К шести часам вечера мы приехали в отель. Людмила этот вечер и завтрашний день объявила свободными.

— Каждый занимается, чем хочет, и гуляет где хочет. В другие города ездить нежелательно. Послезавтра 12 мая сдача номеров и в девять часов готовность к выезду из отеля. Вылет в час дня. Прилет ориентировочно около шести вечера. Жана и Жака завтра не будет. Они сегодня приглашают нас в восемь часов на прощальный ужин.

Естественно никто не отказался. Поэтому в половине восьмого все собрались и пошли в знакомое по обедам кафе. Нам пришлось немного подождать, пока освободятся столики. Но потом мы сели основательно. Сидели почти до двенадцати часов. С одной стороны — прощались с хорошими ребятами, которые так много сделали для нас. С другой стороны — халява. За все платили они. Но мы решили, что все сувениры, что мы привезли, перед отлетом вручим им. Мы прикинули у кого, что есть. Получилось вполне прилично. Ведь кроме флагов и флажков мы никому ничего не вручали. Ребята с собой принесли две оставшиеся бутылки водки, которые мы выпили вначале, угостив и владельца кафе. Девчата водку пить отказались, так что нам досталось почти по двести грамм. Одна бутылка оказалась 0,7 литра. А потом мы все вместе навалились на вино. Что бы не мудрить, все заказали пиццу. Хозяин, выпив стакан водки и запив это вином, заставил своего повара делать «лучшую пиццу во Франции и на Лазурном берегу». Надо отдать должное — пиццы трех видов получились замечательные и полновесные. К двенадцати ночи мы даже пытались петь хором, но потом поняли, что хор из нас хреновый. Собрались идти спать. На прощание обнимались с Жаном, Жаком и хозяином. Обещали им приехать еще раз. Приглашали их проведать нас с ответным визитом. Словом, прощальный вечер удался. Добрались до отеля и разошлись по своим номерам.

Через десять минут пришла Светлана и заявила, что спать одна не может и не хочет.

— Дома отоспишься, — успокоила она меня, укладываясь в койку раньше меня. — Думай, что хочешь. Остальные пусть подавятся, но оставшееся время я буду с тобой, — решительным тоном заявила она мне.

— Решение окончательное и обжалованию не подлежит, — добавила она судейским голосом и грохнула кулаком по столу.

Мне оставалось только подчиняться. Спать с двенадцати ночи до семи утра пришлось не более четырех часов. Остальное время Света забрала для себя. Я блаженствовал. Столько нежности и ласки за одну ночь я еще ни разу не получал. Если не считать отдыха на Форосе с Еленой. У меня возникло стойкое убеждение, что Светлана влюбилась. А в связи с тем, что муж постоянно в плавании, то она все свои запасы этой нежности выливает на меня. А может, она подпольная нимфоманка. Да вроде по поведению не похоже. Ну, что же — поживем, увидим.

Утром я пошел будить Людмилу. Света от меня не уходила. Накрывала на стол. Людмила еще спала после вчерашнего перепоя. У меня в бутылке оставалось грамм триста пятьдесят коньяка. Мы это выпили для опохмелки. Запили кофе. Потом вяло пожевали наши запасы. Еще выпили кофе, и пошли досыпать. Договорились, что в двенадцать часов дня пойдем купаться на море. Температура воды 19–20 градусов. Часа три можно покупаться. С перерывами солнечные ванны. Потом обед к нашему хозяину ресторана, а про ужин загадывать не будем. Людмила медленно и расслабленно побрела еще поспать. Мы со Светланой убрали со стола и завалились в кровать. Делали вид, что мы спим. После десяти часов кто-то ко мне стучался достаточно настойчиво. Но нас, ни для кого, не было в номере до двенадцати часов дня.

Море оказалось теплее, чем мы ожидали. Основное неудобство — это лежать на этих камнях, заходить в море и выходить из него. Под самой набережной лежали картонные коробки, которые я разложил на камнях. Застелили полотенцами. Три коробки обеспечивали относительный комфорт. С остальным пришлось мириться и мужественно преодолевать. Зоя, Оксана и Людмила при виде картонных коробок фыркнули. Мы со Светланой не являлись избалованными жителями столицы, а приехали из провинции, поэтому захватили лучшие коробки. Игорь с Геннадием припоздали, но все-таки соорудили себе лежбища. Через полчаса лежания на этих острых камнях Людмила и Зоя тоже выразили желание устроиться так же, но «поезд уже ушел» и все коробки разобрали. Геннадий уступил свое место Оксане. Я предложил Людмиле и Зое пользоваться коробками посменно. Двадцать-тридцать минут мы со Светой купаемся, а потом мы приходим, а они идут купаться. Так и делали. Купались и загорали почти до трех часов. Пошли в отель. Помылись под душем и к четырем часам дня оказались в знакомом ресторане. Подождали места. Все вокруг переполнено отдыхающими людьми. Одеты, кто во что. Если видишь человека более — менее культурно одетого, подходи и начинай разговор. Это наши соотечественники. Еще наших легко можно узнать, когда они выходили из магазинов или базара. Палки колбасы, килограммы сыра, другие продукты покупали и таскали с собой только выходцы из Советского союза. Все остальные покупали по сто, максимум по двести грамм. А вокруг толпами ходили неряшливо одетые туристы всех национальностей. Хозяин для нас выделил два столика. Людмила и Игорь сели вместе со Светой и со мной. Во главе другой команды бразды правления взял Геннадий. Все заказали пиццу. Это для нас стало уже самым удобоваримым блюдом. Отравиться чем-нибудь накануне отъезда не хотелось. На каждом столе стояло два кувшина с вином. Пицца приготовлена неплохо. Четыре вида пиццы. Каждую пиццу порезали на четыре части и смолотили за милую душу, запивая красным вином. Вернулись в номера. На вечер о встрече не договаривались. Решили, что каждый занимается по своему плану.

