Тут все спохватились, что увлекшись этим необычайным и волшебным процессом превращения нежити в живых людей, они совсем забыли про его творца. И даже Вил с Лораном, которые все еще держали Эдвина, не обращали внимания на то, что с ним происходило, настолько тихо тот себя вел. Принц обвис в их руках, но он был таким стройным и легким, что они вдвоем почти не чувствовали его веса. Ребята посадили Эдвина на землю, но он повалился на нее и обступившие юношу друзья в первые мгновения с ужасом подумали, что он умер, настолько принц был мертвенно-бледным, до голубизны. Как будто он отдал свою жизнь и вместе с ней все краски, присущие живым, Эвену и Диане, которые были очень смущены. Особенно сильную неловкость испытывала Диана, знающая из-за чего это случилось.

Губы у Эдвина были искусаны в кровь, что говорило о том, что ему было очень больно, но он старался сдерживать крик, и ему это удалось. А в его очень черных волосах белела седая прядка. Лоран быстро приложил пальцы к его шее и, нащупав жилу, почувствовал неровный, слабый пульс. В принце едва билась жизнь. Он был без сознания и, в который раз за этот поход, находился между жизнью и смертью. Эдвин был очень плох и никто, в том числе и Делия, не знал, как ему помочь. И все же, все с облегчением вздохнули, ведь главным было то, что самого страшного, по крайней мере, сейчас, не произошло — он был жив, и им не оставалось ничего иного, кроме как надеяться, что юный организм Эдвина и свойственное ему от природы здоровье переборют слабость.

— Простите! Это из-за нас случилось! — воскликнула Диана.

— Нет. Это было решение Эдвина, — не согласился с ней Лоран.

Принца уложили к костру и потеплее укрыли. В сознание он пришел только через несколько часов и, хотя он был еще очень слаб, потребовал, чтобы они немедленно отправились дальше. Диана вместе с братом подошла к Эдвину и горячо от души поблагодарила его за то, что он вернул их с Эвеном к жизни едва ли не ценой своей собственной, и добавила, что теперь они с братом у него в неоплатном долгу. На что юноша ответил:

— Я тоже очень рад, что все получилось. А насчет долга не беспокойтесь. Такие долги и называются неоплатными, что их невозможно выплатить. Так что забудьте о нем. Тем более, что я это сделал не ради благодарности или долга, а просто так. И, кстати, мы со стоянки бандитов захватили некоторые ваши вещи и все деньги. Хочу передать их вам.

Диана еще раз поблагодарила его и сказала, что все это, по-хорошему, они с Эвеном должны отдать своим спасителям, и в первую очередь Эдвину. На что юноша коротко ответил — ни в коем случае. Тогда Диана спросила, нельзя ли им и дальше ехать с ними, хотя бы до конца Долины. Вдвоем путешествовать здесь опасно, тем более, что они с братом не воины, а охранников у них теперь нет. Эдвин ответил, что, разумеется, они могут остаться с ними и не только до конца Долины, но и дальше, если пожелают. Но, как всегда, предупредил, что ехать в их кампании может быть опасно потому, что у них есть враги, которые их преследуют. Диана сказала, что они с братом, конечно, подумают и обсудят, как им быть дальше. Но ведь и потом с такими деньгами и вещами никуда без охраны ехать нельзя, а она, например, теперь боится нанимать чужих людей, о которых ничего не знает. А вот их она уже успела узнать, и ей известно, что они люди чести и очень приятные в общении. И если никто из них не против их присутствия в отряде, то она бы предпочла остаться с ними.

Все заверили ее, что никто не возражает, чтобы они и дальше ехали вместе и горячее всех ратовал за это Вил, чем даже смутил девушку. Но тут неожиданно возникла проблема с ничего не понимающим Эвеном, который смотрел на свою младшую, всегда такую тихую, если не сказать робкую и послушную, сестру с огромным удивлением — когда и как она успела выйти в лидеры, оттеснив на вторые роли старшего брата? Пора было брать инициативу в свои руки, тем более, что не проясненным остался еще один вопрос и он строго сказал:

— Дина, мы не можем никуда ехать с этой замечательной кампанией. Мы должны отыскать Миэла и наших людей. Миэл мой друг. Я не могу уехать с чужими людьми, не узнав, что с ним. Вдруг с ним что-то случилось и ему нужна моя помощь!

— Друг! — С горечью воскликнула Диана, — если бы ты только вспомнил, каким он оказался другом! Это из-за него пострадали и мы, и наши охранники тоже.

— На что ты все время намекаешь? Если ты знаешь что-то, чего не знаю я, то прямо и скажи об этом, а не виляй. — Слегка рассердился на сестру Эвен, который сильно беспокоился о Миэле, и ему не нравилось то, что говорила о нем Диана.

— Эвен, я не могу тебе сказать, пока ты сам не вспомнишь. Но поверь искать его не нужно. Никого не нужно. Остались лишь мы двое, — мягко сказала девушка.

— Дина!!!

— Ну, хорошо, я постараюсь помочь тебе вспомнить. Надеюсь, у меня получится, но и ты напряги свою память. Что последнее ты помнишь?

— Как мы едем по Долине, разумеется, что же еще?

— А последний лагерь? Постарайся вспомнить!

— Последний лагерь? Я помню, ничего особенного не было. Все было как всегда, я поужинал и лег спать.

— А потом? Вспомни, как он разбудил тебя, и что ты увидел! И что он говорил тебе! И что потом сделал!

— Что я увидел и что он говорил? Что-то ничего не помню.

Диана огорченно вздохнула, а Эвен наморщил лоб, пытаясь вспомнить, а потом, немного погодя, произнес:

— Хотя…! Миэл!!! Не может быть!!!

— Ты вспомнил, да?! — вскричала Диана.

