— Слезь с инструмента, — сурово сказал Клюзнер приходящему коту.

Тот покосился было на клавесин, но с рояля соскочил, пометался по комнате, утвердился в ее центре, стал драть когтями зеленый ковролин, издавая утробные вопли.

— Ты рехнулся, что ли? — воскликнул капельмейстер. — Пошел отсюда, кыш, иди на двор.

Кот выскочил на крыльцо, сел, прижмурился, задумался.

Когда он думал, сидел, слегка покачиваясь, словно пребывая в некоем трансе.

Ночью кот-пришелец не пошел на гулянку, остался в доме, лег в ноги, грел, тихо похрапывал, вздрагивал во сне. Иногда кот перебирался под бок, жался к сердцу, сворачивался клубочком на подушке у виска. «На слабое место норовит лечь, лечебный: то на сердце, то поближе к неудовлетворительно работающим мозгам». Ночь вступила в права, стихло под крышей.

Кот спал.

Уснул и временный хозяин его, прошел над его головою влекомый ветром с юга третий украинский фронт облаков, освобождая голубой светящийся свод небесный.