Пока Гарнет принимала на кухне ванну в деревянном корыте, Дженни гладила лучшее платье своей племянницы — из розового муслина с оборками и вставками из красного бархата. Платье, две широкие нижние юбки, пара изящных кружевных панталон и кринолин — все это было разложено на кровати, и Гарнет поглядывала на тетю с нескрываемым подозрением.

— Помнишь, какие свахи были у нас в Авалоне, тетушка? И с каким презрением ты к ним относилась? Однажды, когда они пытались сосватать тебя за старого бородатого холостяка, ты жаловалась мне: «Это же не Ноев ковчег, Господи, чтобы у всякой твари было по паре!» А теперь чем ты занимаешься?

Дженни, меняя утюги на горячей плите, с невинным видом промолвила:

— Просто я пытаюсь помочь твоему хрупкому суденышку пройти через бурное море.

— Вы с дядей Сетом, наверное, считаете себя самыми умными? Тоже мне парочка купидонов! Но учтите, ничего из вашей затеи не выйдет! Я согласилась поехать на праздник лишь потому, что знаю: без меня вы туда не отправились бы, а я не хочу лишать вас удовольствия.

Гарнет набрала полную пригоршню жидкого кастилского мыла, приобретенного Дженни, и подула на него, рассыпая радужные пузыри. Тетя, улыбаясь, наполнила кувшин и добавила в воду несколько капель нежнейшего одеколона.

— Встань, я окачу тебя.

— Ты расходуешь слишком много воды, тетя Дженни.

— В последующие несколько дней мы будем вовсе обходиться без воды.

Хотя Гарнет ворчала, что тетя обливает ее слишком холодной водой, Дженни невозмутимо закончила свое дело, заявив, что такая вода улучшает кровообращение. Затем она взяла большое мохнатое полотенце и принялась с силой растирать замерзшую девушку.

— Осторожней, ты сдерешь с меня кожу, тетушка!

— Ну что ты, милая! Только улучшу ее цвет, от моих стараний она станет розовой. Ах, если бы ты еще чуточки поправилась! Твоя грудь пока еще маловата. Может, подложить немного ваты?

Гарнет энергично затрясла головой:

— Никаких фальшивых фасадов, тетя Джен! Это же своего рода обман.

— Ну уж не знаю, — возразила Дженни. — Люди носят искусственные парики и вставные зубы, а твоя мама в последнем письме сообщила, что парижанки стали носить такие платья… знаешь, фасон которых увеличивает зад. Они называют это турнюрами. Элеонора обещала прислать нам иллюстрированный журнал мод.

— Не слишком ли много журналов мод для этой глухой деревни? — буркнула Гарнет.

— Да не раздражайся же ты! В надутом виде нет ничего хорошего, поверь мне. Гораздо более привлекательны ямочки на щеках, когда девушки улыбаются.

В завершение процедуры Дженни расчесала отливавшие серебром и золотом волосы Гарнет так, что они стали блестеть, как шелк, и увенчала их сверху вызывающе дерзким бантом из розового бархата.

— А почему бы тебе не привязать мне ленточку на хвост? — Никогда еще Гарнет в такой степени не чувствовала себя куклой, выставленной в витрине магазина для продажи.

— Ладно, ладно, не ворчи. Теперь сама пойду облачаться в доспехи, — улыбнулась Дженни — Как ты думаешь, мое платье из тафты цвета топаза не покажется слишком официальным?

— Конечно, но ты же все равно его наденешь. Ты бы в нем отправилась даже на охоту, лишь бы тебя в нем увидели.

Однако ничто не могло вывести Дженнифер из прекрасного настроения.

— Ты права, дорогая Но Сет очень горд возможностью вывести нас в свет. Иди пока в лавку и составь ему компанию. Только не садись — помнешь платье. И не выходи на улицу — ветер растреплет тебе волосы. Похоже, что он дует здесь не переставая весь год.

— Дышать можно? — вежливо поинтересовалась Гарнет.

— Можно — и поглубже, — посоветовала наставница. — Грудь будет полнее, корсаж — свободнее.

