В пятницу утром Жора отвез меня на вокзал. Договорились через день созвониться. С тем я отбыл во Львов. Новая повседневная форма, брюки навыпуск, на мне еще топорщилась, несмотря на то, что в ателье мне все старательно подгоняли. Но полуботинки я надел все-таки старые, надевал я их более десяти раз. Основной нашей обувью являлись всегда сапоги.
Ира пришла меня встречать на вокзал. В гости к Павлу Ивановичу и Славке на стрельбище я не поехал. Пока очень много белых пятен. Тревожить ребят еще рано. С вокзала мы поехали в гостиницу, где Ирина сняла номер до понедельника. До вечера мы обменивались новостями. У Ирины оказался в Ужгороде прекрасный осведомитель, а может и несколько. Не исключен вариант, что это могла быть и Светлана. Она знала о похищении Ксении Андреевны, моем активном участии в ее освобождении, о будущей свадьбе Жоры Машкевича с Верой Григорьевной. На мое счастье, Ира сама начала выкладывать все сведения, хотела показать мне свою осведомленность. Кое-что в ее рассказе я исправлял, кое-что дополнял.
— Ксения Андреевна попала в беду. Милиция заявления не приняла. Вера Григорьевна прибежала ко мне. Была драка. Ксению я освободил. Она очень испугалась. Попросила переночевать у нее в гостиной. Ночью к ней попытались влезть в дом. Одному я отрубил пальцы. Милиция этим занимается. Вечером из дома я вышел на улицу, хотел купить бутылку пива. Но на меня напали двое с ножами. Я еле-еле отбился. Сейчас всем этим, от моего имени, занимается Жора. Вот я здесь, возле тебя. Из Львова поеду в Киев на месяц. Хочу сдать все экзамены и зачеты за второй курс, а если смогу, что-то за третий. Созванивался с кафедрой. Обещали мне помочь. Начало занятий в девять утра. Конец в восемь вечера. Часов до десяти буду еще заниматься. Может, придется походить по ресторанам с преподавателями. При первой возможности буду приезжать во Львов. Или ты будешь приезжать на пару дней в Киев.
Безусловно, Ирине рассказывали все совсем не так.
— Ты со мной разводиться не собираешься? — подозрительно спросила она.
— Ирочка, если я захочу с тобой развестись, то ты об этом узнаешь первой. Я влез во все эти неприятности, защищая твоих начальников. Из двоих кандидатур, одна выходит замуж, а второй сейчас не о свадьбе думать надо, а как спасти свою голову, чтобы ее не оторвали. Я, кстати, посоветовал Ксении Андреевне взять отпуск или командировку и быстро уехать, куда подальше, минимум на месяц, а то и на два. Что б никто не знал, где она находится. Иначе ей башку снесут. Фату цеплять будет уже некуда. До середины ноября мы тоже в Ужгороде не покажемся. За это время милиция и Машкевич разберутся. Я уеду в Германию, а ты поедешь к родителям. Вызов из Германии пришлю на их адрес. За половину ноября мы соберем все вещи. Что не надо продадим или отправим родителям. Кстати, курсы у тебя до какого числа?
— Вручение документов четвертого ноября.
— Ну, вот и отлично. На это число и будем ориентироваться.
Номер в небольшой гостинице возле площади «Рынок» Ира сняла до понедельника включительно. Практически в центре Львова. Кушать, пить «Львовское пиво», наслаждаться ароматным кофе можно в радиусе полкилометра. За субботу и воскресенье мы посетили дворец Потоцких, оригинальный архитектурный памятник — Доминиканский собор. Съездили в парк Высокий Замок, побродили по руинам старинного замка. Билетов в Оперный театр не достали, но снаружи его осмотрели со всех сторон. До девяти вечера бродили по улочкам Львова, сидели в кафешках. Полные впечатлений, лежа в постели, обсуждали то, что видели, строили планы на будущее. Когда Ира засыпала, я еще долго перебирал, анализировал прошедшие раньше события. Нет у меня угрызений совести от своих поступков. Список за три месяца пребывания в Ужгороде более, чем впечатляющий: два трупа, два инвалида. Измены жене с разными женщинами. Получение денег от женщин. Присвоение родственных отношений с Ахромеевым. Объясни ты сам себе, Витя, как это укладывается в моральный кодекс строителя коммунизма, с высоким званием коммуниста и офицера. Ну, как офицера, то тут уже есть оправдание. Слабое, но есть. Я же контуженный на голову. За три года войны я видел разорванные тела в куски наших бойцов и душманов. Дважды находился в ситуации, когда схлестывался лоб в лоб с врагом. Времени для размышлений нет. Тот, кто размышлял о совести, о братстве, те лежали в цинковых гробах. В эти годы я не щадил никого — ни своих, ни чужих. Своих я гонял до «потери пульса». Заставлял их отрабатывать нормативы днем и ночью. Принцип вбивал в своих один: «Голова боится, а тело должно работать автоматически. Трясись, но делай. Отключай голову и мысли. В твоем умении, твоем мастерстве — спасение для тебя, и для тех, кто рядом». Вбивая это в голову своих ребят, я начинал всегда с себя. Так и в этих случаях. Мозг получил команду «Враг» и отключился. А дальше тело работало в автоматическом режиме. Уничтожало то, что могло помешать моему существованию.
