Глава 1
Начало гражданской жизни
Я сидел на вокзальной скамейке. Мимо проходили люди, которые торопились по своим делам, и никому не было дела не до моих проблем, не до моего настроения. А настроение было препаршивейшее. Меня просто-напросто выгнали из дома, красиво обобрав до нитки. Вот так закончились мои двухгодовалые попытки найти свое место в гражданской жизни. Скамья на вокзале, танковая куртка под головой. Портфель из кожезаменителя, в котором спортивный костюм, зубная щетка, бритвенные принадлежности. Вслед прозвучали пожелания быстрее попасть в психбольницу, где именно и есть мое место. Но, впрочем, все по порядку.
Колеса поездов отстучали приветственные марши. Винница встретила хорошей солнечной погодой. Иринины родители улыбались, нас активно приветствовали. Даже поцеловали на входе возле дверей, но особой, откровенной радости этот приезд у них, да и у меня не вызывал. После окончания школы, а потом училища я жил вполне самостоятельно. На шее не сидел. Обеспечивал себя и свою семью полностью. И по моему разумению очень неплохо. Жили всегда в отдельной квартире. А вот п приезду в Винницу попал в квартиранты. Жить двумя семьями в двухкомнатной квартире, стоять в пусть небольшой, но очереди в туалет и в ванную, чтобы умыться-побриться, воспринималось тяжело. Родители Ирины мне еще в Трускавце плешь проели, и спасибо Валерию Михайловичу за то, что он меня спас тогда от перспективы видеть их с утра до вечера. С их рассказами о своих болезнях, с их советами: какими глоточками пить минеральную воду из бюветов. С их пешими прогулками перед приемом пищи, обязательного выхода перед сном на лавочку — глотнуть «свежачка» или подышать кислородом.
Но там даже в тяжелую минуту меня от бешенства спасало, что это все временно. Кончится отпуск, а дальше «Вам налево, нам направо. Ну и до свиданья». Сейчас же, переступив порог этой квартиры, я уже мечтал найти такую работу, которая длится не менее 14–15 часов в сутки. Утром ушел, вечером пришел, поужинал и спать.
На следующий день после приезда уже с утра ее родители, сразу после завтрака, решили провести планирование нашего будущего. Но перед завтраком мне популярно объяснили, что много есть вредно, особенно на завтрак и ужин. Из меню надо исключить мясо, колбасу, сыр, жирную рыбу. Дальше шел длинный перечень тех продуктов, которые вредят здоровью. Потом перечислили, что же кушать все-таки можно. Постные салаты: щавель, укроп, петрушка, молодые одуванчики, молодая крапива. Далее шел список каш, где на первом месте стояли овсянка и гречка, которые мне уже в армии стояли поперек горла. Протертые супы. Конечно же, тертая морковка, а как деликатес морковка, тертая со свеклой. Больше не буду перечислять всю эту херню, которой они хотели меня пичкать в мои 36 лет. Подохну быстрее, чем за год, от недоедания. Или чем-то подавлюсь.
Они все очень надеялись на льготную очередь, на трехкомнатную квартиру для трех участников войны и инвалидов. Но городской военком сразу нас огорчил, ждать придется не менее двух лет. Я предложил Ирине снять квартиру, чтобы жить отдельно, но все начали активно возражать.
— За родителями надо ухаживать. Ты не забывай, они оба инвалиды второй группы. Им надо готовить кушать, ходить в магазин. За ними надо постирать, помыть их, хотя бы раз в неделю.
— Но они же все делали это до нас и без нас.
— Они стареют. Им все это тяжело. А мы еще будем экономить деньги. У нас их не так много.
