Началось лето. Я все больше и больше входил во вкус новой жизни. Мне все легче справляться со своими обязанностями на заводе. За этот срок почти месяц я обошел все цеха и службы. Знакомился с мастерами, начальниками цехов, инженерами. В какой-то степени это помогало в моей работе. Близко сошелся с заведующими складов, кладовщицами, рабочими на этих складах. Со всеми разговаривал очень уважительно, без матов и крепких выражений, чем грешили многие большие и маленькие начальники. С машинистами тепловозов и их помощниками пил чай, получал от них инструкции, как правильно составлять и подавать составы, решал их задачи подачи, погрузки грузов. С рабочими бригадами, а их четыре, отношения складывались тяжелее, особенно тогда, когда я начал выгонять с работы сначала пьяных, а потом через месяц и тех, кто пришел с запахом или приложился во время смены. Обещали набить мне морду за непонимание интересов рабочего класса. Но меня поддержали тепловозники, сменные мастера и зав складов. Всем им общаться с пьяными надоело, да и есть постоянная опасность получения травмы при погрузочно-разгрузочных работах. И этот вопрос постепенно уходил в небытие. Из своих доходов я выделил средства, на которые несколько раз покупал хорошие конфеты и тортики, дежурным девчатам на железнодорожной станции, которые принимали и выдавали документы на вагоны. Поэтому, когда я приезжал к ним, дежурная объявляла очереди:

— Товарищи! Прибыл (убывает) срочный военный груз. Виктор Иванович, давайте (получите) документы.

Все, молча расступались. Никуда не денешься. Срочный военный груз. Времени экономилось много, поэтому по итогам работы за месяц я стал лучшим. Получил премию и удивленную благодарность начальников. Руководство железной дороги в письме отметило четкую, быструю и качественную работу молодого сменного мастера. Вагоны для погрузки мне выделяли без очереди.

Очень удобно: ночь отдежурил, два дня свободен. В свободные «окна» на дежурстве я листал справочники, нормативные документы для составления смет, когда вдруг обнаружил, что каждую смету можно разбить на три стандартных составляющих с общими формулами. Это похоже полностью на аналитические артиллерийские задачи, которые для меня были открытой книгой. Только вместо артиллерийских данных, брались строительные нормы. За три дня я просчитал и приготовил все схемы и таблицы для двух вариантов смет. Большой цены и малой цены. Подставляешь искомые цифры кубических (квадратных) метров, расстояние в метрах (километрах), вес тонны (килограммы) в подготовленные таблицы. Все это умножаешь на соответствующие расценки, складываешь, добавляешь непредвиденные расходы, затраты на фонд заработной платы, еще дополнительно три-четыре обязательных условия, еще раз складываешь. И смета готова.

Я взял в помощь по расчетам, с помощью моих таблиц, Павла и Ефима Анатольевича, за два дня обучил их. И мы начали работать. Мойша с Фимой давали мне для работы свои чертежи и сметы, которые я делал за неделю. Они планировали, что им это сделают, в лучшем случае, за месяц. Мойша строитель с большим стажем, каждую смету заставлял меня докладывать и защищать для каждого клиента. Они все приходили в изумление, что сметы делаются так быстро и качественно в двух вариантах, где я мог защитить любой вариант. У нашей команды сроки немыслимые — три-пять дней и смета готова. Над некоторыми приходилось работать десять дней. За сложные сметы я брал 7 % стоимости, маленькие и простые — 3–4 %. Если смета являлась крупным заказом от 50 000 и выше — 5 %. Цена каждой сметы оговаривалась. Меня, как отличного сметчика, а еще который делает быстрее и дешевле чем все, начали рекомендовать, особенно в кооперативах и на частном строительстве. Так за двадцать дней июня мы заработали около двадцати пяти тысяч рублей. Договора о цене смет я подписывал сам, деньги получал тоже сам. В случае вариантов отмывания денег, я брал от 10 до 15 %. Каждую смету я разбил на три раздела. Павел и Ефим вели каждый свой раздел. Готовили исходные данные, мерили объемы, расстояния, цены на материалы. Все данные они привозили мне, которые я вписывал в таблицы с коэффициентами. Дальше моя работа расчетов и подсчетов по двум вариантам. Ефим и Павел на своих машинах выезжали на объекты, все просматривали, если надо, фотографировали, составляли схемы, планы, эскизы. На первые заказы мы выезжали втроем, а потом, когда они все поняли и выучили, мне там делать уже нечего. Встречались, конечно, и сложные случаи, над которыми приходилось ломать голову. Но уже приходил опыт, а по вечерам я мог звонить в Киев и получать дополнительные консультации. Чтобы поддерживать свою репутацию, вопросов нашим строителям из СМУ я не задавал. Это они все чаще обращались ко мне за консультацией по поводу расчетов.

В конце июня я вручил своим ребятам по четыре тысячи рублей, а Павлу за рекомендацию в СМУ, дополнительно дал еще тысячу. Павел с Ефимом оказались в шоке. За такую легкую работу и такие огромные деньги за месяц. Пятнадцать тысяч я оставил себе, а тысячу решил потратить, пригласив с женами в ресторан Павла, Анатолия, Сергея на праздничный ужин.

Жены Ефима Анатольевича и Павла Ивановича заверили меня о своей готовности отпускать мужей в любое время суток. Сергей пришел один, но, когда я ему предложил присоединиться к нам для составления смет, он отказался, ссылаясь на плохое состояние здоровья. Сколько ребята заработали, я Сергею не говорил, а он и не спрашивал.

— По итогам полугодия, твое родное СМУ уже отмечено в приказе по управлению. За резкое улучшение работы по гражданской обороне. Получишь премию от управления трестом.

Сергей принес и вручил мне в ресторане красное удостоверение инспектора по городу Винница и Винницкой области с правом проверок всех предприятий и учреждений по состоянию гражданской обороны и пожарной безопасности. Я предложил ему деньги 1000 рублей, но он возмущенно послал меня куда подальше. Сначала я не врубился, для чего это мне сейчас. Инспектировать, проверять состояние пожарной безопасности, у меня нет ни времени, ни желания. Но «корочка» выглядела солидно. Фотография моя сделана в форме подполковника. Только они поменяли эмблемы «артиллерийские» на «пожарные». Павел меня предупредил, что на этой неделе мы сделаем одну показательную проверку, где я все пойму. Ужин прошел замечательно. Все остались довольными.

Наступил день второго суда. Женщина — судья смотрела с сочувствием на Ирину и осуждающе на меня. Ирина попросила у судьи, чтобы я представил, со всех областей СССР, справки из Сбербанков об отсутствии спрятанных сбережений.

— Он пытается утаить средства, полученные им за войну в Афганистане и за службу в ГСВГ. А по закону это совместно нажитые средства.

Судья на мое заверение, что жена все деньги за эти два года у меня забрала, посоветовала вернуться в семью. Судя по всему, Ирина встречалась с судьей еще до суда. Я пытался объяснить судье, что получить такие справки невозможно. Судья объявила, что суд еще раз переносится на середину июля. Ирина у входа в суд устроила истерику со слезами, угрозами и проклятиями. В конце концов, она заявила, что когда я приползу к ней на коленях, то она еще подумает.

— Неужели за это время до тебя не дошло, ты же инвалид-псих, без специальности, без денег, без имущества, вещей и квартиры. Короче БОМЖ. Никакой порядочной женщине ты не нужен. Ты, в ближайшее время до зимы, попадешь в психушку. Вернись домой и я все прощу. Только тебе придется извиниться перед моими родителями.

Я смотрел на нее и удивлялся, ну как за все эти годы, я не подозревал, что она такая дура. У которой одна мера ценностей — занимаемые должности. Наличие денег и тряпок. Интересно, а как бы она реагировала, узнав об истинном положении вещей. Ведь у меня уже есть все, и я могу свободно купить себе даже «Волгу» или квартиру.

Погода замечательная, зеленела трава и листва. Клумбы пестрели цветами. Люди сидели на скамейках, шли по своим делам и, услышав крик, крутили головами, отыскивая инвалида-психа, бомжа, одетого в обноски. С поникшей головой и недельной щетиной на лице. И не находили.

