И вот на следующий день, утром, еще часа за два до полудня отряд подъехал к тому месту, где, по словам Дианы, разбойники начали обустраивать свой постоянный лагерь и схрон. Но до этого Эдвин с друзьями успели увидеть останки их первых жертв.

Они подъехали туда не для того, чтобы проверить рассказ Дианы, ей поверили сразу, а иначе бы и не отправились на встречу с ее убийцами, просто это место оказалось им по пути. Бандиты даже не удосужились убраться оттуда подальше. Видимо им было лень далеко перевозить свой первый груз — результат грабежа доверившихся им людей.

Это зрелище мертвецов оказалось тягостным, хотя за свое, не такое уж долгое путешествие, члены отряда повидали множество трупов. Но, то были только что павшие в бою воины, а здесь останки пролежали довольно долго и у некоторых из них уже появились первые признаки разложения. А еще их уже потихоньку начали обгладывать местные зверьки и мелкая нежить. И это бы ничего — после глотов, вряд ли они могли бы вызвать какое-то особое отвращение или, тем более, страх. Хотя, конечно, смотреть на них было неприятно. Но главное то, что на них ничего не было, ни единой нитки. С них сняли все, не оставили ни одной вещи, не говоря об оружие. Эти люди не пали в честном бою, несмотря на то, что кое-какое сопротивление они смогли оказать, но все же, несчастные стали жертвами вероломства.

И вот теперь ребята глядели на суетящихся убийц, которые увидев подъехавший отряд, начали спешно хвататься за оружие. Вообще-то было странно, что эти начинающие разбойники решили создать свою базу так далеко от торных дорог, в глубине долины. Да и не походило то, что они делали на организацию постоянного лагеря, в котором можно жить. Видимо Диана что-то неправильно поняла, и скорее всего, бандиты собирались сделать несколько таких схронов и этот был первым, а базу устроить где-то в другом месте. И еще, похоже было, что они заранее подготовились, завезли нужные материалы, а уже потом заманили сюда Эвена с сестрой и их людьми. Впрочем, теперь это было уже не важно, потому что продолжить свою деятельность они бы все равно не успели. Эдвин не просто хотел уничтожить этих нелюдей, он их хотел покарать, как впрочем, и остальные члены отряда. Чтобы эти существа, считающие себя людьми, знали, за что погибают. Поэтому, прежде чем начать бой, принц, немного выехал вперед и встал перед ощетинившимися оружием бандитами. — Зря вы сюда приехали, — не дав сказать Эдвину ни слова, воскликнул один из них, видимо, Миэл. Он говорил уверенно с наглой усмешкой, чувствуя свою силу, и нисколько не боясь подъехавших воинов. — Теперь вы все умрете. Свидетели нам ни к чему.

— Мы приехали для того, чтобы покарать вас, убийцы, и мы это сделаем. Вы все будете уничтожены, — спокойно, без всякого пафоса, просто констатируя факт, сообщил Миэлу Эдвин.

И сказал он это так просто, но так уверено, что на бандитов повеяло недобрым холодком, и они зябко передернули плечами. А их вожак переменился в лице, и побледнел. Наглая улыбочка слетела с него, как сухой листок с зимнего дерева, и он злобно процедил:

— Это еще надо доказать, что мы убийцы! Мы мирные люди и никого не трогаем! Это вы тут нам угрожаете!

Это высказывание противоречило его же собственным, ранее сказанным словам, но он этого даже не заметил.

— Мы видели останки ваших жертв и этого вполне достаточно. Кроме вас в округе никого не было. К тому же у нас есть свидетель.

— Какой ещё свидетель, — раздраженно крикнул Миэл, — мы же всех уби… — Он резко остановился, понимая, что проговорился.

И этого было достаточно. Последние сомнения, если они у кого и были, окончательно исчезли. Теперь оставалось только вступить бой. И он состоялся.

Поскольку нападающей стороной были Эдвин с друзьями, то круг они выставить не могли, и сразу пошли в атаку. Поэтому бой принял индивидуальный характер, Вернее воины отряда быстро разбились на пары и встали спина к спине, защищая друг друга. Причем Сандра осталась защищать девушек и Вила с Тэо. Так что Эдвин смог повоевать как боевой маг, только в самом начале сражения, закрыв своих людей щитами от случайных попаданий в них его же собственных заклинаний, а потом его соратники перемешались со своим противником, и чаровать стало опасно, ведь заклинание могло пробить щит.

К тому же многие разбойники были увешаны защитными амулетами, видимо ранее принадлежавшими Эвену и его сестре, которые, скорее всего, везли их в другой город на продажу. Эту защиту можно было конечно пробить, но принц решил не тратить свои запасы манны, которые могли еще пригодиться, быть может, в ближайшем будущем и поучаствовать в этом бою как мечник. Бандитов было почти в четыре раза больше, чем их врагов и дрались они отчаянно, зная, что в случае их проигрыша пощады им не будет. Они, как и многие убийцы, ни во что ни ставящие чужую жизнь, всеми силами цеплялись за свою. Поэтому они оказали бешеное сопротивление. Но, хотя бойцами они оказались неплохими, все же, были не чета воинам отряда. Поэтому их численное превосходство постепенно таяло. Их становилось все меньше и меньше. А их врагов было столько же, сколько и раньше. И если джентльмены удачи в начале боя и чувствовали в себе уверенность, то потом от нее не осталось и следа. Бандиты сражались до конца, надеясь выжить, поэтому почти все погибли во время сражения.

Остались в живых только Миэл и еще трое его людей. Теперь атаман исчезнувшей шайки выглядел совсем по-другому. Вся спесь и наглость с него сошли, и он откровенно дрожал от испуга, не стесняясь своих людей. Да ему и не было дела сейчас до того, что думают о нем его люди. Он способен был думать только о своей почти пропавшей жизни и больше ни о чем. Впрочем, остальные трое находились в том же положении, со злобой и страхом глядя на своих победителей, и друг на друга, может быть думая, какая нелегкая занесла их в эту несчастливую компанию. Все четверо были ранены, и чтобы они не истекли кровью до казни, Дэлия взялась за перевязку. А Эдвин в это время, как всегда, лечил своих израненных друзей. У него самого были две относительно легкие, но болезненные резаные раны в бедро и руку. Знахарка перевязала и его, и после этого начался суд. К бандитам подошла еще одна девушка в плаще с седыми, закрывающими лицо волосами, встала перед Миэлом и неожиданно для пленников сбросила с себя одежду, под которой на ней ничего не оказалось, зато стали хорошо видны покрывающие ее кожу трупные пятна, и одновременно откинула назад волосы. И Миэл, взглянув на девушку, резко и очень сильно побледнел и с громким вскриком отшатнулся.

