Буквально через месяц нам сообщили, что Спартакиада по пулевой стрельбе будет проводиться через год, в мае 1977 года. Будет посвящена шестидесятилетию Великой Октябрьской революции. Командир принял решение команду расформировать. Спортивное оружие сдать на склад. Пообещал к этому вопросу вернуться в марте 1977 года. Меня это устраивало, и я полностью погрузился в текущие дела дивизиона. Ходил на подъемы и отбои, проверял наряды и караулы, выезжал на занятия со своими батареями. Проводил занятия и занимался сам. Готовились к боевым стрельбам, выезжая на полигоны. Участвовали в командно-штабных учениях, сдавали различные проверки. Многое для меня было новое, но я старательно учился у более опытных начальников штабов и командиров дивизионов. В один из дней, когда мой командир дивизиона находился уже неделю в отпуске, а я исполнял его обязанности, сев за свой стол, я вдруг понял, что все знаю.

Знаю, что мне делать сегодня, завтра и через неделю. Знаю, кому и что можно поручить, и как добиться выполнения этих заданий. Знаю, как планировать весь цикл боевой подготовки. Знаю сильные и слабые места всех подразделений и каждого офицера. Это чувство знания придало мне уверенности в своих силах. Я, как хороший дирижер, уже мог управлять своим оркестром.

Дома, в семье так же все в порядке. Правда, нашлись все-таки «добрые люди», которые начали сливать «правду-матку» о моих похождениях. Ирина копила эти знания, сначала молча, но потом не выдержала. Во время ужина она начала «разбор полетов и залетов». Дело дошло до всхлипываний «ты меня не любишь!». Я все выслушивал, молча, в душе понимая, она же права. За время совместной жизни, семейных скандалов и разборок практически мы не допускали. Каждый из нас варился в своей «индивидуальной кастрюле», не посягая, на личную жизнь друг друга. Я не лез в ее рабочие дела, в ее производственные отношения. Меня вполне устраивали те объяснения, которые она давала, приходя с работы поздно с запахом спиртного. Хотя иногда она упрекала меня в равнодушии ко всем ее проблемам. Да и о своих делах я ей тоже очень мало рассказываю.

После таких разговоров, я в течение нескольких дней ей рассказывал о планировании боевой подготовки, какие ошибки по правилам артиллерийской стрельбы чаще всего допускали сержанты и офицеры. Причем рассказывал ей в подробностях. Особенно старался в те дни, когда видел, она измотана или у нее по работе какие-то проблемы. Она терпела, до тех пор, пока я не начинал зачитывать для нее отдельные части уставов, растолковывая их содержание. Ира прекрасно понимала, куда я ее веду, когда, после этого, начинал ее расспрашивать о нормах закладки продуктов при приготовлении различных блюд в столовой. Причем просил провести для меня анализ теоретически и практически (де юре и де-факто), в процентном соотношении. На сколько лет это тянет, а также проценты распределения прибыли по категориям — от посудомойки до главы общепита района. В результате, она грубо меня останавливала. Вопросы, о рабочих взаимоотношениях, в конце концов, закрывались. Возникали новые вопросы:

— Любишь, не любишь? Изменяешь, не изменяешь?

Не будешь ли ты против, — поинтересовался я, — если через каждые две недели я буду ходить к тебе на работу и расспрашивать персонал о твоих знакомых, о твоих встречах, беседах и симпатиях?

Я напомнил ей старый анекдот: Моряк вернулся из плавания и, проходя мимо женщин возле дома, которые сидели на скамейке, поздоровался со всеми: «Блядям привет! Как дела проститутки? Вы хоть бы брали пример с моей жены и вели себя прилично!». В результате в течение получаса он узнал все, чем занималась его жена, пока он находился в плавании.

— Я ведь могу так же зайти к твоим бабам, рвануть им такое приветствие. Скажи, Иришка, а что мы получим в результате — семейные скандалы и развод. Если ты хочешь развестись, то давай обойдемся без скандалов. Ты пойми, нам очень завидуют. Три, максимум четыре года, и я получу майора, стану командиром дивизиона. Подам заявление на поступление в Ленинградскую артиллерийскую академию. Через три года по окончанию академии, я могу стать начальником штаба или командиром полка, подполковником. Люди это понимают. Жены наших офицеров тем более. Задача простая: притормозить движение, а это можно только через семейный скандал и, привлечении меня к партийной ответственности. Если ты боишься моих измен, то увольняйся с работы, сиди сутками дома. Будем жить только на мою зарплату. Хотя твердо будешь знать, что если я захочу блядануть, то время я для этого всегда найду. Если тебе не хватает секса — работай в постели и возле нее. Ты лучше доводи меня до такого состояния, когда о сексе я думал бы с огорчением или отвращением.

Ирина засмеялась:

— Чтобы тебя укатать, двух, таких как я, не хватит!

— Так ты хочешь вырваться из Перечина на простор в армейскую элиту или будем скандалить, на радость всему гарнизону? Ты хочешь стать генеральшей?

— Витя! Прошу, сделай так, чтобы я не знала!

— Вот этого я тебе обещать не могу. Я рты всем не закрою. Хотя, проверь себя, возьми отпуск и поезжай куда-то на курорт. Может, найдешь себе кого-нибудь более красивого и достойного, а он тебе изменять не будет.

