Назавтра, перед уходом в школу, я торопливо завтракал, когда дверь вдруг резко отворилась.

— Смотрите, пожалуйста, Феликс! — сказала Мама.

Феликс зашел за мной! Это было что-то необычайное. Как известно, он всегда ожидал, пока я не появлюсь у ворот, чтобы выйти из дому.

— Что случилось, Феликс? — удивилась мама. — Кто-нибудь у вас заболел? Ты пришел позвонить доктору?

— Нет, нет. Мои родители чувствуют себя превосходно. Просто я собрался раньше, вот и зашел за Бертраном.

— Ну и прекрасно. Сегодня довольно холодное утро…

— Да, немного холодновато, — согласился Феликс.

— Но день будет великолепный. Выпьешь чашечку кофе с молоком, Феликс?

— Если хотите, просто за компанию с Бертраном. Спасибо большое.

Мне было ясно, что мой товарищ ждет ухода мамы, чтобы переговорить со мной. Я подвинул ему хлеб и масло.

— Съешь бутерброд?

— Могу… чтобы доставить тебе удовольствие…

Он отрезал себе большой кусок хлеба и принялся тщательно намазывать его маслом, бросая в то же время осторожные взгляды по сторонам. Наконец мама вышла покормить кур. Отец был в хлеву. Мы остались одни.

— Как прошла ночь? Ничего подозрительного? — спросил Феликс с набитым ртом.

— Нет, ничего. Должен тебе признаться, что я спал, как сурок.

— Гм!.. Не надо так себя распускать.

— Астек поднялся к себе в комнату очень рано.

— Он не выходил?

— Думаю, что нет.

— Хорошо. Теперь нам любой ценой надо достать конец завещания. Надеюсь, что он его написал и что оно у него в комнате.

— Ты хочешь снова войти в его комнату и искать?

— Разумеется! — Феликс проглотил последний кусок бутерброда и смерил меня суровым взглядом. — Начатое дело надо заканчивать.

— А что, если он нас застукает?

— Об этом не может быть и речи. Надо выждать подходящий момент. Это не пустячное дело, здесь речь идет о жизни или смерти, не забывай этого! И дело касается тебя. Речь идет о твоем кузене. Кто наследник твоего кузена? Ты! Подумал ли ты о том, что, может быть, являешься наследником десяти тысяч слитков золота?

— Десяти тысяч слитков золота!

— Так написано на этом клочке бумаги… Не беспокойся, я спрятал его в надежном месте… Да, десять тысяч слитков золота. Заметь, все зависит от толщины слитков… Возможно, что это небольшие бруски, но, если даже допустить, что они величиною с плитку шоколада, представляешь себе, какое это состояние!

Феликс покачал головой и задумался. Он, несомненно, мечтал об этих десяти тысячах слитков или плиток, и я не могу сказать точно, чему он отдавал предпочтение: золоту или шоколаду.

Время шло. Нам пора было идти. Феликс допил кофе с молоком, и мы отправились в школу.

Феликс был разочарован — наш постоялец так и не появился. Вероятно, он намеревался после своей вчерашней прогулки подольше поваляться в постели.

— Жаль, — сказал Феликс, — мне бы очень хотелось знать, чем он собирается сегодня заниматься. При всех обстоятельствах мы должны с него глаз не спускать. Бдительность!

Когда мы вышли на дорогу, меня вдруг осенило.

— Скажи-ка, Феликс, ты вот говорил о наследстве, и по-твоему получается, что наследник моего кузена…

— …раньше твой отец, а потом ты.

— Согласен. Но ведь это золото принадлежит не нам. Оно принадлежит майя или мексиканцам, не знаю уж кому…

— Да, верно. Но не забывай, что тот, кто открывает клад, имеет право на часть этого клада. Это вроде бы как премия, если хочешь знать. Допустим, что ты не имеешь права на десять тысяч слитков, но, может быть, ты имеешь право на половину или на треть… Пусть будет всего только какая-нибудь тысчонка слитков… Что бы ты с ними сделал?

— Мне думается, я бы купил скутер.

— Скутер! Ты сумасшедший! Это же очень опасно!

С минуту он думал и потом сказал:

— Я бы купил библиотечные шкафы… Хорошие книжные шкафы.

— Дубовые или ореховые?