Я сдался, и мы стали жить вместе. Сколько денег есть у Ирины, я не знал. Она не говорила, а я не спрашивал. В прошлый отпуск я купил и установил, во дворе многоэтажного дома, металлический гараж по документам тестя. Тесть в этом году должен по очереди получить инвалидский «Запорожец». Гараж сделали добротно, а сейчас он сразу пригодился. Мы туда выгрузили два пяти кубовых контейнера, а прапорщик Чебан по этому адресу прислал еще четыре деревянных объёмных ящика. Мне на обзаведение в гражданских условиях. Контейнеры мы разгрузили в гараж, а ящики я только открыл, чтобы посмотреть, что в них есть. Содержание контейнеров и ящиков давало полную возможность провести капитальный ремонт трехкомнатной квартиры и большого садового домика. Тесть мне дал задание отнести в областной военкомат три заявления: о выделении ему садово-дачного участка возле озера 15 км от города, участка под строительство кирпичного гаража и о том, что мы хотим вместо «Запорожца» получить «Москвич 2141», с оплатой разницы в стоимости. Он заставил и меня подписать эти заявления. Получилось, что два инвалида войны просят вместе. Я посчитал, раз живем вместе, то надо уже устраиваться серьезно. В областном военкомате, в комитете ветеранов заявления приняли, но председатель комитета ветеранов мне внезапно посочувствовал:
— Да, серьезного тестя Вы себе выбрали. Совет: будьте внимательнее. Уж очень он хитро мудрый.
Я тогда не придал значения его словам. Тесть как тесть. Своеобразный, конечно, но жить рядом в принципе можно. Я подсчитал свои денежные возможности. После увольнения и всех трат у меня осталось около пяти тысяч рублей. От Ксениных денег осталось еще девять тысяч. Сколько есть у Ирины, она не говорит. Буду разворачиваться на свои накопления. Решил оставить одну тысячу в «заначке», на всякий «пожарный случай». Как неприкосновенный запас. Первое — надо спасать мебель и ковры. В гараже осень и зиму они могут не выдержать. После вечернего заседания всей семьи, решили, что тестя и тещу на 24 дня отправляем в Немиров в санаторий. За это время делаем ремонт в квартире, меняем всю мебель и сантехнику. Прапорщик Чебан в ящики положил немецкий кафель, сантехнику, моющие обои, краски, клей. Ирина, в целях экономии, хотела все делать сама, но я нанял комплексную бригаду, которая за 15 дней сделала все работы, в том числе поменяла местами мебель. Их старье пошло в гараж, а наши немецкие гарнитуры — украсили квартиру.
Мы повесили и разложили немецкие ковры. В стенки поставили, привезенные хрусталь, сервизы и книги. Кухню, ванну, туалет облицевали немецкой плиткой. Потрудиться пришлось почти до самого приезда тестя и тещи. С самого утра и до позднего вечера. Они были потрясены:
— Боже, как у нас хорошо и уютно.
Всю старую мебель и утварь сдали старьевщикам. Копейки, вырученные от продажи старья, тесть торжественно вручил Ирине:
— Это наша доля участия в этом ремонте.
Мне смешно, но Ирина их обняла и два дня горячо благодарила. В конце мая 1986 года, пришло приглашение на покупку «Москвича 2141» и получение документов на землю. Для строительства гаража. Тесть заявил, что у него денег нет, но его долей будет стоимость «Запорожца». Доплачивать надо разницу, около трех тысяч рублей, но туда в эту цену входила страховка, переделка с ручного на ножное управление, оформление соответствующих документов, получение номеров. За три дня я с этим управился и получил от тестя доверенность на управление этим транспортным средством ярко-жёлтого цвета. Но «колеса» уже есть и дела пошли быстрее. С середины июня 1986 года кирпичный гараж мне пришлось строить за свои деньги, но очень понравилось выражение тещи:
— Дети, все, что вы строите, то строите в первую очередь для себя. Нам уже ничего не надо.
Это действительно убедительно и справедливо. В гаражном кооперативе его председатель, бывший подполковник, объяснил, лучше найти товарища и строить вдвоем — два гаража рядом. Общая стенка — это уже дешевле. Кроме того, можно подменять друг друга и есть целое море таких мелочей, которые легче решать сообща. Но предупредил, в конце строительства мы обязательно переругаемся и станем заклятыми врагами. Это практика. В это время к нему со своими документами пришел майор:
— Коленко Ефим Анатольевич, 46 лет. Служил в Заполярье. Связист.