— Я вспомнил! Когда я проснулся вокруг меня кипел бой, сначала я не понял, кто с кем дерется. Думал, на нас напали какие-то враги, может умертвия — мы же ведь в Долине. А потом разобрался — его люди напали на наших! А Миэл…, Миэл хотел убить меня! Он что-то говорил, нес какой-то бред. Но главное — мой друг хотел меня убить. Даже душить начал, но все же, не убил!

— Поверь, убил! И не только тебя, но и меня. Сперва отдал своим охранникам, чтобы они мной натешились. Что они и сделали, все до единого! А ведь ты знаешь, что у меня до них мужчин не было. А потом он меня так же, как и тебя, собственноручно задушил.

— Но мы же, живы!

— Это не его заслуга! Благодаря ему мы стали умертвиями!

— Кем, кем?! — вскричал потрясенный Эвен, веря и одновременно не веря сестре потому, что в такое невозможно было поверить.

— Умертвиями, — повторила Диана, — зомби, нежитью! Ты себя в таком состоянии не помнишь, еще немного, и ты превратился бы в обыкновенную злобную тварь, одержимую только желаниями жрать и убивать. А я себя помню такой и помню, как из меня уходила даже такая ненастоящая, призрачная жизнь день за днем, день за днем, и как я цеплялась за нее. Это было ужасно!

— О Миэл! Мой друг — подлый вероломный предатель! Когда-нибудь я отплачу тебе, ты заплатишь мне за все! Я найду тебя и твоих охранников тоже.

— В этом нет нужды мой дорогой брат. Вот эти воины отомстили за нас с тобой. Они приняли бой и покарали убийц наших людей. Почти все бандиты погибли. А над Миэлом состоялся суд, он изворачивался, но вывернуться ему не удалось, и его приговорили к смертной казни. И я сама казнила его, задушила своими руками, как он нас, благо, тогда руки у меня были сильные.

— Теперь я понимаю, почему ты стала такой, — покачал головой Эвен.

— Какой? — С любопытством спросила Диана.

— Уверенной в себе. После всего того, через что тебе пришлось пройти, человек полностью меняется. Он или ломается или становится сильным и уверенным в себе. Но как мы снова стали живыми?

Диана показала на Эдвина, который в это время завтракал, обсуждая, что-то с друзьями и сказала:

— Нас спас вот этот безмерно добрый юноша, спас просто так! И ты видишь, какой ценой, он едва не умер! А кто мы ему? Никто, просто чужие люди, встреченные на жизненном пути.

После этих слов сестры, Эвен подоеёл к Эдвину и низко поклонился, а потом сказал:

— Я сначала ни о чем не догадывался, а теперь вот, вспомнил, а Диана остальное рассказала. У меня слов нет, чтобы выразить вам мою признательность! И вам всем господа я очень благодарен!

Эдвин, как всегда смутился от таких слов, остальные только улыбнулись и кивнули. А потом отряд собрался в дорогу и отправился в путь. До гор оставалось ехать приблизительно один день. Весь остаток этого дня прошел спокойно, а вечером на них напали зомби из нескольких курганов, среди которых они вынуждены были устроить лагерь. Диана смотрела на них и испытывала ужас, не потому, что боялась их. Вовсе нет. Просто она понимала, что и сама могла стать такой, а ее брат уже почти был таким. Зомби было очень много, но двигались они медленно и после куда более быстрых глотов с этими тварями расправились без особых проблем, хотя и пришлось потратить на это много времени.

Ну а на следующий день, вскоре после рассвета, отряд увидел Заоблачные горы. Они были еще далеко, едва виднелись на горизонте, но горы уже обозначали конец их опасного путешествия по Долине смерти. Это очень всех обрадовало и приободрило. В этих местах почему-то почти не встречалось нор, что позволило отряду значительно прибавить ход. Им казалось, что все почти закончилось, что больше ничего с ними случиться не должно, но не тут-то было. В конце пути, когда они уже находились в предгорьях, Долина преподнесла им последний, но неприятный сюрприз — к ним подлетела огромная стая гарпий и начала кружить над ними. Сперва, после всего того, что было, этих небольших неопрятных птиц с женскими старушечьими лицами никто не воспринял достаточно серьезно. Ну что они смогут сделать? Только гадить на людей, но это они как-нибудь переживут. Так люди думали до тех пор, пока гарпии не атаковали их.

И первой это сделала их предводительница, которая стремительно сорвалась вниз, камнем упала на плечо Тэо и стала рвать его плащ большими, остро-отточенными, скрюченными когтями, пытаясь добраться до вкусного человеческого мяса. Это явилось сигналом для остальных, и все они ринулись на лакомую добычу. Гарпии бросались на каждого человека сразу по несколько особей. Люди сдирали с их с себя, сворачивая им шеи. Керт, Якоб и Геор вскинув свои луки, обстреливали этих бестий, попадая почти во всех, но их было очень много. Вдруг раздался душераздирающий женский крик — одна из гарпий вцепилась в лицо Делии. Ник, который стоял рядом, сразу же схватил эту тварь и, отодрав ее от любимой, свернул ей тонкую шею, но было уже поздно. Гарпия выколола девушке глаза. К этому времени нежить, поняв, что добыча оказалась ей не по зубам, решила ретироваться. Так что все люди смогли собраться вместе и обступить окровавленную девушку, лежащую на руках Ника, сходящего с ума от боли за возлюбленную.

— Бедняжка, осталась слепой, как она теперь будет жить?! — вздохнул Геор.

— Я люблю Делию и никогда ее не оставлю, с глазами она или без них, но ей самой будет от этого плохо. — Тихо произнес Ник.

— Без глаз она не останется, — спокойно отозвался Эдвин, — я постараюсь их восстановить. Но это потребует больших усилий, так что давайте я сначала исцелю более легкие раны, а то я потом вряд ли смогу. А вы пока перевяжите Делию.