— В….жу, ты м…ня узн….л! Эт я — Ди….на. Пом…ншь, как ты уб…л Эв…на, а п…том м…ня? Теп…рь ты тож ум….ршь, как мы!

И Миэл не выдержал и, повалившись перед своей обвинительницей на колени, взвыл:

— Нее…э….эт! Ты же мёртвая, откуда ты здесь взялась?! Пощади! Не убивай!

— А ты по…щ…дил м…его бр….та, м…ня и на….шх л…дей?! Нет! И т…бе пощ…ды не б…дет уби….ца!!!

— Итак, обвинение было произнесено. Кто-нибудь хочет сказать что-нибудь в защиту обвиняемого? — спросил Эдвин, выходя вперед.

Миэл с надеждой посмотрел на своих людей, но те старательно отводили взгляды, пытаясь стать, как можно незаметней. Может о них позабудут, может ещё пронесет! Это в ватаге, все вместе, они были смелы. А сейчас каждый был только за себя. И Миэл понял, что его предали, что рассчитывать и полагаться на этих людей не стоит, и что теперь это бывшие его люди. Впрочем, этого от них и следовало ожидать. Да он и сам такой. И ему придется бороться за себя самому, в одиночку, раз его враги устроили тут фарс с судом. Он сам на такую ерунду не разменивался, просто убил и все. Хотя он тоже кое-что сказал перед этим Эвену. Но раз здесь имеется суд, то надо этим сполна воспользоваться, авось удастся выскользнуть из рук этого дурачья. Они ведь честными себя мнят, вот и посмотрим, насколько они честны!. Разве такие на свете еще есть?! Миэл приободрился, и с возвращающейся неистребимой нагловатостью спросил:

— И что здесь намечается настоящий суд, а не судилище?

— Да, — лаконично ответил Эдвин, — мы в отличие от вас не убийцы. У вас есть, что сказать в свою защиту?

— А как же! Найдем. Так значит, если это суд, а не видимость суда, то скажите мне: а на каком основании вы меня судите? Вы разве имеете на это право? Самое большее, что вы можете сделать, это связать меня и отвезти к настоящему судье. А там, как вы докажете, что я убийца, что это не наветы, не наговоры или сведение счетов? Привезете трупы Эвена и его людей? Или быть может, наоборот, привезете в Долину мертвых судью? Ха, ха, так он и поедет! А если даже вы что-нибудь из этого сделаете, то как докажете, что это сделал именно я, а не кто-то другой, да хотя бы они? — и Миэл кивнул головой в сторону своих бывших товарищей, а потом победно оглядел всех здесь собравшихся, уверенный в неопровержимости и неотразимости своих доводов. После этого указал пальцем на Диану и спросил, — или может быть вы представите в качестве доказательства и свидетельства эту дохлятину? Так она скоро и двух слов связать не сумеет, да и соображать перестанет, только и сможет, что мычать.

Эдвин молча, переглянулся с друзьями, в первое мгновение не зная, что на это ответить. А ребята были изрядно обескуражены, не ожидая от этого жестокого убийцы такой прыти и ума. Впрочем, на его месте любой бы изворачивался ужом, стараясь избежать смерти. Неужели, ему удастся вывернуться? Может зря они затеяли этот суд? Ведь если он, в самом деле, настоящий, а не представление бродячих актеров, а таким суд и был, то у этого подонка с его аргументами, есть все шансы остаться живым. Может, стоило просто убить его? Но нет, так можно незаметно опустится на такой же уровень, и стать такой же сволочью. Как говорил Лоран Эдвину, нельзя отказываться от своих принципов, тем более, если они правильные! А убивать безоружного врага недопустимо, он теперь пленный. Эх, жаль мерзавец не погиб в бою. Насколько все было бы проще. И все с надеждой посмотрели на своего такого еще юного, и такого умного предводителя. Может ему в голову придет что-нибудь такое, что сможет опровергнуть слова негодяя. И, похоже, пришло! Эдвин решил бить врага его же оружием. И для этого надо было кое-что узнать:

— Почему вы решили, что мы не имеем право судить вас? Ведь вы же ничего о нас не знаете.

— Да хотя бы потому, что я не подданный императора! Я приехал сюда из Леорнии. А вы простые путешественники.

Эдвин улыбнулся. Рыбка сама проглотила наживку, остается только подсечь!

— А вот тут вы ошибаетесь. Мы путешественники, но не простые. Открою вам одну тайну. Не хотелось бы, но придется. Перед вами сударь его высочество наследный принц Леорнии, герцог Таринский, граф Авенский, и прочая, и прочая Эдвин Орлис! — И принц иронично, но по всем правилам этикета, выученным в свое время на зубок, подчиняясь строгому учителю придворных манер, поклонился. — И как член королевского дома и первый наследник короны могу судить и, следовательно, карать и миловать любого своего подданного.

Миэл второй раз за непродолжительное время побледнел и вскричал:

— Не может быть, вы врете! — но на самом деле сразу поверил словам юноши, слишком уж уверенно, спокойно и торжественно прозвучала эта тирада! И он горестно подумал о том, что какой же он дурак, зачем он признался в том, что он леорниец! Сам вложил в руки врага возможность засудить себя и казнить. Но может быть еще не поздно все переиграть? Ведь никто не знает, откуда он действительно приехал в Долину. Этим должно воспользоваться!

А Эдвин меж тем сказал, опровергая слова обвиняемого:

— Ну что вы! Разве такими вещами шутят? Может быть, вам неизвестно о том, что по закону Леорнии самозванство приравнивается к государственной измене и карается смертной казнью, так же, как и любое другое преступление против короны! Неужели вы думаете, что я, желая обвинить вас, совершил бы подобное преступление, да еще при свидетелях? Вы считаете меня таким глупцом? — Но Эдвин действительно, если бы не был принцем, не стал бы сочинять такое, даже ради того, чтобы покарать преступника, который и не скрывал что он убийца, просто изворачивался. Не стал бы, разумеется, не потому, что он боялся того, что кто-то из друзей заложит его. Ему такое даже в голову бы не пришло. Просто ему глубоко претила любая ложь, даже ради благой цели. Он был слишком искренним для этого. Он считал, что умный человек найдёт выход из любого тупика, не опускаясь до лжи. И, даже ложь во спасение он не принимал. Очень чуткий от природы, он умел так тактично и деликатно сказать кому-либо правду, что не ранил ею человека.

Но Миэл ни на мгновение не усомнился, что при свидетелях о таких вещах не врут. Ничего не знающий об искренних, дружеских отношениях, царящих группе его врагов, сам привыкший жить по принципу — каждый каждому волк, даром, что у него был излишне добрый и доверчивый друг, он распространял это правило на всех. Он считал, что все относились друг к другу так, только многие притворялись добренькими. А если появлялась безнаказанная возможность, то позволяли себе предать своего ближнего, а потом слабого и упавшего до смерти запинать. Значит перед ним действительно принц. Придется снова выкручиваться:

— А я между прочим имперец! Я приехал из одного южного города. Просто я побоялся вам правду говорить.