Как это не печально, но Ирину я не любил. Женился потому, что пришло время обзаводиться семьей. Выбрал то, что наиболее привлекательно. У офицеров это сплошь и рядом. Официантки, солдатки, машинистки, случайные знакомые. Кому-то везет, и семья получается, а большинство, просто живут рядом под прессом. Сначала парткомы, карьерный рост, а потом дети. Спасаются тем, что «с подъема и до отбоя» на службе или можно прикрыться этим. Наряды, полигоны, учения. В квартире присутствуешь шесть-семь месяцев в году. Семью видишь только в отпусках. Тратить отпуск на скандалы глупо. Много времени отнимают переезды с квартиры на квартиру, с одного места службы на другое. На новом месте надо квартиру найти и не очень дорого. По возможности поближе к месту службы. Перечислить все проблемы просто нет возможности. Причин для скоропалительной женитьбы целое море. Каждый плывет, как умеет. Вот я и нырнул, поплыл. Ирина красивая, фигуристая, умная. Зарабатывает, судя по всему, больше меня. Мы уважаем друг друга, но сказать, что она влюблена в меня по уши, как и я в нее, значит соврать. Ей рядом со мной престижно: муж уверенно идет вверх по карьерной лестнице, не пьет, не дерется с ней, предоставляет полную свободу в передвижениях. Я у нее не первый мужчина. Наверняка, не второй и не последний. Этим вопросом меня попытались заинтересовать Ксения и Вера, но оказались разочарованы, что я к этим намекам отнесся равнодушно. Зачем мне дергаться, если я сам блядую, как могу. Пока слово «любовь» для меня понятие чисто теоретическое. Может я еще кого-то встречу, а может это проскочит мимо меня. Жизнь покажет. А, если Ира встретит большую, настоящую любовь? Пусть тогда решает сама. Держать ее со скандалами, цепляться за юбку меня не заставит никто. А деньги? Стыдно у женщин брать деньги? Я же у них не выклянчиваю, они дают сами. Трачу я эти деньги на благие дела. Не пропиваю, не проигрываю. Вытаскиваю их из того дерьма, в которое они попадают. Стараюсь доставить им максимум удовольствия. Надеюсь, что эти угрызения совести я придушу в зародыше. Будет мне государство больше платить, буду рассчитывать только на себя. Классики пишут, что продвижение по службе, благополучие в большинстве случаев зависит от женщин. Игнорировать эти возможности нельзя. Ну что же, теоретическую базу под свое поведение и поступки я подвел. Значит, можно жить и спать спокойно.
Рано утром я сел на поезд до Киева. Несмотря на мои уговоры, Ирина все-таки поехала меня провожать. На перроне, прижавшись ко мне, она в очередной раз меня спросила:
— Витечка, ты меня не бросишь?
— Иришка. Я могу тебе поклясться всем, чем ты только хочешь. Мы с тобой расстанемся только в том случае, если ты сама меня выставишь за двери и заявишь, что жить со мной не хочешь. Клянусь!
— Вот этого никогда не будет. И не надейся.
— Значит, бояться нам нечего. Созвонимся. Или я приеду сюда к тебе. Или ты приедешь ко мне в Киев.
Вопрос есть ли у меня деньги, сколько, на какие шиши я буду жить в Киеве, с Ирой даже не обсуждался. Хотя в разговоре Вера Григорьевна хмыкнула:
— У Ирки деньги есть и не маленькие. Она их родителям в Винницу увозит. Ну и любовника подкармливает. Он у нее низкооплачиваемый. Она ему двухкомнатную квартиру оплачивает. И неплохо одевает.
