Оставшуюся часть дня я, образно говоря, был объят страхом: я испытывал ужас перед симулятором. Теперь он казался мне чем-то жутким, зловещим — электронным монстром, который проникся какой-то целью, взлелеял в душе своей некий замысел и каким-то образом ворвался в мой мир, чтобы умертвить Фуллера и забрать в свое чрево Линча.

В конце концов мне пришло в голову, что тот Мортон Линч, которого я разглядел в виртуальном фойе отеля, представляет собой всего-навсего реактивную единицу, которая лишь внешне похожа на Линча. Однако только на следующее утро я осознал, что можно произвести простую проверку. С этой мыслью я помчался в информационный отдел. В файле под названием «Род занятий» я принялся искать в разделе «Службы охраны». Ничего из того, что требовалось, не нашел. Предположив, что профессия Линча виртуального может оказаться ближайшим эквивалентом профессии настоящего Линча, я поискал в разделе «Полиция». Никаких результатов.

И тогда, предположив, что я вполне мог заподозрить подвох, который никто не собирался устраивать, я решил пойти более прямым путем и перешел к алфавитной картотеке.

В последнем досье под буквой «Л» значилось: «Линч, Мортон, ИРЕ-7683».

У меня дрожали руки, когда я читал дополнительную информацию об этой единице. ИРЕ-7683 была введена в симулятор три месяца назад самим доктором Фуллером!

Неожиданно на поверхность начало всплывать одно неясное воспоминание, и я мысленно воскресил одно обстоятельство, которое померкло в моей памяти, видимо, из-за своей незначительности. В качестве шутки Фуллер смоделировал одну из единиц, вплоть до мелочей скопировав ее с реального Линча, а потом решил шокировать директора службы безопасности, предложив ему в порядке контроля заглянуть в симулятор, где Линч смог наблюдать… самого себя.

Я ликовал. Я доказал — по крайней мере, себе самому, — что когда-то Мортон Линч все-таки существовал!

А если все-таки нет?

И вновь у меня защемило в груди, вновь мной овладело чувство полной безнадежности, когда я стал рассматривать альтернативный вариант, еще один разумный довод, который мог все объяснить: а что, если основанием для моей веры в существование Линча послужили перешедшие в подсознание сведения о том, что такой персонаж в свое время ввели в машину? Может быть, это воспоминание, погребенное в глубинах подсознания, продолжало тайно бередить мне душу и разрастаться исподволь, пока наконец не разрослось до такой степени, что я создал себе воображаемого Линча в реальном мире?

В подавленном настроении я покинул здание компании и без всякой цели прошел мимо пикета сборщиков информации, оставаясь на обычном тротуаре, где я мог чувствовать под ногами приятную твердость бетона. Мне хотелось просто идти и идти, пока я не выйду из города и не затеряюсь в пустых тихих полях. Но тут я подумал о своей последней поездке за город, и возникшее было страстное желание тут же исчезло.

На углу меня остановил «приставала».

— Я провожу опрос мнений об осенних стилях мужской одежды, — объявил он.

Я лишь молча смотрел сквозь него.

— Вы одобряете широкие лацканы? — начал он.

Но едва он открыл свой блокнот, я зашагал дальше по улице.

— Эй, вернитесь! — крикнул опрашиватель. — Я скажу, чтобы вас оштрафовали!

За углом под указателем пешеходного перехода помещалось информационное табло, на котором сияла кричащая надпись: «Сборщики информации в опасности! Законодательное собрание выдвинуло законопроект о запрещении опросов общественного мнения!»

Даже это — прямое указание на то, что Сискин уже начал «дергать за веревочки», чтобы разделаться с Ассоциацией сборщиков информации, — не произвело на меня никакого впечатления.

Пока я там стоял, ко мне приблизился еще один опрашиватель. Очень тихо, уголком рта он произнес:

— Ради всего святого… ради собственного же блага, Холл, забудьте про всю эту чертовщину!

Услышав такое пугающее предупреждение, я вздрогнул и хотел схватить того человека за руку, но мне удалось лишь сорвать его нарукавную повязку, в то время как он резко развернулся и исчез в толпе.

Этого не было, сказал я себе, застыв в оцепенении. Мне просто привиделось, будто здесь только что был опрашиватель. Но как-то слабо верится, что это галлюцинация, когда засовываешь в карман повязку, сорванную с руки «призрака».

