Уже месяц сидела Одри Эллис за стойкой администратора в клинике Леди Делисл. Но только теперь она освоилась со своими обязанностями. Главное, вести дела так, чтобы врачи устраивали как можно меньше хаоса в расписании. Для этого пришлось какое-то время наблюдать за тем, кто как работает. Доктор Симз, которая возглавляла клинику и была самым высокооплачиваемым специалистом отделения, требовала от других точности, хотя сама вечно опаздывала и никогда не записывала, кто на какое время у нее назначен. Все равно с ней было проще иметь дело, чем с доктором Фрэнксом, который где-то пропадал целыми днями, а Одри приходилось извиняться за него перед пациентами.

У нее был маленький кабинет-приемная с раздвижным окошком, но она предпочитала сидеть за столом в холле, где были расставлены кресла и искусственные растения. Клиника занимала отдельное здание, построенное 10 лет назад, — мини-комплекс сборных конструкций, увенчанных крышей, которая протекла в первый же год. Клиника стояла на задворках главного здания больницы, которое было построено 150 лет назад под городскую богадельню. Мимо вечно сновали фургоны с грязным бельем. По прошествии четырех недель на новом месте Одри стала глядеть на клинику как на свой второй дом. Пройдет еще недели четыре, и ты совсем тут освоишься, уговаривала она себя.

Ничего тревожного или необычного здесь не происходило. Большинство пациентов, с которыми она общалась каждый день, выглядели настолько нормально, что запоминались с трудом. Все было точно так, как описывала Адель, та девушка, что работала на этом месте прежде, а потом ушла в декрет. Несмотря на это, Одри целыми днями чувствовала себя не в своей тарелке. Дважды она отдавала свой старенький «воксхолл» в мойку машин, которую организовали несколько постоянных пациентов клиники. И оба раза после этого перед поездкой тщательно проверяла багажник. Ей никак не удавалось избавиться от мысли, что один из них скрючился в багажнике, с усмешкой дожидаясь, когда она приедет домой и выключит фары у подъезда. В конце концов, откуда же берутся такие сцены в кинофильмах, если не из жизни?

— Мне нужно повидать доктора Фрэнкса, — сказал кто-то, и Одри, вздрогнув, подняла глаза. Она даже не слышала, как этот человек подошел.

Он был одет в пальто размера на два больше, чем нужно, под мышкой дешевый чемоданчик. Его глаза светились умом, сквозь который проглядывали отблески безумия.

Одри сказала:

— Доктора Фрэнкса сегодня не будет.

Даже если бы он пришел сегодня, как ожидалось, к этому времени его в клинике уже было не застать. Во второй половине дня он уходил.

— Вы можете ему позвонить? — спросил мужчина.

— Прием начнется завтра в десять утра. Если хотите, я могу записать вас…

Он наклонился вперед, опираясь свободной рукой о крышку стола.

— Мне нужна неотложная помощь.

Одри уставилась на его растопыренные пальцы, упиравшиеся в столешницу, отделанную под тиковое дерево. Ей показалось, что он вторгся в безопасное пространство, разделявшее их.

Она спросила:

— Вы у него лечились?

— Я Харпер, Джеймс Харпер. Он меня знает.

— Присядьте, пожалуйста, — произнесла Одри и, воспользовавшись предлогом, отодвинулась подальше от него. — Я посмотрю, что можно сделать.

Джим отошел и сел в одно из черных виниловых кресел в холле. Этих инвалидов списали сюда из другого отделения, и садиться на них нужно было умеючи, иначе они издавали ужасно неприличные звуки. Он положил чемоданчик на колени. Ему пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы спустя несколько минут опустить его на пол и отвернуться. Похоже, он начинал испытывать нездоровую зависимость от этого чемоданчика.

Джим был недалек от истины. В чемоданчике воплощалось все, что у него осталось в жизни, все, на что он мог положиться.