Ранчо Дюка измерялось не акрами, а милями. Не было никаких изгородей, обозначавших его границы. Столбы, отмечавшие присоединенные к нему в разное время участки, расходились во все стороны. Центральная усадьба представляла собой несколько необычное сооружение, в котором сочетались элементы испанской, североамериканской и техасской архитектуры. Построенное из камня, дерева и необожженного кирпича, здание имело фронтоны, арки и галереи сразу с трех сторон. Многочисленные хозяйственные помещения теснились вокруг главного дома без какого-либо порядка и системы.

Ожидая увидеть огромную гасиенду с уютным романтическим двориком-садом, Дженни была разочарована.

— Надо же, какое странное сооружение, — заметила она. — Довольно оригинальное, однако.

— Его строили, исходя прежде всего из соображений полезности, а не красоты, — пояснил Сет. — Но внутри главный дом хорошо обставлен и поддерживается слугами-мексиканцами в безукоризненной чистоте.

Гарнет про себя решила, что ранчо в целом представляет собой некий архитектурный винегрет. Интересно, Брант живет в большом доме или у него есть свой маленький? И как он смог притерпеться к подобному месту после прекрасного, роскошного поместья Грей Оукс? Она едва не пожалела его, но вспомнила, что верность памяти Дени не позволяет ей испытывать сочувствие к бывшему солдату Конфедерации.

Пространство перед домом уже было заполнено фургонами, экипажами, бричками, оседланными лошадьми, продолжали прибывать все новые. Гости прогуливались вокруг, обмениваясь приветствиями.

— Наше вам, Джордж! Не видал тебя чертову уйму времени! Я со своей собирался заглянуть к вам с Эффи Лу, да все было некогда.

— Джуд, а вон та симпатичная киска уж не твоя ли кроха Мелинда? Да, выросла! В последний раз я видел ее еще совсем малюткой, с косичками, как свинячий хвостик, и в фартучке.

— Опять разродилась. Тесе? Поздравляю, поздравляю! И как твоя малышка, это ведь девочка? Уже двенадцатая, если не ошибаюсь?

— А наш гениальный скрипач еще не подвалил? Надеюсь, он по пути не сломает себе руку или ногу! Сто лет уже не танцевала, аж кости заржавели.

— Вы слышали, у Бена Беккера амбар сгорел? Да-а-а, просто дотла, и весь урожай к дьяволу. А все почему? У Бена котелок не варит. Разве такое зерно на хранение кладут? Сплошная зелень! Вот и загорелось. Ну да мы ему новый отгрохаем, если, конечно, он нам как следует заплатит.

— И как ты их понимаешь, дядюшка? — спросила Гарнет.

— А почему бы и нет, моя радость? Они говорят по-техасски. У нас тут свой язык. — Сет направился к хозяевам, вышедшим поприветствовать гостей. — Чертовски рад видеть вас! Как здоровьице?

Мистер Дюк, одетый в парусиновые брюки и потертые башмаки, слегка прихрамывал из-за подагры, от миссис Дюк исходил густой запах лекарств. У нее было потемневшее от загара, морщинистое лицо, грубые, обветренные руки, во рту не хватало нескольких зубов, что, впрочем, не мешало ей широко улыбаться. Как и большинство женщин из числа приглашенных, она оделась очень просто: платье из грубой материи, выцветший чепец и прочные, но мало изящные ботинки. Некоторые из участниц праздника были явно беременны и мало заботились о стиле своей одежды.

Смущаясь изысканностью собственного наряда, Гарнет шепнула тете:

— Мы переборщили. Они решат, что мы ужасные снобы.

— Просто богатые янки не знают местных обычаев, — пожала плечами Дженни, рассматривая собравшихся. — Хотела бы я знать, где мистер Стил. Уж во всяком случае, думаю, не уехал на пастбище!

— Кого это интересует? — пробормотала Гарнет. — Может быть, он проведет этот день где-нибудь в другом месте, если Лэси Ли сюда не приглашена. Что-то я не вижу тут никого из работающих в салуне.

— Ты когда-нибудь видела столько угощения? Воздух насквозь пропитан самыми аппетитными запахами!