Я шел радостный, что так сложилась судьба, которая освободила меня от всего этого семейства. В душе я возносил благодарность Богу, который открыл для меня новый путь. Только сейчас до меня дошло, я же ничего не знал об этом ином мире, который называется «гражданская жизнь», с ее трудностями и удовольствиями, разнообразием в общении, отсутствием шагистики, полигонов, стрельб, нарядов, караулов. Возможностью общаться, спорить, о чем угодно, а не только о статьях уставов и наставлений, стоя навытяжку перед отцами-командирами.

Я снова вспомнил наши споры с Николаем Ивановичем и Валерием. Понимал, что Николая Ивановича убили за то, что он был светлой нестандартной личностью, а Валерия Михайловича для доказательства случайного отравления. Я уже прочитал, рыбу фугу нужно готовить по специальной технологии. Тогда она полностью безвредна. Но если чуть нарушить технологию приготовления, то она становится смертельным ядом. Я благодарил Николая Ивановича и Валеру за заботу, которую они проявили по отношению ко мне. Это они меня толкнули на этот новый для меня путь. Они были твердо уверены в моей победе, моих силах и способностях. Спасибо вам. Спите спокойно.

Я верю в бессмертную душу человека. Я верю в Высший разум. Я не верю, что человек амебой вылез из моря, постепенно превращаясь в обезьяну, а потом из нее в человека. Эта церковная сказка Рая и Ада выдумана политработниками религии, с целью подчинить волю человека себе, а затем отнимать у людей все, что можно и даже что нельзя. Эти проходимцы и тунеядцы, обирая дедушек и бабушек, сами одеваются в парчу и бархат, обвешивают себя золотом и драгоценными камнями, строят для себя дома, покупают дорогие телевизоры и дорогую технику, ездят в шикарных автомобилях. А за материальные выгоды и выгодные богатые приходы рвут друг на друге волосы и царапают физиономии. Это несколько раз я видел сам. Посмотрите на изображения Господа Бога и его апостолов. У них нет кошельков или сумок для сбора денег. На них нет золота и драгоценных камней. Нет карет и лошадей. Так пусть церковники оденут себя также, в такие одежды, в которых Он ходил, едят то, что Он ел, живут так, как Он жил, подражают Ему во всем. Я уверен, что через месяц их станет в десятки раз меньше. Все эти князья церкви считают себя выше всех, присваивая себе титулы «Блаженнейшего. Ваше преосвященство. Папа». Суют свою руку для поцелуев. Для собственного успокоения, носят кресты с распятым Христом, молятся на кресты в церквях, на которых Бог тоже распят. Смотрят на него и понимают. Можно им дальше жить спокойно. Жрать, пить, присваивать деньги от пожертвований, прелюбодействовать. Это не я выдумал. Это они так реально живут. Грешат сами, но за деньги отпускают грехи нам, а потом сами себе. Но себя прощают бесплатно.

Мое убеждение и моя вера в том, что Бог в каждом из нас. Для общения с ним не надо специальных мест, а тем более таких посредников. В Трускавце, разбирая с Валерием статьи с учениями различных народов, мы нашли одинаковые убеждения, что человек состоит из двух составляющих. Самого Человека и его Души. Сам человек — живая биологическая машина. Сама размножается, умеет себя ремонтировать, доводить себя до совершенства. Душа, вкладывается в человека на четвертый месяц после зачатия, и именно душа определяет его наклонности и способности. Но жизнь заставляет человека двигаться по кочкам и ухабам жизни, где он что-то приобретает, а что-то теряет. Многие не развивают в себе те способности и таланты, которые в них заложены, а некоторые деградируют. Кто-то придерживается мнения, что тысячелетия назад люди были менее развитыми. Но пять тысяч лет тому назад человек придумал колесо, приручил диких зверей и превратил их в домашних животных. А продолжить этот процесс даже сейчас не удается. Умные люди придумали деньги, как универсальное средство обмена и общения. Более умного для развития человечества не придумал пока никто.

У каждого человека появились контрольные точки выбора. Окончание школы — точка, где ты выбираешь дальнейший путь и развитие. Точка- выбор профессии. Следующая точка — женитьба, как ты будешь жить дальше. Часто бывает, что человек понял — ошибся и надо ошибку исправлять. А вот хватит ли сил и смелости исправить свою жизнь и начать все сначала. Думай, человек, думай. Это твой выбор собственной жизни. Ты делаешь следующий шаг. Но куда? Вперед, назад или в сторону. Во многих религиях учат, человек создан по образу и подобию Божьему. Вряд ли Господу приятно видеть «раба, овцу, пыль под ногами» в своем творении. А где же здесь «образ и подобие». Это попы, священники хотят видеть перед собой «стадо овец, рабов, пыль». Я уверен, что Бог с большим уважением и любовью относится к тем, кто уважает себя, умеет за себя постоять, не боится работы и трудностей. «Кто рано встает, тому Бог дает». Если ты встал рано, а Бог тебе не дал, то это значит, что многие встали раньше тебя. Но этим политработникам от церкви самостоятельными, думающими людьми управлять очень сложно, а иногда невозможно. Вот, поэтому мы слышим: «на все воля Божья, покорись, сын мой» (какой я тебе сын), «Получи Благословение Господне», а сам сует свою руку для поцелуя. «Благослови меня, отец мой». Смирись, покорись, покайся, целуй крест, икону, руку. Есть люди, которые всю жизнь были дерьмом, бандитами. Грабили, убивали, воровали, насиловали. Но вот он пришел в церковь, поставил десяток свечей, покаялся, сунул деньги попу, простите — священнослужителю, поцеловал попу руку, осенил себя, десяток раз перекрестившись и отбив с десяток поклонов. Вышел и пошел дальше. Да кто поверит, что он уже почти святой и ему одна дорога — только в рай. А рядом тот, кто не ворует, помогает людям, но попам не верит. Все, человек, ты попал. На Царствие Небесное и не рассчитывай. Есть такой арабский философ и поэт Омар Хайям, который написал:

Наша пословица так и говорит: «На Бога надейся, а сам не плошай». Я вышел на данную мне Богом очередную контрольную точку. Судьба открыла мне абсолютно новую дорогу. Поэтому только вперед, без сомнений и страха. Я понял, а ведь мне подсказывают, что в моей новой жизни все должно быть по-новому.

Мы все хотим, чтобы нас любили, такими, как мы есть, а не по принуждению. Бог создал людей с уникальной способностью свободно выбирать кого любить. Способностью свободного выбора жизненного пути. Нам постоянно приходится выбирать: что надеть, что съесть, какую дорогу выбрать, как лучше делать карьеру, с каким человеком связать свою судьбу в браке. Эти точки в жизни, когда приходится делать выбор, у нас каждый день. Зачастую, наш выбор зависит от влияния других. Но, зачастую, нам дают неправильный совет, а мы, веря в чужой опыт, чужую информацию, идем по этому пути. Но в любом случае, у нас есть возможность проигнорировать чужой совет, отвергнуть его или принять его. Вот поэтому мы должны сами выстрадать последствия наших неправильных решений.

Думай, Витя, думай. Голова не только для того, чтобы головной убор носить. Ну, что же, будем ждать очередного суда. Судя по поведению Ирины, ее избранник покинул ее и замуж брать не собирается. Вот она и решает вернуть себе то комфортное состояние, в котором она жила раньше. Видно, лучшей кандидатуры на горизонте у нее нет. Она все еще представляет меня таким, каким я являлся последние два года. Каким я был три месяца тому назад. Вряд ли она поверит, что от прежнего Виктора не осталось ничего.

Ночь на дежурстве прошла достаточно спокойно. Я ночью даже поспал часов пять, вместе со всеми, оставив возле телефона дежурного тепловозника. С восьми утра и почти до одиннадцати спал у себя в комнате, когда пришел Павел:

— Пошли на проверку магазина «Колбасы, мясо». Ты, Виктор Иванович, большой начальник, а я рядовой инспектор. Можешь культурно меня поругать, можешь поручить что-то сделать, или проконтролировать.

