— Алло, алло… Да, это издательство «Бабилас»… Типография Фликото?.. Да, мсье… нет, мсье… Мадам Лежербье вам перезвонит… Ома на заседании… Простите ее, пожалуйста… Алло, алло… Да… Писчебумажный магазин Бенуа? Будьте добры, позвоните перед обедом… Мадам Лежербье на заседании… Алло, алло… Книжный магазин Леграс? Вы не получили товара, который заказывали? А какую книгу вы просили?.. «Пиратов Матто Гроссо»? Я передам… Да, мадам… Нет, мадам… Мсье Шассерио непременно позвонит вам… Он сейчас на заседании… Алло… Издательство «Бабилас» у телефона… Добрый день, мсье… Простите, кто вам нужен?.. Мсье Бабилас? Мсье Бабилас на заседании…

Телефонистка Арлетта подняла голову.

Входная дверь распахнулась. Софи, помощник бухгалтера, подбежала к стеклянной кабине коммутатора. Она страшно запыхалась.

— Привет, Арлетта… У меня поезд опоздал на двадцать пять минут. И я упустила свой автобус… Меня кто-нибудь спрашивал?

— Не беспокойся, дорогая Софи, — сказала Арлетта, сама явно обеспокоенная. — Тут произошло кое-что посерьезнее…

— Посерьезнее? Что случилось?

— Все сейчас заседают в кабинете мсье Бабиласа…

— Что же тут особенного… Они часто заседают…

— Да, но сегодня по очень важному поводу… А точнее, по очень неважному, просто по плохому.

— Издательство на краю банкротства?

— Да нет…

— Ты меня пугаешь… Рассказывай же!

— Вчера вечером гангстеры оглушили мсье де Солиса…

— Гангстеры?

— Ну, может быть, одни, я не знаю…

— А как мсье де Солис? Он умер?

— Нет… Я же тебе сказала, что его только оглушили…

— Какой ужас! Рассказывай!

— Все очень просто. Вчера вечером, после работы, мсье де Солис задержался в своем кабинете, там, в конце коридора. Наводил у себя порядок. Какой-то человек вошел и оглушил его… Да, оглушил, ударом в затылок…

— Омерзительно! И как он себя сегодня чувствует?

— Хорошо. Все гораздо лучше, чем можно было думать. Он здесь. Он очень хотел прийти.

— А преступник?

— Убежал. Мсье де Солис потерял сознание.

— Мсье де Солис был один в издательстве?

— Нет. Здесь была мадам Лежербье с мадемуазель Иоландой — знаешь, блондиночка такая, практикантка…

— И они ничего не слышали?

— Они были в производственном отделе… Услышали глухой шум… Бросились тут же к кабинету мсье де Солиса. Несчастный лежал распростертый на ковре. В общем, все совершенно загадочно. Ничего не украли. Ни кассы не тронули, ни сейфа…

Софи покачала головой.

— Вообще-то говоря, здесь больших денег никогда не бывает… Только самая малость, на текущие расходы. Все операции осуществляются с помощью чеков…

— Повторяю тебе… Все совершенно загадочно…

— А может, это месть?

— Месть? Не такой человек мсье де Солис, чтобы у него были враги, — возразила Арлетта.

— А полиция была? — спросила Софи.

— Конечно… Мадам Лежербье немедленно их вызвала. И они ничего не обнаружили. Никаких улик, никаких следов.

— Странно, — прошептала Софи. — А может, это какой-нибудь обиженный автор?

— Автор?

— Да. Представь себе, что мсье де Солис отказался печатать его рукопись…

— Ну, моя милая, у тебя богатое воображение… Тебе надо писать детективные романы…

* * *

В просторном кабинете Эжена Бабиласа разместились все.

Гаэтан де Солис, с повязкой на голове, сидел в кресле. Мадам Лежербье — напротив. Иоланда сидела на стуле за мадам Лежербье.

Жан Луи Шассерио, загорелый пятидесятилетний человек спортивной выправки, в светлом твидовом костюме, оперся локтями о стол мсье Бабиласа.

На этот раз директору было не до улыбок.

— Как вы себя чувствуете, дорогой Гаэтан? Головная боль понемножку проходит? — заботливо спросил он.

— Ничего, ничего, — успокоил его Гаэтан. — Мне очень таблетки помогли. В конце концов, я дешево отделался: обыкновенный нокаут, слегка кожа порвана… Я даже смог уснуть…

Шассерио, который, казалось, глубоко ушел в свои размышления, вдруг прямо подскочил на месте. И стукнул ладонью о край директорского стола.

— Черт возьми! В конце концов, должны же найтись хоть какие-то объяснения! Не пришел же бандит просто так, он ведь за чем-то пришел. Потихонечку проник к нам. Оглушил вас без предупреждения… И убежал, не взяв с собой ничего!