Я представился тоже. Ему все трудности строительства рассказали. Мы решили строить вместе одинаковые гаражи, но поклялись приложить все силы для того, чтобы остаться друзьями, после окончания строительства. Нам выделили два участка для строительства рядом. Мы здесь же, используя советы старожилов, взяли у них адреса и знакомства для покупки строительных материалов. Составили план действий. Каждый на своей машине поехал добывать цемент, кирпич, фундаментные блоки, плиты перекрытия, гаражные ворота, песок — по составленному списку. Каждый день, начиная с середины июня, я уезжал на строительство в семь утра, захватив с собой бутерброды и термос с чаем. Возвращался в 8 вечера. Сначала мы закупили фундаментные блоки, плиты перекрытия. Все свезли на площадку. Купить это оказалось проблемой, но совместными усилиями, мы все вопросы решили.
Мы сами делали бетон и раствор, взятой в аренду бетономешалкой. Сами таскали их на носилках по рабочим местам. Таскали кирпич и, положив краном, фундаментные блоки на подготовленные бетонные подушки, стали вести кирпичную кладку. В первую неделю у нас получалось медленно и криво, но потом мы приноровились, поучились у каменщиков. Темпы возросли. Клали двухэтажные гаражи на склоне с двумя воротами в разные стороны — сверху и снизу. В этот период, как-то забывались все раны и болячки. Левая рука работала все лучше, нога в колене хрупала меньше, голова почти не кружилась и не болела. Нервотрепки мы избегали. Работали в плавках, загорели до черноты. Я стал чувствовать себя намного лучше. Ефим оказался отличным товарищем, но иногда он злился, как старший по возрасту и делал попытки со мной не разговаривать. Я понимал, если тоже вспыхну, то конец. Даже когда он оказывался трижды не прав, я подходил к нему строевым шагом, прикладывал руку к шляпе из газеты:
— Ваше превосходительство, разрешите обратиться нашему ничтожеству с нижайшей просьбой. Дайте разрешение не заниматься такой херней, как ссоры и обиды. Я извиняюсь в любом случае, прав или виноват. Разрешите посыпать голову отсевом или песочком! Я хотите, буду бить себя кирпичом по жопе. По голове бить не имею права, я контуженый.
Как правило, следовал ответ:
— Да пошел ты. Хорош вытыкиваться.
Мы мирились, и совместная работа продолжалась. Как бы не было, но за три месяца такой работы гаражи оказались готовы. За эти три с половиной месяца частично исполнилась моя мечта. Я все эти дни без выходных находился подальше от своих родственников. В 8 утра уезжал, а приезжал не раньше 9 вечера. По окончанию строительства, полностью освободил металлический гараж, куда ставил «свою» машину. Кстати очень удобно. Машина рядом. Через месяц, после окончания строительства гаража, тестю выделили садовый участок возле большого озера в шесть соток. Честно говоря, я замахался с гаражом. На этих дачных участках работали строительные бригады, которые вели строительство «под ключ», по утвержденным проектам. Тех денег, что у меня остались после всех затрат на возведение гаража, на строительство садового домика, не хватало, о чем я сообщил Ире:
— Пора открывать тебе свою кубышку. Мне не хватает четыре тысячи, что бы получилось что-то приличное.
На следующий день она сообщила, деньги дают папа с мамой, хотя я мог поклясться, что это деньги ее. Но мне, по сути, без разницы, чьи деньги. В том, что мы тратим свои деньги я ничего крамольного, не видел, Машиной, гаражами пользовались мы, Ее родителям это не нужно. В квартире тоже жили мы. Комфорт в квартире создавали и для себя тоже. Дача предназначалась нам. Но интуиция подавала мне непонятные тревожные сигналы, которые я никак расшифровать не мог. В своем поведении очень изменилась Ирина. Стала очень раздражительной, придирчивой. Начала часто повышать голос, делая мне замечания. С поста главы семьи меня безоговорочно сместили и мое слово стало совещательным. Я хотел закончить строительство дачи до ноябрьских праздников. Опять сидел со строителями целыми днями. Помогал им. Учился у них, как надо строить. С удовольствием на участке сидел с 9 утра и до 8 вечера. Но все отчетливее понимал, что начинать строительство надо с середины апреля. Не раньше. А сейчас надо подбирать хороший проект. Рассчитывать необходимые материалы. Приходилось очень много ездить. Везде один сплошной дефицит. Так в заботах и беготне шел день за днем. В конце октября я приехал домой около 3 часов дня. Ирина еще в сентябре устроилась экономистом в какую-то организацию. Мне домой надо на 15–20 минут, поэтому машина оставлена за углом на стоянке.