Я так и не понял для чего нам все это надо, но собрался и пошел. Мы пришли в большой магазин. Павел через продавцов вызвал заведующую, с которой мы зашли в ее кабинет. Очень большая очередь недовольно зашумела, но Павел громко объявил:

— Спокойно, товарищи. Контрольная проверка. Будете шуметь и возмущаться, то закроем магазин на час. Просто остановим работу. А так продавцы будут вас обслуживать.

Толпа замолчала. Лишний час никто стоять не захотел. Павел предъявил свое удостоверение, я свое. У него корочки синие, а у меня красные. Заведующая — красивая, ухоженная, молодая женщина, примерно моего возраста, спросила, что же мы будем проверять. Я гордо молчал, но любовался заведующей, а там есть на что посмотреть. Она это моментально просекла и улыбнулась мне, как своему любимому после трехлетней разлуки. Павел предупредил ее, проверка небольшая, но принципиальная.

— Мы будем проверять средства тушения пожара. Песок, ведра, багор, топоры, огнетушители, проводку, выключатели, лампочки. Все, что может замкнуть, загореться. Документацию и дневник проверок.

Мы вместе пошли по подсобным помещениям. Когда в ГСВГ я был заместитель командира полка, то такие проверки входили в мои обязанности. Это мне все до боли знакомо. Я заставил Павла записывать недостатки в тетрадь, но вскоре понял, что проверять нечего. Все, буквально все, разбито, пробито, разукомплектовано или отсутствовало. Я остановил Павла, сделал ему культурно замечание, что он оставил без своего внимания такой важный объект и такую замечательную женщину. Ответ Павла оценивался на пять баллов.

— Если я буду сюда часто заходить, то моя жена меня неправильно может понять. Вы, Виктор Иванович, холостой, вот потому так и рассуждаете.

Справка моментально воспринята. Валентина Григорьевна попросила меня взять шефство над бедной, одинокой женщиной, у которой просто нет опоры в жизни. Хорошего советника и друга.

Я взял список недостатков, отметил три наиболее важных пункта и попросил в течение недели устранить эти недостатки. Так по неделям мы все исправим.

— Акта мы сегодня составлять не будем. В случае проверки скажите, что над Вами лично взял шефство заместитель начальника областного управления.

Валентина предложила выпить по чашечке кофе. Мы предупредили, что у нас 15 минут свободного времени. Павел спросил:

— Можно у Вас купить по палке сырокопченой и копченой колбасы.

Валентина сказала:

— Сейчас все лучшее, что у нас есть, будет здесь.

Я сделал строгое лицо:

— Обязательно чек на каждый пакет. Вот 50 рублей. Я проверю, но если Вы денег возьмете хоть на рубль меньше, то наша дружба закончится. Я Вам этот магазин на неделю закрою. До тех пор, пока не будут устранены все недостатки.

Нежелание нас брать взятки привело Валентину в тихий восторг. Через пять минут на столе лежало два пакета, чеки и три рубля сдачи. Мы выпили кофе. Отказались от рюмки коньяка. Нас вывела она через заднее крыльцо, где случайно прижалась ко мне тугой грудью и, не отрываясь, попросила меня, если можно сегодня или завтра зайти к восьми часам вечера, чтобы уточнить, как устранять недостатки. Она дотянулась до моего уха и прошептала:

— Буду очень-очень ждать.

Я вспомнил свою молодость, Астрахань и моего первого наставника по проверкам Ивана Смирнова.

У меня отчего-то возник пожар ниже пояса. По дороге Павел спросил:

— Теперь ты понял, надеюсь, что с этим удостоверением ты можешь иметь любой дефицит. Иногда будем ходить вдвоем, а когда тебя узнают, то будешь точки проверять один.

Павел пошел домой. Наташа находилась на боевом посту у себя в комнате. Я отдал ей сырокопченую колбасу.

— Ты знаешь, я не помню, когда я ела сырокопченую. Мне в очередях стоять некогда.

Я по дороге купил еще коробку конфет, бутылку красного шампанского, сыр. В пакете оказались сардельки и сырокопченые охотничьи колбаски.

— Я тебе поставлю в комнату небольшой холодильник.

Наталье я про свою работу по сметам не говорил. О проверках тоже. Она сварила сардельки, порезала сыр, колбасу. Достала хлеб, огурцы, помидоры, красный перец. У нас получился поздний обед, плавно перешедший в ужин. Закипел чайник. Наташа сделала кофе. Мы так сидели и разговаривали до семи часов вечера. К Валентине я решил пойти завтра. Наташа сказала, что звонил ее Андрей. Он приезжает из рейса сегодня ночью или завтра утром. Поэтому, она уйдет к рейсовому автобусу на десять часов вечера. Андрей сообщил, что будет дома дней десять. Надо ему проверить машину, и готовить ее к очень дальнему рейсу. Я выразил свое сожаление. Мы легли в постель, и до девяти я Наташу драл по полной программе. Она к моим выходкам уже начала привыкать. Впускала мой член, куда я хотел. Наташа сама активно двигалась, и мне было видно, что она получает удовольствие от нашей близости. Про себя я твердо решил, что сразу прекращу те действия, которые вызывают у нее неудовольствие. Пока возражений не поступало. Перед отъездом Наташа обняла меня:

— Чтобы ты здесь не мучился, разрешаю подкатить к любой девочке. Тебе же надо разгружаться. Я же твой диагноз знаю.

Мне показалось, что это проверка наших взаимоотношений, а точнее моего отношения к ней. Я засмеялся и заверил, буду терпеть и постараюсь дождаться ее. Она убежала на автобус, а через час в комнату, которую я запер, уже стучались.

Открыв двери, я увидел дежурную, которая у меня еще чай не пила. Я в плавках, она в фирменном платье для дежурных, с застежкой из пуговиц сверху до низа. Три пуговицы сверху и три пуговицы снизу расстегнуты. Милая молодая женщина лет тридцати. Распущенные по плечам белокурые волосы, полные губы, стройная фигура. Когда вдруг, она мне улыбнулась, то вроде бы, в комнате стало светлее. Улыбка у нее просто удивительная. Лицо стало обалденно красивым. Ей с такой улыбкой, можно легко сниматься для рекламы любой продукции.

— Мне девчата сказали, что у Вас есть хорошая заварка, и они пили чай у Вас в это время. Если я Вас напрягаю, то я уйду.

— Да нет, что Вы. Я, как раз, собирался его заваривать. Но у меня просьба. Вас не смутит, если я одеваться не буду? Давайте, будем считать, что мы на пляже или на природе.

— Меня звать Жанна. Как Вас зовут, я знаю. Виктор. Конечно, сейчас очень душно. Я бы сама с большим удовольствием попала бы сейчас на пляж.

Хоть в комнате горела только лампочка ночника, Жанна, не стесняясь, меня пристально рассматривала.

— Здесь достаточно темно, а поэтому Вы свободно можете снять свое платье. Я тоже перестану стесняться.

Ее улыбка стала шире и красивей.

— Ой, Виктор. Вам-то чего стесняться? Вы у себя в комнате, и Вы мужчина. Мужчинам многое позволяется, а нам нет.

От ее близости и ее запаха чистого тела, у меня по коже поползли мурашки. Мне пришлось повернуться, чтобы включить чайник и скрыть, как плавки начинают оттопыриваться. Я поставил на магнитофоне медленную мелодию, подошел к Жанне.

— Просто настаиваю на одинаковой форме одежды. Давай, я помогу снять платье.

Пока она пыталась возражать, мои пальцы уже расстегнули все пуговицы. Я рывком снял ее платье с плеч и повесил на стул. Она в ажурных трусиках и таком же бюстгальтере. Обняв ее за талию, я повел ее в танце. Сначала она отстранялась, но я взял ее руки, закинул себе на шею, а сам обнял ее двумя руками за талию. Танцуя, я постепенно подтягивал ее к себе, пока мы не слились в одно целое. Голову Жанна опустила вниз к моей груди, куда и уткнулась. Кончилась мелодия, а мы так и застыли в ожидании другой песни. Ее небольшая грудь бурно вздымалась. Она не поднимала головы и ничего не говорила. Через мои руки у нее на бедрах, я чувствовал удары сердца и ее, и свои. Член, зажатый плавками, рывками пытался перейти в положение двенадцати часов, но это ему не удавалось. Кроме плавок, он еще упирался в низ живота Жанны, и она это чувствовала, но не отстранялась. Пошла следующая песня. Я поднял руки чуть выше, расстегнул бюстгальтер и начал снимать его.