Миэл ухмыльнулся — пусть теперь попытаются доказать обратное, а мы посмотрим. Интересно, как у них это получится? Но он совсем забыл о Диане!

К этому времени снова одевшаяся девушка неожиданно для преступника вышла вперёд и сказала:

— Он вр….т! Мы при…хли из Ле…рн…и! Мы ж…ли в г…рде Об…л…де. Мы ле…ни…цы.

Миэл опять побледнел, занервничал. Он совсем забыл об этой дохлятине! Демонова кукла, сдохла, так и лежала бы себе тихонечко. Нет, ходит, рот разевает. Мешает жить нормальным людям, причем в буквальном смысле!

— О чём там лопочет эта убогая? — Закричал он, хотя все прекрасно понял.

— Думаю, что вы все хорошо поняли, но на всякий случай переведу, — ответил Эдвин, — Диана сказала, что вы леорнийци, что жили в городе Обиладе, и что оттуда приехали в Долину мёртвых. И этого, пожалуй, достаточно. Хватит выкручиваться. Уже не поможет. Если у вас или у ваших свидетелей есть действительно, что сказать в вашу защиту по сути обвинения, так говорите, а мы послушаем.

Миэл презрительно скривил губы, но это была просто привычная игра, его обычное притворство без которого он уже давно не мог обходиться. А вообще-то он был страшно испуган. Неужели его драгоценная жизнь подошла к концу?! Не может этого быть! Нет, только не его жизнь! Пусть умирает кто угодно, хоть все, но только не он!!! Нет! Он, можно сказать, только собирался по-настоящему начать жить, и он не может вот так просто умереть, нет, не может! Надо что-то придумать, что-то сказать. Но как назло в его голову ничего путного не приходило, и он думал — если бы ни эта мертвая девка, он бы обязательно что-нибудь придумал, но ведь она все опровергнет и поверят ей, а не ему. Мысли метались в голове у Миэла, но он молчал, сказать ему было нечего!

— Что ж обвинение прозвучало, доводы защиты опровергнуты. И я, член королевского дома, наследный принц Эдвин Орлис, имеющий право по закону королевства Леорнии, судить, карать и миловать любого гражданина страны и подданного короны, признаю данного человека и моего подданного Миэла преступником. Он виновен в тягчайшем преступлении, а именно в вероломном нападении и убийстве моих подданных Эвена и его сестры Дианы, а также нескольких их охранников. И я приговариваю сего убийцу к смертной казни. Да будет так. — Торжественно в полной тишине произнес принц. И его слова сменились утробным воем:

— Нее…э…э…эт!!! Не хочу…у….у!!!

Но его уже никто не слушал. Миэл попытался сбежать, благо, что из-за ранения его не связали, а лошади были совсем не далеко, но все были на такой случай настороже, и он не успел, его догнали и на этот раз скрутили. Эдвин посмотрел на Диану и сказал ей:

— Диана, милая, это твое право выбрать для него смертную казнь!

Диана молча кивнула, благодаря за это и сказала:

— Я х…чу, ч…тб он бл за…д…шен, как мы с бр…тм! И я х…чу с…ма его к…зн…ть!

Эдвин перевел для тех, кто не понял слов девушки:

— Диана сказала, что хочет, чтобы Миэл был задушен, так же как и они с братом, и она сама хочет привести приговор в исполнение. — И, обратившись к Диане, предложил ей начать казнь, чтоб не затягивать этот малоприятный акт справедливости.

И когда девушка подошла к преступнику, продолжающему выть и кататься от ужаса по земле, и, неожиданно, сильными, для такого хрупкого на вид существа руками, вздернула его вверх и поставила на ноги и тут же начала его душить, кто-то не выдержал такого зрелища, и отвернулся. Казнь сама по себе тягостное мероприятие, даже если она справедлива и казнимым заслужена, но смотреть, как умертвие душит живого пока человека, было тягостно вдвойне. Но потом те, кто отвернулся, взглянули на принца — такого бесконечно доброго человека, бестрепетно и сурово смотрящего на казнь и устыдились своего малодушия. Впрочем, затягивать Диана не стала, и вскоре вой, а потом хрип оборвались. Вот так незавидно закончил свою жизнь этот ничтожный человек — под руками изнасилованной и собственноручно убитой им девушки. Справедливо и поучительно!

Потом судили подельников Миэла, которые после всего увиденного совсем пали духом и сникли. Сопротивляться они не стали и быстро во всем сознались. Эдвин признал их виновными в выполнении преступного приказа и убийстве охранников, а также в изнасиловании Дианы и предложил ей, как и в первый раз выбрать для них наказание. Но она после смерти своего врага, как будто потеряла ко всему происходящему интерес и только махнула рукой, так что Эдвину пришлось это взять на себя.

— Надо бы вас тоже казнить, — сказал пленникам принц, — но хватит нам на сегодня смертей и казни. Поэтому вы останетесь живы, и мы даже оставим вам ваше оружие, а также почти всю еду и воду. Возьмем себе только то, что нам необходимо, чтобы пополнить наши запасы, которых нам должно хватить до конца пути по Долине. Но вас осталось всего трое, так что вам хватит. Заберем, также, часть ваших лошадей и фураж для них, и все деньги и другие ценности и вещи. Все это вам не принадлежит, это собственность госпожи Дианы. Думаю, это и будет для вас самым тяжелым наказанием, ведь вы считали все это уже своим. Но ничего, если сможете выбраться из Долины, потом продадите оставшихся у вас лошадей.

Бандиты, ожидавшие казни, воспрянули духом и осмелели, когда поняли, что ее не будет, и у них даже появился шанс выбраться не только из этой переделки, но и из проклятой Долины, в которую они, вообще-то, совсем не хотели идти и уж тем более в ней жить — они только подчинялись атаману. И один из них в досаде, что из рук уплывают такие огромные деньжищи, которые и надо было бы поделить, всего лишь, на троих крикнул:

— Ей же уже не нужны деньги, она всего лишь умертвие. Ей бы только жрать, да убивать!

— Я бы сказал вам — не путайте себя с Дианой. Но я скажу другое — вас это уже не касается, — строго ответил Эдвин.

— Просто вы хотите забрать все денежки себе!

— И это тоже уже не ваше дело. Мы между собой как-нибудь уж сами разберемся, без подсказок посторонних, — в том же тоне промолвил юноша.