Когда я зашел в подъезд, из двери нашей квартиры вышла женщина с портфелем:
— Вы медработник? Что-то случилось со стариками?
— А Вы, как я понимаю, их зять? Хочу сказать, какие Вам попались замечательные люди.
Я кивнул в знак согласия:
— Я вам скажу по секрету, они ведь у Вас инвалиды второй группы. Так вот, в случае своей смерти, они все, что у них есть, оставляют в наследство своей дочери. Я три дня составляла подробно опись имущества. Они не хотят, чтобы еще кто-то претендовал на наследство со стороны. Это завещание я заверила нотариально. Поэтому живите и радуйтесь. В любом случае это уже все ваше. До свидания.
Она ушла, а я стоял в подъезде, размышляя. Так это что же? Они все то, что я привез из Германии, узаконили как свое и Иринино? Вряд ли они стали это делать без ее согласия. Получается, они готовят плацдарм на всякий случай. Или этот случай уже приближается? На входе в квартиру, я спросил у тещи, которая открыла мне дверь про женщину, вышедшую от нас.
— Это медсестра. Она делала мне укол.
Больше, по этому поводу всем троим, я вопросов не задавал. Но что получается? Машина тестя, гаражи тестя, садовый домик оформлен на тестя, все содержимое квартиры они нотариально узаконили как свое. Меня потеря барахла волновала, но не сильно. Меня волновало то, что за этим всем стоит. Ничего не понятно. Выяснять отношения я не стал. Надо понаблюдать. Но все пока шло тихо, мирно. Дома я бывал мало. Приходил сильно физически уставший. Мылся под душем, ужинал какой-то кашей с молоком или кефиром. Ложился спать. На завтрак варил себе кашу. Днем сидел на бутербродах с двумя кусочками вареной колбасы и сыра и чае из термоса.
За всем этим строительством гаража и дачи, я совсем упустил учебу в институте. Сам себя успокаивал, надо все сделать для дома, для семьи. Хорошенько и надежно обустроиться, а вот затем можно, засучив рукава, взяться за учебу. Вроде бы я все осенние работы закончил, а в первые числа ноября появились достаточно свободные дни. Сел и задумался. Вспомнил анализы своего поведения от Николая Ивановича и понял, а ведь меня опять развели. Жена, умные тесть и теща. Я вытащил из своих карманов, все имеющиеся у меня, деньги. Меня приучили к тому, что свою пенсию до копейки я отдаю Ирине, а она мне на личные нужды в месяц выделяет от трех до пяти рублей. Но обязательно контролирует, куда я их потратил. Они официально присвоили все мое имущество, привезенное из Германии. Я давно уже ем не то, что я хочу, а то, что мне дают. При этом контролируют, а не взял ли я без разрешения лишний кусочек колбасы. Ирина уже давно не проявляет энтузиазма, прикрываясь лозунгами: «Ой, мама с папой все слышат». О переезде на съемную квартиру она даже слышать не хочет. После окончания работ, я быстро превратился в «Ты бы». «Ты бы вынес мусор, ты бы сходил за молоком, ты бы пропылесосил и убрался в квартире, ты бы помыл моего папу» и так далее. Я раньше Ирине был нужен, как перспективный муж, а сейчас она имеет психованного пенсионера- инвалида, да еще полностью без всяких перспектив. Хотя перспектива через несколько лет попасть в дурдом, у меня высвечивается с каждым годом все ярче.