— Ну, это уже не честно.

— Но я просил одинаковую форму одежды. Ты согласилась, но я же только в плавках. Значит, и ты только в трусах.

Жанна подняла голову, чтобы посмотреть на меня, а я прижался к ее губам, раздвигая их своим языком. Свои руки она все еще держала на моей шее. Я притянул ее плотно к себе. Она почувствовала вздыбившийся член и чуть потерлась своим лобком. Я еще сильнее прижался к ней, двигаясь вверх- вниз, а потом рукой выпустил член из своих трусов. В два шага прижал Жанну к столу, который намертво закреплен у стены. Она своей попой уперлась в край стола. Я отодвинул нижний край трусиков в сторону. Головка ушла вниз, когда я приподнял ее колени. Жанна откинулась поперек стола, выпустив мою шею. Она только учащенно дышала. Моя дубинка стояла у входа в пещерку. Я потянул ее ноги на себя и вверх, а сам сделал движение вперед. Член влетел туда сразу на три четверти длины. Жанна попросила:

— Витя, пошли в кровать. Мне так не очень хорошо.

Два раза повторять мне не надо. Жанна по дороге сняла трусики и бюстгальтер, подошла к кровати. Я не дал ей лечь, а навалился сзади. Моя дубинка вошла в нее без задержки. Жанна этого не ожидала. Наверное, надеялась, что я ее положу на спину. Но она оказалась на коленях у края кровати. Я стоял, вгоняя свой столбик как можно дальше. Но вот она задрожала, задергалась, застонала и захотела лечь на живот. Но я ее удержал руками под животом, опустил на локти, заставил как можно больше прогнуться в спине.

— Расслабься!

Я входил, влезал, пока не уперся животом в ее попу. За пять минут я добился, что мы кончили вместе. После двухминутного перерыва пошли вместе в душ. Жанна меня нежно поцеловала.

— Все, я ухожу, но не запирайся. Если можно, то я забегу часов в пять.

— А чай?

— Утром попьем. А девчонки правду сказали. Ты классный парень.

Она, не дождавшись меня, выскочила из душа, обтерлась полотенцем, надела платье, остальное засунула в карман и испарилась.

Жанна утром не пришла, и я спал почти до девяти часов. Пришли Ефим и Павел. Пришли делать сметы, но сразу с порога начали хохотать.

— Вы чего? Что у Вас такого смешного произошло?

— Нас обоих жены пораньше разбудили, накормили и отправили зарабатывать деньги. Заявили, что мы должны быть у тебя уже в девять часов.

Мы доели то, что осталось от вчерашней трапезы, причем они ели наравне со мной. Заварили кофе. Достали задание, разложились на убранном столе и начали делать сметы. Мы уже работали командой, как на конвейере. Обнаглели мои помощнички уже до того, что начали меня подгонять. Я же, делал основные расчеты, а значит, у меня работы столько, сколько у них двоих, вместе взятых. Но меня это радовало. На следующей смете я их поменял местами, но разрешил подсказывать друг другу. Еще их в подробностях, интересовало, как проходил суд. Обедать мы пошли в столовую. После обеда я им разъяснил, что они должны делать завтра, если я задержусь. В четыре часа дня я лег поспать на пару часов. В шесть часов начал собираться. Усилиями Наташи все мои вещи в шкафу лежали, висели чистые и поглаженные. Вечно в общежитии я жить не хотел. Квартиру мне ждать еще долго. Остался выход найти себе жену, сначала в гражданском браке пожить, а если сильно понравится, то можно и жениться. Почему-то вариант арендовать для себя квартиру мне в голову не приходил. Может, не хотел никого к себе водить.

Валентина с первого взгляда мне понравилась. Темные волосы, уложенные в прическу, хорошо и модно одетая, обвешена золотыми украшениями. Точеная фигура, хоть и чуть-чуть полноватая. Среднего роста, хорошо сложена, выпуклая попка, хорошая и полная грудь. Про таких в армии говорят: «Главное у женщины — это ноги и попа. Но и хорошая грудь — не пустяк». У Вали все в комплекте и хорошего качества. Я оставил на расходы себе триста рублей, а остальное забрал. Пошел класть все заработанные деньги в сберкассу. Хранить их в комнате общежития становилось опасным.

Я выбрал сберкассу возле «Детского мира», зашел. Возле касс стояло несколько человек. Я спросил, где кабинет директора («управляющей», поправили меня). Я пошел по тесному коридору, заглядывая в открытые двери. В сберкассе работали только женщины.

На табличке написано «Шурова Людмила Афанасьевна». Я постучался и вошел. За столом сидела крупная плотная женщина (ну, как скульптура «девушка с веслом», но с двумя поправками: не девушка и без весла). Она подняла на меня круглое лицо, но глаза — это ее гордость. Серо-голубые, большие, выразительные.

— Что вы хотели?

И когда я сказал, что получил наследство, но выдают мне его по частям, а я хотел, чтобы мои деньги находились под присмотром и на хранении у замечательного специалиста. А именно ее мне многие рекомендовали. На ее вопрос:

— Кто именно?

— Многие, — ответил я абсолютно конкретно.

Ее этот ответ удовлетворил, и она уточнила:

— Сколько денег?

Когда я ответил, что двадцать тысяч, она заерзала на стуле и пригласила к себе главного бухгалтера и своего заместителя. Судя по всему, ее порадовало наследство по частям, первая часть которого составляет двадцать тысяч рублей.

Женщины, прибывшие на помощь, примерно одного возраста, лет по 35. Одна повыше, другая, соответственно, на пол головы ниже. Каждая по-своему привлекательная. Главный бухгалтер забрала у меня паспорт и деньги, предварительно их дважды пересчитав, и ушла открывать мне счет. А мы сидели и разговаривали про кредиты и депозиты, про финансовое положение в стране, кооперацию, кооперативщиков, про теневую экономику, которая начала выходить из тени.

Я попросил у них разрешения на то, чтобы приходить и советоваться, как мне хранить деньги. Заведующая кивнула на свою заместительницу, и та пригласила меня появляться в любой день. Она с удовольствием меня проконсультирует. Я получил сберкнижку, документы, распрощался и ушел. Думаю, что я произвел на них хорошее впечатление, особенно тем фактом, что я разведен. Штампа в паспорте еще нет, но надеюсь, через две недели будет.

К Валентине я пришел в семь часов, но предварительно зашел в магазин, купил шампанское, две коробки конфет и две большие шоколадки. Черный и молочный. По дороге увидел цветочный рынок, где купил большой букет красных роз. Оказывается, ее магазин работал до семи. Меня проводили к заведующей, которая всплеснула руками, глядя на мои покупки.

— Ну, зачем? Я рада Вас видеть и без подарков.

В течение десяти минут она приняла все отчеты. Сказала, что будет завтра с утра к девяти. Закрыла, опечатала магазин, сдала его под охрану и вот уже мы пошли с большим пакетом, куда она положила и мои покупки. В руке она бережно несла букет. Валя меня пригласила к себе домой, и это меня очень обрадовало. А когда сообщила, что хочет познакомить со взрослой дочерью, то это меня огорчило.

Я взял такси. Когда мы зашли в дом, я гордо понес тяжелый пакет, размышляя про вариант отступления. Но Валентина шла сзади меня, перекрывая пути отхода. Мы поднялись лифтом на шестой этаж. Валя позвонила. Двери открыла очень симпатичная девушка лет 17, хорошо сложенная и ухоженная. Она протянула мне ладошку:

— Катя. Мне мама много о Вас рассказывала, и я рада, что Вы все-таки решились прийти к нам.

Я открыл рот, но смог только произнести:

— Виктор Иванович.

Девушка Катя категорически сказала:

— Я Вас буду звать Витя. Ведь вы не претендуете на то, чтобы я вас называла папой?