— Ты потеряешь еще лет двадцать жизни, и потом, я знаю, что регенерировать какой-то орган могут только архимаги-целители, да и то далеко не все. Может один-два не больше. — Обеспокоенно сказал Нэт, которому хотелось и чтобы милая Делия снова стала зрячей, и чтобы друг не пострадал, и его раздирали эти противоречивые желания. Остальные члены их разросшейся команды чувствовали то же самое.

— А целителей такого уровня и есть-то в Леорнии только трое. Но я надеюсь, что у меня получится. После того как я применил магию крови я знаю, что нужно делать.

— Ты снова собираешься пройти через это?! Но ведь ты в прошлый раз едва не умер! — Воскликнул Лоран.

— А по-другому у меня не получится, я еще не умею, знаю о регенерации только в теории, да и то в общих чертах.

— А как же в прошлый раз?

— В прошлый раз я ничего не регенерировал. Я использовал оборотную магию, которая включает в себя древнюю магию крови и почти столь же древнюю некромантию. Меня давно это интересовало, но я занимался этим сам, втайне от моего наставника-целителя, мэтра Танара. Он не одобряет подобный интерес, а я считаю, что лишних знаний не бывает. Главное, в чьих руках они находятся. Вот теперь пригодились. Но сейчас я столько усилий и крови не потрачу.

— Если не обращать внимания на то, что тебя поранили гарпии, и ты уже потерял кровь, — заметил Вил.

— Ерунда, это всего лишь царапины и крови ушло совсем немного, — отмахнулся Эдвин.

— Но Эдди, ты еще не восстановился после прошлого раза, и по-хорошему ты должен лежать, как после тяжелого ранения, ведь с тех пор прошло совсем мало времени и ты не можешь сейчас позволить себе потерять еще даже каплю крови, — сказал опытный воин Керт.

— Керти, я не могу отлеживаться и ждать пока я полностью восстановлюсь, у нас совершенно нет на это времен. Тем более нельзя делать это в Долине. Сам знаешь, это неподходящее место. И не забывай, нам завтра в горы идти. Как Делия пойдет туда слепая? Тропа там, судя по запискам, очень узкая и нести бедняжку или везти ее на коне мы не сможем. Не бросать же ее здесь вместе с Ником.

— Нет, конечно, — сказал обескураженный Керт.

Эдвин, как всегда, отмел все возражения, если речь в них шла исключительно о его собственных интересах, и поскольку, обсуждать больше было нечего, да и незачем, то принц приступил, к исцелению раненых. Хотя сам опять был изранен — глотами, бандитами, а теперь и гарпиями, но он как обычно не обращал на это внимания. Наконец пришло время возвращать зрение Делии. Сама девушка была без сознания, зато Ник весь извелся, не зная, получится что-нибудь у Эдвина или нет. Он сидел возле своей пострадавшей невесты, как на иголках, очень надеясь, что Делия сможет увидеть обряд их бракосочетания. И он ужасно боялся, что если у Эдвина ничего не получится и его Делия останется слепой, то она не захочет выходить за него замуж, чтобы не обременять собой любимого. И Ник уже начал придумывать слова, какие он скажет ей, чтобы она не отказывалась от их свадьбы. Как он будет доказывать ей, что это неправильно.

Но тут к ним с Делией подошел Эдвин. К этому времени, по просьбе принца, Лера и Диана приготовили для принца котелок, который уже сослужил ему службу, вскипятили и немного остудили воду, которой Эдвин, как следует, промыл глазницы девушки. Затем он размотал бинт со своего запястья, которое он тоже промыл и так же, как в прошлый раз, достав кинжал, что-то пошептал над ним, и, не дрогнув, без промедления резанул по руке, глубоко погрузив в нее нож. После этого он слил некоторое, гораздо меньшее, чем давеча, количество крови в котелок, и все это время читая какие то заклинания, влил ее в рот Дэлии и ее глазницы, перевязав их чистым бинтом. Эдвин продолжал чаровать, и еще немного времени спустя сообщил, что он закончил и, кажется, у него получилось. Он сказал это слабым голосом, и в который раз потерял сознание, а в его волосах появилась еще одна седая прядка, как свидетельство отданных им лет жизни. Дэлия тоже еще не пришла в себя, так что, принца как всегда подсадил к себе Ален, а знахарку Ник и отряд поехал дальше.

Через какое-то время нельзя стало ехать верхом, потому что света уже не хватало, а под ногами коней лежали большие и маленькие камни и крупные валуны. Пришлось спешиться и вести лошадей за собой. И только Эдвин и Дэлия ехали, привязанные, верхом. Они очнулись только рано утром, когда уже рассвело и все успели позавтракать. И как же она и Ник, когда сняли повязку с ее лица, были счастливы, обнаружив, что у нее опять имеются оба глаза, и она снова может видеть. И как за них были рады все друзья. Теперь пришла очередь Дэлии благодарить Эдвина за такой подарок, после того как ей рассказали, как все произошло. А потом она потребовала, чтобы юноша показал ей свое запястье. Осмотрев его, она сказала, что бабушка ей как-то говорила о том, что глубокие раны надо зашивать, хотя никто никогда этого не делает, но таково ее мнение. И Делия добавила, что глубоко почитая бабушку за ее ум и знания, тоже считает, что это нужно делать, и поэтому она сейчас этим и займется.

— Ты же раньше этого не делала, — удивился Эдвин.

— Ну и что. Ты тоже кое-что делал в этом походе впервые. Если кто-то что-то никогда не делал, это не значит, что и начинать не нужно. Просто я раньше не решалась, но если не зашивать, то раны кровоточат и заживают гораздо дольше, а для тебя сейчас это недопустимо! Ты теперь не должен потерять ни капли крови.