Покончив с планированием садового домика, я активно начал искать работу. Работы для меня не находилось. В лучшем случае приглашали зайти через месяц-два. Да я и не знал, что я ищу. Никакой специальности у меня нет. А человек, три года воевавший в Афганистане, вызывал опасения и это при том, что я не упоминал о своей контузии. Поиски работы до апреля 1987 года никаких результатов не дали. Зато за все это время меня загрузили заниматься домашним хозяйством. Ирина приходила с работы всегда очень уставшая. Готовить, убирать, стирать, походы в магазин взвалили полностью на меня. При упоминании об учебе в институте у Ирины начиналась истерика. Основное ее требование, что бы я сначала нашел работу, построил дачу, а потом думал об учебе. В мае меня опять поглотило строительство. Фундамент, кирпичную коробку с крышей мы сделали за два месяца, а вот отделка внутри и снаружи затянулась. Я опять помянул прапорщика Чебан многими добрыми словами. Для отделки у меня нашлось все самого высокого качества. Но с наступлением осенней дождливой погоды работы временно свернули. Осталось сделать отопление и вырыть колодец. И опять я попал в домашнее рабство. На работу меня брать упорно не хотели. Слабым утешением являлось, что мой соратник по строительству гаража Ефим работы найти тоже не может. Сразу после Нового 1988 года тесть завел со мной беседу, что вместе мы живем хорошо. Поэтому можно сделать такой вариант: я пишу заявление в областной военкомат на предоставление нам двум инвалидам трехкомнатной квартиры, а мы сдаем эту их двух комнатную квартиру государству. Для военкомата выгодно и нам хорошо. Я пошел в комитет ветеранов выяснить этот вопрос. Меня опять встретил мой знакомый председатель комитета ветеранов.
— Ваш тесть звонил нам уже два раза по этому поводу. Виктор Иванович, Вы действительно такой недалекий или прикидываетесь? Объясняю ситуацию популярно. Вы отказываетесь своей очереди и от права на квартиру. Ваш тесть сдает свою квартиру и получает трехкомнатную квартиру в обмен на Ваше согласие остаться без жилплощади с временной пропиской. Через неделю они имеют право Вас там даже не прописывать, а просто пустить пожить на их жилплощади. Дальше Вам разжевывать или хватит? Хочу предупредить как боевой офицер боевого офицера. Ваш тесть, с которым мы общаемся уже третий год, жесткий и хитро жопый человек, способный на любую подлянку. Я готов ответить за свои слова. Хотите, проверим мои слова? Придите домой и скажите ему, что Вы убедили нас сделать такую комбинацию, но квартира будет оформляться на Вас лично, а они отказываются от своей жилплощади в пользу Вас и своей дочери. Если они хотят жить вместе с Вами, то это им без разницы.
Вечером я им выложил этот вариант и добавил, что обещал завтра-послезавтра принесу от них такое письмо. Я первый раз увидел, как тесть вспылил и начал орать:
— Ты что за нас расписываешься? Если ты пришибленный, то отвечай за себя. Я что идиот, чтобы отказываться от своей квартиры?
— Но вы же сами сказали, что главное жить одной семьей.
— Мне обидно, что наша дочка вынуждена жить с идиотом.
Вот это так приехали. Мне было бы очень смешно, если бы не было так грустно. Ирина попыталась смягчить обстановку, но ее папа с мамой вышли из кухни, громко стукнув дверью в свою комнату. Я ничего не стал рассказывать Ирине про беседу в военкомате.
— Я ведь хотел, как лучше. Какая им разница на кого оформлена квартира, если мы собираемся жить вместе?
Учитывая, что я не работаю, Ирина загрузила меня домашними делами еще более интенсивно. Теперь только я ходил в магазин, выбрасывал мусор, сдавал пустые бутылки, убирал в квартире, готовил завтрак, обед, ужин, стирал белье. Ирина что-то делать в доме отказалась наотрез. Все равно все молча считали меня дармоедом, хотя я получал пенсию больше, чем у Ирины зарплата. Ирина вечером вместе с родителями составляла список покупок и затрат, выдавала мне деньги по этому списку. Плюс один рубль на непредвиденные расходы. Сначала меня это забавляло, а потом стало раздражать. Но куда мне было деваться. Без квартиры, без работы, без образования.
