Линда привезла его назад в Базель, в свою квартиру, в основном потому, что им просто некуда было больше податься. За окнами машины сменялись пейзажи гор, шоссе, городских пригородов. Линда поглядывала на Джима, чтобы определить его настроение. Он сгорбился на переднем сиденье, словно кто-то выпустил из него воздух, почти не разговаривал. Всю дорогу он сидел, уставившись на приборную доску или на резиновый коврик под ногами. Кажется, он даже не заметил, как она поставила машину под деревьями на дорожке, идущей вдоль реки. Ей пришлось дважды назвать его имя после того, как она выключила мотор, чтобы он очнулся.

— Вот мы и дома, — сказала она. — Во всяком случае, на какое-то время это наш дом. Пока не решим, что делать дальше.

Он оглядывался как человек, который только что проснулся после глубокого сна. Дом на набережной выглядел современно, и машины, стоявшие вокруг него, были сплошь «ягуары», «мерседесы» или высококлассные скандинавские модели.

— Вот где ты живешь? — Он произнес это так, словно не очень этому верил.

— В данный момент, — сказала она. — Но не думаю, что это будет долго продолжаться. Это жилье мне предоставили в качестве компенсации за те услуги, которые с меня еще не потребовали.

Поднимаясь в квартиру, они никого не встретили, что было большим облегчением. Она не имела представления, были ли среди жильцов дома другие служащие компании «Ризингер-Жено», к тому же после падения в загоне для собак костюм Джима слишком бросался в глаза. Оказавшись в квартире, Линда накинула на дверь цепочку. Джим стоял посредине гостиной, опустив на пол дорожную сумку. Комната была не слишком большая, но почти пустая. Через обеденную нишу можно было пройти на встроенную кухню, с другой стороны две ступеньки вели в спальни и ванную комнату. Хотя Линда развесила по стенам свои картины, казалось, что сюда еще никто не въехал.

Она подошла к нему:

— О, Джим, — сказала она второй раз за этот день. — Что же мы будем делать?

— Я не знаю, Линда. Они у меня отняли все. Похоже, это конец.

Она повернула его лицом к себе и заглянула в глаза:

— Ну, будет тебе. Они поимели нас обоих, но мы еще ходим, дышим. У меня появилось несколько идей.

— Например?

— Адвокаты, письменные показания, пресса. Возможно, мы не сможем победить компанию, но хотя бы защитим себя.

— Об этом не может быть речи, — сказал Джим. — Я теряю контроль над действительностью. Я уже больше не могу доверять тому, что вижу или слышу. Все то время, что я пробыл в тюрьме, мне казалось, что границы исчезли и я свободно перемещаюсь из одного состояния в другое. То же самое случилось в собачьем загоне. Я уже не знаю, где реальный мир, а где нет. Я даже не уверен, что тебе безопасно находиться со мной рядом.

Она стряхнула соломинку у него со щеки:

— Я все-таки рискну.

— Нет, ты не понимаешь, — сказал он. — Я хочу сказать, что это больше от меня не зависит. Я слышу все, что происходит в других сферах, они это тоже понимают. Я стал походить на огонь — подходить близко опасно.

— Я уже сказала, что хочу рискнуть. — Она отступила на шаг и оглядела его с головы до ног. — Ты почувствуешь себя гораздо лучше, если перестанешь походить на зверя, сбежавшего из зоопарка. Давай-ка я покажу тебе, где ванная, а потом сварю кофе. Ты сам почувствуешь разницу.

— Конечно. — Он произнес это так, словно не слишком в это верил.

Она повела его по ступенькам в небольшой коридорчик, соединявший гостиную с остальными комнатами, в том числе с ванной, оборудованной на диво: здесь были золотые краны «дельфин» и ванна, вделанная в пол. Ей случалось жить в квартирах, которые были меньше этой ванной комнаты. Она собралась сказать ему об этом, пока отрывала дверь, но увидела, что Джим стоит как вкопанный. Он уставился на дверь той маленькой комнаты в конце коридора, что была не больше шкафа.