Он покинул клинику не так давно, но кое-что уже успело измениться за время его отсутствия. Вместо дружелюбной Адели, которая называла его Джимми и угощала кофе, появилась новая регистраторша. Эта была ужасно нервной. Он наблюдал за ней через справочное окошко, пока она разыскивала Фрэнкса по телефону.

Фрэнкс не рассердится, когда услышит его историю. Джим прикрыл глаза и настроился на ожидание.

Из игровой комнаты через коридор доносились детские голоса. Там резвились пациенты доктора Гупта из дефектологического отделения. Джим был рад возможности немного посидеть спокойно. Долгие переезды в автобусе всегда вызывали у него приступы тошноты.

Несколько минут спустя регистраторша вышла к нему.

— Доктор Фрэнкс уже выехал. Я сказала ему, что это срочно. Он едет из дома, — сказала она.

— Спасибо.

— Он передал, что вы можете подождать в его кабинете.

«И тут перемены», — подумал Джим, оглядывая кабинет Фрэнкса. Фотографии яхты, и призы, и мягкое «кресло пыток» — все выглядело так же. Но к другим игрушкам оргтехники Фрэнкс добавил компьютер-«ноутбук». Многие предметы в этом кабинете выдавали желание психотерапевта заниматься чем-то более интересным вне этих стен. Там, где другие врачи вешают свои дипломы, Фрэнкс поместил фотографию принадлежащей ему яхты «Розанчик» во время традиционных международных соревнований по парусному спорту «Фастнет».

Джим улыбнулся, прочитав название яхты. «Розанчик»! Ну и ну!

В кабинет Фрэнка зашла регистраторша. Она приостановилась было, увидев, что Джим оказался не там, где бы ему следовало, но потом немного успокоилась. В такой позиции их разделял стол.

Она принесла кое-какие журналы.

— К сожалению, это все, что у нас есть, — сказала она и положила номера журналов «Она», «Дом и сад» и «Пирушку». Все журналы были месячной давности.

— Это что-то новенькое, — сказал Джим и указал на компьютер.

Она нервозно улыбнулась, собираясь уже уходить.

— Это только эксперимент, — объяснила она. — Мы все никак не привыкнем.

Она прикрыла за собой дверь. Только теперь Джим вспомнил, что оставил чемоданчик в холле.

Он хотел было догнать регистраторшу, но дверь оказалась заперта.

Джим уже поднял кулак, собираясь барабанить в дверь, но потом передумал. Она, наверное, и так вообразила, что он насильник-рецидивист или бывший киллер. Ему не хотелось давать пищу ее фантазиям. Ситуация, прямо скажем, не слишком приятная, но, в конце концов, эти тонкие перегородки ничем не напоминают тюремные стены. А если понадобится спешно покинуть помещение, он подтащит стул к двум пустым картотечным ящикам, которые закрывают запасную дверь. Ее верхняя фрамуга приоткрыта.

Хотя после всего того, что на него сегодня обрушилось, он прекрасно обошелся бы без подобных упражнений. Скоро Ким Приор вернется из банка, и Линда узнает, что он побывал в ее комнате. Возможно, ей станет известно, что он принял по телефону сообщение, которое предназначалось ей. Она поймет, что ее прикрытие теперь потеряло всякий смысл. Для Джима началась после этого настоящая гонка с препятствиями, когда он лихорадочно собирал вещи и спускался по тропе в город, чтобы вовремя поспеть на автобусную станцию. По крайней мере, теперь он оказался там, где чувствовал себя в безопасности.

Он беспокойно шагал из угла в угол. Вся эта история начинала действовать ему на нервы, чего нельзя было допускать. Джим снова подошел к письменному столу и взял два мячика для гольфа, своеобразные четки Фрэнкса. Присев на край стола, он принялся катать их между ладонями. За спиной звякнул телефон: кто-то в клинике звонил по городской линии.

Джим обошел стол и сел в кресло Фрэнкса, глубокое кожаное кресло руководителя. Попытался вычислить, сколько времени Фрэнкс будет добираться из дома до клиники. Никогда еще Джим не испытывал такого сильного желания выговориться.