Я не претендовал. Меня отправили мыть руки. Я по дороге огляделся. Три комнаты, импортная мебель, хрусталь, ковры. Одна комната — спальня с большой кроватью, почти разобранной. Во второй — односпальная кровать, на которой сегодня лежали. Туалет (я туда заглянул), ванна — импортная сантехника. Все очень красиво и добротно. Я сполоснул руки. Зашел в большую комнату. Диван, большой стол, красивые стулья. Много хрусталя и книг. Хорошо живут работники прилавка.

Стол накрыт на три персоны. Перечислять не буду, но поверьте — здорово приготовились. Стояла бутылка шампанского, бутылка коньяка, рюмки, фужеры. Порезан лимон с сахаром, открыты банки с красной и черной икрой. Словом, сделано все, чтобы произвести на меня впечатление. И произвели. Мне пришлось открыть коньяк и шампанское. Мы пили коньяк, а Катерина, на мое удивление, пила шампанское. Я разливал, мне интересно смотреть, как девчонка пьет, а мама ей разрешает.

Валентина переоделась, надела платье с большим декольте, чтобы показать свою грудь. Хоть это меня не касалось, но я не выдержал:

— А может, рановато Катерине пить шампанское?

Мама с дочкой дружно рассмеялись.

— Витя, Катя в 13 лет заявила о своем желании жить своим умом и самой определять свои поступки и манеру поведения. Я целыми днями на работе, так что осуществлять полный контроль я просто не могла. Она пообещала мне учиться на отлично и все свои проблемы решать сама. Конечно, я контролировала ее, как могла. В 16 лет Катя объявила, что имеет полное право на личную жизнь. Ты мама, конечно, можешь вмешиваться, но все равно я буду поступать, как хочу. Будешь скандалить, то я от тебя уеду, и ты больше меня не увидишь. Вот такой ультиматум она мне поставила. Она сама определяет свой стиль одежды, свою манеру поведения, своих друзей и подруг. Но со своей стороны делает все, чтобы мы были лучшими подругами. Школу она закончила с золотой медалью. Свободно разговаривает на английском языке. Сейчас учит французский. Хорошо играет на пианино. Рисует. У нее есть лучшая подруга, с которой она училась в одном классе, а теперь они едут в Ленинград на собеседование в один и тот же институт. Все равно, через пятнадцать дней она уезжает в абсолютно неконтролируемую мной жизнь. Я просто подсказываю ей, что вся ответственность за свои поступки ложится на ее плечи. Она сама кузнец своего счастья или автор своих бед.

За это время Катерина надела красивое платье, очень короткое и с большим вырезом. Первый тост за знакомство выпили до дна. Второй тост за окончание Катериной школы. Она на каникулах и будет поступать в какой-то Ленинградский институт. У нее только собеседование. Третий тост за красивых девушек и женщин. Четвертый за меня. А вот пятый тост меня удивил. Катя сказала, что надо со мной выпить на брудершафт. Причем они выпьют по одной, а я должен выпить с каждой и до дна.

Офицеры в таких случаях пасовать не могут. Валя выпила свою рюмку коньяка. Она уже хорошо поддала по выпивке, прижалась ко мне и секунд на 20 всосалась в меня, пытаясь залезть языком ко мне в рот. У нее получилось. Она перевела дыхание и поцеловала меня еще один раз.

Катя налила себе полный фужер шампанского, подошла ко мне. Мне пришлось наклониться. Мы выпили. Согласно обычая, она тоже прилипла ко мне и тоже засунула свой язычок мне в губы. Что делать я не знал, вероятно, у них такой домашний ритуал.

Завели музыку, и мы начали по очереди танцевать. Они обе прижимались ко мне и терлись об меня всеми выпуклыми частями тела. Валя уже достаточно пьяная, да и Катя теряла контроль над собой. Я начал отодвигаться от них во время танца. Брюки у меня тонкие, и все мое хозяйство торчало до самого ремня. Но они, видя это, веселились изо всех сил. Хихикали заразы.

Часы показывали одиннадцатый час. Я начал прощаться, но Катя заявила:

— Мама, ну, куда он пойдет? Я уже взрослая и все понимаю. Бери Витеньку, а я теперь его буду так называть, и только так, и веди его в спальню. Там вы и поговорите. Поближе познакомитесь, а может, и породнитесь.

— А я тебя буду называть Катенька, — сказал я ей.

— Заметано, — ответила она. — Вы ложитесь, я все уберу, помою. Тебе же завтра рано вставать, мама. А тебе, во сколько на работу?

И когда я сказал, что взял отгул, Катерина сказала матери:

— Ты иди завтра на работу, а как он проснется, я его накормлю завтраком и отправлю. Заметано?

Валя взяла меня за руку, повела в ванную, принесла халат:

— Ты раздевайся и ложись, а я помоюсь и приду.

Я вымылся, надел халат, забрал свои вещи. Зашла Валентина, я вышел. В дверях комнаты стояла Катя, уже в красивом халате, застегнутом всего на две пуговицы. Она взяла меня за руку, завела в спальню, показала, куда положить вещи. Подошла, прижалась, почувствовала мой столбик, рассмеялась, поцеловала, ну не детским поцелуем, пожелала беспокойной ночи, закрыла дверь за собой. Я честно признаться, ни хрена не понимал. Так и стоял возле кровати, пока не зашла Валя. Она выключила свет, сняла халат. Под ним трусики кружевные и такой же бюстгальтер, который еле держал грудь, и чуть-чуть прикрывал соски.

Мы легли, прижались друг к другу, я ее начал обнимать, снимать с нее бюстгальтер. Она потихоньку отбивалась. Кровать скрипела достаточно громко. Валя охала и сопела. Если слушать за дверью, то вообразить можно что угодно. Валя повернулась ко мне спиной. Лежа на боку, я пару раз поцеловал ее в шею и в ухо, но она не повернулась. Я засунул ей пальцы в трусы, и оказалось, что это стринги. Мой палец один и второй заскользили по ягодицам, добрались до анального отверстия. Я прошел дальше. Валентина сопела, изображая, что она уже уснула. Ну, уснула, так уснула. Я повел пальцы дальше, нащупал густую растительность, раздвинул ее и почувствовал, она мокрая. Валя чуть завозилась. Вдруг, выставила свою попу мне навстречу. Сама подалась вперед, ноги согнула в коленях, верхняя нога сдвинулась чуть вперед и вверх. Все в лучшем виде, но хозяйка вроде как спала. Я снял плавки, чуть навалился на нее, раздвигая шикарную растительность, и воткнул туда свой член. Некоторое время я двигался в ней потихоньку, а потом взял за плечи. Она сделала вид, что не понимает происходящего. Тогда я перевернул ее на спину и влез туда целиком. После трех вхождений, она застонала по-настоящему, потому, что я головкой достал до входа матки. Подняла ноги, обхватила меня руками и ногами. Теперь начала стонать по-взрослому. Я ей прикрыл рот рукой, но она все равно вдруг громко запричитала:

— Ой, как ты это делаешь. Еще, еще. Боже. У меня так никогда еще не было. Сильнее, Витенька. Я люблю тебя. Еще.

Мне показалось, двери спальни слегка приоткрылись, но за дверью свет выключен, а смотреть, что- же там, некогда.

Валя рыдала:

— Спусти в меня. Ну, пожалуйста.

Я поднял ее ноги на плечи до упора и всадил все свои сантиметры члена, вместе с яичками. Вопль, по-моему, слышали на первом этаже. Пришлось ослабить напор. Валя уже захлебнулась от оргазма, как и я. Мы замерли, а она, горячо меня, целуя, шептала, дрожа, как в лихорадке:

— Витенька, любимый. Прошу тебя, хватит на сегодня. Приходи, когда захочешь. Если хочешь, переезжай ко мне. Катька «за». Если ты сегодня продолжишь, то я умру. Вот в следующий раз, делай со мной все, что хочешь.

Я ее поцеловал, пожелал спокойной ночи и уснул. Наутро Валентина, уже одетая разбудила, поцеловав меня:

— Катька за тобой поухаживает. У нее возьми мои номера телефонов. Я жду твоего звонка. Мне некогда. Я уже опаздываю.