После этого все было сделано так, как сказал принц. И отряд, не прощаясь с недоброй памяти людьми, отбыл восвояси. До конца долины и до Заоблачных гор оставалось примерно двое суток, может чуть больше. Для всего путешествия мизер, но не тогда, когда едешь по смертельно опасной Долине! Тут, как говорят в народе, надо держать ухо востро, а глаза широко открытыми. Эдвин решил перенести еще одно мероприятие-превращение Дианы из мертвой девушки в живую, на следующий день. Сейчас, после недавнего боя, суда и всего остального он очень устал, да и раны сильно болели. Завтра будет полегче.

Не то чтобы он не мог себя заставить, мог, конечно, и не такое заставлял себя делать, даже когда до смерти этого не хотел. А тут он и против этой работы не был, просто такая спешка была совсем ни к чему. Он в таком состоянии мог что-то напутать, ошибиться, и тогда, богу или демону известно, что из этого получилось бы, ведь он все действия знает лишь в теории, а на практике никогда не применял. Так что, несмотря на то, что каждый день ухудшает состояние Дианы, и ей все труднее бороться с окружающим ее магическим хаосом, который меняет девушку ежемоментно, а ему все больше осложняет работу, все же лучше приступать к ней на свежую голову. А пока им предстояло еще одно крайне неприятное, но столь же, необходимое дело — сжечь начавшие разлагаться останки Эвена и его людей. С Долиной шутить не стоило, и незачем было плодить умертвия. А то, что они таковыми пока не стали еще ни о чем не говорило, это могло произойти позже. Им уже пришлось сегодня заниматься этим малоприятным делом — сжигать в магическом, более яростном, чем естественное, пламени трупы, не доверяя их живым подельникам. У воинов не было никакой уверенности, что те не бросят своих павших товарищей просто так и не уберутся поскорей куда подальше.

Пришлось взяться за это дело самим, но, по крайней мере, эти мертвецы были еще совсем свежие, и от них не смердело, разве что воняло нечистым телом. Пока они таскали трупы в две большие кучи, чтоб запалить их, трое отпущенных бандитов спешно мародерствовали, срывая со своих погибших соратников кольца, серьги, цепочки и другое хоть, сколько-нибудь, ценное имущество, и срезая кошельки.

— Мерзость какая, может, зря мы их помиловали, — с чувством сказал тогда Лоран, насмотревшись на все это.

— Может и зря, — согласился с ним Эдвин, — но что теперь об этом говорить. И потом какова среда жизни, таковы и люди.

— Не скажи — возразил Нэт, — ты сам, в какой среде родился и вырос? Вся эта придворная клоака! Все эти титулованные и родовитые подхалимы и лизоблюды. Ни к чему хорошему не пригодны. Тьфу, с души от них воротит! Они еще хуже, чем нищие и воры, те, хоть честнее — не притворяются добродетельными. А вот ты Эдди — совсем другой!

— Эк ты разошелся, — весело сказал Ник, — слышали бы они тебя, велели б гнать поганой метлой из дворца.

— А я туда вовсе и не стремлюсь, — парировал Нэт, — Если б ни официальные мероприятия, я бы туда и вовсе носа не казал. Хотя меня уж сколько раз ко двору зазывали. Мой род, ведь один из самых старинных, даже древних. Еще восходит к племенным вождям, и богатый к тому же. Предки смогли не пропить, не проиграть, или еще как-нибудь промотать свое наследство. Наоборот, преумножили его, а потом передали мне. Так что я, при дворе, можно сказать, лакомый кусочек. Поэтому-то и приходится мне иногда отбрыкиваться от такой, с позволения сказать, чести. Я и в гвардию пошел не только потому, что с детства мечтал военным стать, но и потому, что не хотел с такими людьми общаться и вообще дело иметь. Вот и Лоран, насколько я знаю, по той же причине в гвардию пошел, так ведь, Лори?

— Совершенно точно. У меня род может и не такой древний, но тоже очень знатный и весьма богатый, так что мне в гвардию идти служить ради получения денежного довольствия, не надо было. Хотя я, как и Нэт, тоже всегда хотел военным стать. А моя мать еще до замужества мечтала быть фрейлиной при дворе, но она рано вышла замуж, родила меня, и так и не смогла приехать во дворец. Наши земли находятся далеко от Элама, и отец тоже всегда был далек от столичной жизни, да и к тому же, был заядлым домоседом. Так что он всего один раз, за всю их с матерью совместную жизнь, вывез ее ко двору на две недели. И когда они вернулись, то их мнения и впечатления были прямо противоположными. Мать была в полном восторге, а отец только плевался. Так я тогда и не понял, как мне относиться к придворной жизни. Впрочем, я скоро выкинул это из головы.

Но потом мама решила, что я должен осуществить ее давнюю мечту и стать придворным. Мне тогда всего шестнадцать было, и я был еще совсем наивным и невинным. И надо сказать, мне совсем не хотелось ехать ко двору, но пришлось. Отец мой к тому времени уже умер, и моя мать была моим опекуном. Но дело не в том, что я привык ее слушаться, просто я ее очень любил и не хотел огорчать. Вот я и поехал и пообщался там со всеми, хорошо, что не пообтерся — вовремя ноги унес. А то мне самому, как вспомню, так страшно становится, каким бы я мог стать! В лучшем случае циником, у которого ничего святого в душе не осталось, а в худшем, лучше и вовсе не представлять! И Нэтти правильно сказал, они там все, за редким исключением, ни к чему ни пригодные бездельники, а еще пауки в горшке-только и норовят, что друг друга съесть. И честно говоря, я не понимаю, как наш Эдди сумел сохранить такую чистоту души и такую доброту, живя в таком месте. Ведь на его кузенов посмотришь, так тошно становится. Я когда в гвардию сбежал, с гвардейцами пообщался, почувствовал себя так, как будто свежего морского воздуха глотнул после болотного смрада, даже голова от радости закружилась. Ну и потом, главное, я занялся нужным и любимым делом. Одно только огорчает, что мне пришлось маму до конца ее жизни обманывать и говорить, что я состою при дворе, и мне там хорошо, но я боялся, что она правду не перенесет, и очень обидится на меня. Так она и ушла из жизни счастливая.

— Ты правильно сделал Лори, так что не огорчайся. И вы ребята, все точно про придворных сказали — так их дармоедов, кому они нужны, — припечатал Ален, — другое дело мы — гвардия! Люди у нас по большей части честные и вообще гвардия единственная реальная сила в королевстве! Даже армии у нас своей нет, все деньги, небось, на этих бездельников уходят.

— Полностью с тобой согласен Эл. Это вообще дурость непередаваемая — не иметь собственной армии и полагаться только на наемные отряды, которые могут и предать, прости Сандра не про тебя сказано, и на дворянское ополчение. И это в то время, когда империя и колдуны постоянно точат зубы на нашу страну. Совершенно непонятно, как ее до сих пор не завоевали. Хотя, насколько мне известно, у них ситуация точно такая же, может поэтому мы пока и не находимся в составе империи. А народное ополчение наши правители призывать бояться, даже во время войны, разве что в самом крайнем случае, — горячо сказал Нэт.