— Что случилось? — поинтересовалась она.

Джим попытался выдавить улыбку.

— Может быть это покажется тебе странным, но не могла бы ты открыть эту дверь и показать мне, что там за ней?

Она посмотрела на дверь. На ее взгляд, дверь ничем не отличалась от остальных, обычная межкомнатная дверь из шести панелей в старом викторианском стиле, окрашенная белой краской, с фаянсовой ручкой. Она вела в так называемую третью спальню, в которой не было окон и которая вряд ли заслуживала названия комнаты из-за своих размеров.

Она распахнула перед ним дверь и зажгла свет. В комнате ничего не было, если не считать картонных коробок, которые остались со времен ее переезда, она сложила их и прислонила к стене. У лампочки даже не было абажура.

— Прекрасно. Спасибо. — Он заметно успокоился.

— Интересно, что ты ожидал здесь найти?

— Ничего. На минуту мне показалось, что эта дверь ведет куда-то еще, вот и все. Я должен был убедиться.

Они пошли в ванную комнату.

— Вот это ванная! Надеюсь, здесь не бывает перебоев с водоснабжением.

— Пользуйся, пока есть возможность. Не запирай дверь, я принесу кофе и присоединюсь к тебе.

— Давай. — Впервые он немного повеселел. — Это должно поддержать моральный дух армии.

Она ушла, оставив его возиться с кранами, а сама направилась в кухню. Теперь она была не одна в квартире, и та больше не казалась ей такой неуютной. Возможно, в данный момент их перспективы не кажутся столь уж блестящими, но если приложить немного усилий и чуточку воображения, она была уверена, что они выкрутятся.

Она вновь почувствовала прилив оптимизма пока включала на кухне свет: за окном уже начало темнеть.

Ее швырнули к стене за дверью, зажав ладонью нос и рот. Ей не хватало воздуха; когда она пыталась высвободиться, ее усилия приводили к тому, что хватка становилась плотнее. Сильные пальцы впивались в шею, перебирали мышцы на горле, отыскивая болевые точки, причиняя ей невыносимую боль.

Продолжалось все недолго. Француз наконец нашел ее «выключатель» и выключил, как лампу.

— Ты не сказала, где у тебя полотенца, — сказал Джим, спускаясь на две ступеньки в гостиную, которая погружалась в сумерки, и тут он замер. Он видел кусок освещенной кухни, но видел не Линду, а какого-то горбатого зверя неясных очертаний, он никак не мог понять, что это за зверь, пока тот не повернулся и не двинулся в его сторону. Теперь Джим различил двух человек, один из которых висел тряпичной пункт, а второй поддерживал его одной рукой.

— Зажги свет, — сказал тот, что повыше.

Джим сначала было колебался, потом оглядел комнату. На стене у ступеней он увидел три выключателя и пошел к ним.

— Медленно, — приказала фигура.

Свет лампы только подтвердил то, о чем он уже догадывался. Даниэль легко держал Линду одной рукой, растопыренные пальцы поддерживали ее за челюсть, так что она висела, как тряпичная кукла. В другой руке он держал нож, кажется, это был тот самый нож из Лувра.

— Кто тебя послал? — тихо спросил Джим. — Ризингер или его дочь?

— Вряд ли это сейчас имеет значение. В любом случае я пришел за тобой.

— Почему?

— Из-за того, что было в Париже. Потому что я профессионал, а ты оставил меня в дураках.

— Я всего-навсего одолжил Рашель десять франков. Я не отвечаю за то, что случилось потом.

Даниэль пожал плечами, словно он прекрасно понимал Джима, но ничем не мог помочь:

— Но ведь я не могу наказать мадемуазель Жено, верно?