Шесть годовалых бычков и шесть больших свиней жарилось над длинными ямами, наполненными пылающими углями. Повара медленно поворачивали нанизанные на огромные вертела туши, отчего на многие мили вокруг распространялся дразнящий запах. В огромных почерневших железных котлах, установленных на треножники, варилась фасоль с беконом. Под пыльными деревьями уже были накрыты столы и поставлены скамейки, служанки-мексиканки расставляли блюда с жареными курами, салатами из картофеля и шинкованной капусты, бисквитами, маслом, джемами и желе, приправами, пирогами и печеньем.

— Здесь можно накормить целую армию.

— Ах, как нам повезло. — вдруг раздался голос Бранта Стила, появившегося возле них. — Рад, что вы решили навестить нас. — Он дружески протянул им руку, широко улыбаясь. — К тому же сейчас как раз наступило время плотно закусить.

— В Луизиане вы так не выражались, — строго заметила Гарнет:. Он пожал плечами:

— Когда в Риме…

— А вы бывали в Риме? — с неподдельным интересом перебила его Дженни.

— Да, мадам. Во время большого турне, когда я объехал Англию, Грецию, да и всю континентальную Европу в целом.

— Мы тоже бывали за границей, но тогда моей племяннице было всего пять лет. Нам посчастливилось посетить Всемирную выставку в Великобритании в 1853 году. Ты помнишь, дорогая, как беспокоилась: не упадет ли Лондонский мост?

Гарнет вспыхнула до самых корней волос, испытывая сильное желание спрятать словоохотливую тетю куда-нибудь в лондонский Тауэр.

— Что-то у меня от солнца разболелась голова, тетя. Давай зайдем в тень.

— Вам надо немного подкрепиться, — сказал Брант, услышав гонг, извещающий о начале трапезы. — Дан официальный сигнал к обеду. Выбирайте стол, пожалуйста! Я скоро присоединюсь к вам.

Хотя многие из блюд Гарнет пробовала впервые, она обнаружила, что ест с большим аппетитом. Наблюдая исподтишка за другими, она так же, как они, держала в руке кусок мяса за ребро и вытирала жирный сок с подбородка и пальцев специальным полотенцем, изготовленным из мешка для муки. Дженни заткнула эту импровизированную салфетку за вырез платья. Сет вел оживленную беседу со своими дружками, жадно поглощающими толстые ломти мяса и десятки бисквитов. Они уже заранее предвкушали послеобеденные развлечения — игру в карты и шашки, стрельбу по мишеням, родео — и спешили делать ставки.

Надежды Гарнет на скорый отъезд растаяли. Сет был в своей стихии, а Дженни завела новых подруг и, непринужденно болтая, ждала вечерних танцев. Вероятно, они пробудут тут до полуночи, а то и до утра. Ладно, она еще вытерпит танцы с Брантом Стилом, но никаких ночных скачек.

Как будто прочитав ее мысли, он предложил проехать по прерии при свете дня.

— Если, конечно, это не потребует от вас слишком большого напряжения, — исподволь подзадорил он ее.

— Я прекрасно себя чувствую, — заявила Гарнет. — Ты поедешь с нами, тетя Джен?

— Нет, спасибо, дорогая. Меня очень заинтересовала беседа о разведении кур.

— Но мы не можем с ним ехать вдвоем, тетя! Что подумают люди? Я ведь замужем, в конце концов.

— Именно поэтому ты и не нуждаешься в компаньонке, — мягко ответила Дженни. — Уверена, все знают тебя как леди, а мистера Стила как джентльмена.

Брант улыбнулся, увидев, что Гарнет растерянна:

— Я позабочусь о ней, мисс Темпл.

— О, за нее я совершенно спокойна, — сказала Дженни.

Трясясь в бричке по каменистой местности, Брант посоветовал:

— Вам лучше открыть зонтик, миссис Лейн. Иначе какая от него польза?

Гарнет так и сделала, но неожиданно налетевший порыв ветра вдруг вырвал у нее из рук хрупкую вещь и завертел в воздухе, как пушинку.

— Ой! — воскликнула девушка, видя, что, пролетев некоторое расстояние, зонтик приземлился в колючем кустарнике.