Из непрерывного потока летящих в воздухе машин вырвался один аэромобиль и остановился у обочины дороги.

— Дуг! — весело крикнула из машины Джинкс. — Я как раз собиралась спросить: не хочешь со мной пообедать? — Тут она поняла по моему лицу, что я в полной прострации. — Залезай, Дуг.

Я послушно забрался в машину, и Джинкс повела ее к взлетному «островку». Через несколько секунд мы стали взлетать.

Мы поднялись над самым высоким из уровней регулируемого движения, где машина зависла неподвижно, и Джинкс включила систему автоматического режима, чтобы аэромобиль не сносило ветром. Мы сидели в кабине высоко над городом.

— Ну, — осторожно начала она, — что стряслось? Поругался с Сискином?

Она приоткрыла прозрачный колпак машины, и ворвавшийся внутрь освежающий ветер сдул с моих мыслей паутину противоречий, в которой эти самые мысли безнадежно запутались, застыв неподвижно. Но, вырвавшись на свободу, мысли мои были все еще слишком слабы, чтобы справиться с тем, что не поддавалось точному определению.

— Дуг? — сказала Джинкс, чтобы прервать мое молчание. Ветер подхватил прядь ее блестящих волос и прижал к прозрачному плексигласу.

В чем я был уверен, так это в том, что время интриг прошло. Требовалось узнать — действительно ли она была со мной неискренней или же эта неискренность тоже являлась плодом моего воображения?

— Джинкс, — спросил я ее напрямик, — что ты от меня скрываешь?

Она быстро отвела взгляд. И мои подозрения усилились.

— Мне нужно знать! — крикнул я. — Со мной что-то происходит. Господи, я не хочу еще и тебя в это впутывать!

Ее глаза увлажнились, и губы едва заметно задрожали.

— Ладно, — упрямо продолжал я. — Перейду к сути дела. Твоего отца убили из-за какой-то секретной информации, которой он располагал. Единственный человек, который что-то об этом знал, исчезает. На мою жизнь совершают два покушения. У меня прямо на глазах куда-то пропадает дорога. Какой-то опрашиватель, которого я раньше в глаза не видел, подходит ко мне и советует забыть обо всем.

Джинкс зарыдала. Но я не испытывал к ней жалости. Все сказанное мной было наполнено для нее неким особым смыслом. В этом я не сомневался. Теперь ей оставалось только признать, что каким-то образом она тоже являлась частью происходящих таинственных событий.

— Ах, Дуг! — взмолилась она. — А ты не можешь просто взять и обо всем забыть?

Но разве не то же самое рекомендовал мне тот сборщик информации?

— Неужели не видишь, что тебе пора остановиться? — умоляла Джинкс. — Неужели не понимаешь, что ты с собой делаешь?

Что я с собой делаю?

И тут я все понял. Она не скрывала ничего! То, что я принимал за ложные увертки, на самом деле было с ее стороны проявлением сострадания. Она лишь пыталась успокоить меня, отвести мои мысли от необоснованных подозрений, покончить с моей одержимостью!

Она почувствовала, что я веду себя странно. Возможно, Коллингсворт рассказал ей о том, что случилось у Хромоногого. А основой для ее заботы обо мне служили разрушающиеся мечты. Она лелеяла свою детскую влюбленность все время, пока подрастала и взрослела, — и все это только для того, чтобы наткнуться на препятствие к исполнению своей мечты в виде того, что она явно расценила как ментальную неустойчивость моей психики.

— Извини, Дуг, — сказала она, и в ее голосе сквозила полнейшая безнадежность. — Я высажу тебя внизу.

Мне нечего было на это ответить…

Вторую половину дня я провел у Хромоногого, где выкурил столько сигарет, что временами возникало ощущение, будто у меня во рту горелая тряпка, но справиться с этим мне помогали порции «скотча-астероида», которые я заказывал чаще, чем обычно.

После заката солнца я принялся бесцельно бродить по почти опустевшим улицам центра города. В конце концов я встал на автоматический скоростной тротуар, направление маршрута которого даже не заметил.