— Вот ты извинился передо мной Нэтти, но что тут говорить, ты прав насчет наемников. У нас хоть и существует кодекс чести, но далеко не все его соблюдают и репутацию берегут. Бывали случаи, когда наемные отряды не то что перед сражением, а прямо во время битвы уходили с поля боя к неприятелю, который предложил больше! Так что полностью и во всем на наемников полагаться нельзя. Неизвестно на кого напорешься. Хотя бывали и обратные случаи, когда наемный отряд погибал, чуть ли ни в полном составе, сражаясь за нанимателя, который предлагал гораздо меньшую плату, чем перекупщик, — рассказала Сандра.

— Да, все от конкретных людей зависит, — рассудительно сказал Геор. — Вот Нэтти и Лори на придворных набросились, может большая их часть и дурные люди, не знаю. Я с ними не общался, но ребятам верю. А сколько среди дворян замечательных людей. О присутствующих даже и говорить не буду, незачем — мы все знаем наших аристократов. Но вот командир мой непосредственный — золотой души человек, мужик что надо, его вся наша сотня глубоко уважает и любит. А вот у второй сотни командир такой, что прости господи — ругаться последними словами при девушках не хочется, а-то можно было бы. От него вся сотня стонет, а ведь и тот, и другой бароны и гвардейцы. Значит и среди нас, гвардейцев встречаются дурные люди.

— Мы тут насчет дворян прохаживаемся, а я вот о простых людях скажу. Сколько среди них есть дряни! Уж я-то знаю. Повертелся, пообщался. Сам такой, — сказал Вил.

— Ну, ты уж на себя-то не наговаривай, а то мы не знаем какой ты, — заметил Лоран.

— Я вором был! — воскликнул Вил.

— Во-первых, вот именно что был, и сам же завязал. Не у каждого хватило бы духа вот так резко расстаться с привычной жизнью, — покачал головой граф.

— Мне очень помогли решиться на это отсидка в тюрьме и встреча с вами, — возразил Вил.

— Все так, но все же, это сложно. А во-вторых, любой бы на твоем месте вором стал. Легко встать в гордую позу и сказать, бия себя в грудь — да я никогда и ни за что не стал бы вором. А вот помести такого гордеца в соответствующие условия, да еще в детстве, да сиротой, и тогда мы посмотрим, что он делать станет! А в-третьих, ты даже в этой среде остался хорошим человеком! И сколько таких среди простых людей. Вы все сами тому пример, — закончил Лоран.

— А мне, например, не нравится сам термин — простые люди. Все люди сложные. Конечно, это привычное обозначение, чтобы разделить сословия, но и это разделение мне не вполне по душе, особенно вопиющее неравенство перед законом, — сказал Эдвин.

— Да ты бунтарь! Принц, будущий король-бунтарь! Вот для тебя прозвище и готово! Может, под ним и в историю войдешь. Хотя, подозреваю, у тебя таких прозвищ будет несколько, — засмеялся Ник.

— Бунтарь? А что неплохо. Я для своего будущего правления уже наметил несколько реформ и в первую очередь уничтожение крепостного права, только все по умному нужно будет сделать, чтоб это и крестьянам и дворянству выгодно было.

— А это возможно?

— Ну, так как я наметил, думаю вполне, хотя, конечно, объяснять придется, не каждый свою выгоду сразу поймет, да ведь труд подневольный не слишком продуктивен. Я уж не говорю о безнравственности того, что один человек владеет другими, такими же, как он. Владеет как вещами! Просто все с рождения привыкли к этому и не замечают, как это дурно. Конечно, найдутся упрямцы, которые за устаревшее, но привычное обеими руками цепляться будут. Вот с ними труднее всего будет, придётся повозиться. Ну и как я уже говорил, равенство пред законом — это во-вторых. Подозреваю, что эта реформа тоже с трудом пойдет. Придется много шишек набить, ну, да, ничего, шишкой больше, шишкой меньше, не страшно. А в третьих, конечно, надо будет регулярную армию создавать. Вы правы, хватит опираться на одних только наемников и отряды аристократов. А о других реформах, если захотите я потом, когда остановимся на ночь, расскажу. — Пояснил Эдвин.

— Да, планы у тебя грандиозные! Хотелось бы поучаствовать, — сказал Нэт.

— Не откажусь, наоборот, мне надежные и толковые помощники понадобятся, прежде всего, остального. Так что приглашаю всех. Хотя гвардию оголять, забирая из нее самых лучших, тоже не хочется, — принял предложение Нэта Эдвин. А ребята засмеялись, решив, что последние слова Эдвина — шутка, хотя он говорил серьезно.

— А ты, значит, на самом деле, самый настоящий принц, да еще и наследный! С ума можно сойти, а я и не знала — воскликнула Сандра.

— Прости, это была тайна. Не из-за того, что я тебе и всем остальным, кто не знает об этом, не доверял, нет, это не так. Не доверял бы, никого из вас в нашем отряде не было бы. Я бы денег вам дал, лошадей кому нужно, до ближайшего города бы довез, еще бы как помог, но в отряд бы не взял. Так что дело не в этом. Просто за нами охотятся колдуны, и им лучше не знать, кто я такой. Не говоря уж о деле из-за, которого мы здесь, если я попаду в руки колдунов, и они узнают, что я принц, они могут начать шантажировать леорнийскую корону. А что колдуны могут затребовать за меня, неизвестно, но для Леорнии ничего хорошего. А мы уже побывали в плену у колдунов, и можем опять к ним попасть, и они попытаются у нас выведать, кто мы такие. — Объяснил Эдвин.

— Я пыток не боюсь! Раз это тайна, я никому не скажу! — Гордо ответила девушка.

— Согласен. Допускаю, что ты выдержишь пытки, но я не о пытках говорил. Колдуну и пытать тебя не придется, он все выведает более изощренным способом, с помощью ментального проникновения.

— Как, как?

— Грубо говоря, проникнет в твой мозг.

— Как проникнет? — вскричала Сандра.

— Мысленно, — поспешил успокоить ее принц, — и все, о чем ты думаешь и помнишь, ему сразу станет известно. Для этого есть даже такие особые колдуны-менталисты, у них это неплохо получается. Так что, лучше не знать некоторые тайны — чего не знаешь, того точно не выдашь.

— А как же теперь? И как же все остальные, когда вы к колдунам попали? Или они не думали, не вспоминали, а может, вообще не знали кто ты такой?