Последней каплей в мое долгое терпение стало известие о том, что в райком партии требуется завхоз. Я надел форму с орденскими планками, взял партийный билет и пошел на собеседование ко второму секретарю райкома партии. Он меня принял, внимательно выслушал, а потом сообщил:
— Опыта хозяйственной работы у Вас нет. Завхоз очень ответственный участок работы, да и потенциала я у Вас не вижу.
Заместитель командира полка, в подчинении которого тысяча человек — это малоответственный участок и без потенциала.
— Ну что Вы, — заверил я его, — я великолепно подготовленный потенциальный убийца. Я мастер спорта по стрельбе из пистолета, мастер артиллерийского огня, стрелял из всех видов оружия. На моем личном счету восемь человек, которых я убил своими руками. Одиннадцать человек я искалечил. Думаю, будут еще. В недалеком будущем.
Он побагровел:
— Нам, в райкоме партии, для полного комплекта не хватает только убийц. Прошу покинуть мой кабинет.
После чего он ткнул пальцем на дверь. Меня охватило бешенство:
— Как знать, как знать. Дай Вам Бог, что бы мы не встретились на баррикадах. Советскому Союзу жить осталось недолго. Скоро, под Вашим чутким партийном руководством, он развалится.
Ефим сказал, что за мной обязательно придут люди из органов. Но пришел секретарь парторганизации ЖЭКа, где я состоял на партийном учете, и сообщил, что меня приглашают на партийное собрание ЖЭКа, для рассмотрения моего персонального дела.
Народа собралось полный Ленинский уголок. В основном это пенсионеры, вышедшие на пенсию. У меня сразу забрали партийный билет, чтобы проверить, как я плачу членские взносы. Секретарь парторганизации зачитал письмо второго секретаря райкома партии, где он добавил, что я ему лично угрожал расправой в ближайшее время. У меня спросили, что я могу ответить в свое оправдание.
— Да говно он, этот секретарь райкома. Вот и все объяснения.
Сначала была тишина. Это старые партийцы переваривали сказанное. Один дедок спросил, приложив ладонь к уху.
— Что он сказал?
Вот тут началось. Все возмущенно орали и требовали меня исключить из нашей родной коммунистической партии. Я еще раз убедился, что в партии я нужен сейчас только для того, чтобы платить членские взносы и голосовать «одобрямс». Потребовали не отдавать мне партийный билет, на что я вышел к столу, низко поклонился:
— Спасибо, люди добрые. Здоровья вам и долгих лет жизни. До свидания. Может когда-нибудь встретимся.
Все опешили, а я неспешной походкой вышел из комнаты, оставив партийный билет у них на столе. Была тишина, когда я пошел к двери, а тот же дедок, приложив ладошку к уху, спросил:
— Что он сказал?
Через два дня пришел секретарь парторганизации и долго беседовал с тестем, когда я появился дома. Мне он сказал, меня приглашает первый секретарь райкома. Партийный билет у него. Тесть громко осуждающе хмыкал. Я ответил:
— Умерла — так умерла.
Никуда я не пошел. Мне еще три месяца приходили приглашения, дважды приходил инструктор райкома, но я с партийными делами закончил. Потом оказалось, что партбилет секретарь парторганизации отдал Ирине. Работу я найти так и не смог, хотя мотался по всем объявлениям. Ирина куда-то деньги прятала, но на расходы выдавала исправно. Пенсию мою она забирала полностью, продолжая оставлять мне по три рубля для личных потребностей. Для меня все это достаточно унизительно. Вечером я должен представлять полный отчет о тратах и приложить все чеки из магазинов.