На мячиках был логотип. Джим зажег лампу и поднес их к свету. Надпись почти стерлась, но Джим все же прочитал «Эпетелин — безопасный препарат, снижающий аппетит». Пониже в кружочке стояло название фирмы, но его было не разобрать. Рекламные образцы. Пока Джим лечился в клинике, они появились повсюду: ручки с надписями, рекламные блокноты и любые канцтовары, на которых умещался товарный знак.

Фрэнкс будет недоволен, что Джим перестал принимать лекарства и ставил на себе эксперимент на выживание, но тут уж ничего не поделаешь. Он положил мячики для гольфа обратно на стол и огляделся.

На глаза ему попалась желтая пластиковая подставка с надписью «Ингалятор Иверсин», подставка для ручки — «Пищевая добавка Проботин. Метастатин. Антибактериальное средство Зоналин».

Джим зажег верхний свет. На всех рекламных продуктах стояло название одной и той же фирмы.

Ему показалось, что в комнате похолодало.

Джим медленно передвинул стул поближе к компьютеру. Под экраном осталось продолговатое пятно там, где раньше была наклейка. Компьютер был из дорогих. Джим включил его.

— Это Медик, — загорелось на экране. — Ваш пароль?

Джим помедлил и одним пальцем напечатал «Розанчик».

— Добрый день, доктор Фрэнкс. Кто сегодня наш первый пациент?

— Джеймс Харпер.

— Попробуйте еще раз.

— Харпер Джеймс.

— Харпер Джеймс занесен в специальный файл, доступ к которому ограничен. Ваш пароль?

Джим не мог решиться целую минуту. Но дольше откладывать было нельзя: машина могла отключиться автоматически.

Он напечатал: «Октябрь».

Экран моментально заполнился цифрами и данными. Джим нажал кнопку, и экран погас. Надо было уходить.

Картотечные шкафчики опасно зашатались, когда он влезал на них. Фрамуга открывалась со скрипом. Она вела в комнату пустого хирургического склада. Джим протиснулся в образовавшееся отверстие, на мгновение перенес всю тяжесть тела на полочку, явно для этого не предназначенную, и спрыгнул на плитки пола.

Он прислушался у двери, кажется, все тихо. Склад был тоже заперт, но его можно было открыть изнутри. Джим вышел в коридор, скудный свет гаснущего дня струился сквозь застекленный потолок. Если незаметно забрать свой чемоданчик и выйти, он скроется прежде, чем его хватятся.

Регистраторша ретировалась из холла в свой кабинетик. Она говорила по телефону, повернувшись к справочному окошку спиной. Джим подхватил свой чемоданчик и направился к двери.

С улицы по ступенькам поднимались два санитара в белых халатах. Один маленький, жилистый, с рыжими волосами, другой телосложением и меланхолическим выражением лица напоминал полярного медведя. Джим видел их впервые, но когда они вошли в холл, по их лицам Джим понял, что они узнали его.

Подхватив чемоданчик под мышку, Джим развернулся и бросился бежать.

Санитары еще не успели пересечь холл, как Джим оказался в дальнем конце коридора. Он ввалился в игровую комнату, перескочил через нарисованную пальцами луну, пролетел мимо перемазанных красками ребятишек, смотревших на него с разинутыми ртами, и, не сбавляя скорости, ударил плечом в дверь пожарного выхода. Пломбы сломались, двери распахнулись на улицу, и Джим очутился на пустыре позади больницы.

Джим пересек служебную дорожку. Санитары спешили за ним. Один из них вымазался в краске и сильно прихрамывал. Рядом высилась клиника, словно собор из красного кирпича, опутанный стальными пожарными лестницами. Он перескочил через бордюр и побежал по траве. Где-то сзади к реву сирен добавился автомобильный гудок: санитары чуть не угодили под колеса машины с грязным бельем.