Я услышал, как закрылась входная дверь, но продолжал лежать, думая, что мне делать дальше. Я попросил на работе меня подменить до 11 часов. Как раз в это время нагрузки небольшие. Сейчас возьму такси и поеду на завод.

Дверь спальни приоткрылась, зашла Катя в короткой комбинации и, насколько я мог видеть, ни трусов, ни лифчика на ней нет.

Она подошла к кровати и полезла ко мне под простыню.

— Ну-ка, подвинься.

Я лежал без плавок. Она придвинулась ко мне вплотную. Ее комбинация задралась, и я почувствовал ее горячее тело, даже ее волосики, когда она ко мне еще плотнее прижалась. Положила руку сначала на живот, а потом, как будто играясь, дотронулась до моего торчащего члена.

— Ой, какой большой. Можно я посмотрю? Ну, одним глазиком?

Я затряс отрицательно головой, а она губами потянулась к моим губам. Я отвернул голову, но она все-таки губы достала, при этом приподнялась и легла на меня. Мои ноги расставлены, свои она сжала, вот так и легла между моими ногами, делая вид, что хочет поцеловать меня. Я начал поворачивать голову налево-направо, чтобы она не достала мои губы, а она двигалась на мне, играя, прижимаясь своей писечкой к моему члену.

— Ну, прекрати. Дай я встану, — попросил я ее.

Но ее уже не остановить. Она чуть раздвинула свои ноги, опустила свою руку, взяла меня за ствол.

— Ох, какой большой и толстый. Войди в меня, но только потихоньку.

С этими словами, она вставила мою головку в свою щелку. Прижалась плотнее, но член входить не хотел, там очень узко. Я уже перестал дергаться, будь что будет. Я сдвинул ноги, она раздвинула свои, села на меня. Одним движением сняла с себя комбинацию, рукой снова направила мой член в свою письку. Подняла его перпендикулярно и медленно, по сантиметру, начала на него опускаться. На лице у нее болезненная гримаса, но она засадила его уже наполовину. Мой член оказался зажат, как в тисках. Я уже не шевелился, боясь ее проткнуть или сделать ей больно. Но она, приподнявшись, начала опять опускаться.

— Витенька, помогай, я хочу тебя. Сделай мне больно. Приходи к нам жить. Я буду тоже твоя, как ты только захочешь. Я никого не любила. Но тебя полюбила, как только увидела. Возьми меня, Витенька. Я умоляю тебя. Сделай мне так, как ночью ты делал Вале. Я тоже хочу плакать и рыдать под тобой.

Пока она говорила, то все время двигалась на мне, загоняя член все глубже. Я взял ее за бедра. Двигая руками вверх-вниз, все-таки начал вгонять его медленно, но до упора. Катя охала, но терпела.

Мы вместе пошли в душ. Катя изумленно смотрела на мой опавший член.

— Все-таки, как интересно. Он у тебя был такой большой и твердый, а сейчас небольшой и мягкий. А как его вернуть в твердое состояние?

— Вот, будешь себя плохо вести, то он может от обиды затвердеть.

— С тобой я тогда все время буду плохо себя вести. Давай, завернемся в полотенца и пойдем, позавтракаем.

Мы сидели за столом, завтракали. Катерина вылила остатки шампанского в фужер, налила мне коньяка в рюмку, когда зазвонил телефон.

— Да, мама. Он уже на пороге. Завтраком я его накормила. Ты, когда будешь? Просто я хочу сейчас уйти. Даю трубку. Витя! Вернись от двери. Не уходи. Мама звонит.

— Когда буду? Дня через два позвоню, тогда договоримся. Да, через часик могу к тебе зайти, но минут на десять. Конечно, куплю. Нет. Куплю. Все, целую.

Мы выпили, поели, попили кофе. Я пошел в спальню одеваться. Катерина за мной. Полотенца с нее и с меня упали. Она опять схватила меня за ствол рукой. Стояла, прижавшись ко мне, стройная, молодая, красивая, с широко раскрытыми глазами и приоткрытыми губами. Через минуту меня уже трясло от желания. Член встал, как железный.

— Витя, а он хочет ко мне.

— А ты сама этого хочешь?

— Очень-очень.

Я подхватил ее на руки, положил на кровать. Она повернулась вниз животом и выпятила свою тугую попочку. Талия совсем тонкая, а поэтому бедра и выпяченный задик настолько аппетитные, что я не выдержал и стал массировать ее вход языком, стараясь залезть им туда поглубже.

— Я хочу. Я читала, первых три раза будет больно, но зато потом это ощущение ни с чем не сравнить. Пожалуйста. Войди в меня. Ведь ты умеешь быть нежным и ласковым.

Я понимал, в ближайшее время она этого добьется. Если не со мной, то с кем-то еще.

— Ну, будем продолжать?

— Да! Я очень-очень этого хочу.

Член вошел легко не только головкой, а почти на треть. Я остановился.

— А теперь двигайся сама.

Она начала двигаться. Сначала осторожно, но потом вошла в азарт.

— Не сходи с ума.

— Но мне так необычно. Так хорошо. Я сама буду контролировать, не мешай.

Вот это да. Я уже мешаю. Это новое для меня. Катя охала, стонала, но упорно старалась загнать его как можно дальше. Я вытащил член, но на это Катя громко и недовольно фыркнула. Я вошел в нее опять. Катя фыркать перестала, а начала помогать загонять его дальше. Через пять минут она подняла свои ножки мне на плечи.

Я оказался в изумлении. Взрослые бабы так быстро не адаптировались. Но эта игра меня уже завела. Я начал, уже не сдерживая себя, гонять ее изо всех сил. Катя кряхтела, стонала, охала, но требовала сильнее и глубже. Что же с ней будет года через три? Она уже кончила раза три.

Катерина почувствовала мои судороги в себе. Это ее достало. Она тоже забилась подо мной. Застонала, а мне пришлось закрыть ей рот рукой. Она укусила меня за палец, кстати достаточно сильно. Мы долго еще лежали, слившись в единое целое.

— Мне никогда еще не было так хорошо. Ведь ты у меня первый. Ты можешь прийти завтра в любое время? Два дня без тебя я могу не перенести.

— Как только я смогу, перезвоню.

— Лучше сразу в дверь. У нас остается до отъезда так мало дней.

Я собрался, попрощался и ушел. По дороге я зашел к Валентине. Она приготовила мне сумку с продуктами и чеком. Я ей вернул все деньги, выпил кофе.

— Витя! Ты знаешь, Катька в тебя влюбилась, поклялась, что со временем она тебя у меня отобьет, и выйдет за тебя замуж. Если она решает, то доводит решение до конца. Поберегись.

— А ты уступишь?

— Нет. Поделюсь, — засмеялась Валя. — Ты лучше скажи, когда тебя ждать? А я ждать буду очень-очень. Не теряй время, переезжай к нам жить.

— Спасибо. Я действительно рад, но есть препоны, которые надо убрать. Прежде всего, получить штамп в паспорте о разводе.

Я ее поцеловал и помчался на работу. На работе все нормально. Я сразу вошел в процесс, но мне позвонили из общежития. Оказалось, что у дежурной снова лежит повестка из суда, который состоится завтра в 11 часов утра. Когда после работы, я зашел к дежурной, то увидел Лидочку. Первую дежурную, оказавшуюся в моей кровати. Протягивая мне повестку, она очень убедительно попросила уделить хоть часочек времени для проведения чайной церемонии, которая ее потрясла такими глубокими древними традициями. Она как будто нырнула в нирвану. Ей очень хочется это сделать сегодня, причем по углубленной программе. Немного ошалевший от ее речи, я согласно кивнул головой. В десять часов вечера Лидочка запирала за собой мою дверь. Я раздетый лежал в постели, куда она нырнула без приглашения. До часу ночи она мне доказывала преимущества профессионалок перед любительницами. Азарт, большое желание и опять азарт заставили меня отдаваться без дураков. Когда Лидочка ушла, я остался полностью выжатый. Но и она еле двигалась. Уползла.