Через некоторое время ночной холодный воздух заставил меня смутно осознать, в каком направлении меня несет. Доехав до конечной платформы, я осмотрелся и понял, что нахожусь в спальном районе относительно недалеко от того места, где живет Эвери Коллингсворт. Разве можно было при сложившихся обстоятельствах представить себе более подходящий пункт назначения, чем дом консультанта по психологии?

Естественно, Эвери удивился, увидев меня.

— Слушай, ты где пропадал? — Он провел меня в свой кабинет. — Я искал тебя полдня, чтобы ты одобрил новую партию реактивных единиц.

— У меня было одно дело вне стен офиса.

Конечно, он обратил внимание на мой помятый вид, но тактично промолчал.

Дом Коллингсворта очень явно свидетельствовал о том, что здесь живет холостяк. В его кабинете, по-видимому, месяцами не наводили порядок. Но почему-то я почувствовал себя очень уютно в этой комнате, где стояли стопки самых разных книг, стол был завален барахлом, а пол усеян скомканными бумажными листами.

— Как насчет того, чтобы выпить? — предложил он, когда я сел в кресло.

— Скотч. Неразбавленный.

Автобармен незамедлительно выполнил заказ, и Эвери подал мне стакан. Улыбаясь, он провел рукой по серебристым седым волосам.

— Могу еще предложить бритву и чистую рубашку.

Я улыбнулся в ответ и осушил стакан. Эвери подвинул ко мне стул и сел.

— Ну, теперь ты можешь рассказать мне все.

— Это будет нелегко.

— Дело касается Зенона? Кого-то по имени Мортон Линч? Таких вещей, да?

Я кивнул.

— Я рад, что ты пришел, Дуг. Чертовски рад. Проблема не только в рисунке и Линче, я прав?

— Проблема гораздо серьезнее. И я толком не знаю, как начать.

Он откинулся на спинку стула:

— Помнится, с неделю назад я говорил что-то о смешивании психологии и симулектроники, когда в результате рождается много престранных выводов. Дай-ка я процитирую себя самого: «Вряд ли можно вводить людей в машину и не начать при этом задумываться об основной сущности и людей, и машин». Может быть, от этого и отталкиваться?

Я стал рассказывать. Я выложил все. И все время, пока я говорил, выражение лица Эвери не менялось. Когда я закончил, он встал и принялся расхаживать по комнате взад-вперед.

— Во-первых, — посоветовал он, — не занимайся самоуничижением. Посмотри на это с объективной точки зрения. У Фуллера тоже были проблемы. О нет, его отклонения не развились так сильно, как у тебя. Но ведь он не работал с симулятором на такой продвинутой стадии, на которой приходится работать тебе.

— Что ты хочешь сказать?

— То, что ту разновидность работы, которой занимаешься ты, невозможно успешно выполнять без неизбежных в подобном случае психологических последствий.

— Не понимаю.

— Дуг, ты — своего рода бог. Ты — всемогущий властитель целого города псевдолюдей — своеобразного аналога мироздания. Иногда тебе приходится совершать поступки, которые противоречат твоим моральным убеждениям, например такие, как удаление, стирание электронной сущности. Результат? Угрызения совести. Итак, что же мы, по сути, имеем? Взлеты и падения. Фазы блаженного ликования, которые сменяются погружением в пучину самобичевания. У тебя бывают подобные реакции?

— Да. — Только теперь я понял, что так оно и есть.

— А ты знаешь, какое состояние я только что описал?

Я кивнул и прошептал:

— Паранойю.

Эвери рассмеялся:

— Но это всего лишь ложная паранойя — наведенное состояние. Да, серьезная штука. Налицо все типичные признаки: мания величия, потеря контактности, мания преследования, галлюцинации. — Он сделал паузу. Затем снова заговорил каким-то особенно доверительным тоном: — Разве ты не видишь, что происходит? Ты ликвидируешь виртуальную реактивную единицу и воображаешь, будто кто-то исчезает в твоем собственном мире. Перепрограммируешь опыт прошлых событий, переживание прошлого для своего искусственного населения и думаешь, будто в окружающий тебя мир вмешиваются какие-то силы.

Даже в том смятении, в котором я пребывал, мне удалось оценить логику его объяснений.

— Допустим, ты прав. И что же тогда мне со всем этим делать?

— Ты уже сделал девяносто процентов того, что тебе следовало. Самое важное здесь — это осознание ситуации и стремление совладать с самим собой. — Внезапно он встал. — Сделай себе еще выпить, а я пока пойду позвоню кое-кому.