Я эту информацию, с подначкой, проглотил абсолютно спокойно. Хотя уверен в правдивости ее слов. Если я разрешал блядовать себе, а меня три года дома не было, то, что Ирке делать, если ей процесс в постели нравится. При том, что ей предохраняться от нежелательной беременности не нужно. Вот, интересно, если у меня появится любовь, то буду ли я такой спокойный? За размышлениями время прошло незаметно. Встреча с Ксенией назначена на пять часов, возле станции метро «Крещатик». Чтобы вещи занимали меньше места, я ехал в форме. С орденскими планками, значками «Мастер артиллерийского огня», «Мастер спорта СССР», «Гвардия». Туда же я прикрепил орден «Красной звезды». В целом выглядело очень внушительно, тем более у меня висели еще две афганских медали. Это я все повесил не для красоты, а с одной целью — произвести впечатление на преподавателей института при сдаче экзаменов и зачетов. Учиться некогда, а экзамены сдавать надо.
Когда мимоходом я в зеркале увидел себя со стороны, то своим бравым видом остался доволен. Кроме этого, боковым зрением заметил, люди на меня оборачиваются, особенно молодые женщины. Ксению я увидел не сразу. Она подошла со стороны Бессарабского рынка. Очень элегантно одетая, выглядела она эффектно, несмотря на большую сумку в руках. Сумку я сразу же отобрал, так, что обе руки у меня оказались занятыми. Ксения остановила такси, которое нас повезло в гостиницу «Салют». Ксения сняла там два номера, рядом по коридору. Себе двухместный улучшенный. Мне улучшенный одноместный.
— Люкс не брала, не хочу привлекать внимание.
С офицерской точки зрения и опыта жизни, номера великолепны. В сумке Ксении, которую я притащил, оказалась продукция Бессарабского рынка. Сырокопченое мясо, колбаса, икра, осетрина, белуга, угорь, крабы. Полная сумка деликатесов. Коньяки, красное вино. Все это в холодильник не поместилось. Пришлось часть размещать у меня в номере. Ксения приехала еще утром. После приезда, моталась, искала номера, где жить, делала запасы.
— Витя, я очень за эти дни по тебе соскучилась. Говори, думай, что хочешь, но два дня я тебя из номера не выпущу. Нам надо многое обсудить и не только. Здесь великолепный ресторан. Завтра и послезавтра выходим только на обед и ужин. Завтрак я закажу в номер. Все дела начнем в четверг с утра, но только в том случае, если захотим. Все дела подождут. Уверяю, экзамены и зачеты ты сдашь успешно. Я как представлю, что через два месяца мы должны с тобой расстаться, то мне становится очень плохо. Просто хочется выть. Так, что на эту неделю ты под домашним арестом. Я даже твоего согласия спрашивать не хочу.
— Во французском кинофильме «Бабетта идет на войну» майор гестапо говорил: «Приказ Фюрера — закон для Шульца». Против твоего приказа, мой Фюрер, оберст не попрет. А джин из кувшина говорил: «Слушаюсь и повинуюсь». Давай решим — эту неделю командуешь ты, а потом, посмотрим, кто лучше придумает.
— Сейчас, Витя, идем под душ, но здесь и вместе. Я сама хочу тебя вымыть.
— Так, вперед! И с песней.
Но до омовения, мы разложили все по местам и номерам. Накрыли себе на стол. В своем номере я развесил форму, надел спортивный костюм. Носильщику, который принес мой чемодан, вручил чаевые. Ксения уже все поставила на стол. Нарезанное, намазанное, налитое. Сняла с меня все. Что на мне одето. Скинула с себя халат, под которым ничего не оказалось. После чего попыталась утащить меня мыться, но оказалась на диване, прижатая всем моим телом. Мы сцепились так, как после десятилетней разлуки. Такого экстаза у меня с Ириной во Львове не случалось. Бедный диван. Таких нагрузок, вполне возможно, и у него не было. А может, я обольщаюсь. Мы на какое-то время забыли обо всех проблемах. Со мной прекрасная, зрелая, красивая женщина, которая хотела втиснуть меня в себя полностью. Мне пришлось закрывать ей рот рукой, подушкой, иначе вся гостиница появилась у нас в номере, чтобы разобраться, какая инквизиция прописалась в этом номере. Словом, в душ мы попали только через час. Весь этот час Ксюша не давала мне и пяти минут покоя, а мой член взаимностью отвечал на ее ласки. Без промедления вскакивал по стойке «смирно». Мне только оставалось лежать на спине, подчиняться и получать удовольствие. Ксюша наконец-то успокоилась. Мы пошли в душ, продолжая ласкать друг друга. Как это не странно, но мне с Ксенией намного лучше. Может потому, что Ксения более искренняя. Мне это трудно объяснить. Ксения отдавалась так, как будто это последний секс в ее жизни. А может, мне все это только кажется?