У нас со Светланой планы совпадали. Но наша кровать начала скрипеть. Поэтому вечером и ночью решили разбивать кровать в ее номере. Что с большим энтузиазмом и делали до утра с перерывами на сон. Возникло ощущение, что это наша последняя, совместно проведенная, ночь. А может, это будет соответствовать действительности. Мы вели себя так, как будто прощались навсегда. Прошла любовь. По ней звонят колокола. Прошла любовь. Как хорошо, что ты была. Светлана в печали, а я в глубоких раздумьях.

На следующее утро мы встали в семь часов. Я постучал к Людмиле, приглашая ее на завтрак. Мы съели почти все наши продукты. Оставшиеся колбасу, сыр, булочки превратили в бутерброды. Положили мне в сумку. Я перетряс весь свой чемодан и сумку. Вытащил все оставшиеся сувениры, которые привез из дома и отнес их Людмиле. Все освобождали и сдавали свои номера. Стаскивали багаж вниз. На столе возле администратора лежали все наши привезенные сувениры. Здесь же стоял и фарфоровый, расписанный цветами, самовар. В девять часов появились Жан с Жаком с объявлением, что автобус нас ждет. Что бы не возникало никаких обид на нас, Людмила подвела наших французов к заваленному подарками столу и мудро предложила делить все это богатство им самим. Жан и Жак с восторгом рассматривали эти сувениры.

— Разбирайтесь, ребята сами, кому и что нравится.

Это очень правильное решение. Как бы мы не поделили, у кого-то из них могло возникнуть недовольство, а так делите сами и обижайтесь на себя. Гена и тут не удержался, и пустил пару колючек в мой адрес. Я опять промолчал, а это его еще больше подзадорило. До этого, во время наших прогулок по площади он пару раз в толпе саданул мне локтем под ребра. Достаточно сильно. Один раз наступил на ногу, а на следующий день поставил подножку. Его страшно бесит, что ко мне девчата обращаются чаще, чем к нему. Его постоянное выражение, когда кто-то обращается ко мне с вопросом: «Что вы к дедушке пристаете. У него склероз. Ему же трудно соображать на солнцепеке». Конечно, я старше его на двадцать лет, но вешать на меня ярлык дедушки еще рановато. Я снова задумался над своей идеей что-нибудь ему сломать по приезду в Киев. Ринг или площадку для боя с великим удовольствием найдет Коридзе. Гена несколько раз повторял, что он кандидат в мастера спорта по боксу. Серебряный призер города Харькова. Действительно, физически он развит неплохо. Хорошая координация. Парень с симпатичной физиономией, но нахальный до посинения. На вторых ролях он быть не привык, а всегда хотел быть только центром внимания. За эту поездку он у меня крови попил и нервов намотал — немеряно. Гена твердо уверен, что в случае стычки он вырубит меня парой хороших ударов. Конечно, надо его осадить по- взрослому, но делать из этого самонадеянного парня полу инвалида не хочется. Все уговоры со стороны успокоиться, его еще больше раззадоривают. Если он доведет этот процесс до открытой стычки, то Людмила будет взбешена. И виновным будет считать только меня. Она же попросила меня сдерживаться. С этими мыслями и сомнениями я полез в автобус, когда Геннадий достаточно сильно пхнул меня под задницу. Так, что я влетел в автобус через ступеньку. А когда я взбешенный повернулся к нему, он мне улыбнулся на все тридцать два зуба и культурно заявил:

— Вам, Виктор Иванович, тяжело уже подниматься на ступеньки. Все-таки скоро полтинник стукнет. А старость надо уважать. Поэтому я Вам помог.

Я заставил себя улыбнуться и очень-очень тепло поблагодарил его за оказанную помощь. Хотя в этот момент мне хотелось поломать ему переносицу и стереть с лица его издевательскую улыбку. Светлана повернулась ко мне. Сверкнула своей неподражаемой улыбкой. Положила мне руку на плечо и прошептала:

— Будь умнее. Успокойся.