Ирина встала из-за стола, взяла меня за руку и потащила в койку, на ходу сбрасывая с себя одежду.

— Мне никто не нужен. Пойдем, я тебя буду мучить из всех сил.

— Родная моя! Это не мучение. Это счастье, когда я чувствую, что такая шикарная женщина меня хочет!

На этом наши разногласия вычерпаны. Разводиться со мной Ирина не хотела. По-своему она очень амбициозной. Ради перспектив дальнейших выдвижений и продвижений по моей службе она способна простить все. Я твердо уверен, об наших отношениях с Виолой она знает. Но других, более выгодных перспектив и предложений, у нее не проявлялось. О великой любви с моей и с ее стороны, даже намеков не возникало. Лично я к понятиям «любовь» относился и отношусь скептически.

Меня Ирина устраивала как интересный, симпатичный человек. Как красивая женщина в жизни и постели. Мне хорошо, когда она рядом, но я не сильно страдал в отъездах, разлуках, командировках. Как я часто видел у других восторги взаимной любви, в первые полгода, а потом вылезала ненависть или равнодушие. Люди не могли, по каким-то причинам, разойтись. И жили два, абсолютно чужих человека под одной крышей, выливая свою злобу и неудовлетворенность в семейных скандалах. «Жизнь человеку дается один раз. И прожить ее надо так, чтобы обернувшись, не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!». Эти великие слова Николая Островского крепко вошли в мою память и мою жизнь. «Жизнь человеку дается только один раз!»

День прошел. Его уже не вернуть и не изменить. Если этот день у меня светлый и радостный, если каждый день я буду стремиться сделать таким же, то в конце жизни можно твердо сказать, я прожил счастливую жизнь. У меня есть работа — моя служба. Я должен делать ее качественно и достойно. Я должен овладеть знаниями и профессиональным опытом, чтобы в случае войны или военных конфликтов, я сделал все при выполнении боевых задач, и при этом потерять минимальное количество своих бойцов. Мне нравится ответ одного из офицеров, которого принимали в партию:

— Готов ли ты отдать свою жизнь за Родину?

— Я не хочу отдавать свою жизнь за Родину. За Родину я буду отбирать жизнь у своих врагов. Я хочу увидеть своими глазами мою Родину счастливой!

Вот и я не хочу отдавать свою жизнь. А для этого я должен быть более опытным, более грамотным, более подготовленным физически и морально. Надо выиграть любой бой, сохранив свою жизнь и жизнь тех ребят, которых мне доверили. Поэтому я стреляю из любого вида оружия, поэтому я тренируюсь по рукопашному бою и восточным единоборствам, поэтому я старательно занимаюсь артиллерийско-стрелковой подготовкой, изобретая новые расчетные таблицы и схемы. Это даст мне выиграть несколько минут или секунд, не снижая точности подготовки. От этого зависит моя жизнь и жизнь многих людей, военных и гражданских.

В семейной жизни я не хочу быть связан по рукам и ногам. «Жизнь человеку дается только один раз». Так вот, дорогая моя жена, если ты будешь уважать мои дела, чувства и стремления — то мы будем жить вместе. Если не хочешь, то давай разбежимся. В ответ я обязуюсь уважать твою жизнь, твои чувства, твои стремления. Теоретически это здорово, а практически все не так просто и спокойно. Мир многоцветен и разнообразен. Любая клетка, даже если она и золотая, это ограничение свободы. Если я люблю селедку, соленые огурцы и меня заставить есть только это, то через месяц или год они не полезут мне в горло. Тоже будет с шоколадом, да с чем угодно. Так же и во взаимоотношениях мужчины и женщины. Мужчина разбрасывает свое семя, а женщина собирает его. Шолохов в «Тихом Доне» написал: «Сучка не захочет, кобель не вскочит». Если бы жены не изменяли, то мужчины бы не блядовали. Все гармонично. Хотя можно заниматься и онанизмом.

В семейной жизни, мужчине нужны: покой, чтобы не трогали, вкусно пожрать, выпить, секс по большой программе. Женщина выдвигает более глобальные вопросы: чтоб не пил, не курил, чтоб цветы всегда дарил, тещу мамой называл, чтоб получку отдавал, был к футболу равнодушен, а в компании не скушен. И к тому чтобы он и красив был, и умен. Лучше не скажешь, чем в этой песне. Просто невозможно найти мужчину для совместной жизни, который бы полностью подходил этим требованиям. Я Ирине говорю:

— Вот ты пытаешься меня упрекнуть, я не равнодушен к другим женщинам, и ты подозреваешь, что я гуляю на стороне. Вспомни количество дней, когда у тебя болит голова, когда ты устала, когда тебе не хочется. Когда я занят на службе. Получается, что свое желание близости я должен выпрашивать, а при получении, смотреть на кислое и скорбное выражение твоего лица. Если я сумею уговорить, убедить чужую женщину, то ее поведение будет выражать желание, удовольствие от тех действий, которые происходят. В этот момент проливается бальзам на душу. Ирина забудь слова «не хочу», «болею». Говори чаще «хочу, хочу еще, ну давай еще разочек». Разве после этого, мужик побежит на сторону? На девяносто процентов, уверен, нет. Не хочешь, Ира, моих забегов на сторону, трудись по полной сама. Причем с радостью и энтузиазмом. Охами и вздохами. Стонами и криками.