После душа мы надели халаты, включили радио, сели за стол. Начали с коньяка. В номере оказалась кофеварка. Ее принесли по специальному заказу Ксении, которая купила в городе хороший молотый кофе. Никакой ресторан нам такого предложить не мог. У нас много тем для разговоров. После ужина мы завалились в постель. В номере оказался замечательный балкон, с которого мы любовались вечерним Киевом. Весь вечер мы кочевали — балкон-стол-постель-стол-балкон-постель. Говорили обо всем, но в детали событий, по совместной договоренности, не влезали. Все серьезное обсуждать начнем завтра после завтрака. Если будет желание.
Утром Ксения притащила завтрак в постель. Кофе пить мы сели все-таки за стол. После кофе залезли под струи контрастного душа. Снова кофе.
— Знаешь, Витя, мне никогда не было так хорошо. Ты только меня не перебивай. Я очень много думала о прошедшем годе. Жизнь — борьба. В этой борьбе выживает сильнейший. Тот, кто лучше вооружен. Находясь рядом с руководителями всех рангов, встречаясь с ними, выслушивая их просьбы и требования, я понимала, если не буду угождать, то меня очень быстро скинут с насиженного места. Найдут другую. Покидать это место у меня никакого желания не возникало. Вот я и решила, набрать компромата на всех крупных чинов области. Намекнуть, компромат у меня есть, а поэтому они будут бояться меня трогать. Это потом ты привел мне цитату Сталина: «есть человек — есть проблемы, нет человека- нет проблем». Такая простая истина, что меня могут просто убить или отравить мне в голову, не приходила. А уж тем более, что во главе этой акции встанет моя ближайшая подруга, которую я поставила на эту должность. Она утверждает, ее бандиты принуждали найти этот компромат, но я ей уже не верю. Я находилась у Веры, когда они ворвались в дом. Привязали нас с Верой к стульям. Начали требовать папки с компроматом. Не золото, ценности, деньги, а именно папки. Я им сказала, что не пойму, какие папки. Они мне рассказали то, что просто не могли знать. Их трое. Меня они били так, чтобы не видно побоев. Потом завязали глаза и затащили в подвал. Там связали, но, через каждых три часа выводили в туалет, потом били и снова в подвал. Я клялась, у меня нет никаких документов. Иногда на пару часов туда ко мне спускали Веру со связанными руками. Вера умоляла меня отдать им документы, мотивируя это нашим убийством. Пока я сидела сама, то думала, как оттуда вырваться, и кто мне сможет помочь. Но все вероятные кандидатуры находились в моих списках. Та группа, которая мне собирала информацию, к бандитам не полезет, за меня свои головы подставлять не станут. Если довести это до милиции и эти документы попадут к ним, то мне больше не жить. Вот так я насобирала свой смертный приговор. Вера знала, что мы встречались с тобой. Ну, похвалилась я ей, какой ты горячий любовник. Призналась, влюбилась в тебя, как маленькая девочка. Когда ее засунули ко мне в подвал, то я ей взяла и призналась, все документы отдала тебе для сохранности. Очень надеялась, что ты все поймешь, а тогда постараешься меня вытянуть. Они обязательно нас сведут. Я тебе скажу за документы, а ты будешь гарантировать сохранность моей жизни. То, что сделал ты, предусмотреть не смог никто. С пилочкой для ногтей, одной действующей рукой против двух вооруженных бандитов с ножом, пистолетом, кастетом. Такого оружия, как пилочка, не мог выдумать никто. Когда Вера мне рассказывала, то ее потрясло вот это безмолвие с твоей стороны. Без угроз, без криков. Подал левой рукой пакет, правой воткнул заточенную пилочку в горло, вырвал пистолет, проверил, есть ли патрон. Выстрел в пах второму, в голову первому. Рукояткой пистолета — в висок второму. А потом повел Веру в подвал. Верка ждала, когда ты убьешь и ее. Особенно ее испугало твое спокойное лицо, без всяких эмоций. Вообще никаких слов, угроз, комментариев с твоей стороны. Ты хладнокровный убийца, а меня это так заводит.
