из памяти не выбросишь. Тем более, что склероза у нас нет.

После обеда Люба зашла ко мне в палату. Трое ребят, с которыми я лежал, только восхищенно цокали языками. Мы вышли в коридор.

— Ты не обиделся на откровенность?

— Как это не печально, но ты во всем права. Великая просьба: давай все эти дни мы будем максимально вместе, пожалуйста.

— Даже обидно, что ты так быстро согласился. Я шучу. Я тоже хочу продолжить наши встречи. Сегодня подписан приказ о создании на базе госпиталя реабилитационного центра. Заведующей назначили меня. Я об этом давно мечтала. Это еще одна причина нашего расставания. «Дан приказ — ему на запад, ей же оставаться здесь» — так пелось в комсомольской песне. Приходи после семи. Я тебя буду ждать. Надо отметить мое назначение. Пока.

Я слышал о создании этого центра, но даже предположить не мог, что руководить им назначат теперь уже Любовь Александровну.