— Да нет, знали. Мы же вместе из Элама выезжали, и ментальный щит никто из вас ставить не умеет. Этому учиться надо. Просто я, сам, перед въездом в Церен, каждому поставил блок на воспоминания о том, что я принц. Можно было бы попробовать поставить блок на все воспоминания о том, кто мы такие и откуда приехали, но я не рискнул. Я никогда на практике этим не занимался, а тут сразу стольким людям и в одиночку, без наставника, который, в случае чего, подстрахует — нет, не стоило. Человеческий мозг очень сложен, и его так просто повредить, так что я всем, кроме Лори очень слабые блоки поставил, и они, даже не забыли о том, что я принц после того, как я все снял. Но теперь у меня их накладывать получается все лучше и лучше. Я уже несколько раз ставил и снимал блоки с памяти Лорана, а в первый раз как намучился.

— А мне показалось, что у тебя все легко и быстро получилось, хотя ведь ты тогда очень сильно ранен был, — заметил Лоран.

— Тебе только показалось, что быстро и легко. А вот архимаги, например, вообще умеют ложную память наводить.

Принца тут же забросали вопросами, и он пообещал обо всем рассказать во время привала. А потом Сандра обеспокоенно спросила, показывая рукой на мародеров:

— А как же эти трое? Ведь они теперь тоже знают, что ты принц.

— Ничего страшного. Перед нашим отъездом я поставлю каждому из них надежный блок, и они начисто забудут об этом.

Так переговариваясь, ребята и Сандра закончили сжигать останки убитых бандитов, пока остальные девушки собирали все отобранные в дорогу вещи. И вот теперь они подъезжали к месту смерти жертв предательства. Здесь все было гораздо хуже. В почти неподвижном сейчас воздухе Долины разносилась ужасающая вонь от нескольких разлагающихся тел. Они все были покрыты обширными трупными пятнами и слегка — кто меньше, кто больше — раздуты. Хотя прошло не так уж много времени с момента их смерти, но в Долине эти процессы проходили гораздо быстрее, чем в другом, обычном месте. Вокруг трупов суетились какие-то мелкие существа, занятые нежданным угощением, которые порскнули в разные стороны при приближении людей. Ребята хотели было, вздохнув, заняться привычным уже на сегодняшний день делом складывания в одну кучу трупов, но Эдвин их остановил, сказав, что в этом нет нужды. Их немного, и он запалит каждого отдельно.

Пока он зажигал останки, а все остальные стояли поодаль, зажимая носы, Диана разыскала труп своего брата и теперь горестно стояла над ним, прощаясь с любимым человеком и единственным родственником навсегда. Во многом чувства и ощущения неживой девушки уже отмерли, но любовь к брату, так же, как и ненависть к его убийце были слишком сильны, чтобы пропасть так быстро. Впрочем, ненависть Диана уже утолила и не вспоминала о Миэле, он отошел в прошлое, но любовь не утолишь. Вот и стояла она над ним, а потом, вдруг вскрикнула, когда он неожиданно открыл глаза. Вскрикнула не от страха, а от изумления и радости. Если у Дианы еще осталась душа, то сейчас она запела. Ее дорогой Эвен умер не совсем, не окончательной смертью, а значит еще не все потеряно! Люди, не стоящие рядом с умертвием и, не видевшие причину вскрика Дианы, насторожились, и воины по привычке схватились за мечи. А в следующий момент перед ними предстало такое зрелище: один из трупов начал вставать, а девушка, ухватив его за руку, тянула его вверх, помогая утвердиться на неверных сейчас ногах. А когда это произошло и зомби, пошатываясь, встал, она не обращая внимания на его вид, крепко, так что у него даже лопнула на плече кожа, обнажая подгнившее мясо, обняла его и прижалась к нему.

Надо сказать, что сохранился Эвен, почему-то, лучше других, хотя он уже слегка был кем-то погрызенный, но он не так уж сильно опух, и красно-багровых пузырей на нем было меньше, чем у других, но все равно вид у брата Дианы был гораздо хуже, чем у его сестры. Про нее даже можно было бы забыть, что она мертвая, особенно, когда девушка была одета, если бы не идущий от нее неприятный запах и немного странное поведение. Ее брата же спутать с живым человеком было не возможно. И дело было не только в том, как он выглядел. Немного постояв, он вдруг зарычал и, оттолкнув сестру, вытянул вперед руки с растопыренными пальцами и пошел на людей.

— Надо его убить, — лаконично сказал Ален, подходя к ожившему мертвецу и обнажая свой двуручник.

— Не н…до, не н…до! — Истошно закричала Диана, ныряя под меч и заслоняя собой любимое существо, — не уб…вай, как М…эл!

Этот её поступок ошеломил Алена, и он в нерешительности остановился, тем более, что Эдвин одновременно с Дианой, закричал:

— Погоди, Эл!

А девушка, подбежала к нему и попросила:

— Сд…лай его тож ж…вым, как м…ня!

Эти её слова очень удивили принца. Нет, разумеется, не сама просьба, с этим-то, как раз все было ясно. Что еще могла желать сестра для своего единственного брата? Просто Диана ни разу не обнаружила того, что поняла замысел Эдвина, хотя она сидела рядом с ним, когда он обсуждал этот вопрос со своими друзьями. Она вообще была не многословна, да это и не удивительно, ей было трудно говорить. Когда они ехали куда-то, она держалась, естественно, рядом с группой, сидя вместе с Эдвином на его коне, который, видимо, уже примирился с умертвием на своей спине и не выражал недовольства. А другие лошади ее бы не потерпели.

Но вот на коротких привалах и в лагере Диана отходила в сторону, может быть, понимая, что людям не нравится ее запах, а может и по какой-то иной причине. Она сидела поодаль, почти не шевелясь, и могла просидеть так всю ночь. Спать ей, видимо, было не нужно. И вот, оказывается, она все уловила, просто, будучи зомби, не имеющая тонкой мимики, не показывала этого. Ребята подошли поближе к Эдвину и Диане. Теперь, когда принц подпалил почти все трупы и магический огонь очищал воздух, дышать стало гораздо легче. Никто из них не слышал слов Дианы, поэтому Вил спросил:

— Что она сказала?

— Диана попросила сделать для ее брата тоже, что и для нее, — ответил Эдвин.

— Тоже оживить его? Но ведь ты не будешь этого делать?! Это очень опасно! — Взволнованно воскликнул Нэт.

— Не знаю. Я размышляю над этим вопросом, смогу я потянуть это или нет, — задумчиво сказал юноша.

— А о чем тут размышлять! Если это, как говорит Нэт очень опасно, то не зачем за это дело и браться. Мы не хотим потерять тебя из-за какого-то умертвия! — Поддержал Нэта Ник.