С этими словами девушка достала свою самую тонкую иголку и такие же нитки, прокалила иглу на огне, остудила и снова промыв запястье Эдвина, приступила к кропотливому делу. Поэтому все они еще на некоторое время задержались в лагере, и в какой-то момент услышали крик: «Ради бога помогите мне!» Крик был женский и недалекий. А потом они увидели девушку, которая выходила из-за холма, ведя в поводу лошадь. Она, еще не подойдя к группе людей, попросила, повышая голос, чтобы ее услышали:

— Пожалуйста, помогите мне выйти из этой Долины. Я одна не смогу это сделать! Я поднялась на холм, чтобы оглядеть окрестности, боясь, что я здесь совсем одна, и, о, счастье, увидела вас! Мне больше не к кому обратиться за помощью, никого вокруг, кроме вас, нет.

— Вы так смело подошли к нам. А вы не опасаетесь того, что мы может быть разбойники, и можем причинить вам вред? — С любопытством спросил девушку Лоран, рассматривая новый персонаж, с которым свела их команду прихотливая судьба.

К ним подходила молодая женщина лет двадцати трех — двадцати пяти. У нее было необычное лицо. Сильно выдающиеся вперед скулы, выпуклый, но высокий лоб, крепкий, широкий и вместе с тем изящный подбородок, хотя, казалось бы, эти черты не должны соединяться, густые темные, сейчас немного растрепанные волнистые волосы. И глаза — огромные, как говорят в таких случаях — на пол лица, слегка раскосые, приподнятые к вискам, блестящие, необычного золотистого цвета. Она была высока, но не слишком, стройна с тонкой талией, но не как у юной девушки-точеной, а скорее как у рожавшей уже женщины, которая следит за собой. Грудь у нее была большая, а бедра почти по-мужски узкие. При некоторой непривычности ее облика, все в ней было соразмерно, и она была красива немного странной красотой, к которой нужно было присмотреться. Женщина была одета в сильно обтрепавшееся по камням платье и плащ.

— Нет, конечно, ведь среди вас есть женщины, — ответила незнакомка.

— Среди бандитов тоже могут быть женщины, чьи-нибудь жены или любовницы, например или просто кухарки. Но вам повезло — мы и в самом деле люди честные.

— Значит, вы сможете мне помочь?

— Покинуть Долину? Безусловно. Правда, мы собираемся идти через перевал. Но что с вами случилось? Если это не секрет. Кстати, позвольте представиться. Я граф Лоран Дюран. А вас, простите, как зовут?

— Ах, извините, я не назвала себя. Я маркиза Аманда Даронская. И я отстала от своей группы.

Лорану показалось, что она при этих словах отвела глаза. Но может быть, это было не так. Лоран представил новой попутчице своих спутников, не упоминая о том, что Эдвин является принцем. К этому времени Делия закончила зашивать его раны и все готовы были к подъему в горы, чьи вершины прятались за облаками. Подъехав к их подножию, вся кампания рассредоточилась, не теряя, впрочем, друг друга из виду, стараясь найти тропу, ведущую на перевал. Точное ее местонахождение Эдвину было неизвестно, хотя очень приблизительные ориентиры исследователь оставил. Но они могли довольно сильно уклониться от цели. Так оно и случилось.

Только через три дня, наконец, уже ближе к вечеру, они смогли отыскать ее, и подъем был назначен на следующий рассвет. Хорошо, что ребята пополнили свои запасы у бандитов, иначе у них возникли бы серьезные проблемы. Но сейчас уже и те подходили к концу. За эти дни друзья успели получше познакомиться с Амандой, и узнали ее подлинную историю:

— Я была незаконнорожденной дочерью барона Ортеза. Моя мать, тоже была знатного рода, но она оставила меня почти сразу после рождения моему отцу. Он был женат и у него к этому времени был маленький сын — мой брат. Его жена, а моя мачеха не слишком любила меня, ведь я была свидетельством измены ее супруга. Но мой отец меня признал и очень любил и, ни чем не отличал от Терена, своего законного сына. Думаю, он и мою мать тоже любил, раз так относился ко мне. А вот с братом у меня отношения не сложились. Его с самого моего рождения, как только я попала в дом моего отца, настраивала против меня моя мачеха. Мой отец был очень богат, но не здоров и незадолго до смерти, опасаясь за меня, решил выдать меня замуж, чтобы упрочить мое положение.

Бедный мой отец, он хотел сделать для меня как лучше. Он, конечно, знал об отношении ко мне своей жены и сына и боялся, что после его смерти, меня выгонят из дома, в чем есть, и оставят без куска хлеба. Так что, мое замужество было единственным для меня выходом. Но существовала одна неприятность — я была бастардом. Отец хоть и признал меня, но от этого его законной дочерью я не становилась. Поэтому он нашел для меня человека, готового за хорошее приданое закрыть глаза на мое происхождение. Это был маркиз Даронский. Мое приданое было великолепно. Отец не поскупился и выделил мне не только очень большую сумму денег, но и землю с небольшим замком, скорее особняком. Моя мачеха и ее сынок рвали и метали по этому поводу, обвиняя отца в том, что он лишил законного наследства своего единственного сына — законнорожденного, мачеха это подчеркивала, наследника. Хотя ему оставалось гораздо больше, но он хотел все. Мой муж, зато был счастлив, получив такой куш. Он был из знатного и старинного, но давно обедневшего рода и еле-еле сводил концы с концами. Не так, разумеется, как это вынуждены делать по-настоящему бедные люди, но как отпрыск знатного семейства, который пытается пустить пыль в глаза, чтобы никто не заподозрил то, что у него ничего нет.

