В шесть часов вечера я уже дома. После внимательного осмотра, я убедился, за время моего отсутствия по квартире никто не шастал, инородных, вредных для здоровья предметов, мне никто не оставил. Я, не торопясь, принялся за уборку квартиры, в тоже время, размышляя о прошлом, настоящем и будущем. Больше всего у меня вопросов возникало к самому себе. Моему образу жизни. Своим взаимоотношениям с женщинами. Не только сейчас, но и раньше. Если брать описания чужой любви, то ничего подобного в моей жизни нет. На Ирине я женился только потому, что пора обзаводиться семьей. Хочу ли я детей? Ну, конечно, хочу. Но я знал, с Ириной у меня детей не будет. Рожать она не могла. А это наложило отпечаток на наши взаимоотношения. Вероятно, в моем роду были кочевники. С женами, любовницами, наложницами. Из всех женщин, которые у меня были или у которых я побывал в постели, никто не вызывал интереса более, чем на месяц. С каждой очередной встречей мне казалось, вот она — любовь всей моей жизни. А после десятка свиданий, интерес к очередной подруге пропадал. Я начинаю тяготиться свиданиями. Может мои любовные интриги с женщинами старше себя — это какая-то защитная реакция организма. Но я твердо знаю, что хочу объятий и половой близости практически каждый день. Может посоветоваться с врачами? Так засмеют. Кроме этого, мне говорят, такая продолжительность половых актов, как у меня, не нормальна. Хотя Люба в Ташкенте меня предупреждала, что это будет проявляться, как следствие контузии. Вот и сейчас. Только расстался с Ксенией, а мне очень хочется попасть в женские объятия. Действительно, ушибленный на голову. А, может, эти повести и рассказы про любовь — просто выдумки. Как выигрыш главного приза в лотерею. Один шанс на миллион. Пока люди об этом мечтают, в это время жизнь проходит. Но мечта о счастье и любви остается. Есть у меня чувство вины перед Ириной или любой другой? Если быть честным перед собой, то никакой вины я не чувствую. Вот так складывается моя жизнь. Меня любили, я любил. Меня убивали, я убивал. Угрызений совести у меня нет. Может и совести у меня нет? Хотя, о какой совести может идти речь? Задумался на секунду о морали, нравственности, совести — погибнешь не только сам, но с тобой на тот свет могут отправиться еще десятки солдат, которые в тебя верят, на тебя надеются. Им и их близким наплевать на мои терзания, сомнения, угрызения совести. Мне доверили их жизни. Я за них отвечаю. Вот так и формируется характер, судьба. Вот поэтому я такой. В другое время, другом месте, вполне возможно, я мог бы стать белым и пушистым. Хотя это большой вопрос. Эти размышления меня немного успокоили. Все-таки я не совсем урод. Еще есть шансы стать порядочным среднестатистическим гражданином. Но вся беда в том, что таким среднестатистическим я становиться не хочу.

Позвонила Ирина с большой обидой, что я не ночую дома, не отвечаю на ее телефонные звонки. Я ей сказал, в пятницу выезжаю к ней во Львов и буду там до понедельника. Вот тогда все и расскажу. Договорились о времени и месте встречи. Она вроде бы успокоилась. Как я понял, какие-то сведения ей поступают. Кто-то на меня стучит.

Сидеть или тем более лежать, одному в постели не хотелось. С Ксенией на сегодня я попрощался. Давно не получал никаких известий от Светланы. После третьего гудка Света взяла трубку:

— Добрый вечер! Так захотелось узнать, как у тебя дела. Очень часто тебя вспоминаю. — В трубке молчали. — Спасибо, что не бросаешь трубку. Мне, действительно, очень хочется тебя увидеть и услышать.

— Хотел бы так увидел. Но ты же сильно занят другими… делами.

— Если я сейчас подъеду, пустишь?

— Если только поговорить, то подъезжай.

Подъехав на такси, я уже через пятнадцать минут звонил в дверь Светланы. Она открыла двери все в том же халатике. С минуту мы смотрели друг на друга, а потом я взял ее за плечи и привлек к себе. Света уткнулась мне в грудь и горько заплакала.

— Скажи, как мне сделать, чтобы выбросить тебя из головы, из своего сердца? Вот скажи, зачем ты пришел. Опять мучить меня? Я сама себе поклялась, ты сам никогда не переступишь порог этого дома. Но достаточно тебе позвонить и мои клятвы растаяли. Если у тебя есть хоть капля уважения ко мне или жалости, то прошу тебя — уходи.