Все произошло стремительно. Даниэль даже не закончил фразу, и Джим не успел уклониться в сторону. Никогда прежде не доводилось ему видеть метателя ножей, только в цирке, и он никогда не поверил бы, что кто-то способен двигаться с такой силой и скоростью. Все случилось быстро и аккуратно, как при игре в дартс. Против такого мастера Джим оказался медлительным и неповоротливым, он успел лишь поднять руку — жест довольно жалкий для самозащиты. В ту же секунду он понял, что он уже покойник. Прости, Линда. Я сделал все, что мог, но меня обошли.

Нож прошел под прямым углом сквозь его левую ладонь и застрял в ней.

Рукоятка ножа касалась ладони, лезвие вышло наружу с тыльной стороны. Удар был нанесен так точно, что кровь потекла лишь пару секунд спустя. Даниэль уставился на него, не веря своим глазам, словно надежный и простой прием на этот раз не сработал.

Джим ничего не чувствовал. Лезвие вонзилось в нечувствительную зону, которую он упражнял больше года. Ну и что ему теперь делать?

— Ты отдашь мне нож! — приказал Даниэль и встряхнул Линду, чтобы продемонстрировать Джиму, что ситуацию контролирует он. Но Даниэль уже начал уставать, Джим увидел, что рука, поддерживавшая Линду, стала едва заметно дрожать.

Джим все еще стоял с поднятой рукой, словно нож пригвоздил ее к воздуху.

— Отпусти ее, — сказал он. — У тебя же нет с ней счетов.

— Она была бы уже покойницей, если бы у нас были счеты. С ней разберутся другие. А сейчас отдай мне нож, или у них не будет случая повстречаться с ней.

Джим посмотрел на свою рассеченную руку. Его все еще удивляло, что рука не болит, словно все происходит во сне. На одно короткое мгновение он подумал, что, может быть, это сон, раз эти два состояния слились до такой степени, что он не может различить их. Но его потрясение было реальным, реально было ощущение крови, которая широкой рекой струилась по руке и исчезала в рукаве.

Медленно он опустился и сел на ступеньку.

— Я жду, — сказал Даниэль.

Джим ощущал на себе его взгляд гадюки. Линда не шевелилась, не издавала ни звука. «Разожмись», — приказал Джим своей руке, полагаясь скорее на воспоминание о ее работоспособности, тем самым пытаясь заставить ее повиноваться в тех участках, где больше не возникало обратной связи. Сначала ничего не получалось, но вот его пальцы начали медленно разжиматься.

Он посмотрел на Даниэля.

— Похоже, у меня ничего не выйдет.

— Похоже, у тебя нет выбора.

Рукоятка была шершавая, ее легко удержать в руке. Джим потянул. Поначалу она не поддавалась, потом он почувствовал слабые всасывающие ощущения, исходившие из мертвой зоны, они походили на сигналы из забытой страны. Нож прошел между костями ладони, не задев их, но мышцы отказывались возвращать лезвие обратно.

Наверное, он не смог бы смотреть со стороны, как это проделывает кто-то другой. Правая рука его дрожала от усилий.

Наконец показалось острие.

— Оботри его, — приказал Даниэль.

Джим согнул поврежденную руку, чтобы не капать, склонился над ступенькой и попытался вытереть нож о ковер. Сначала ничего не выходило, он даже уронил нож, но со второго раза пошло лучше.

— А теперь отдай его мне, — сказал Даниэль. — На коленях.

О Господи, одной крови этому парню мало! Джима мучил страх за Линду и душил гнев, который он не смел обнаружить. Джим медленно двинулся к Даниэлю. В эту минуту Линда издала какие-то звуки, всего лишь слабое бормотание, напоминавшее повизгивание сонного щенка. Во всяком случае, теперь Джим знал, что она жива и, возможно, скоро очнется. У него был нож Даниэля, но не было его сноровки в обращении с этим оружием. Их разделяло ярда четыре.

— Теперь возьми его за лезвие и протяни мне, — сказал Даниэль.

Джим сделал, как ему было сказано. Бессловесная скотина, ведомая на убой.

Даниэль взялся за нож.

Джим не отпустил лезвие.

«Если собака в состоянии сделать это», — подумал он, — я тоже смогу.