Ксюша схватила меня за руку, потащила в кровать, где накинулась на меня, как кошка на валериану. Это сладкое мучение длилось минут десять. Потом на десять минут Ксения перевернула меня на живот, целуя и лаская всего меня с пяток до затылка и обратно. Вчера я пообещал, даю ей волю на весь день. Пусть развлекается. Как может. Мне очень надо понять, что она планирует на ближайшее будущее. Предположим, до первого декабря. Переждав этот взрыв эмоций, не вставая с постели, я поинтересовался.
— Что произошло, мы знаем. Что ты планируешь делать дальше? Веру мы пристроили, она под контролем. Кроме этого, на ней участие во всех этих делах. Как минимум на год, ей будет не до тебя. Надо прикрывать свою задницу. Я очень хочу верить, когда я уеду, то Жорка все наши деяния спустит на тормозах. Вопрос в тебе. Ты останешься на месте или постараешься уехать в другой город?
— А что ты мне посоветуешь сделать?
— Ты, давай, дурочку не валяй. Только ты полностью знаешь всю, создавшуюся ситуацию. Только ты можешь наметить варианты решений. Если хочешь, эти твои варианты мы можем разобрать по кусочкам. Сам я ничего предлагать не буду. Есть желание — будем обсуждать. Не захочешь, то вопрос закрыт. Валяться еще один день в постели я не намерен. Для этого есть вечер, ночь, утро.
— Я хочу уехать, но вопрос — куда?
— Лучший вариант Киев. В министерство торговли. В течение этого месяца ты штурмуешь кабинеты. Приглашаешь нужных людей в рестораны, начиная с отдела кадров. Основной упор для себя делай на контролирующие органы. Проверять намного лучше, чем работать. Я буду помогать тебе всеми силами и способами. Всем скажешь, я твой племянник. Захотят — поверят. Не захотят — их проблемы. Деньги на рестораны и подарки ты найдешь. Будешь меня знакомить, а уже я буду вручать подарки или приглашать в ресторан. Кучей не водим. По одному, максимум по два. Ты помогаешь мне, я помогаю тебе. Если надо будет кого-то, его или ее, завалить в постель, то, думаю, это проблемой для нас не станет. Главное, достижение цели.
— И ты на это согласишься?
— Ну, если эти партнерши будут не очень страшными. Все это можно отнести к необходимости и приключениям. На наших взаимоотношениях, надеюсь, это не скажется. Если ты против, то этот вариант сразу вычеркиваем из списка.
— Вычеркиваем без колебаний. Я тебя ни с кем делить не хочу. Исключение — жена.
Если честно, то этот вопрос провокационный. Хотелось выяснить, насколько она ценит наши отношения. Получается, ценит.
— Знаешь, Витечка, мне не особенно нравится, как ты одет. Наш театр, как и все, начинается с вешалки. Я предлагаю сейчас встать, пройтись по магазинам, подобрать тебе одежду. Представляться в институт ты поедешь в форме, а потом на занятия и консультации лучше ходить в гражданском. И по чинам в министерстве тебе лучше будет ходить в гражданском. Встречают по одежке. Может, что-нибудь подберем и для меня. Обедать будем в городе. Про ужин загадывать не будем.
Мы плотно позавтракали, оделись. Перед выходом Ксения дала мне пачку денег.
— Это тебе на покупки. Не я же их буду сама оплачивать. Мало будет, я вечером дам еще.
— Слушай, а это не очень позорно, что я у тебя на содержании?
— Это оплата за мое спасение. Свою жизнь я оцениваю намного дороже. Если бы не ты, то я валялась бы в лучшем случае в морге. Поэтому, все деньги, что у меня есть, не покроют того, что ты для меня сделал. Каждый день ты даришь мне дважды. Я живу, и я люблю тебя. Так о каких деньгах может идти речь? Ты для меня сделал все возможное и невозможное. Теперь моя очередь.
В каждом магазине Ксения шла к директору в кабинет. После короткого ее отсутствия нас приглашали в закрома. Показывали, примеряли, советовали, звонили в другие магазины.
— Это наше торговое братство. Но кроме этого, я звоню в наше министерство своим друзьям. Дальше — дело техники.
К шести часам вечера я уже одет, как говорят, «с иголочки». На что я спокойно отношусь к покупкам, но все подобрано со вкусом. Теперь можно штурмовать крепости науки и даже грызть ее гранит. Ксения цвела, глядя на меня. Ужинали мы в ресторане. Ксения смотрела только на меня, сама приглашала меня танцевать. Этот день принадлежал ей полностью. И это так и было.