К моменту возвращения Эвери я уже не только допил виски, но и почти успел побриться в ванной, смежной с кабинетом.

— Ай да молодчина! — похвалил он. — Сейчас принесу рубашку.

Но когда он вернулся, я снова скис.

— А что ты скажешь о потерях сознания? Ведь, по крайней мере, они-то реальны.

— О, я уверен, что они реальны — в психосоматическом смысле. Твоя целостность восстает против идеи психоза. Вот и получается, что ты ищешь оправдание, чтобы не упасть в собственных глазах. Потери сознания переводят психическую проблему в целом на органический уровень, снимая ее остроту, помогают тебе не чувствовать себя слишком униженным.

Когда я закончил одеваться, он проводил меня к двери и сказал:

— Чистая рубашка пришлась тебе как раз кстати.

Эти слова не имели для меня никакого смысла, пока я не обнаружил, что перед домом Коллингсворта припарковала свою машину Дороти Форд. Вот и выяснилось, кому и зачем звонил по видеофону Эвери. Милая, добрая Дороти, видимо, с радостью согласилась помочь мне «взбодриться» — а именно это, скорее всего, предложил ей Коллингсворт, решив, что мне это нужно позарез. И не важно, действительно ли девушка горит желанием выступить в роли своеобразной «сестры милосердия». Главное, что ей предоставился удобный случай присмотреть за «имуществом» Сискина.

Но я не возражал.

Мы стрелой устремились в темную тишь и неподвижно зависли между роскошным небесным шатром, усеянным холодными звездами, и сияющим ковром из городских огней. На фоне изгиба плексигласового купола аэромобиля Дороти смотрелась как на картине, где преобладали теплые и мягкие цвета. Ее льняные волосы, на которых играли отблески света приборной панели, служили золотистой рамкой для улыбки — живой и страстной.

— Итак, — сказала Дороти, приподнимая безупречной формы округлые плечи, — мне предлагать план действий? Или у вас есть собственные идеи?

— Это Коллингсворт предложил вам выйти на сцену?

Она кивнула:

— Он решил, что вас нужно «растормошить». — Она рассмеялась. — А я как раз та девушка, которая на это способна!

— Интересная разновидность терапии.

— Но это так и есть! — Ее глаза озорно и многозначительно блестели.

И тут вдруг она стала серьезной.

— Дуг, мы оба выполняем работу, каждый свою. Более чем очевидно: моя работа — это следить, чтобы вы благополучно оставались за пазухой Великого Коротышки. Но почему бы нам при этом еще и не повеселиться? Идет?

— Идет. — Я взял ее за руку. — Так что же у нас в программе?

— Как насчет чего-нибудь… по-настоящему классного?

— Например? — настороженно поинтересовался я.

— Один-два разряда кортикального стимулятора.

Я снисходительно улыбнулся.

— Ну не надо строить из себя такого жуткого сухаря-зануду! — язвительно произнесла она. — Это же не запрещено.

— Вот уж не думал, что вы относитесь к типу людей, которым может понадобиться электронная стимуляция мозга.

— Да мне-то она как раз без надобности. — Дороти погладила меня по руке. — Но, дорогой, доктор Коллингсворт говорит, что она понадобится тебе.

Заведение под названием «Уголок мозгового штурма» располагалось в северной части центра города и помещалось в скромном одноэтажном здании, которое примостилось между двумя уносящимися ввысь обелисками из стекла и бетона. Перед зданием резвилась группка подвижных и шумливых подростков, которые толкали друг друга и время от времени, оседлав свои драндулеты, взмывали в воздух, пересекая почти пустые транспортные трассы. В конечном итоге им предстояло наскрести деньжат в меру своих скромных возможностей и в складчину профинансировать кого-то одного из группы, обеспечив очередному избраннику серию электронных ударов по мозгам.

Внутри в зале ожидания сидели терпеливые и кроткие клиенты, слушая музыку или потягивая напитки. В основном это были женщины в летах; они явно стеснялись, но, тем не менее, было заметно, что им не терпится попасть на сеанс. Мало кому из клиентов, включая мужчин, было меньше тридцати пяти, и это свидетельствовало о том, что людям молодого возраста, как правило, не требовалось бежать от жизни с помощью кортикальной стимуляции.