— А может, это сумасшедший? — предположила мадам Лежербье.

Эжен Бабилас чуть было не принялся потирать руки, но сдержался, понимая, что момент для этого не совсем подходящий.

— Давайте-ка, дети мои, прежде чем предполагать, не сумасшедший ли это, сначала подумаем!

— Мы, кажется, только этим и занимаемся, — проворчал Шассерио.

— Разберем все по порядку, — предложил Бабилас. — В восемнадцать тридцать сотрудники ушли домой. Потом ушел я сам вместе с Шассерио…

— Было, вероятно, без двадцати семь, когда Иоланда вошла ко мне в кабинет, — сказала мадам Лежербье.

Шассерио наклонился вперед:

— Гаэтан в это время сидел у себя в кабинете?

— Да, — сказал Гаэтан, — после шести я никого не принимал. Я был один.

— А я, — снова заговорила мадам Лежербье, — как раз задала несколько вопросов Иоланде…

— Какие это были вопросы? — сухо спросил Шассерио.

Мадам Лежербье смутилась:

— Какие вопросы? В самом деле? Будто не догадываетесь! Вы же прекрасно знаете, что она готовится к своему экзамену… Вопросы были по истории книгопечатания, по разным видам шрифтов и тому подобное.

По полноватому лицу Жана Луи Шассерио скользнула улыбка.

— Прошу меня извинить, но сейчас все может иметь значение, мы ведь плаваем в полной неизвестности…

— Плохо себе представляю, как именно… — продолжала мадам Лежербье. — Затем к нам ненадолго зашел мсье де Солис. Было, должно быть, полвосьмого.

— А можно узнать, о чем шла речь? — опять задал вопрос Шассерио.

Гаэтан де Солис пожал плечами.

— Мы говорили о будущей работе Иоланды… о рукописи, которую я только что прочел…

— Мсье де Солис посоветовал Иоланде и дальше быть такой же настойчивой, — сказала мадам Лежербье. — Кстати сказать, могу только повторить, что ее работа заслуживает всяческой похвалы…

Иоланда раскраснелась.

— После чего Гаэтан пошел к себе в кабинет. Мы вернулись к своему уроку, говорили о литерах. О типографских шрифтах, о кеглях и пунктах…

— О кеглях и пунктах… — машинально повторил Эжен Бабилас. — Ага… То есть вы в точности не знаете, в котором часу гангстер мог проникнуть в издательство…

— Нет, — сказала Иоланда. — В восемь часов мы услышали глухой звук, донесшийся из кабинета мсье де Солиса. И подумали, что это свалилась кипа бумаг.

Гаэтан де Солис кивнул головой в знак согласия.

— Именно это и произошло. Я наводил порядок у себя на столе. И вся кипа свалилась…

— Кипа чего? — спросил Шассерио.

— Кипа рукописей, поступивших в последнее время. Их было десять… Я как раз собирался сегодня рассказать о них мсье Бабиласу… Рукописи рассыпались по ковру в кабинете. Многие даже вылетели из папок, в которых они лежали… Затем дверь отворилась, я подумал, что ко мне зашла мадам Лежербье… Дальнейшее произошло очень быстро… Я почувствовал сильную боль в затылке…

— Но вы все-таки видели, кто напал на вас? — тихо спросила мадам Лежербье.

— Ну, видел — это слишком громко сказано. Я попытался обернуться. У меня осталось очень смутное воспоминание… Он был в темном плаще, в таком, знаете, нейлоновом… Шляпа, низко надвинутая на лоб, темные очки.

Бабилас вздохнул.

— Классическая униформа… Шляпа на глазах… Черные очки… это нам ничего не дает…

Шассерио стукнул кулаком по столу:

— Почему же, черт возьми, вы дверь на ключ не закрыли, как всегда по вечерам, когда остаетесь один!

— Я… не знаю… Забыл, — прошептал Гаэтан де Солис.

Шассерио повернулся к мадам Лежербье.

— Прежде всего нас беспокоило состояние мсье де Солиса. Мы перенесли его в кресло и поняли, что он в шоке. Я немедленно позвонила доктору Бернару, который живет через улицу. Он тут же пришел. Еще я позвонила в комиссариат. Доктор Бернар нас успокоил. По его мнению, Гаэтана можно было не везти в больницу или поликлинику.

— А потом?

— Потом пришел комиссар полиции и задавал нам самые разные вопросы. Мы обошли все кабинеты. Нигде ничего не тронули. Следов никаких. К кассе и к сейфу никто не прикасался. Я проводила Гаэтана до дома, на такси…

Эжен Бабилас все качал и качал головой.