Но на самом деле все об этом прекрасно знали, поэтому он не мог жениться почти до сорока лет, несмотря на свою родовитость. Отец тоже об этом знал, и когда мне исполнилось шестнадцать лет, предложил маркизу жениться на мне. И тот, недолго думая, согласился. Мое приданое он полюбил сразу, еще до того, как мы с ним поженились, а после этого оно отошло в его собственность. А вот меня он никогда не любил, я всегда была для него обузой, не нужным придатком. Он был суров со мной и не смягчился даже после рождения нашего с ним сына, которое произошло только через три года после нашей свадьбы, четыре года назад. Впрочем, он всегда равнодушно относился к своим детям, притом, что не только не скрывал, но, напротив, бравировал тем, что наплодил множество бастардов, вернее ублюдков, ведь он даже и не думал их признавать.

Он постоянно мне изменял, у него было огромное количество любовниц и ему было все равно с кем ложиться в постель — со знатной дамой, с горожанкой ли, с крепостной крестьянкой — не важно. Я его тоже никогда не любила, но не изменяла. Может я и делала бы это, но было не с кем. Никто в моем окружении мне не нравился, и в особенности младший брат моего мужа, еще более мерзкий человек, чем он. Деверь то и дело склонял меня к измене. А мой муж Генри был, как ни странно, очень ревнив и, может быть, даже не признал бы и нашего сына, если бы малыш не был так похож на своего отца, который надо признать, отличался красотой. Он был копией своей матери — первой жены своего отца, удивительной красавицы.

А его сводный брат Патрин был похож на их общего отца, куда, как менее красивого. И мой деверь всегда завидовал Генри — и его успеху у женщин, которых он завоевывал без всякого труда — они сами липли к нему, и его титулу и, главное, тому, что благодаря моему приданому он стал богат. Я думаю и любовницей своей он хотел меня сделать только в пику своему старшему брату, но у него ничего не вышло, и он затаил на меня обиду за пренебрежение. Но, как бы ни относились братья друг к другу, это не мешало им кутить вместе — и пропивать, и проигрывать и по другому проматывать полученные деньги. Впрочем, их было так много, что и сейчас еще осталось изрядно! В этом-то и беда! Но все по порядку. Генри после женитьбы на мне и получения богатства стал ещ более популярен у женщин всех сортов, и у дам в том числе.

Это его и сгубило. Он стал жертвой своих похождений. Генри соблазнил очередную красотку, и ее муж — граф вызвал его на дуэль до смерти, которую мой супруг проиграл. Это случилось немногим более четырех месяцев назад, и мой маленький сын, тоже Генри, стал следующим маркизом Даронским. Он унаследовал все, что принадлежало его отцу — его родовой замок с землей, много раз заложенной, которую Генри-старший, несмотря на свои кутежи, сумел почти полностью выкупить, а так же все, что осталось от моего приданого. А я стала вдовой и опекуншей своего сына. Но если вы думаете, что мне стало легче жить, то глубоко ошибаетесь. Может по-началу так оно и было, но очень недолго. Мой муж умер, но остался его брат. И он начал наседать на меня, чтоб я вышла за него замуж. А я только освободилась от несчастливого супружества, только вздохнула полной грудью! И мне совсем не хотелось надевать на себя новые цепи. Мне не нужны были эти новые узы брака. Недаром они так и называются. Для меня бы это стало настоящим узилищем! И ладно бы он сильно и искренне любил и страдал без меня. Я бы тогда подумала и может из жалости согласилась на это. Но ведь нет!

Единственной его настоящей любовью всегда были и остаются их величества деньги, которых у него никогда не было, и о которых он всегда мечтал со всей страстью своей отвратительной души. И, хоть, у меня моих личных средств было не много, но я была опекуншей своего богатого сына и до его совершеннолетия могла полностью распоряжаться его деньгами. И для Пата это было самым главным! Женившись на мне, он тоже, становился опекуном, и очень надеялся, что сумеет в этом случае подмять меня под себя и прикарманить всю собственность Генри. А там, кто знает, что через несколько лет случилось бы с мальчишкой, ведь всякие несчастные случаи бывают, везде так неспокойно! Ну а потом, он как ближайший родственник унаследовал бы и титул, и все состояние. Он думал, что я ничего этого не понимаю. Он, должно быть, считал меня полной дурой. Как он лицемерил, какие дифирамбы мне пел, изъяснялся мне в любви, надеясь, что я ему поверю. И не знал, сколь жалок он в моих глазах и смешон. Но я тогда не знала, что это человек на самом деле страшный и он может пойти для осуществления своей цели на все, до конца. А надо было об этом догадаться, хотя бы потому, что у него не было ни единого шанса жениться на ком-то еще, хотя бы так, как его брат, из-за его репутации.

Если Генри был просто безденежный ловелас, и то ему пришлось жениться на бастарде в моем лице, а все другие не хотели выдавать за него замуж своих дочерей, то про Патрина ходили очень недобрые слухи, связанные с чьими-то смертями. Но я всегда была далека от светских сплетен. Сидеть и перемывать кому-то косточки не по мне, так что я, до поры до времени, ничего не знала, только потом мне стало кое-что известно, но я всегда чувствовала, что он недостойный человек. И вот как-то состоялся между нами разговор и я ему наотрез отказала. И тогда он сказал, что я еще пожалею об этом! Я тогда особого внимания на его слова не обратила — ну так, обычная угроза в таких случаях. Но одновременно с этим холодок по сердцу прошел, человек-то какой это сказал! Я узнала, что это не пустая угроза, когда поняла, что он хочет от меня избавиться, раз уж, не получилось жениться. Одним словом, он решил меня убить. Вы, наверное, уже поняли это. Тогда бы он стал единственным опекуном моего сына, как его родной дядя и мог бы распоряжаться всей собственностью племянника. А по прошествии времени можно было бы убить и его, и все унаследовать. Хотя первый план, с женитьбой на мне, для него был предпочтительней, потому что он хотел иметь наследника. Но, увы для него, я этого не хотела.