Разрыв между Джимом и его преследователями увеличился, но в любую минуту все могло измениться. Он даже не знал хорошенько, в какую сторону бежит. Ему было известно, что клинику со всех сторон окружает стена высотой в десять футов. Чтобы добраться до главного выхода, нужно было пересечь всю территорию клиники.

Кусты роз хватали за ноги. Казалось он несет не чемоданчик, а тяжелую наковальню. Стараясь держаться поближе к высокой готической стене больницы, он завернул за ближайший угол.

И оказался в западне.

Все выходы и главная дорога находились на противоположной стороне здания. Он стоял во внутреннем дворике больницы, между двумя полукруглыми корпусами. С трех сторон на него смотрели окна пяти этажей, ни одной двери не было.

Джим услышал, как кто-то из санитаров зовет его по имени. Значит, еще не настолько сбился с дыхания.

Они покажутся из-за угла в любую минуту. Джим лихорадочно стал искать окно, любое открытое окно на нижнем этаже. Заметив одно, он побежал к нему. Джим просунул свой чемоданчик, услышал, как тот шлепнулся на пол, подтянулся на руках и влез в окно. Головой он нырнул в потоки горячего пара: кругом стояли аппараты для обработки белья. Они так грохотали, что Джим мог фанфарами ознаменовать свое появление: его все равно никто бы не заметил. Да кругом никого и не было.

Первым делом Джим выглянул в окно. Оба санитара уже были в саду и безуспешно искали его. Наверное, они решили, что он испарился. Джим подхватил чемоданчик и пошел к двери, чтобы послушать, что там творится.

Кто-то шел по коридору.

Помещение было маленькое, и Джим заметил только одно местечко, где можно спрятаться. Если скрючиться и не шевелиться, за барабаном автоклава как раз хватит места. Если кто-нибудь найдет его там, Джим проведет несколько веселых минут, пытаясь объяснить, что он здесь делает.

Для чемоданчика места уже не было. За дверью раздался металлический лязг. Подходящее местечко для чемодана Джим обнаружил на полке, где были штабелями сложены новенькие судна, завернутые в бумагу. Чемодан упал в щель, а Джим рухнул на пол как раз в ту секунду, когда в комнату, пятясь, вошла сестра-негритянка, толкая за собой больничную каталку.

Джим тяжело дышал, но старался при этом не шуметь. А поскольку он почти сложился пополам, в боку начались колики. Он закрыл глаза и попробовал заговорить боль.

— Ты знаешь, что я делаю с теми, кто подглядывает, — вдруг произнесла негритянка. У Джима все похолодело внутри.

Он начал было выпрямляться, но тут до него дошло, что медсестра разговаривает вовсе не с ним.

— Да брось ты, — раздался чей-то голос. — Я совершенно вымотался.

Слова доносились из-за окна. Голос мог принадлежать белому медведю. Джим снова скрючился за барабаном автоклава.

— Сюда никто не заходил? — спросил Медведь.

— Нет. А что? — поинтересовалась негритянка.

— Тут где-то псих один бегает, из психиатрического отделения.

— Еще один? — устало и недоверчиво спросила сестра.

— Да. Закрой окно, хорошо?

«Не смотри на чемодан, — молил Джим, — не смотри».

— Тут и так уже, как у черта в сауне.

— Ненадолго. Пока его не поймаем, — прозвучал в отдалении голос Медведя.

Несколько секунд спустя Джим услышал, как скрипнуло окно, прикрытое негритянкой чисто символически.

«Не смотри на чемодан! — заклинал Джим еще несколько минут, пока она выгружала из тележки мешки с грязным бельем. — И Бога ради, не заглядывай сюда».

Напевая, негритянка закончила работу и повезла каталку из комнаты.

Только бы выбраться из госпиталя! Здесь слишком много ходов и выходов, вряд ли их успели взять под наблюдение. Для этого нужно время. «Не спеши, — приказал он себе. — Постарайся выглядеть естественно».

Джим успел пройти по коридору ярдов пятнадцать.