В конце марта я уехал после обеда на садовый участок договариваться с рабочими, которые копали колодцы. Пообещал вернуться к девяти вечера. Они не пришли, поэтому в пол восьмого я подъезжал к дому. Впереди меня ехали «Жигули». Когда я понял, что рядом с водителем сидит Ира, я притормозил. Они остановились, и я тоже встал сзади метров в пятнадцати. Вдруг я увидел, что Ира обняла водителя. Они начали целоваться. Я ждал минут двадцать. Гнева, обиды я в себе не обнаружил. Только любопытство. Я был готов понять и простить. Не мне рассуждать о супружеской неверности. Тот-то она последнюю неделю стала очень уставать, с сильными головными болями. Всячески уклонялась от исполнения супружеского долга. Ну, родная, готовься. Ничего тебя сегодня и в ближайшие дни не спасет. Без всяких намеков или упреков. Сегодня ты сможешь сравнить, чьи объятия крепче, а член больше. У меня свои методы воспитания. Он уехал. Сначала я хотел поехать за ним. Но какой смысл? Она же сама этого хочет. Какие могут быть претензии к мужику? Я еще постоял, поставил машину в гараж. Пришел домой. Ирина поинтересовалась:
— Как дела?
— Нормально. Ты давно дома?
— Да с час уже. У нас проходило профсоюзное собрание, но меня подвез домой один из сослуживцев.
Мы поужинали, посмотрели телевизор. Тесть с тещей поужинали раньше. В последнее время они старались со мной за стол не садиться. Легли в постель.
— А теперь давай спать. Спать и только спать.
— Но я уже соскучился. Неделю к тебе не притрагивался.
— Витя, сегодня у меня очень напряженный день. Давай завтра.
Но я засунул ей палец в половые губки.
— Ирочка, а ведь она меня хочет. Смотри, она вся влажная.
Пока жена соображала, что ответить, я уже залез на нее. Ее трусики действительно оказались мокрые. Я драл ее как хотел. Она, лежала подо мной молча, сжав губы. От моих поцелуев старательно отворачивалась.
— Ты просто самец. Тебя ничего не интересует. Как я от тебя устала.
Это что-то новенькое. Такого она мне никогда не говорила.
— А я тебя так люблю, так люблю, — сказал я, вложив в свой голос как можно больше страсти.
Ирина продолжала добросовестно отворачивать свою голову от моих поцелуев. Я старался, как мог. И только, когда она начала стонать и охать в полный голос, я ее выпустил из своих объятий. А что бы еще больше уязвить, повернулся к ней спиной, захрапев старательно через минуту.
На следующее утро ее руководитель по телефону на мой вопрос: «Как можно поприсутствовать на профсоюзном собрании» (а я представился инструктором из обкома профсоюза), ответил, что они проводят такие собрания раз в три месяца.
— Последнее у нас проходило два месяца назад. Приходите через месяц.
Я по-прежнему занимался домашними делами. Взвалил их все на себя. Как писали классики в моей переработке: «Наш Рубин ждал в засаде зайца, Витюша зайца поджидал». Мне стало ясно, что, взрыв не за горами. Четвертого мая утром я заехал в универмаг купить себе блокнот. Недалеко от отдела стояла большая очередь. Имея опыт, я сначала занял очередь, а потом стал выяснять за каким товаром стоит народ. Оказалось, «выбросили» женские трикотажные ночные рубашки, «ночнушки» стоимостью четыре рубля девяносто копеек. Действительно трикотажные мягкие, теплые и нарядные. Я купил одну для своей мамы. По дороге заехал на почту и отправил бандеролью в Астрахань. Поехал в военкомат. Узнать насчет работы.
В военкомате посоветовали идти разнорабочим на стройку.
— А там себя покажешь, то можно стать бригадиром или даже мастером на участке. Других предложений у нас нет.
Уже начали закрадываться запоздалые раздумья о том, что с увольнением из армии я поторопился. Был командиром, а теперь неудачник. Квартиры нет, работы нет, деньги кончаются. Жена нашла себе другого. Надо найти хоть какую-то работу, но нигде ничего вообще не просвечивается. Тесть и теща стали злейшими врагами.
Когда я зашел домой, то вопросы от жены было предугадать не сложно:
— Где же ты целый день мотался? Хоть какую-то работу нашел?