— По-хорошему, и с Дианой не стоит рисковать, хотя ее и жалко! — запальчиво заметил Геор.

Вил сердито посмотрел на него, но промолчал, понимая, чего это может стоить Эдвину и, не решаясь сказать слово в защиту Дианы, которая ему очень нравилась, несмотря, ни на что, и которую, опять же, несмотря, ни на что, воспринимал, как живого человека, просто с некоторыми странностями. А зомби, о котором шла речь, в нерешительности остановился, смутно ощущая опасность направленного на него меча Алена, и только порыкивал все это время. Диана же горестно застонала, уже, видимо, жалея о том, что брат ее стал зомби. Ведь она не хотела ни для себя, ни для него такой ужасной участи — быть вечным умертвием. А оживлять их, наверное, теперь не будут, и она подошла к Эдвину, возможно, чтобы снова попросить, чтобы их с Эвеном убили, но принц твердо сказал:

— Нет, с Дианой вопрос решён. А с Эвеном…? — Эдвин пожал плечами и добавил, — раз судьба так распорядилась, что они оба не умерли окончательно, то имеем ли мы право, идти против ее решения? Это будет слишком жестоко, снова отнимать у сестры брата теперь, когда они оба получили шанс воссоединиться.

Диана вскрикнула от радости, явно поняв слова принца, и отошла к Эвену, а он, как будто поняв, что люди говорят о нём, взглянул на девушку и неожиданно произнес:

— Д….д….дна. Д….д….на? Д…на!!!

Диана снова вскрикнув, бросилась к брату, и, обняв его, воскликнула:

— Да! Да, эт я, тв…я Ди…на!

— Ну, вот, видите? О чем тут говорить? — задал риторический вопрос принц. Он для себя все решил, и все это поняли. Поняли, что решение его обдуманно и окончательно, и это означает, что спорить с ним бесполезно. Часто это бывало, когда он отстаивал чьи-нибудь интересы, даже во вред себе, если считал, что так будет правильно, как в этом случае.

— Но, как ты это сделаешь? Ведь он уже сгнил! — с величайшим беспокойством спросил Нэт, который немного разбирался в магии, и единственный из всех присутствующих имел представление о том, что затевает Эдвин, и чего ему это будет стоить.

— Но не полностью. Так что попробовать надо, — спокойно ответил Эдвин, — но не сегодня. Сейчас я слишком устал, а мне понадобится много сил, иначе я могу совершить какую-нибудь ошибку. Поэтому мы проедем этот остаток дня, но Диане придется вести своего брата за нами. Вряд ли кто-нибудь из вас захочет везти Эвена, а самостоятельно он ехать не сможет, да и лошади его к себе не подпустят. Но мы едем медленно, а зомби не устают. Впрочем, я говорю очевидные вещи, вы и сами это знаете. Я скоро закончу и поедем.

В скором времени вся кампания отправилась дальше, позвав за собой Эвена, не уверенные, впрочем, что он их понял. Ему помогла Диана, потянув за руку, и он послушно пошел за ней, не выказывая больше никакой агрессии в отношении людей.

— Ох, ну и запашек от него, да и вид не лучше, — зажимая нос и потому слегка гнусаво, протянула Делия, когда они поздним вечером расположились в лагере, а умертвия устроились в стороне, но неподалеку от людей. — Неужели нам придется дышать этим весь вечер и ночь?

— Ну, я мог бы, конечно, попробовать изменить их сейчас, — немного неуверенно сказал принц. Но Делия спохватилась, что нельзя вслух жаловаться при Эдвине, он, тут же, спешит на помощь, даже если ему приходиться прилагать для этого непомерно много усилий, и поспешила сказать:

— Нет, нет, не надо, лучше я как-нибудь потерплю.

— Ты уверена? — Уточнил юноша. Девушка кивнула, и он сказал, — ну ладно, но если будет совсем невыносимо, тогда скажи. И вы тоже друзья. Тогда я начну немедленно.

Все заверили его, что непременно так и сделают, совершенно не собираясь выполнять свое обещание.

— Я мог бы попробовать вызвать ветер, который дул бы от нас в сторону брата с сестрой, — немного погодя задумчиво произнес принц, — но я не знаю, что из этого может выйти здесь, в Долине, с этим магическим хаосом. Возможно, вместо ветерка поднимется ураган.

После этих слов все попросили Эдвина не рисковать по такому, в общем-то пустячному поводу и поэтому вечер они как-то перетерпели, а потом наступила ночь. И хотя оба умертвия сидели в стороне, а магический огонь, разожженный и играющий разноцветными красками в костре, очищал воздух, это была не самая лучшая их ночевка в Долине. Хуже были только две ночи — когда они ждали Эдвина после боя с виверной, и не знали, дождутся ли и вторая, когда они сражались с глотами. Никто, конечно толком не выспался, кроме, пожалуй, принца, который за последнее время немного попривык к неприятному запаху, из-за очень близкого соседства Дианы. Его в эту ночь не будили на дежурство, давая полноценно отдохнуть перед опасным ритуалом, который должен был потребовать от него нешуточных усилий, тем более что все это ему предстояло делать впервые. А ведь он, к тому же был еще и ранен.

С утра Эдвин начал необходимые приготовления. Он не ел весь вчерашний день и сегодня не позавтракал, и был зверски голоден, но так было нужно. Он взял самый маленький, тщательно помытый, котелок и подвесил его над погасшим кострищем. Потом, вынув из ножен кинжал, поднес его к губам и, прошептав ему что-то, решительно полоснул им по запястью своей левой руки, сделав глубокий порез. Фонтанчиком выплеснулась кровь и потекла в приготовленную посуду. Эдвина обступили друзья, наблюдая за тем, что он делает и Вил сказал:

— Я бы тоже хотел дать свою кровь!

Эдвин внимательно посмотрел на него, но ответить не успел потому, что со всех сторон посыпались такие же, предложения.

— Спасибо ребята и особенно девушки, но смешивать кровь нельзя. Ее должна дать либо жертва, тогда ее придется обескровить до смерти или тот, кто проводит ритуал. В этом случае можно обойтись меньшим количеством, ведь он ее отдает добровольно, — отказался Эдвин.

— Жаль! — с искренним сожалением вздохнул Вил. Принц снова пристально взглянул на него и, кивнув, согласился:

— Хорошо, но совсем чуть-чуть, чисто символически, иначе у меня ничего не получится. — И протянув зачарованный кинжал, добавил, — проколи им палец и выдави не больше трех капель.

Что Вил и сделал. А у Эдвина кровь продолжала течь. Юноша сказал несколько слов, на каком-то, никому из присутствующих неизвестном гортанном языке и кровь потекла быстрее. Время от времени он произносил, то короткие, то длинные фразы на том же языке. Еще через непродолжительное время Делия в тревоге воскликнула:

— Эдвин. Остановись, ты теряешь слишком много крови.

