Светлана предупредила водителя о готовности выехать в восемь утра. Я из своего номера позвонил Лене. Она отрапортовала, что дома все в порядке. На работе вроде бы тоже без изменений. Егор несколько раз спросил, когда я уже приеду домой. Я Лене объяснил, что надо сдать отчеты о проделанной работе. Что бы не ехать еще раз в Киев. Я до обеда завтра закончу свои дела и к вечеру буду уже дома. Как буду выезжать перезвоню. Перезвонил Наташе, которая всегда находится в центре событий.

— Текучка есть. Серьезного ничего нет. Всю власть потихоньку забирает Холмов. Павел с Ефимом не возражают. Мы все, а особенно я, скучаем без своего шефа. Ждем завтра.

Никому и ничего я рассказывать о случившемся не стал. Мы со Светой сели сразу обедать и ужинать в уголке ресторана. Прокручивали варианты моего поведения. Первый раз за все это время я говорил со Светой не об общих вопросах, а о четкой неприятной проблеме. Светлана прекрасно ориентировалась в этой ситуации. Я ей рассказал, что обратил внимание на эту троицу еще в аэропорту, но надеялся, что они летят не нашим рейсом. Довел свои сомнения по поводу их задержания при посадке. Светлана ковырялась задумчиво вилкой в салате, а потом остановила меня:

— Витя, что сделано, то сделано. Правильно ты там поступил или нет — какого хрена сейчас гадать. Докладывать свои сомнения в СБУ? А ты твердо уверен, что они тебя поймут? Каждый из них сейчас думает, какую выгоду извлечет из этого дела, именно он. А потом имидж всей их службы? Ситуацию разрулил абсолютно посторонний человек, а не их сотрудник. Они ведь все люди подневольные. Им надо докладывать на самые верха. Тебе еще могут впаять статью за превышение мер самообороны. Зачем надо их убивать? Надо приложить все силы, чтобы их обезоружить, координируя свои действия с офицером службы безопасности. Ведь он сумел обезоружить одного их них.

— Да, он связал и обезоружил одного из них, который вооружен только ножом. Да и то только после того, когда я перегрыз горло старшему. Конечно, если сейчас смотреть на то, что произошло и, зная о том, что бомбы и гранаты у них нет, то тогда я, безусловно, мог третьего оглушить и связать. Но я же в этом уверен не был. А рисковать не мог.

— Но они рассуждают сейчас иначе. Исходя из того, что уже известно.

— Шота Руставели написал: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Если бы террористы могли предположить такое развитие событий. «Моджахед» пристрелил бы меня и всех тех, кто мог представить для них хоть какую-то опасность. Но он вышел на тропу войны против обычных туристов. Вид направленных на них пистолетов должен повергнуть всех в шоковое состояние. Плюс наличие женщин и детей. Тем более, они пообещали, что хотят долететь до Кабула. А дальше всех освободят и отпустят. Зачем кому-то рисковать и лезть на рожон. Они не могли даже теоретически представить, что на борту будет психически ненормальный.

— Хватит на себя наговаривать и даже чуть-чуть кокетничать. Ты все рассчитал правильно. Вплоть до секунды. Каждое свое движение с учетом своей физической, психологической и военной боевой подготовки. Таких людей как ты единицы. Тебе было некогда, а я смотрела на Геннадия после того, как ты порвал горло своему противнику, перешагнул через него и рванулся за следующим. Открытый рот, вытаращенные глаза. Руки трясутся. На морде написан неподдельный ужас. А еще больше его перекосило, когда ты вышел от стюардесс и стал вытирать ствол пистолета какой-то салфеткой. Кстати, он тебе что-то говорил?

— Извинялся за свое поведение. Предлагал дружить.

— Вот-вот. Судя по всему, он живо представил твои пальцы у себя на горле. Куда его самонадеянность делась. А теперь к делу. Я считаю, что тебе свой рассказ надо начинать только с того момента, когда этот, как ты его называешь «Моджахед», притащил в салон самолета стюардессу и стал объяснять всем в популярной форме, что самолет захвачен. До этого ты вообще не подозревал об их существовании. А тем более не знал сколько их. Захватив два пистолета и уничтожив двух террористов, был готов открыть прицельный огонь, защищая экипаж и пассажиров. Вот здесь можешь рассказать, что ты стрелять умеешь. В армии ты же стрелял?

— Я мастер спорта по пулевой стрельбе, — засмеялся я. — Входил в десятку сильнейших пистолетчиков Советской Армии. Чемпион Прикарпатского Военного округа.

— Ты что, это серьезно?

— Более чем.

— Так ты можешь с десяти метров попасть в любую цель?