До начала суда я пришел в себя. Судьей оказался высокий симпатичный молодой мужик, примерно моего возраста. Может даже чуть моложе, но такого же роста и комплекции. Это ему представлена возможность за час разобраться в том клубке жизни, который мы с Ириной запутывали все годы нашей совместной жизни. Но какое бы решение он сегодня не принял, моего решения никто не изменит. Могут затянуть во времени, но переубедить меня сейчас не сможет никто. Рано или поздно, развод состоится. Конечно, лучше все закончить сегодня.

От соседнего стола мне приветливо улыбалась Ирина. Она пришла раньше со своим адвокатом. Она демонстративно мне машет руками, а потом посылает воздушный поцелуй.

— Встать! Суд идет!

Судья поднял молоток. Судя по всему, увидел ползущую по столу муху, потому что поднял молоток повыше. Изо всех сил грохнул молотком по столу. По мухе не попал, а поэтому стал еще более суровым.

— Слушается дело о разводе гражданина Рубина Виктора Ивановича и гражданки Рубиной Ирины Тимофеевны.

Ирина сидела за столом в твердой уверенности, что я уже давно сожалею о своем решении. Живу одинокий, покинутый. Без вещей, без денег, больной. Брошенный и голодный. Что просто жду удобного момента для извинений перед ней. Она громко сказала адвокату, но адресуя судье и мне:

— Думаю, Витя уже готов прекратить это представление. Ваша честь! Разрешите. Мои родители, инвалиды второй группы, и я готовы забыть все плохое, все разногласия. Вот сейчас, Витя, ты после тяжелой контузии, серьезных ранений, из-за своих психических расстройств остаешься раздетый, а уже приближается осень, потом зима. Живешь в заводском общежитии. Ты питаешься, где попало и чем попало. А ведь дома у тебя все есть. Машина, гаражи, дача, квартира, мебель. Живи, пользуйся и радуйся. Все годы нашей совместной жизни мы были счастливы. Это ничего, что ты инвалид, без специальности и образования. Что не можешь найти приличную работу. Мы твоя семья, всегда будем рядом в эти трудные минуты. Перестань капризничать, ведь это сказывается твоя контузия. Забирай свое заявление. Идем домой и будем жить спокойно. С завтрашнего дня активно начнем твое лечение. Будем ставить тебя на ноги.

Судья слушал ее, очень внимательно следил за моей реакцией на ее речь. Он еще раз полистал дело, а потом обратился ко мне:

— А Вы что скажете?

— Ваша честь! На имущество, тряпки, нажитые вместе, я не претендую. Я еще раз заявляю: мне ничего не нужно от этого благородного семейства. Все жизненные ценности людей у них сводятся к наличию барахла. Мне их жалости и сожаления не надо. Для них я псих, безработный, инвалид и бомж. Они громко хотят проявить жалость к убогому. При первой возможности засунут меня в психиатрическую больницу. Я офицер, прошел войну, служил после всех контузий еще три года. Ни там, ни здесь неполноценным меня не считают. Мне надо 2–3 года, чтобы твердо встать на ноги. Я заканчиваю КИСИ, учусь на пятом курсе, причем довольно успешно. Остался один год. Уже сейчас я зарабатываю столько, что через полгода будет у меня машина, квартира и остальное. Даже в три раза больше, лучше и качественнее. Наша эта семья умерла. Жена сама ее прикончила. Я Вас очень прошу, я настаиваю нас развести, а если возможно, то сегодня.

Ирина сложила из пальцев кукиш.

— Вот тебе, а не развод. Ты еще приползешь ко мне на коленях. Будешь умолять пустить тебя обратно. Не забывай, скоро осень и зима.

Судья спросил:

— У Вас есть, где жить? Вы работаете?

Я кивнул в ответ.

— Суд удаляется на совещание.

Ирина что-то бубнила своему адвокату, пыталась обратиться ко мне с угрозами, что она все равно не даст мне жить спокойно. А я все думал, как мне поступить с Валентиной, Катериной, Натальей. Я понял, что завяз, как муха в меде. Ирина уже оказалась в далеком прошлом, но все еще уверена, что без них я умру босой, нищий, голодный. Но потом до меня вдруг дошло: а ведь они связывают в своих планах свою будущую жизнь со мной. Значит, они твердо уверены, что я прорвусь, смогу решать все их проблемы, но, по привычке, хотят, чтобы я вернулся покорный и морально униженный, умоляя их о прощении и выпрашивая кусок колбасы, стоя возле холодильника.

— Встать! Суд идет!

Судья зачитал решение суда, из которого следовало — я холостой. Свободен. Ирина зарыдала:

— Вы не имеете права! Я своего согласия не давала и никогда не дам. Я буду на Вас жаловаться.

— Решение суда окончательное и обжалованию не подлежит, — отчеканил судья.

— Огромное Вам спасибо, — сказал я судье.

Он собрал документы, улыбнулся мне и вышел. Я не стал слушать вопли Ирины. Прямо из зала суда я вышел на дорогу новой жизни.

Приехал в свою комнату, где Павел с Ефимом работали над сметами. Из полученного пакета от Валентины, мы сделали себе обед и ужин. Мне надо заступать в ночную смену. Они ушли, а я пытался заснуть хотя бы на пару часов, но так и не сумел этого сделать. На работе эти проблемы не исчезли. Передо мной возник далеко не риторический вопрос: что делать с Валентиной и Катей? Ответа на этот вопрос я пока не находил.

По работе все шло нормально до четырех утра. При погрузке груза стропальщики стропы закрепили небрежно. Раньше такого не случалось. Вроде все трезвые. Две стропы из четырех сорвались с достаточно тяжелого ящика. Я стоял боком, момент отрыва строп я не видел, но услышал треск. Потом почувствовал сильный удар сзади. По закону подлости, конечно же, по травмированной левой руке, слева по спине, где осколочное ранение и добавило еще по позвоночнику. Меня хотели отправить в медпункт. Но я понимал, это ЧП на участок. Сразу же начнутся комиссии и проверки. Снимут все доплаты и премии. Я попросил ребят молчать. До восьми утра лежал в кабинете на участке. Грузчики чувствовали свою вину, все переругались, а виновнику начистили морду и немного попинали. Утром бригадир грузчиков Земляной загрузил меня в свою машину и отвез в хирургическое отделение военного госпиталя. Обычно замкнутый и молчаливый, он сказал мне:

— Виктор Иванович, Вы у нас недолго, но ребята Вас уважают.

Это признание и высшая рабочая награда. Начальник хирургического отделения вышел к нам в приемную.

— Какая неожиданность! Виктор Рубин. Давно ты в Виннице? Что случилось?

Я его не помнил. Оказалось, что это он ассистировал, когда меня штопали в Ташкенте. Там ему дали звание подполковника и отправили служить в Винницу. Звали его Николай Иванович.

— Зови меня просто Николаем.

Я ему все рассказал, даже то, что отвлекся в этот момент. Поэтому, кроме себя никого винить не хочу, как не хочу и фиксации производственной травмы. Николай внимательно осмотрел меня, помял мой позвоночник.

— Я через городской военкомат, выпишу тебе направление в наш военный санаторий на две недели. У них хорошая лечебная база, условия, питание. Там есть бассейн и различные виды водных процедур. Тебя полностью обследуют. Ребята тебе напишут историю болезни, где дадут еще дополнительные штрихи для медицинской комиссии для подтверждения группы инвалидности. Нет худа без добра. Тебе надо подлечиться. Ты на обследовании не был два года. Я тебе выпишу больничный лист, направление в санаторий. Зарегистрирую в городском военкомате. Но это мои проблемы. Ляжешь в понедельник. Я пойду туда с тобой. Вот тебе мой адрес. В субботу приглашаю в обед ко мне домой. В три часа и очень прошу, не опаздывай. Помянем ребят, кто ушел, вспомним живых. Отказа не принимаю.

Я пришел в общежитие. Через полчаса комната была заполнена. Пришли все, кто мог, в том числе и начальники. Пожелали выздоровления. С радостью убедились, что производственная травма на работе не зафиксирована. Согласились на больничный по болезни. Дали «добро» на двухнедельный отпуск для прохождения медицинской комиссии. Все успокоенные, помчались по рабочим местам. Прибежали две дежурные по общежитию.

— Звоните нам, если что надо. Мы будем заходить через час.