Итак, он собрался меня убить, но просто так это сделать было нельзя, даже подстроить несчастный случай, потому что на него сразу упало бы подозрение из-за тех слухов о связанных с его именем, но не доказанных, убийствах. Ему нужно было все сделать так, чтобы на него не пало ни малейшего подозрения, а для этого он должен был находиться в другом месте, когда я умру. И, допустим, похищать меня, и тайно вывозить по этой же причине тоже нельзя было, а надо было все устроить так, чтобы я поехала открыто, сама, по доброй воле. И все это должны были видеть и знать, а то, что я из поездки не вернусь или вернее вернусь уже мертвая, то Пат тут не причем, его там, где я погибла, вообще не было.

А что для этого подходит лучше всего? Долина. В ней запросто можно погибнуть, и ни кто ни о чем плохом не подумает. Все только пожмут плечами и скажут — не надо было в Долину мертвых соваться, тем более беззащитной женщине. Таков был его план, но я тогда об этом не догадывалась и на эту удочку попалась, хотя и знала, что этому человеку верить нельзя. Но как не попасться и не поверить, если твой любимый, единственный ребенок тяжело заболел? Тут кому и чему угодно поверишь, если это сулит спасение для малыша. Сейчас-то я знаю, что все было подстроено, но это сейчас, а не тогда. Да и то, я понятия не имею, что с моим сыном сейчас! Только надеюсь, что Патрин не решится на две одновременные смерти. Уж это точно будет выглядеть подозрительно. Хотя, если все думают, что ребенок тяжело болен, то может, не обратят на это внимания.

Но я очень надеюсь на то, что он не решится. Что мне еще остается? Я просто места себе не нахожу от тревоги за сына, просто с ума схожу из-за этого, но не знаю, что мне делать. А вдруг он и на самом деле болен? А я сижу здесь и не могу ему помочь, а он там один без мамы. А ведь он такой еще маленький. Счастье, что я вас встретила, а то бы и в самом деле отсюда бы не выбралась, у меня ведь даже припасов никаких нет и воды тоже. Было немного, но уже кончились. О всяких монстрах и не говорю. Как по Долине путешествовать в одиночку и без оружия? Тем более, что я не воин.

— Ну, это понятно, но как вас заманили именно в Долину?

— Вы леорнийцы, а я подданная императора и земли моего сына расположены рядом с Серыми горами, почти на границе с Леорнией. Я говорю вам об этом, чтоб вы знали, что от внутренних областей империи нас отделяет большое расстояние. Мы с Генри живем в маркизате, в нашем замке, а вокруг него раскинулся довольно большой город, в котором живут вассалы моего сына, другие дворяне, ну и простолюдины тоже, разумеется. Так вот, в один недобрый день мой Генри заболел. У него появился жар, а также красная и желтая сыпь. Колдун-целитель сказал, что мой ребенок заболел очень опасной, тяжелой и редкой болезнью. Но ее можно вылечить. Но просто, с помощью целительства, это сделать не получится. Необходимо особое лекарство.

Сейчас я думаю, что все это было подстроено, что моего ребенка просто чем-то опоили, тем более что и Патрин якобы заболел этой же болезнью. И это позволяет мне надеяться, что мой малыш жив и здоров, ведь не стал бы Патрин подвергать себя настоящей опасности, а у них были одинаковые признаки болезни. Мне кажется, что колдун все это и устроил, только непонятно, на что Патрин его услуги купил, ведь у моего деверя ничего нет. А колдуны все такие жадные и просто так ничего делать не будут, тем более такое. Наверное, Пат посулил будущие барыши, когда он станет сначала опекуном, а потом и собственником маркизата. Но мне тогда было не до этого, я тогда не только ничего не заподозрила, но вообще не думала об этом. Я просто боялась за сына и могла думать только о нем, а Пату я даже сочувствовала. Какой бы он ни был, сейчас он болел, и его можно было пожалеть.

Так вот целитель сказал, что против этой болезни есть лекарство, но делать его умеет только один знакомый ему человек — другой целитель. Но живет он во внутренней области империи, за Снежными горами и Долиной мертвых. Но проблема в том, что к нему нельзя послать за лекарством какого-нибудь человека. Ехать непременно должна я, так как целителю для изготовления эликсира нужна свежая кровь ближайшего родственника больного. А кто ближе родной матери? Тем более, что дядя сам, якобы, болен. Я тогда не подумала о том, а как Патрин-то лечиться будет, мне и в голову не пришло подумать об этом. Не до того мне было. А колдун еще сказал, что лекарство надо привезти как можно быстрее. Он сможет поддерживать жизнь в моем сыне, но до поры до времени, и если я сильно задержусь, то маленький маркиз умрет.

Самый короткий путь идет через Долину. Мне бы тогда обратится к другим целителям, но я сходила с ума от страха за сына, и мне было не до подозрений. Да и с чего мне было подозревать колдуна? Он самый лучший у нас в городе и весьма уважаемый целитель, и мы всегда лечились у него. И я ему поверила, а Долина меня тогда не страшила, я бы к демону на рога полезла, чтоб спасти своего малыша. Хотя оставлять своего ребенка одного в таком состоянии не хотелось, но я думала, что это необходимо. Вот так я и оказалась здесь. Поехала я с отрядом воинов в двадцать человек. Все они служили в замковой страже. Среди них были люди, преданные лично мне. Но были, как впоследствии оказалось, и люди Патрина. То ли он в этот отряд внедрил своих агентов, то ли нанял, а скорее чем-то соблазнил кого-то из солдат. Но до поры, до времени все было нормально. Потом мы попали в Долину. С кем мы в ней встретились, я говорить не буду. К моему рассказу это не имеет отношения. Сказать надо о другом. Мои люди, то ли подозревая кого, то ли просто, на всякий случай, бдительно охраняли меня в дополнение к обычной охране.