— Могу свободно. В любую точку.

— Так это еще больше подчеркивает правильность принятого решения. При условии, что среди них не находилось смертников. Но все равно я не верю, что все обошлось бы без жертв. Летят они в Кабул — это еще под большим сомнением. Это всего лишь направление движения в самом начале. Дальше могли пойти уточнения. А если учесть, что летчики могли не подчиниться, то пятьдесят-шестьдесят пассажиров они могли свободно пристрелить, демонстрируя серьезность своих намерений. А потом подорвать самолет гранатой.

На этом мы и остановились.

— Я думаю, что нас допрашивать будут по одному. Ты явно у них будешь намного дольше. За сегодняшний вечер, я надеюсь, они наведут справки обо мне. Поэтому к моему заявлению, что я все возьму под свой контроль, отнесутся более чем серьезно. Мы линию защиты продумали. Поэтому, очень прошу, никакой отсебятины. Все, что ты будешь говорить, может быть использовано против тебя — это основное правило, которое надо помнить всегда. Второе правило запомни — сказать «да» ты всегда успеешь. Легко можно сослаться на провал памяти. Третье правило — чистосердечное признание условно смягчает вину, но не освобождает от ответственности. Четвертое — меньше говори, больше слушай. Думай над каждым своим словом. Не торопись. Будешь соблюдать эти правила, быстрее они закончат. Когда будешь подписывать любую бумагу, прочитай ее минимум три-четыре раза. Запоминай все детали. Тебя могут культурно попросить одну и ту же бумагу написать три-четыре раза, выдумывая причины отсутствия первого экземпляра. Буду просить развернуть какие-то детали, дать дополнительные подробности. Так вот. Никаких деталей, никаких подробностей. Все как случилось — я написал. Добавить мне больше нечего. Вот тогда от тебя быстро отстанут.

Я лишний раз убедился, что Света профессионал высшей пробы. Мы просидели в ресторане до десяти часов. Светлана за номера «Люкс» и за ресторан расплатилась сама.

— Мне водитель привез на расходы пятьдесят тысяч гривен. Что завтра-послезавтра будет у тебя — под вопросом. Я запишу за тобой долг, а потом предъявлю к оплате с процентами, — и она засмеялась.

— Я тебе все верну. Не сомневайся.

— А куда ты в таком случае денешься. Я, что бы ты знал, приняла решение идти на выборы. И обязательно буду просить тебя о помощи. Вот тогда и рассчитаемся. Взаимозачетом и натурой.

— Тогда я тебе еще больше буду должен.

— Если мы выиграем, я имею в виду всю мою команду, то это будет хорошим подспорьем во всех твоих делах. А может, ты тоже пойдешь на выборы?

— Я реально смотрю на вещи. Мне выборы не выиграть. Я участвовал в 1994 году, так занял только четвертое место у себя по избирательному округу. Это бесполезная трата времени и денег.

— А у меня шансы очень хорошие. И год времени для подготовки есть.

Мы пришли в свои номера, но через двадцать минут Света пришла ко мне.

— Никогда еще не трахалась с настоящим убийцей. Это меня здорово заводит. Все чувства полностью обострены. Даже чуть-чуть страшновато.

У меня напряжение понемногу уходило. Всю ситуацию мы уже разобрали. Манеру поведения определили. Можно полностью расслабиться и прекратить это все переживать. Света приложила все силы, что бы я думал только о ней. И все у нее получалось. Кровать в украинской гостинице оказалась намного слабее и затрещала уже через десять минут нашего тесного общения. Но до шести часов утра все-таки устояла. Хотя у меня возникало подозрение, что кровать вот-вот развалится. Второй такой ночи ей не выдержать и в этом у нас не оставалось ни грамма сомнений.

В восемь утра мы позавтракали, сдали номера и поехали по указанному адресу. Света дала мне свой номер телефона и сказала, что будет меня ждать в ближайшем кафе. До победного конца. В управлении нас развели по разным кабинетам. Я попал к следователю, который представился как майор Пинчук. Пока он на столе раскладывал свои бумаги, зашел уже знакомый мне полковник.

— Виктор Иванович. Я полковник Засядько Степан Юрьевич. Про Вас кое-что мы уже знаем. Не буду скрывать, подняли архивы и обнаружили довольно много интересного в Вашей непростой биографии. Мы с Василием Николаевичем даже удивлены, столько много интересных фактов мы узнали.

Помня наставления Светланы и, используя свой опыт, я хотел дать им возможность выговориться.

— Вы не хотите рассказать нам о себе?

