Сновидец Абгарка внезапно начал писать стихи:

Пришел человек Сосипатр совсем не тупой. Его звали жить на Монматр, но он был не такой.

— Что такое Монматр? — сурово спросил Клюзнер.

— Горное селение для художников, — ответил Абгарка.

Все кошки говорят мур-мур. Она в ответ открытки пишет. И я ей глажу маникюр, а ветер веточки колышет. Да, я принес тебе урон. Но ты понять меня и не пыталась. Порвал тебе капрон, и в злобе ты рассталась.

— Только про любовь? — спросил случайный посетитель с маленькой кружкой.

— Еще про Пушкина есть, — тихим голосом ответил новоиспеченный поэт незнакомому человеку:

Царские сатрапы в Царском Селе надели ливреи. Пушкин встретил царя в Декамероновой галерее. И смело в глаза ему сказал: «Ты пуст, как собственный твой бюст.

Но если честно, чаще про любовь:

Туда поеду, туда где нету белых ночей, а есть быстрый ручей, туда поеду, туда, где нет твоих белых плечей и обманных речей. Поеду навсегда.

— Все там будем, — сказал Бихтер.

Абгарка продолжал:

Мадмуазель, вы мне мозоль, раз вы газель, а я козел.

— Плохая рифма, — заметил Бихтер, — «мозоль» и «козел».

— На «козел» хорошая рифма «бензол», — сказал Толик.

— Что такое «бензол»? — спросил Клюзнер.

— Химия, — ответили из очереди.

Тут один из постоянно подливавших в кружку косорыловку из шкалика стал, приплясывая, петь «Семёновну», Шура захлопнула оконце свое, и поскольку причина собираться иссякла, очередь разошлась.

— Иссякла пена Иппокрены, —

задумчиво произнес Бихтер, —

едва я с музой пригубил…

Уходя, откликнулся Толик:

— Мне было море по колено, я «Жигулёвское» любил!