И теперь я знаю, что жива до сих пор только благодаря этому. Иначе мою смерть подстроили бы значительно раньше. Я сказала, подстроили, а не просто убили, неслучайно. Ведь среди людей отряда были обычные замковые стражники, которых надо было убедить в том, что я погибла от лап какой-нибудь нежити. Иначе, неизбежно, пошли бы разные нежелательные слухи из-за моей смерти. Поэтому нельзя было просто прирезать меня. Также надо было обставить смерть моих людей, и тогда бы все остальные стражники, кроме убийц конечно, вернувшись обратно в Дарон, были бы уверены, что я погибла случайно, и так бы всем и говорили. В Долине такое бывает, ничего удивительного в этом нет. Патрин немного просчитался, готовя свой план. Если бы я была окружена только его людьми, мы бы с вами сейчас не разговаривали, но он, видимо не смог этого сделать.

В общем, люди Патрина ждали подходящего случая расправиться со мной, и, наверное бы, дождались, но мои люди бдительно меня охраняли, и наш отряд постепенно продвигался вперед. Я ни о чем не подозревала, все мои мысли были об оставленном мной малыше. Меня уберег случай. Однажды мне не спалось. Я вся извелась от тревоги. Мне казалось, что мы слишком медленно тащимся, а время уходит. Может, так оно и было — люди Патрина нарочно затягивали путь — не знаю. Так вот, это случилось за четыре дня до нашей с вами встречи. Мы в это время ехали вдоль этих гор, чтобы объехать их. И вот ночью, как я уже сказала, мне не спалось и, извините, в какой-то момент захотелось в уборную.

В этих местах, в отличие от самой Долины сделать свои дела было не сложно, имелась возможность укрыться от нескромных взглядов. Везде лежали большие и маленькие валуны. И вот я отошла на некоторое расстояние от лагеря, присела за валуном и вдруг услышала голоса. Мне кажется, эти мужчины выпили, возможно, не выдержав напряжения похода и возложенной на них задачи. Им захотелось расслабиться. Так это или нет, я не знаю, да это и не важно. Главное они говорили громче, чем им следовало, и я смогла их расслышать.

«Пора кончать эту сучку», — сказал один.

«Как? Маркизку дополнительно охраняют, а нам не удалось все скинуть на нежить» — ответил другой, и я поняла, что речь идет обо мне, ведь в нашем отряде было всего две женщины — я и моя служанка. Я затаилась, прислушиваясь и боясь пропустить хоть слово. Я пока не понимала, кто и зачем хочет меня убить. Я, вроде, не сделала никому ничего плохого. А они продолжали разговор.

«Я не знаю как», — раздраженно сказал первый, — «знаю только, что хозяин будет недоволен, если она вернется обратно живая».

«Но еще более он будет недоволен, если мы ее просто убьем и кто-нибудь узнает, что мы сделали это по его приказу. А нам придется сказать об этом, если нас будут спрашивать. Не брать же все только на себя, да и объяснять понадобится, зачем мы это сделали. Не резать же всех» — парировал третий.

«А хоть бы и резать» — запальчиво сказал первый.

«Нам за это не заплатили» — возразил второй.

«Но что мы будем делать, если на нас больше никто не нападет? Уже несколько дней едем, а нежить куда-то провалилась. Надо было ее в самой долине кончать. Там нежити много было, не то, что здесь, возле гор».

«Если б не ее проклятая охрана, мы бы так и сделали, но ведь все подходящего случая не было».

«Да уж господин Патрин все ловко придумал, только не подумал, как нам все это обтяпать».

«Ладно, хватит ныть, соображать надо, как все провернуть, чтоб выполнить приказ хозяина, и чтоб комар носа не подточил. Чтоб никаких подозрений ни у кого не возникло, что ее, либо нежить укокошила, либо она сама, случайно, себе шею свернула».

«А что, неплохая мысль, может, скинем ее со скалы?»

Дальше можно было не слушать. Я сидела, ни жива, ни мертва, меня как ледяной водой окатили. Я поняла, что меня заманили в ловушку, и надо было что-то делать, как-то выбираться из этой ситуации. Я тихонько, стараясь не допускать малейшего шума, отошла от валуна и вернулась к лагерю. Следовало воспользоваться тем, что трое из потенциальных убийц собрались в одном месте, немного в стороне от нашей стоянки, а остальные спали. Я подошла к одному из своих людей, который сидел на посту, и быстро пересказала подслушанный разговор. Он тоже долго обсуждать это не стал, сказал только, что надо будить наших и быстро уходить. Что мы и сделали, ведь моих врагов было на несколько человек больше, чем друзей. Мы взяли с собой только наши дорожные мешки и потихоньку ушли, пока никто этого не видел. Наш уход тогда не обнаружили, и погони за нами не было. То есть, может она и была, ведь те трое, чей разговор я подслушала, могли, вернувшись на стоянку, довольно быстро понять, что меня и моей охраны нет среди их людей. Так что, скорее всего утром, на рассвете, а может и раньше, они отправились вдогонку за нами. Но безуспешно.

От людей Патрина мы смогли уйти. Но потом напоролись на нежить, на которую так надеялись мои не состоявшиеся убийцы. Что это была за нежить, не спрашивайте — не знаю. Моих людей было четверо, и они спасли меня ценой своей жизни. Двое погибли во время боя, а еще двое вскоре от ран. Монстра они уничтожили. Моя служанка погибла тоже. На нее первую набросилась нежить и разодрала в клочья, а голову откусила и сразу съела. Я говорю об этом так подробно, чтоб пояснить, что я вынуждена была воспользоваться этим, для того, чтобы сбить со следа возможную погоню.