— Учился в школе, — пожимая плечами, начал я, — поступил в Тбилисское артиллерийское училище. Служил в Мукачевской дивизии. Оттуда написал заявление в Афганистан. Ранен, контужен. Направили служить в Германию. Там положили в госпиталь. Признали инвалидом-психом. Уехал жить к родителям жены. Через два года разошлись. Работал на военном заводе мастером. Организовал малое производство. Женился. Родился сын. На выборах стал доверенным лицом Леонида Кучмы по Винницкой области. Сейчас работаю директором регионального представительства ТАСИС в Виннице. В составе делегации от Украины восемь дней находился во Франции. В самолете оказались террористы. Потребовали лететь в Кабул. А я очень соскучился по жене и сыну. Мне терять время на полеты-перелеты не хотелось. Я решил их обезвредить. Старший объявил, что самолет заминирован. Что бы не рисковать, пришлось их всех ликвидировать. Когда я разбирался с первым, то увидел, что в хвосте Ваш сотрудник обезвредил еще одного. Оставался тот, что прорывался в пилотскую кабину. Делать нечего, пришлось ликвидировать и этого. После чего я успокоил пилотов и пассажиров. Собрал в кучку оружие. У первого в кармане нашел гранату, которую тоже сдал. Сидел. Ждал Вас. Правда, превысил полномочия, когда забрал у стюардессы бутылку коньяка, которую злоупотребил. Готов компенсировать убытки. Все.

Майор делал какие-то пометки, а полковник весело улыбался:

— Значит, говорите, основной причиной ликвидации террористов стало желание быстрее увидеть жену и сына?

— Ну, я не знал, что они по ходу дела еще придумают. Так ведь с дури убить могут. Да и самолет в полете могут подорвать. Мне это не надо.

— Биография у Вас, Виктор Иванович, не такая простая и обтекаемая. Вы забыли добавить, что являетесь мастером спорта по пулевой стрельбе. Пистолетчик. Чемпион. Что у вас блестящая подготовка мастера восточных единоборств и боев без правил. Что Вы в течении двух минут превратили в инвалида чемпиона мира по вольной борьбе и известного рекордсмена по боям без правил. Самого Талаева. Все его земляки клянутся Вас закопать, а вы спокойно идете к нему домой спросить о его здоровье. Дальше продолжать или Вы будете сами рассказывать?

— А кому это надо, товарищ полковник? Вы все это знаете. Я об этом тоже знаю. Так что зачем терять время. Спрашивайте, я буду отвечать.

Майор с интересом смотрел на меня. Об этих фактах моей биографии он не подозревал и с большим удивлением прослушивал.

— Виктор Иванович, Вам приходилось раньше убивать людей?

— Людей не убивал, а отправил к праотцам десять особ. Но вспоминать об этом мне бы не хотелось. Это война.

— А при поездке в Болгарию, это тоже война?

— Извините, товарищ полковник, я не понимаю, о чем Вы говорите.

— Да все Вы понимаете. Просто товарищи — это дело закрыли.

— В этом вопросе я ничем не могу вам помочь.

— Ну, хорошо. Расскажите для протокола, как все произошло.

Я подробно рассказал отрепетированную со Светланой повесть. Пытались они уточнять какие-то подробности, но я никаких подробностей больше не приводил, а сослался на контузию и сотрясение головного мозга. Даже сидел минут десять, держась за голову и старательно морщась, что по моему разумению должно обозначать сильную головную боль. Хотел изобразить тошноту, но посчитал, что это будет перебор. Половину моих ходов полковник просчитал, но сделать в этом случае он ничего не мог. Предложил мне таблетки от головной боли, но я мужественно отказался. Они составили свой протокол. Я внимательно его прочитал и подписал. Предупредили меня, что еще раз могут вызвать на беседу, на что я пожал плечами:

— Как Вам будет угодно.

На прощанье полковник выразил мне глубокую благодарность. Минут пять разъяснял мне, какой я мужественный и замечательный. Я против таких доводов возражать не стал. В конце он сообщил мне, что подает рапорт по команде и уверил меня, что награда не замедлит найти своего героя. Полковник лично проводил меня до выхода. Мы тепло попрощались, и я посмотрел на часы. Время час дня. Это получается, что я у них просидел четыре часа. Набрал номер телефона Светланы. Она рассказала, в каком кафе ее искать. Ее на допросе держали всего полтора часа.

— Я уже успела выпить четыре чашки кофе, пока тебя ждала.

Я рассказал ей о своей беседе. Она поведала о своей. У нее все произошло проще. С ней беседовал капитан. Заставил подписать протокол опроса свидетеля. На этом для нее все закончилось. Она все изложила, как мы обсуждали.