Приехали Павел с Ефимом. Посидели с час. Поехали собирать данные для будущих смет. Я их успокоил, что работу будем продолжать даже во время моего пребывания в санатории. Вечером появился огромный синяк на боку. Болела рука и спина. Спать пришлось самому и только на правом боку. К утру полегчало. Сегодня пятница. Позвонил Вале и Кате, можно ли приехать в гости. Валя освободится не раньше шести часов вечера, но предложила приехать к ним на обед. Катерина встретит и накормит.

— Можешь поспать до моего прихода. Ты же с дежурства?

— Спасибо. Воспользуюсь твоим приглашением.

— Катерина тебе колыбельную споет.

— Хорошо бы. До встречи.

— Да приезжай прямо сейчас, — радостно ойкнула Катя.

Я по дороге купил 2 бутылки лучшего красного шампанского, бутылку коньяка, бутылку полусладкого крымского вина. Две больших разных коробки конфет. Два больших букета белых и красных роз. По двадцать одной розе в каждом букете.

В 12 часов я уже звонил в дверь. Катерина завизжала в восторге от букета белых роз. Повисла на мне. Потом забрала пакет. Открыла бутылку вина. Налила в бокалы. Принесла халат:

— Мама звонила, что ты не спал ночь. Я задерну в спальне все шторы. Ты иди, переодевайся и в душ. Потом по бокалу вина и в койку спать, если ты только завтракал. Но пару бутербродов я тебе сделаю. Чтобы силы были. А они тебе будут сегодня очень нужны.

Я в спальне разделся. Снял даже плавки. Бок багрово синий, но болью отзывался только тогда, когда сильно надавишь. Рука тоже болела, но меньше, чем бок. Я надел халат, запахнулся. На столе все готово для принятия пищи. Мы подняли бокалы.

— Спасибо, Витя, что ты услышал меня и понял, как мало времени остается до моего отъезда. За нас с тобой.

Я побрел в душ, опасаясь появления Катерины, но она занята своими проблемами. После душа, Катя настояла выпить еще по одному бокалу.

— Мы должны это вино допить до прихода мамы.

Вино великолепное и довольно крепкое. Катерина пошла тоже под душ, а я начал свои эксперименты. Достал недопитую бутылку коньяка и влил грамм сто Кате в бокал с вином. Добавил вина до полного бокала. Попробовал. Коньяка почти не чувствуется. Катя пришла с мокрыми волосами.

— Давай выпьем до дна за нас, Витя, с тобой. Я просто счастлива, что встретила тебя на своем пути. К маме и прочим женщинам, пока я буду в отъезде, я не ревную. Все мужики одинаковые, в этом отношении. Но зато во всех других отношениях, ты лучше всех. Но, когда мы поженимся, я буду тебя очень ревновать. Ты тогда будешь мой и только мой. Но я тебя буду мучить так, что ты сам других женщин не захочешь. Ты согласен? Раз да, то пьем до дна.

Я надеялся, что после этого она свалится с ног. Я ее положу на кровать, и она уснет. Но через пятнадцать минут, она устроила настоящий стриптиз, раздевшись догола. Включила музыку. Оказывается, она пластичная, занималась немного спортивной гимнастикой и пением. Она танцевала голой для меня, упиваясь музыкой и ритмом танца. Это незабываемо красиво. В своем танце она подняла меня и отвела к кровати. В полумраке моих синяков не видно. Так же в танце, она сняла с меня халат. Повернувшись ко мне своей попочкой, положила мои руки себе на груди, заставив взять свои соски в пальцы. Груди тугие, соски еще небольшие. В это время она начала крутить попой. Член встал. Катя расставила ноги, наклонилась, взяла мой ствол и направила в свою писечку. Я держал ее за груди. Чуть задерживаясь на входе, член вошел в нее. Она начала вращать тазом, чуть отклоняясь, а потом вбивая его туда с размаху, но при этом громко вскрикивала и стонала. Я не мог понять, куда это все входит, где помещается.

Наконец она кончила.

— Перерыв, Витенька. Отдохни.

Я лег на кровать. Член у меня продолжал стоять. Катя с ним поигралась, Я очень хотел ее. Она меня завела до крепости бетонного столба. Начала она садиться очень осторожно. Хрен стоял перпендикулярно. Катя садилась сама. Я ее не трогал. Но когда она всадила его в себя полностью, я схватил ее за бедра, начал насаживать на себя, еще помогая себе своим тазом. Катя сначала ойкала, потом повизгивала, но вскоре начала громко стонать. Я все-таки кончил. Во время моего оргазма, зацепило и ее. Она закрутилась на мне, на моей дубинке. Сама себе закрывала рот, чтобы ее крик не услышали соседи. Простыня под нами оказалась мокрой от выделений.

Мы встали, пошли под душ. Я накинул на себя халат, а потом, когда я мылся, она поменяла простыни и наволочки на подушках. Я пришел опять в полумрак, надел плавки и лег. После душа зашла Катя и сказала:

— Спокойной ночи. Звонила мама. Она сказала, что придет пораньше. Я буду готовить обед. Кушать будем все вместе.

Наклонилась, поцеловала и вышла. О том, что я уже разведен, им решил пока не говорить. Заснул. Проснулся от того, что меня кто-то потихоньку целует. Это склонилась надо мной Валя в домашнем халате. Она сняла с себя халат, нырнула ко мне под простыню.

— Катя на часик пошла к подруге. Обещала, когда пойдет домой, то позвонит. Спросила у меня, хватит ли мне часа? Я ей обещала уложиться.

Я Валю обнял. На ней ничего из одежды и белья не осталось.

— Давай я сама с тебя сниму плавки, — предложила Валентина, а потом кокетливо добавила: — я ведь обещала выполнять любые твои желания. Требуй, мой господин.

— Давай, милая, сначала его поднимем.

Уговаривать его долго не пришлось. Через две минуты ее поцелуев по всему стволу, он уже стоял. Лег на спину:

— Давай, солнышко, сама. Получай удовольствие.

Видно, что она испытала облегчение.

— Валюша, давай договоримся. Тем, что тебе не нравится, мы заниматься не будем. Я хочу, чтобы ты получала только удовольствие.

Валя прижалась ко мне:

— Какой ты хороший. Ложись на меня.

Сначала потихоньку, не торопясь, поддразнивая, я ее завел. Я целовал ее. Мял груди. Щекотал языком уши и шею. Но сам все время на грани, не давал ей успокоится и не давая ей удовлетворения. Валя уже тяжело дышала, стонала, дрожала. Старалась, схватив крепко меня за задницу, загнать мой член в себя. Потом, не выдержав этой сладкой муки, назвала меня сволочью и мерзавцем. В это время раздался звонок в дверь.

— Ау! Вы уже проснулись?

Это пришла Катерина. Валя встала с постели злая и расстроенная. Катя это сразу просекла. Это привело ее в хорошее настроение. Они вдвоем накрыли стол. Поставили стулья. Получился опять ранний ужин. Мы сидели за столом, разговаривая, о чем попало, обсуждали последние новости, прочитанные книги, просмотренные фильмы, подготовку поездки Кати в Ленинград. Я им рассказал, что случайно встретил бывшего товарища, который оперировал меня в Ташкенте.

— А звать его Николай Иванович, — закончила за меня Катя. — Дело в том, что дочка Николая Ивановича моя лучшая подруга. Мы едем с ней в Ленинград.

После окончания этого ужина и возни с Валентиной, я решил пойти под душ. Мама с дочкой возились на кухне. Я стоял спиной к двери под струями воды. Не видел, как открылась дверь, когда услышал вскрик. Я повернулся и увидел, что Валентина смотрит с ужасом на мою спину. На крик ворвалась Катерина. Я вынужден повернуться к ним спиной. Такого количества охов и ахов я не слышал давно. Меня вытащили из-под душа, вытерли, надели плавки, положили на кровать, осмотрели с ног до головы, спереди и сзади. Потом состоялся консилиум, что со мной делать. Я им сказал про больничный, про санаторий на две недели.

— Сегодня только отдыхать. Завтра будешь тоже лежать, а в три пойдешь к Николаю Ивановичу. Потом опять вернешься к нам. Что будет в воскресенье, посмотрим.