Утром меня вызвал начальник госпиталя, который сообщил мне о решении комиссии признать меня годным к строевой службе, но продлить реабилитационный период до первого декабря 1982 года по месту откомандирования в город Мукачево, т. е. отправляют туда, откуда отправляли в командировку для исполнения «интернационального долга». Отправка-получение документов через пять дней. За этот период контрольное обследование врачей и выписка.

— Прошу Вас привести себя в порядок. С Вами хочет встретиться в шестнадцать часов генерал армии Ахромеев — первый заместитель начальника Генерального штаба, который занимается планированием и руководством боевых действий Советских войск в Афганистане. Он выразил желание с Вами побеседовать. Готовьтесь. В пятнадцать пятьдесят будьте возле моего кабинета. Вас пригласят.

Я отправился в хранилище личных вещей, вытащил свою форму. Предупрежденная сестра-хозяйка выделила трех женщин, которые все вычистили, выгладили. Я надел повседневную форму — брюки «навыпуск», которую не надевал почти три года. Меня здесь же подстригли и побрили. Предложили идти с тростью, но я отказался. Я всю голову себе поломал, чтобы понять, чем я заслужил такую честь. Про Ахромеева я, конечно, слышал. Он, как никто другой, подходил под определение «строгий, но справедливый». Я только сейчас вспомнил, что и у начальника госпиталя изумленное лицо.

В шестнадцать часов я уже входил в кабинет начальника госпиталя и докладывал о своем прибытии. Ахромеев встал, подошел ко мне и пожал руку. Когда мы стояли с ним рядом, то он оказался чуть выше моего плеча. В кабинете находился начальник госпиталя, который доложил о полученных мною ранениях и травмах, подчеркнул всю тяжесть моего состояния, когда меня доставили. Но титаническими усилиями медицинского персонала я приведен в состояние боевой готовности и могу продолжать строевую службу. Перед докладом врача Ахромеев предложил мне присесть, что я и сделал. Потом он сказал начальнику госпиталя:

— Вы свободны, — и мы остались втроем. Третьим за столом сидел полковник. Я понял, что это порученец. Ахромеев сказал:

— Ну, что Виктор Иванович, о ваших подвигах я слышал, читал аттестацию, подписал представление на награждение Вас боевым орденом, который и хочу Вам вручить. Комиссия подтвердила, что Вы годны для дальнейшей службы. Нам такие офицеры — мастера артиллерийского огня, мастера спорта, имеющие такой боевой опыт, очень нужны. Мы рассмотрели все варианты и предлагаем Вам должность заместителя командира артиллерийского полка в одной из частей в Группе Советских Войск Германии (ГСВГ). Вы готовы?

— Так точно!

— Семья не будет возражать?

— Никак нет!

— Ну, вот и очень хорошо. Первого декабря получите назначение в том соединении в Мукачево, откуда прибыли в Афганистан. Петр Васильевич, проследи, чтобы никаких проблем не возникало.

Полковник ответил:

— Все сделаю, Сергей Федорович. Я туда сообщу.

— Желаю Вам успехов на новом месте службы. Возьмите номер телефона у Петра Васильевича. Если будут какие-то неясности, звоните ему, не стесняйтесь. Все. Свободен.

— Спасибо, товарищ генерал армии. Служу Советскому Союзу.

Я четко повернулся через левое плечо, и, изображая строевой шаг, вышел из кабинета. Так что же связывало генерала армии с врачом госпиталя? Что связывает его приезд с назначением Любы? Что это вдруг его заинтересовал обычный подполковник? Что бы заместитель начальника Генерального штаба лично занялся назначением на должность? Лично вручал орден? Во всем этом есть какая-то связь. Но какая?

Люба приглашала меня на семь часов вечера. А если я приду, а он там у нее? В половине седьмого я ей позвонил. Люба сняла трубку.

— Свидание состоится или отменяется?

— Ну, что ты там выдумываешь, — услышал я смех в трубке, — я тебя жду!

Когда я зашел в форме, Люба повисла у меня на шее.

— Я первый раз вижу тебя в форме. А тебе она очень идет.

Следов присутствия гостей я не обнаружил.

— Я не хочу тебя дразнить и мучить. Сергей Федорович мой родственник по материнской линии. Это он добился моего зачисления в штат госпиталя. Сюда приехал второй раз. Но для местных начальников этого вполне хватило, чтобы они взяли меня под особое покровительство. Я уже попросила Петра Васильевича позвонить в Мукачево и ГСВГ. Намекнуть генералам, ты под покровительством Ахромеева. Петр Васильевич ко мне не равнодушен. Я ему сказала, что ты мой родственник. Мы вместе стреляли в одной команде. Ты являлся моим наставником и тренером в пулевой стрельбе. Что бы он лучше поверил, я разрешила ему себя поцеловать, но не более того. Правда, я сделала ему намек, что хотела бы иметь более тесные отношения с ним, но чуть-чуть попозже. Все вы мужики одинаковые.

Поверил я ей или нет, это уже не имеет никакого значения. Она очень много сделала для меня, а самое главное освободила от всех обязательств. У нее своя дорога, а у меня своя. Как сказал великий поэт: «К чему любить. Зачем страдать, коль все пути ведут в кровать. Не лучше, в душу вашу мать, с кровати прямо начинать».

Все оставшиеся дни до моего отъезда мы с Любой провели вместе. Она взяла отгулы. Мы бродили по Ташкенту. Обедали в кафе, а вечера проводили в постели. Но все хорошее очень быстро заканчивается. Люба проводила меня в аэропорт, и я улетел в Москву. Там сел на поезд Москва-Ужгород и через сутки утром уже стоял на вокзале станции Ужгород.