В своем отчете я честно рассказал про военкомат, про универмаг, про бандероль своей маме. Ирина опешила:
— Какая «ночнушка»? Какая бандероль? У нас деньги кончаются, а ты из бюджета семьи забрал без спроса пять рублей. Если проще сказать, то ты их украл. Мама! Папа! Мы живем в одной квартире с вором.
— А то я думаю, куда у меня три рубля позавчера из кошелька пропали. Оказывается, нам надо деньги постоянно пересчитывать, — тут же вставила теща. Тесть укоризненно мне сказал:
— Виктор, ну если тебе нужны деньги, то подойди ко мне, попроси. Что я тебе пять или десять рублей не дал бы. Воровать в семье то зачем?
Ирина, не глядя в мою сторону, заявила:
— Вы, что хотите говорите, но мое терпение лопнуло. С этим вором, тунеядцем, который обворовывает двух инвалидов и уже почти два года не работает, сидит у всех на шее — я с ним жить не хочу и не буду.
Даже в самом страшном сне такое увидеть невозможно. Тех денег, которые я затратил на это благородное семейство за эти два года, хватило бы на пятилетку безбедного существования. Я эти два года вкалывал по двенадцать часов в сутки, как проклятый. Тесть театрально раскинул руки:
— Дочка, при таком к нам отношении, я не вижу возможности жить с этим человеком под одной крышей.
А кто же вас, сволочи, кормил, поил, отправлял в санаторий. Стирал, готовил, бегал по магазинам? Даже мыл тебя, старый мудак, один раз в неделю. И так два года. Все стало на свои места. Как это не печально, но мне подыскали замену. А что? Теперь Ирина богатая невеста. Мебель, книги, сервизы, ковры, машина, два гаража, садовый домик с участком. Эти шмотки меня мало волновали, потраченные деньги — тоже. Жгла обида. Впервые в моей жизни мне кинули в лицо, что я мелкий вор, тунеядец и инвалид-псих. Меня использовали за эти два года, как презерватив, а теперь выкидывают за ненадобностью. Они уже все для себя решили.
В моей жизни мне давали разные характеристики, называли и обзывали на работе, на службе, на войне, на учениях, за столом официальным, просто за столом уставленным, чем Бог послал. На столе чаще всего стояли банки тушенки, лежали ломти хлеба, огурцы, помидоры, сало, водка, самогон или все, что пьется. Когда в палатке буржуйка топится зимой и летом. Мы спорили, матерились, обзывали, извинялись. Но до таких оскорблений дело никогда не доходило. Святым я себя никогда не считал, но такого хамства и пренебрежения к себе просто не могло быть. Не должно быть.
Мне страшно захотелось врезать Ирине по ее наглой физиономии, но я вовремя понял, что меня провоцируют на этот скандал. Молодой мужик избивает жену и двух инвалидов — это же меня сразу заберут в милицию, а там никому ничего не докажешь. Спокойно могут засадить надолго в психушку, а это клеймо года на два-три, а может и на всю жизнь. Десяток уколов и никто меня уже не вытащит. Я стоял и считал до трехсот.
— Ну что? Сказать нечего? — подливала теща керосинчику, чтобы не дать огню ярости погаснуть.
Но я уже взял себя в руки:
— Скажите, люди добрые, в этой квартире есть хоть что-нибудь мое?
— Спортивный костюм и зубная щетка, — подвела итог Ирина.
Я медленно зашел в комнату, нашел старый портфель из кожзаменителя. Собрал свои документы, взял две рубашки, две майки, трусы, спортивный костюм, кроссовки, бритвенные принадлежности. Надел свой костюм полностью, где у меня спрятана заначка. Выложил им документы от машины и ключи. Потихоньку забрал ключи от двухэтажного гаража. Там лежали ящики с вещами, которые не поместились в квартире. Молча, вышел из квартиры. Вслед получил пожелание никогда не переступать порог этой квартиры, потому, что здесь больше ничего моего нет и делать здесь мне нечего. Но потом дверь открылась, из нее выбросили новую утепленную танковую куртку с меховым воротником. И за это спасибо.