— Я не могу, ее на двоих набралось пока маловато.

— Уже полкотелка! Еще немного и ты умрешь от ее потери! Как ты на ногах-то стоишь, просто удивительно! Ты и так ранен, и раны вчера сильно кровоточили.

— Вот именно — вчера, а сегодня с ними все в порядке. Но, я скоро закончу, еще капельку и все, — заверил знахарку юноша.

Он стоял, пошатываясь от слабости, но продолжал держать руку над котелком. Наконец он протянул ее Делии, и она перевязала рану приготовленным заранее бинтом. К сожалению, Эдвин сам у себя не мог даже кровь остановить. У него сильно закружилась голова, и он резко покачнулся, но устоял. Ноги его подкашивались от слабости и головокружения, но стоящие рядом Вил и Лоран поддержали его.

— Теперь понятно для чего в таких ритуалах использовались жертвы, — покачав головой, сказал Нэт.

— Приведите, пожалуйста, Диану и Эвена, — попросил Эдвин, и пока кто-то из ребят пошел за умертвиями, которые оставались в стороне, юноша, вытащив меч, начертил им на земле сначала окружность, а потом вокруг нее пентаграмму. После этого он сказал:

— Сейчас я начну чаровать, и мне нельзя будет отвлекаться и останавливаться, поэтому не задавайте мне, пожалуйста, пока никаких вопросов.

Все собравшиеся пообещали юноше вообще все время молчать и честно сдержали свое слово. По просьбе Эдвина Диана встала в центр пентаграммы, потянув за собой ничего не понимающего, но послушного брата. Принц стал читать заклинание, переходя с гортанного, уже слышанного всеми, языка на очень мелодичный, даже напевный. Одновременно с этим он взял котелок и начал выплескивать из него понемногу крови в промежутки между пентаграммой и кругом. Затем он зажег на внешних углах пентаграммы маленькие магические костерки и, протянув котелок Диане, велел ей сделать несколько глотков, а потом проследить за тем, чтобы выпил всю кровь до конца Эвен. И пока брат, и сестра пили, Эдвин продолжал читать заклинания, а потом вдруг со стоном согнулся, обвиснув на руках у друзей, и его обильно вырвало желчью с остатками пищи.

После этого стало происходить следующее: Диана и Эвен начали медленно, но явственно, прямо на газах у зрителей, меняться. Особенно эти изменения были заметны у мужчины, который был все так же обнажен. У него сначала, постепенно, исчезла одутловатость, затем пропали багровые пузыри, а серовато-зеленоватая кожа зомби превратилась в нормальную кожу здорового человека.

Еще раньше живой стала его сестра, которая с трепетом и волнением следила за тем, как оживает ее брат. Теперь она отличалась от других людей не более, чем все люди отличаются друг от друга. У нее появился осмысленный взгляд, утративший былую неподвижность. Вместо каких-то тусклых, неопределенного цвета буркал, на ее ещё более похорошевшем, покрытым очень шедшим ей, румянцем, лице, зажглись большие глаза, редкого серо-зелёного цвета. И видно было, что к ней вернулись все ее чувства и ощущения и так полно, что теперь она, как будто не в силах была пока совладать с ними, и они попеременно отражались на ее юном личике — изумление, волнение, трепет, радость, снова изумление, и наконец, счастье.

Сейчас о том, что с ней случилось по воле жестокосердного и вероломного Миэла, напоминала только седина красивых, длинных и густых волос. Тоже самое, с некоторым отставанием происходило и с Эвеном. Когда все закончилось, он с удивлением посмотрел на зрителей, потом взглянул на счастливую Диану, которая в радостном нетерпении уже хотела броситься на шею ожившему и вновь обретенному ею брату, и вдруг заметил, что он стоит совершенно голый. Эвен стремительно покраснел и прикрылся, а потом попытался что-то сказать. Сначала у него ничего не вышло, но он откашлялся и хрипло поинтересовался, засыпав сестру вопросами:

— Что произошло, Дина? Почему я в таком виде? Кто все эти люди? И где наши охранники? А куда пропал Миэл? Я его здесь не вижу. С ним что-то случилось? Он спросил все это таким тоном, будто был совсем не удивлен, увидев перед собой живую Диану. Впрочем, ничего странного в этом как раз не было, мертвой-то он ее никогда не видел, если не считать того периода, когда он сам был умертвием, но об этом у Эвена вряд ли сохранились даже обрывки воспоминаний.

— А ты что ничего не помнишь? Ни про Миэла, ни про охранников, ни про себя? — Спросила в свою очередь, Диана, зябко поеживаясь. На ней ничего кроме штанов и рубахи не было, а день сегодня был холодным. Раньше, когда она была зомби это было неважно, она могла бы ходить и совсем раздетая, не чувствуя ни жары, ни холода, но не теперь. И она с сочувствием смотрела на своего брата, думая о том, как же ему сейчас неуютно. Она, уже задавая вопросы, знала на них ответы. Знала, что он не помнит. Просто ей надо было убедиться в этом. Сама же она помнила все. Помнила, даже когда была зомби. Эти воспоминания отпечатались в ее душе и памяти, и ей, наоборот, хотелось бы обо всем забыть, но, увы, это было невозможно. И она помнила, какой она была после смерти. Эти воспоминания были не полными. Какие-то обрывки, но вот то, что с ней происходило после встречи с окружающими ее и брата людьми, она помнила хорошо. А Эвен ответил на ее вопросы так:

— Нет ничего, а что я должен помнить?

Девушка не успела ответить, потому что Ник, который был примерно такого же роста и сложения, что и Эвен и имел чуть больший размер ноги, и Делия, принесли страдальцам, жертвам холода свою запасную одежду и обувь. Брат с сестрой благодарно кивнули влюбленной паре и начали одеваться и обуваться. Впрочем, для Дианы ребята захватили ее собственную теплую одежду из лагеря разбойников. Девушки, чтоб не смущать Эвена отвернулись, и только после того, как брат с сестрой полностью оделись, и выслушали поздравления, Диана сказала:

— Я не буду пока ничего говорить тебе, боюсь, ты мне все равно не поверишь, хотя ты знаешь, я никогда не лгала тебе. И все же, я подожду пока твои воспоминания сами вернуться к тебе. Надеюсь, это случится скоро, а пока знай — эти люди спасли нас от страшной участи, которая была хуже смерти!

— Хуже смерти? О чем ты Дина? — Обескуражено спросил Эвен. Но Диана только покачала головой и произнесла:

— Пока ни о чем не стану тебе рассказывать, постарайся сначала вспомнить все сам. Но я хочу, чтоб ты знал, что мы очень обязаны этим людям и в особенности одному из них, кстати, как он?