Даниэль не пытался тянуть нож к себе. Он просто стоял и смотрел на Джима сверху вниз, глаза его вылезали из орбит, рот был разинут от удивления, словно он схватился за провод под напряжением, который теперь не мог выпустить из рук. Джим медленно встал, по-прежнему держась за лезвие. Даниэль наконец выпустил Линду, она упала на пол.

— Ты не понимаешь, что с тобой происходит, Даниэль? Что ж, это естественно. Я целый год пытался понять, даже думал, что схожу с ума.

Даниэль все глядел на него.

— Теперь ты видишь мир таким, каким его вижу я, — сказал Джим. — Мне пришлось научиться с этим жить. Большинство людей видит вещи такими, каковы они есть, но мне довелось увидеть также изнанку вещей. Ты думал, что принесешь мне смерть? Вот что я тебе на это скажу: я был там, ничего особенного в этом месте нет. Бывают вещи и похуже. Хочешь взглянуть какие?

Даниэль пытался покачать головой. У его ног на полу зашевелилась Линда.

— Идем, — сказал Джим, — это тут неподалеку.

Линда очнулась и тут же почувствовала чудовищную боль в шее и плечах, словно в нее вонзали тысячи мечей под разными углами. Голова горела, но воспоминание о последних секундах перед обмороком было ясным. И сейчас она никак не могла увязать это воспоминание с тем, что происходило на ее глазах, когда она оторвала взгляд от кровавой дорожки, которая змеилась на ковре. Она видела, как Джим Харпер ведет за руку француза, словно капризного ребенка, поднимается с ним по ступенькам, заходит в коридор, ведущий к спальням, и оба исчезают из виду.

Она услышала, как Джим говорит французу:

— Я скажу тебе, куда мы идем. Я вижу это место каждый раз, когда закрываю глаза. Я научился жить с этим. Весь вопрос в том, сумеешь ли ты?

Минуту спустя раздался крик.

Линда попыталась встать, но у нее подкосились ноги. Она вновь сумела приподняться, но пришлось ухватиться за край дивана, чтобы обрести равновесие. Она не знала, кто кричит, но понимала, что впервые слышит слабый образчик того, что называется смертным ужасом.

Отпустив диван, она пошла увереннее, направляясь в сторону спальни.

Крик доносился из маленькой комнаты-шкафа в конце коридора. Дверь в комнату медленно закрывалась, словно кто-то внутри потянул ее на себя и занялся другими делами.

Она закрылась, но не защелкнулась и распахнулась опять. В то короткое мгновение, когда комната была изолирована от коридора, все звуки внутри прекратились так внезапно, словно оборвалась пленка магнитофона.

Она подошла к двери и распахнула ее.

Посредине комнаты стоял Джим Харпер. Он был один. В руке он за лезвие держал метательный нож. Линда остановилась на пороге, не решаясь войти, он поднял на нее глаза.

«Что случилось? — хотела она спросить. — Куда он девался?» — Но у нее куда-то пропал голос.

Джим кинул нож на пол и помог ей выйти из комнаты. В гостиной он усадил ее на диван, принес полотенца, намоченные в холодной воде, чтобы приложить к кровоподтекам. В кухне он обнаружил полбутылки виски из магазина, торгующего без пошлины, — она уже успела позабыть об этой бутылке — и уговорил ее сделать несколько глотков. Виски обожгло горло, но помогло избавиться от приступа удушья.

Позаботившись о ней, он сел на диван рядом.

— Я ошибался, — сказал он. — Это еще не конец. Я вынужден покинуть тебя ненадолго. Я не знаю, сколько это продлится.

Она пыталась выяснить, куда он хочет отправиться.

— Не спрашивай. У нас все будет в порядке. Когда я покончу с ними, они не смогут добраться до нас опять.

Потом он отнес ее и уложил в кровать. У нее болело все тело и она слишком устала, чтобы сопротивляться. Он укрыл ее и пристроил Мистера Медведя у локтя.

Когда она проснулась на следующее утро, Джима уже не было.