— В самом деле, ничего не украли… Я имею в виду деньги. Но ведь и кроме денег… Похоже, что ничего не тронули, ни в остальных комнатах, ни в кабинете нашего друга…

Гаэтан де Солис подался вперед, локтями он опирался на колени, а ладонями обхватил лицо.

— Да, — сказал он с расстановкой, — у меня ничего не украли. В кабинете не так много ценного: только книги. Мои книги не тронули, я совершенно в этом уверен. Моя коллекция классиков-романтиков на месте. А она ведь недешево стоит… Там есть несколько первоизданий… Они на полке… Тот, кто напал на меня, книг не взял…

— Он мог унести что-нибудь другое, — вставила Иоланда.

Гаэтан распрямился и изумленно посмотрел на нее.

— Но что же? Что можно взять у меня в кабинете? Бумаги, карточки, отчеты, кучи статей, вырезанных из газет, рукописи…

— Но и рукопись может быть ценной, — прошептала девушка.

— Иоланда права, — сказала мадам Лежербье. — Нужно выверить мельчайшие детали. Может быть, в этой куче рукописей какой-нибудь не хватает?

— Вряд ли. Впрочем, в этом нетрудно убедиться.

Он резко встал. Его высокий тощий силуэт с комичной повязкой на голове возвышался над всем собранием.

— Мы можем пойти ко мне в кабинет, чтобы еще раз все проверить…

* * *

Комната Гаэтана была тесной и совершенно заваленной. Впрочем, на столе был порядок, по обе стороны от его зеленого кожаного письменного прибора стояли керамические вазочки, полные цветных карандашей; картотеки и кипы папок тоже были на своих местах.

За спиной Гаэтана все пространство стены занимали книжные полки, на которых красовалась полная коллекция изданий «Бабилас».

На верхних полках выстроились в ряд всевозможные книги и брошюры самого разного формата.

В углу тускло светились поблекшие золотые корешки многотомной энциклопедии. Дальше стояло несколько книг по истории французской литературы, словарь рифм и словарь синонимов.

— Право же, — сказал Бабилас, — все у вас в полном порядке, как всегда… Никак не скажешь, что здесь было совершено нападение…

— Да и в самом деле, борьбы никакой не было, — сказал Гаэтан, — мне не дали возможности сопротивляться. — Он показал на стопку рукописей: — Вот они, наши будущие издания… если мсье Бабилас одобрит их…

— Так эта та самая кипа, которая вчера рассыпалась? — спросил Шассерио.

— Да… я как раз, повторяю, собирал ее, когда меня оглушили… Вероятно, мадам Лежербье и Иоланда Ламбер положили все рукописи на место…

— Им не следовало делать этого. Полиция категорически запретила что-либо трогать…

Иоланда подошла к столу. И вдруг рассмеялась:

— Надеюсь, что ту рукопись, о которой вы нам вчера рассказывали, грабители не унесли… Хм… Как же это она называется? Ах, ну да! «Двенадцать тонн бриллиантов»…

— «Двенадцать тонн бриллиантов»! — тут же подхватил Шассерио. — Неплохо! Для продажи просто хорошо! Очень даже хорошо!

Гаэтан де Солис бросил довольно кислый взгляд на коммерческого директора и протянул руку к кипе рукописей:

— Нет, нет, все на месте…

— Почему вы думаете, что они могли утащить рукопись? — спросила мадам Лежербье. — Увы! Гангстеры теперь интересуются совершенно другими вещами, уж никак не литературой…

Гаэтан де Солис глухо вскрикнул.

— В чем дело? — спросил Бабилас.

— Погодите… Я… Впрочем, это нетрудно проверить. Здесь было десять рукописей. Каждая в картонной папке… Папки были серые, голубые и зеленые…

— Ну же, дорогой друг! — вскричал Шассерио. — Это же элементарно: надо просто их сосчитать.

— Погодите! — повторил главный редактор, который, казалось, поддался какому-то безумию. — Среди этих десяти папок были две… две красные, я точно помню. — И он нервно раскидал все рукописи на своем столе. — Видите… Теперь здесь только одна папка красного цвета. Второй нет. Она исчезла.

— Может, вы ее переложили куда-то? — предположил Бабилас.

— Нет, нет. Вчера вечером она была здесь. Я еще вчера вечером в нее заглядывал… И знаете, когда папки упали, рукописи из них вывалились. Я присел вот здесь, между столом и дверью, чтобы собрать их…

— А рукопись, которой не хватает, — вы ее вчера подняли? — спросила Иоланда очень твердым голосом.

— Да, я ее так и вижу… Это была довольно тонкая папка. Заголовок был выписан круглыми буквами…

— Какой заголовок? — спросила Иоланда.

— Именно тот, который я вам называл: «Двенадцать тонн бриллиантов»…

— Вот оно как, — прошептала мадам Лежербье. — Украли «Двенадцать тонн бриллиантов»…