Нам пришлось ждать совсем недолго, потому что Дороти сказала секретарше, что нас интересует самый дорогой сеанс для двух человек в одном контуре.

Нас тут же, без промедления, пригласили в роскошный альков. Мягко лилась омнифоническая музыка, отражаясь от стильных гобеленов. В теплом воздухе стоял пряный аромат.

Мы сели на диванчик, обтянутый бархатом, и Дороти уютно устроилась у меня под боком, прижавшись щекой к моей груди. Ее волосы благоухали духами. Техник надел нам на головы шлемы и подвинул пульт управления поближе к Дороти.

— Просто расслабься. Малышка Дотти сама обо всем позаботится, — сказала она, протягивая руку к кнопкам.

Тут же покалывающие кожу токи устремились от бесчисленного количества электродов к соответствующим центрам коры головного мозга, которые каждый электрод безошибочно распознавал. Комната, гобелены, ароматы — все это унеслось куда-то, словно пушок семян чертополоха, сдутый резким порывом ветра.

Над головой появилось небо нежного лазурного цвета, под которым простиралось изумрудное море с лениво перекатывающимися волнами. Прибой ритмично и монотонно омывал чистейший песок пляжа. Набежавшая волна приподняла меня, как буек, и снова медленно и плавно начала опускать, пока мои ноги не коснулись покрытого рябью песчаного дна.

Это была не иллюзия, это было по-настоящему. Не возникало сомнений в реальности происходящего, даже при том, что все это протекало в возбужденных галлюцинаторных центрах мозга. Да, у стимуляции коры мозга тот еще эффект!

Сзади раздался звенящий смех, и на гребне следующей волны я развернулся — и тут же получил в лицо целый сноп брызг.

Дороти решила ускользнуть и поплыла прочь от меня. Я кинулся вдогонку, и она нырнула — как дельфин, на мгновение взметнувшись над водой и на фоне искрящихся брызг продемонстрировав во всей красе омытую солнцем наготу своего крепкого, гибкого тела.

Мы плыли под водой, и один раз мне даже удалось догнать девушку и схватить ее за лодыжку, но Дороти ловко вывернулась и устремилась дальше, словно грациозное морское создание.

Я вынырнул на поверхность и стал выплевывать соленую воду.

И тут я заметил Джинкс Фуллер. Она стояла на пляже, серьезная, собранная, и что-то высматривала на пенящейся поверхности моря. Ветер развевал ее юбку и трепал волосы, набрасывая их девушке на лицо.

Вынырнула Дороти, увидела Джинкс и недовольно нахмурилась:

— Что-то мне здесь не нравится.

Тут все мои ощущения накрыла кромешная тьма, и вот уже мы с Дороти спускаемся на горных лыжах, скользя по замерзшему белому склону горы и хохоча, несмотря на холодную снежную пыль, летящую нам в лица.

Мы замедлили спуск и попробовали обогнуть небольшой бугорок. Дороти свалилась в снег, и я затормозил, чтобы вернуться и опуститься рядом.

Она, весело смеясь, подняла на лоб очки и обняла меня за шею.

Но я смотрел через ее плечо — на Джинкс. Почти полностью скрытая заиндевевшим деревом, она молча и печально наблюдала за нами.

И в этот момент я его почувствовал — это осторожное, едва уловимое присутствие ищущих что-то мыслей Дороти Форд, которые вместе с возбуждающими импульсами погружались все глубже и глубже, слой за слоем в ткань коры моего мозга.

Я совсем позабыл о резонирующем эффекте электронной стимуляции мозга, когда потоки совершают возвратно-поступательное движение, забыл, что синхронная стимуляция двух человек может привести к непроизвольному допущению в твои мысли мыслей партнера.

Я выпрямился и сорвал с головы шлем с электродами.

Дороти, очнувшаяся от грез одновременно со мной, равнодушно пожала плечами:

— Я просто хотела как лучше. Ну, перестаралась немножко. Разве можно осуждать за это девушку?

Я лишь молча всматривался в ее лицо, пытаясь определить, что у нее на уме. Проникла ли она в мои мысли достаточно глубоко, чтобы узнать, что я остаюсь в команде Сискина только потому, что собираюсь помешать его сговору с партией?