— Куда это вы направляетесь?

Джим понял: она обращается именно к нему. «Голосок» прозвучал как удар кнута. Джим обернулся и увидел девушку в форме медсестры. Она была маленького роста и казалась не старше подростка, но по голосу ей можно было дать лет тысячу, не меньше.

— Я не туда свернул? — спросил Джим.

При этих словах сестра вздохнула и возвела очи горе, словно собираясь пересчитать плитки на потолке.

— Сюда проходите. Осталось только пять минут, — сказала она.

Он покорно пошел за ней до конца коридора и дальше в двойные двери. Его так ошеломила эта встреча, что он даже не задавался вопросом, куда идет и зачем. Они оказались в женской палате коек на пятьдесят. Шел прием посетителей.

— Благодарю вас, — сказал Джим и понес свой чемоданчик мимо сестринского поста, уставленного цветами и заваленного историями болезней.

Он медленно шел по центральному проходу, по обеим сторонам которого стояли кровати, застеленные больничным бельем, но иногда попадались кружевные простыни, принесенные из дома. У половины больных были посетители. У других кроватей стояли пустые стулья. Зачастую и сами кровати казались пустыми. Их обитательницы выглядели такими хрупкими и старыми, что их трудно было заметить под одеялом.

«Все уже наверняка поняли, что я не тот, за кого себя выдаю», — решил Джим, дойдя до конца прохода. Другого выхода из палаты не было. Когда у него хватило смелости оглянуться, медсестра по-прежнему смотрела в его сторону.

Он остановился в ногах кровати, у которой не было посетителя. Лежащая на ней старушка была желтой и высохшей, словно мумия. Редкие седые волосы аккуратно расчесаны. Глаза, напоминавшие тусклые бусины, смотрели в пространство, не замечая присутствия Джима.

Джим опустил чемоданчик на пол у кровати и придвинул стул, чувствуя себя подлецом.

Старушка была хрупкая, как бумажный змей из папиросной бумаги. Джим тихо произнес:

— Я надеюсь, вы не будете возражать. Я только на минутку и потом уйду.

Уйду куда? Последним его пристанищем была клиника, больше ему некуда было идти. В дальнем конце палаты медсестра разговаривала с одной из нянечек и, кажется, опять смотрела в его сторону. Руки старушки свободно лежали на груди, поверх теплой пижамы. Джим взял ее руку в свои. Словно несколько прутиков очутилось в его ладони. Она не сопротивлялась. Только теперь Джим ощутил, что она сознает его присутствие и испытывает волнение. Ее рука дрожала, как птичка. Как канарейка, которую Гранди между делом раздавил и выбросил, явившись ему в кошмаре прошлой ночью. Может быть, стоило обратить больше внимания на это видение, которое оказалось реальностью, а он не решился ее осознать.

— Я знаю, кто вы, — сказала сестра, остановившись в ногах кровати, и Джим, как после ледяного душа, вернулся к ощущению реальности. Рука старушки все еще подрагивала в его пальцах.

— Миссис Алленби говорит только о своем Джордже, — произнесла сестра, обходя кровать и глядя на бесплотную тень на подушке с профессиональным сочувствием. — Больше ни о чем.

— Правда? — пробормотал Джим, уставясь в пол в ожидании неминуемого разоблачения.

— Она верила, что вы непременно сдержите обещание.

Грейс Алленби уставилась в пространство, напрягая остатки сил на поддержание признаков жизни.

— Я не мог выбраться раньше. Я и сейчас только на минуту, — сказал Джим, чувствуя себя последним мерзавцем.

Сестра наклонилась вперед и, похоже, увидела в старушке нечто такое, чего не замечал Джим:

— Она что-то хочет сказать.

Сейчас она его выдаст! Морщинистые губы чуть искривились. Джим наклонился ближе, понимая, что он это вполне заслужил.

— Джордж! — прошептала она. — Джордж!

Сухонькая ручка пожала его пальцы.

О, Линда.