Я поднял ей голову, поцеловал в губы, а потом повернулся и пошел к двери. Света догнала меня возле двери:

— Так зачем ты приходил?

— Давно не видел.

— Уходишь, потому что насмотрелся?

— Нашел у себя капли уважения.

Не дожидаясь ответа, я ушел. Время не совсем позднее, погода хорошая. Перед сном очень полезно прогуляться. Все-таки правильно сделал, что не остался. Кроме минуты радости и месяца обиды, для Светы это свидание ничего бы не дало. Прохожих совсем мало. Недалеко от моего подъезда, на лавочке сидели два парня. Я из кармана вынул ключи от квартиры с металлической цепочкой и большой гайкой. В левой руке зажал пилочку для ногтей. Береженого Бог бережет.

— Ей, мужик! Дай закурить.

— Отдыхайте, ребята, не вставайте. Я не курю.

Но парни уже шли ко мне, разойдясь метра на три, отрезая путь вперед и назад.

— Какая встреча! Вот повезло, так повезло.

Я рванулся навстречу одному. Тот остановился, выхватил нож.

— Иди ко мне, иди.

Сзади я услышал бег второго. Разворот корпуса влево. Остановка. С выброшенной гайкой влево, резкий поворот направо через правое плечо. Гайка с чавканьем впечаталась в скулу бежавшего сзади. Выпад вперед пилочкой для ногтей. Рука, бежавшего противника, повисла, выпустив нож. Парень падал мимо меня, в сторону своего соратника. Еще один удар гайкой сзади по позвоночнику падающего тела, лишил противника возможности двигаться, по меньшей мере, на месяц. Я встал напротив второго, в ногах которого валялся нападавший.

— Если ты не хочешь стать инвалидом, если ты хочешь спасти своего приятеля, то засунь свои угрозы себе в задницу. Хватай его и тащи в больницу. Вызывать милицию и скорую не советую. Придется отвечать самим.

Я не хотел бы повторять все те угрозы, которые я услышал, но совет пошел на пользу. Нападавший взвалил на плечо своего дружбана и с обещаниями скоро встретиться, потащил его за дом. Со всей осторожностью я зашел в подъезд, а потом в квартиру. Позвонил Жорке. Объяснил ситуацию.

— Ты целый?

— Я в норме.

— Я отключаюсь, принимаю меры.

Жора позвонил через полчаса.

— Оба у нас. Один из них в тяжелом состоянии в реанимации. Откуда травмы сообщать отказываются. Тот, кто на них напал, убежал. Кто этот человек они не знают и не запомнили. Завтра с утра я за тобой заеду.

— Договорились.

Утром Жорка пришел ко мне.

— Слушай. Жестоко ты парней караешь. Один без руки, второй, похоже, почти инвалид. Еще с его здоровьем пока ничего не понятно, но положение тяжелое.

— Жора! Это звенья одной цепи. Они пришли мстить. Хорошо, пистолета у них не было. Но ведь в следующий раз он может появиться. Я же не могу для вас и вместо вас всех ваших бандитов перекалечить. Советуй, что им рассказывать, что бы они поняли свое неправильное поведение, извинились и со слезами на глазах разошлись по домам.

— Тебе надо, Витя, на месяц-полтора исчезнуть. Я не думаю, что они поедут за тобой в другие города, тебя искать. Будут ждать, пока ты опять здесь нарисуешься. А мы поработаем.

— Ну что же, месяц у тебя в твоем распоряжении есть. Я сегодня с Ксенией переговорю, чтобы она тебя взяла заместителем руководителя в свою группу. Зарплата больше, чем в милиции раза в два. Возможностей тоже больше. Но это только в том случае, если ты согласен.

— Меня это очень и очень устраивает.

Дяде Федору я ничего говорить не стал. Все равно он знать будет. А так получится, прибежал жаловаться. Никаких комментариев про все случившееся до сих пор он не озвучивал.

В четверг после обеда Ксения довела до моего сведения, она заказала два номера в гостинице «Салют» в Киеве. По предъявлению удостоверения мне скажут, какой у меня номер. Сославшись на то, что мне надо собираться, я к ней ночевать не пошел. О случившимся, новом покушении, она пока не знала ничего. Жорка сказал, у парня поврежден позвоночник, сломана верхняя челюсть, колотая рана живота. Отвечать на вопросы милиции он категорически отказывается. Соратника подержат в милиции еще пару суток.

— В кармане у него нашли наркотики. Будут копать, где они их взяли.