— Я достану его, — сказал Брант, поворачивая лошадь.

— Не утруждайте себя, — запротестовала она, помня, что на всем празднике только у них с Дженни были зонтики от солнца. — Все равно он теперь испорчен колючками этих ужасных кактусов.

— Здесь этот кустарник называют шаппа-раль — карликовый дуб, — пояснил он, — а эти неожиданные порывы ветра местные старожилы прозвали «техасскими дьяволами». Индейцы же в такую погоду обычно начинают ритуальные танцы, чтобы вызвать дождь.

— Разве здесь есть индейцы?

— Конечно, но они совершенно безобидны. Воинственные племена ушли вслед за стадами бизонов в Западный Техас. Это за сотни миль отсюда.

Гарнет успокоилась и принялась рассматривать бескрайний горизонт. Казалось, что бездонное бледно-голубое небо сливается с землей. Пейзаж был скучноватым и навевал чувство одиночества и тоски. Едва ли, подумала Гарнет, эта природа может вдохновить какого-нибудь художника.

— Диких животных тут, вероятно, приходится по тысяче на одного человека, — наконец произнесла она.

— Даже гораздо больше, Гарнет, потому что они за время войны сильно размножились.

— Я устала, и мне надоело любоваться этими колючими кустарниками. Отвезите меня, пожалуйста, обратно на ранчо.

— А мы и не покидали территорию ранчо, моя дорогая. Сейчас я покажу вам одно пристанище, используемое пастухами во время выгона скота на пастбища.

Он направил лошадь к видневшейся в отдалении хижине.

— Весной будет большой отгон скота на север — первый на ранчо Дюка после пятилетнего перерыва.

— Вы тоже поедете?

— Да. Мистер Дюк теперь не может подолгу находиться в седле, а я — его управляющий. Честно говоря, я здесь соскучился — мне хочется приключений.

— Дядя Сет гонял стада на дальние расстояния, когда был молодым, и говорит, что это опасно. Но всем нравится рисковать своей головой, не так ли? Бьюсь об заклад, вы тут же пошли в армию добровольцем, как только услышали о событии у форта Самтер.

— Разве ваш муж поступил иначе?

— Денис тогда еще был слишком молод. А потом у него просто не было выбора. На Севере война не вызвала такого патриотического подъема, как на Юге. Солдат в Федерации набирали по мобилизации. Это вы все были фанатиками.

— В Конфедерации тоже проводилась принудительная мобилизация.

— Правда? А я-то думала, все мятежники поголовно кинулись сражаться за свое славное дело, даже те, кто только что вырос из коротких штанишек.

— Пропаганда, — ответил Брант, натягивая поводья возле жалкой лачуги, покосившейся от непогоды.

— Это тот дворец, что вы хотели мне показать? — воскликнула насмешливо Гарнет.

— Не совсем. — Брант спрыгнул на землю и взял девушку на руки. — Я решил найти местечко, чтобы поговорить с вами наедине. До сих пор вы постоянно старались избегать меня. Но сейчас этого лучше не делать, Гарнет. Вы потеряетесь… а вокруг полно гремучих змей и койотов.

— Некоторые из них имеют человеческий облик, — в ярости прошипела она. — Вы меня заманили!

Он внес ее в дом, обстановка которого была весьма скромной: жесткие койки, грубо сколоченный дубовый стол и стулья, покрытые воловьей кожей. Заметив, что они вошли в дом так, как принято входить после венчания жениху и невесте, Гарнет окончательно рассвирепела:

— Опустите же меня на пол! — в смятении приказала она.

Ее взволновало то, с какой силой билось его сердце, когда он прижимал ее к себе.

Брант подчинился и осторожно поставил ее на ноги. Гарнет отступила на шаг и натолкнулась на стул. Маленькая хижина походила на клетку, и девушка почувствовала себя в ловушке. Кровь стучала у нее в ушах, глаза широко раскрылись.

— Не смотрите на меня так, — попросил он. — Ну, пожалуйста, Гарнет.

— Как?

— Как испуганный кролик в западне. Я не причиню вам вреда.

— А я откуда знаю?

— Я же говорю вам.