Я разыскала ее останки и переодела то, что от нее осталось в мою обычную одежду. Это было ужасно, но я надеялась, что люди Патрина решат, будто я погибла, а мою служанку съели, и больше искать меня не будут. И так, наверное, и случилось, потому что никаких проблем у меня больше не было, кроме одной — как теперь выбраться из Долины и попасть домой. Ведь у меня к тому времени, как мы с вами встретились, закончилась и еда и вода. И еще об одном я думала — если я смогу вернуться в Дарен, что мне делать с Патрином? Как мне разоблачить его, ведь у меня не осталось ни одного свидетеля, а он не успокоится, пока не добьется своего, и тем или иным способом меня ни уничтожит. И еще, мне кажется, что я все же должна убедиться в том, что колдун обманул меня. Вдруг он не причем, и мой сын, в самом деле, болен, а Патрин только воспользовался случаем? Тогда мне надо съездить в тот город, в котором живет второй целитель, и взять у него лекарство, а потом как можно скорее вернуться назад. — Закончила свой рассказ Аманда.

— Где он живет? — Спросил Эдвин.

— В Римазе.

— В Римазе, — повторил принц, — надо посмотреть по карте, где это. — Он достал подробную карту империи и нашел упомянутый город. — Нам по дороге. Это хорошо, не придется разделяться, чтобы проводить вас.

— Значит, я поеду вместе с вами?

— Да, конечно, если вы не против этого.

— Разумеется, я не против!

И хотя Аманду предупредили, что путешествовать с ними опасно, она своего решения не поменяла, так что на этом и сошлись, а вскоре нашлась и долгожданная тропа. Утром, после завтрака, люди свернули лагерь, вступили на тропу и начали восхождение. Но перед этим Эдвин сказал:

— В этих горах живут горцы. Они очень горды и вспыльчивы, и считают Заоблачные горы своими. Правда, путешественник, о котором я вам рассказывал, написал, что если им понравиться, они могут быть очень радушными и гостеприимными, даже чересчур. Хотя, что значит «чересчур» не объяснил. Но в любом случае, если мы встретимся с горцами, будьте предельно вежливы.

Как уже было сказано, тропа была довольно узкая, так что ехать верхом было нельзя. Пришлось вести лошадей в поводу. А потом она и вовсе превратилась скорее в козью тропинку, но была достаточно пологая. Поднимались они очень долго и очень медленно. Было очень страшно — с одной стороны стена гор, а с другой пропасть, а они шли почти по самому краю своей дороги. Один раз оступишься и полетишь вниз. Хорошо еще, что лошади с шорами на глазах, могли смотреть только вперед и, не видя этой бездны под ногами, вели себя спокойно. В горах, на высоте, было очень холодно. Все надели зимние куртки, а Лере и Вилу и Эвену, у которых их не было, отдали несколько плащей, так что они не мерзли.

Неожиданно дорогу им перегородила неизвестно откуда взявшаяся фигура — это был мужчина средних лет, крепкий, кряжистый и широкоплечий. Чувствовалось, что он еще очень силен. Мужчина был смуглым, толи от природы, толи потому что загорел на горном солнце. У него была густая, тщательно ухоженная, черная борода. Одет он был в теплую телогрейку, мехом наружу, такие же сапоги и кожаные штаны. Эдвин вспомнил, что именно так описывал горцев исследователь Долины и Заоблачных гор, имя которого история не сохранила. Впрочем, кто ещё мог так неожиданно появиться на этой тропе, как не представитель местного племени?

— Кто вы такие, и что делаете здесь? — Властно спросил он.

Эдвин, который шел первым, остановился, склонил голову и вежливо сказал:

— Мы путники, идем на перевал. Мы вовсе не собираемся беспокоить вас — хозяев этих мест. Но нам обязательно надо попасть на ту сторону гор. Дозвольте сделать это, прошу вас.

Горец внимательно посмотрел на юношу и, кивнув своим мыслям, ответил:

— Что ж, я вижу, что вы люди уважительные и чтите обычаи. В таком случае я предлагаю вам наше гостеприимство. До перевала еще далеко, в горах темнеет быстро. И вы не успеете до темна подняться на него, и спустится вниз. Придется вам заночевать на нем. А там очень, очень холодно даже днем. А уж ночью даже и не знаю, я ночью там не был. Я не самоубийца. И ваша одежда вам не поможет. Утром вы не проснетесь. Так что предлагаю пройти со мной и переночевать в тепле.

Все услышали его звучный голос, внимательно выслушав все, что он сказал, гадая можно ли ему верить. Но Эдвин долго не раздумывал, интуиция ему подсказывала, что этот человек их не обманывает. И поэтому, еще раз поклонившись, прижав руку к сердцу, сказал:

— Благодарю вас за гостеприимное и радушное приглашение. Мы с радостью принимаем его.

Все остальные согласно кивнули. Горец широко улыбнулся. Видимо они прошли еще один экзамен, и он пригласил их идти следом. Эдвин безбоязненно двинулся за мужчиной, а все остальные, привыкшие доверять чутью своего юного командира, пошли за ним. Некоторое время они еще поднимались по тропе, которая поворачивала, изгибаясь вокруг горы, а затем перед ними открылся вход в пещеру, вернее не совсем открылся, поскольку он был так хорошо замаскирован, что если бы они шли одни, то ни за что бы не заметили его. Их проводник, который представился им как Старк, отодвинул несколько небольших валунов, уложенных друг на друга, и удивленные путники увидели высокий лаз, куда они и вошли следом за Старком.

Когда они прошли через довольно узкое отверстие, они попали в пещеру, от которой начинался высокий подземный ход, не мешающий идти лошадям. Этот ход правильнее было бы называть подгорным. Непривычные к этому люди шли по нему не так уж и долго, но на сознание давила мысль, что над ними такая огромная толща камня и земли, а еще и льда, и от этого было как-то не по себе. И они все были очень рады, когда вышли, наконец, на луг, на котором трава по-осеннему пожухла, и уже лежал тонкий слой снега. На нем паслись овцы, более мелкие и поджарые, чем равнинные, но с более длинной и густой шерстью. Они с удовольствием подъедали траву, раскапывая ее из-под снега. Потом путешественники узнали, что эти животные — горные овцы, и горцы приручили их в давние времена.