— Ты женат? — спросила Тамила.

— Нет, — ответил Энверов.

— И не был?

— Нет. И не собираюсь.

— Почему?

— Ну, сперва жена куда ни шло, а потом она детей захочет, а я их терпеть не могу.

— За что?

— За то, что поселяется в доме такое маленькое, вонючее, заполняет квартиру, весь белый свет, все время. Да мне от одной мысли о гаженой пеленке мутит.

— Я поняла, — сказала Тамила. — Сблевать не сблюешь, а стошнит обязательно.

— Что?!

— Ой, это с другой страницы. Я хотела сказать: стошнить не стошнит, а сблюешь обязательно.

— Ты что говоришь? Что за хамские выражения слышу я из дамских уст румяных?

— Это цитата из великого произведения Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки».

— Какие кретинские книги читают наши пресловутые книгочеи! Кстати...

Как всегда после «кстати», вплетал он нечто, что было некстати вовсе и к предыдущему разговору отношения не имело.

— Кстати, вот я все хочу спросить: что такое «дизайн»?

— Художественная конструйня, — отвечал я с косогорчика. — А говорить надо не «пресловутые книгочеи», а «грамотеи фиговы».

— Это еще кто? — Энверов нахмурил красиво отрисованные соколиные брови свои. — Что ты тут делаешь?

— Этюд пишу.

Тамила тут же побежала посмотреть.

— Иди сюда! — воскликнула она. — Этюд-то хороший. Вон какой прелестный цвет небесный над крышами.

— Я не специалист по цвету небесному, — сухо промолвил Энверов.

— Он у нас специалист по маленькому и вонючему, — сказал я.

— Ты еще и подслушиваешь?

— Что ж тут подслушивать? Орете, как в рупор, громкость не регулируется, городок мал, остров невелик, всем слышно всё и всюду.

— Пойдем, — сказала Энверову Тамила, — сейчас катерок подойдет к пристани, мне ребята шампанское проспоренное привезут.

Они убыли по узкой неровной улочке, навстречу попался им Г., элегантный, в легкой спортивной курточке, с легендарной эспаньолкой. Он церемонно раскланялся с Тамилой.

— Почему он на тебя так смотрел?

— Как умеет, так и смотрит.

— Он что, клинья к тебе подбивает?

— Да какие клинья, — сказала Тамила, — какие клинья, я с ним жила три года.

— Ч-черт! — выкрикнул Энверов.

Он сказанул бы и хуже, но почему-то сдержался. Тут выкатился им навстречу заводной чертик на лисапете с трубою, махавший цилиндром, сопровождаемый группой любителей заводных игрушек или авторов оных.

Чертик попал на дорожную выбоину, свернул с пути, слетел бы с возвышенного бережка, да я успел его подхватить.

Сложив этюдник, собрав манатки в холщовую сумку, пошел я вдоль берега к Нининому дому. Поскольку остров был округл, куда ни пойди, налево или направо, путь вел именно к ее дому с двумя деревьями, липой и сосной. Но левая дуга никогда не была равна правой, неважно, откуда движешься, на длину дуги влияла не только отправная точка, но и рельеф, и застройка, и степень извилистости стежек с дорожками да бездорожных прибрежных трав, и то, что против часовой стрелки остров обходить всегда было легче, чем по часовой.