— Не хотите ли вы сказать, что никогда не лгали женщине?

— Никогда, если она для меня что-либо значила.

Гарнет, застыв, стояла и боялась посмотреть ему в глаза. Он осторожно прикоснулся к ней и нежно погладил по спине. Медленно, очень медленно Брант наклонился и поцеловал ее.

Ее еще никогда не целовали так нежно и страстно. Пытаясь вспомнить поцелуи Дени, она с удивлением отметила, что воспоминания крайне смутны и не вызывают у нее прежнего трепета. С трудом оторвавшись от жадных губ Бранта, Гарнет уткнулась лицом в его мощное плечо, желая, чтобы это объятие длилось вечно.

Он осторожно снял с нее шляпку, бросил на стол и кончиками пальцев прикоснулся к волосам.

— Я люблю вас, Гарнет.

— Нет, — крикнула она, неожиданно опомнившись. — Нет, Брант, нет!

— Да. И более того, я знаю, вы любите меня. Гарнет стиснула в руке свое обручальное кольцо, свою последнюю защиту.

— Снимите кольцо, Гарнет.

— О, нет!

— Человек, который подарил вам его, мертв. Не надо использовать его как преграду. Снимите его.

— Мне дурно, Брант. Я хочу выйти. Он покачал головой:

— Только не сейчас.

— Не валяйте дурака, Брант! Я не Лэси Ли, запомните это. И кроме того, я замужем. Он помрачнел.

— Если фотография, которую я видел, правильно передает сходство, вы были замужем за мальчиком, Гарнет. Я познал много женщин, но сомневаюсь, что вы когда-либо познали настоящего мужчину.

— И вы хотите, чтобы сейчас я наверстала упущенное?

— Я же сказал, я люблю вас.

— А я сказала вам: это невозможно!

— Послушайте меня, Гарнет! Я же не какой-нибудь молокосос. Вам понравилось то, что я только что делал. Вы уже забыли свое прошлое и отвечали мне, как зрелая женщина. Можете, конечно, отрицать это, но тем самым вы только добавите еще одну ложь к вашему самообману.

— На одну десятую вы — джентльмен, Брант Стил, но на девять десятых вы — ужасно самонадеянный тип! Юг защищали такие люди, как вы, и поэтому он повержен!

Злая гримаса искривила его рог:

— Наконец-то мы добрались до самой сути! Так вот что вам неприятно во мне больше всего. А теперь постарайтесь выслушать меня и понять, Гарнет.

Он на мгновение умолк, пытаясь собраться с мыслями. Надо объясниться именно сейчас. Нужно, чтобы хоть на минуту она увидела вещи его глазами, иначе Гарнет навсегда замкнется в своих предрассудках. Он глубоко вздохнул и посмотрел ей в лицо. Его взгляд был таким пронзительным, что она не смогла отвести глаз.

— Когда Луизиана отделилась от Федерации и вступила в Конфедерацию, у моей семьи не осталось выбора. Это был наш дом, наша земля, и мы сражались за нее. Вы думаете, такое решение далось легко? Вы думаете, мы радовались этому ужасу? Нет, но мы должны были заявить о верности своей родине, как сделал генерал Ди, покинувший армию США, чтобы защищать родную Вирджинию. Нам пришлось претерпеть и потерять гораздо больше, чем выпало на долю янки. И вашей семьи тоже.

— Совершенно заслуженная кара, — жестко отрезала она.

— Черт возьми, Гарнет! Это же был мой долг. Отбросьте же память о прошлом, ведь только она — главное препятствие между нами, и вы это понимаете.

— И мы также оба понимаем, Брант, что поступаем плохо, находясь наедине, как сейчас. Мы ведь могли совершить… непоправимое.

— Нет, мы поступаем правильно, — тихо произнес он, снова приближаясь к ней. — И… вам не переубедить меня в этом.

О Господи, конечно же, здесь не то место, где ему хотелось бы объяснить ей все, но он не вправе упускать шанс, которого ждал так давно. Рано или поздно ему надо рассказать Гарнет все, и теперь это время пришло.

— Гарнет, — начал он, — мы не совершили ничего дурного, потому что…

Его голос прервался, так как он почувствовал на себе ее насмешливый взгляд. Брант отвел глаза, затем решительно посмотрел прямо на нее и словно бросился в разверстую пропасть:

— Я должен был вам сказать это еще тогда, в Грей Оукс, но не смог себя заставить. Я был потрясен, когда увидел фотографию вашего мужа. Я хотел рассказать вам все, но не смог.

Гарнет почувствовала, как внутри у нее все холодеет, и хотя она продолжала не мигая смотреть на него, рассудок отказывался принимать эти слова.

— Ваш муж мертв, Гарнет. То, в чем все пытались убедить вас, — правда, — сказал он как можно мягче. — Вы — вдова.

— Нет, — прошептала она. — Вы лжете. Но по тому, как Гарнет это произнесла, он понял: она поверила ему.

Кровь отлила от ее лица, пристально глядя ему в глаза, она прошептала:

— Откуда вы знаете?

Брант рассказал ей все. Даже то, о чем хотел умолчать. Наконец он закончил:

— Денис и другие разведчики были застрелены при попытке к бегству. Клянусь, что, если бы он не попытался бежать, то просто оказался бы в числе прочих пленных. Поверьте, я не хотел его убивать, Гарнет. Это был просто случай. Во всем виновата эта проклятая война.

Казалось, ей стало дурно. Он испугался, увидев ее лицо, белое и неподвижное. Брант понимал, что его слова, как нож, вошли в ее сердце. Мгновение спустя Гарнет пошатнулась и, если бы он ее не подхватил, упала бы навзничь.

Гарнет очнулась на кровати. Брант осторожно похлопывал ее по щекам. Тело ее по-прежнему лежало недвижимо, словно мертвое, ожили только глаза, смотревшие с ненавистью.

— С вами все в порядке? — с беспокойством спросил он.

Она не ответила. Выражение ее глаз было красноречивей любых слов..

— Скажите что-нибудь, Гарнет. Пожалуйста. Это походило на пробуждение от страшного кошмара, когда обнаруживаешь, что реальность еще более ужасающа.

— Если он погиб, то почему командование ничего мне не сообщило? — дрожащим голосом произнесла она, причем так тихо, что Брант едва разобрал слова.

— Похоже, его бумаги затерялись. Я, действительно, не знаю, почему. Но военные канцелярии плохо работали по обе стороны фронта, Гарнет. Что, впрочем, объяснимо, учитывая их объем работы. Так всегда бывает на войне.

Медленно Гарнет приподнялась и села на кровати, отшатнувшись от протянутой к ней руки, как будто та была в крови. Затем она встала, вся дрожа от ненависти:

— Палач, — с яростью произнесла она. — Убийца!

— Гарнет, я же попытался объяснить вам ситуацию. А что я мог сделать? Позволить шпионам улизнуть? Гарнет, я не убивал вашего мужа. Я убил вражеского солдата.

— Но ведь он… он же был просто мальчишкой. Вы же сами сказали, — прорыдала она.

— Он был солдатом. И я был солдатом. Он выполнял свой приказ. А я — свой. Это была война, Гарнет.

— Да, это — война! — крикнула она, стремительным движением выхватив револьвер из его кобуры.

Она выстрелила, но Брант успел резко ударить ее по руке. Пуля вошла в пол, и он выхватил из рук девушки оружие, прежде чем она успела снова прицелиться. Не помня себя, Гарнет кинулась на него, царапаясь и пронзительно крича:

— Проклятый мятежник! Ненавижу тебя! И буду ненавидеть до самой смерти!

Затем она выбежала наружу, вскочила в бричку и раньше, чем он успел ей помешать, рванула поводья.

— Стойте! — закричал в испуге Брант. — Остановитесь, Гарнет, остановитесь! Вы не туда поехали! Езжайте на восток, а не на запад! Гарнет!

Он стоял, крича, на пороге и видел, как бричка стремительно понеслась по прерии навстречу солнцу. Эта безумная, неистовая скачка грозила бедой. Брант что было сил побежал к ранчо, чтобы взять там другую лошадь и попытаться догнать девушку.