— Что ты! Только из тропических пород дерева. Из палисандра, красного или черного дерева… С полками из индейского дуба!

* * *

День подходил к концу, спокойный зимний день в горах. Солнце светило, как накануне. За окнами класса видны были зубчатые ледяные сосульки, свисавшие с крыши и с ветвей деревьев. Сквозь окна мы могли любоваться этими самыми сосульками, отливавшими всеми цветами радуги.

Феликс несколько раз получал сегодня замечания от господина Казена за невнимание. Феликс был очень далек от действий с дробями, причастий прошедшего времени и других приятных вещей, которые терпеливо объяснял нам учитель. Феликс мечтал. Он оставил наш класс, старую добрую печь, в которой весело потрескивали дрова, карту Франции — зеленую и коричневую, висевшую позади учительской кафедры, и таблицу метрических мер. Он вглядывался в океанский простор с борта бригантины. Пробирался сквозь непроходимые джунгли. Отбивался от удавов и ягуаров дубинкой из индейского дуба…

— Феликс, чем это ты занят? — прикрикнул господин Казен.

Феликс поднял свою круглую физиономию, которая была в этот момент краснее самого красного пиона.

— Невероятно! Господин Феликс изучает карту Мексики, вместо того чтобы заниматься счетом! А на уроке географии ты, вероятно, будешь изучать арифметику?

— Что вы, господин учитель! Конечно, нет! — ответил Феликс совершенно искренне.

— Пока что ты останешься вечером в классе после уроков!

Феликс вздохнул и бросил на меня отчаянный взгляд. Это наказание было очень некстати. Дело в том, что наш постоялец обычно отправлялся на прогулку в то самое время, когда мы возвращались из школы, и мы решили сегодня тайком проникнуть в его комнату, чтобы дочитать наконец загадочное завещание.

— Ничего! — прошептал я. — Перенесем это на завтра.

На следующий день судьба улыбнулась нам. Мой отец решил вместе с отцом Феликса заняться перевозкой дров. Дрова уже давно были распилены, но их все никак не могли сложить в дровяной склад.

— Честное слово, — сказал отец, — снег совсем не такой глубокий, сани легко будут скользить, и волы без особого труда дотащат воз. Дрова сложены на склоне. Мы легко их погрузим.

Он предложил нашему постояльцу отправиться с ними вместе, и господин Дюран-Ошоа с радостью согласился.

— Мы пойдем в середине дня и вернемся еще до ночи. Я бы дождался четверга, чтобы прихватить с собой детей, да боюсь, как бы погода не испортилась… А для вас, господин Дюран, это будет славной прогулкой.

Это известие одновременно и огорчило и обрадовало нас. Огорчило потому, что нам бы очень хотелось провести день в горах на укладке дров. А обрадовало потому, что отсутствие постояльца развязывало нам руки.

В это утро, около десяти часов, — была перемена, и мы гуляли во дворе, — мы услышали голос господина Ляпюжада, понукавшего волов. Он шел сбоку со стрекалом на плече. Мы поздоровались с ним, сидя на стене школьного двора. Мой отец и наш постоялец шли за пустыми санями.

Когда наконец это деревенское шествие скрылось за поворотом, Феликс повернулся ко мне:

— Очень хорошо. Удачный денек! Сразу после обеда лечу к тебе — тут-то мы и дочитаем проклятую бумагу!

Все шло, как было намечено. Около половины первого, когда мы с мамой обедали, явился Феликс. Он, по-видимому, поел наспех — это было с его стороны немалой жертвой.

— Дети, — сказала мама, — я вас оставлю ненадолго одних. Мне надо сходить в галантерейную лавочку, выбрать шерсть. Присмотрите за домом!

— Ну как же! — воскликнул Феликс. — Не торопитесь.

— Вряд ли кто-либо явится к нам в это время…

— Мы немного позаймемся, — добавил мой товарищ, — нам надо приготовить доклад по географии.

— Устраивайтесь у камина, я вернусь через четверть часика.

Феликс бросил на меня многозначительный взгляд. Хозяйка галантерейной лавчонки слыла за женщину весьма болтливую, и если мама заведет с ней разговор, то отделаться будет не так-то просто.

Мама закуталась в шаль и направилась к дверям.

— Ого, — сказала она, прежде чем выйти, — небо-то как заволокло! Пожалуй, наши дровосеки на обратном пути не смогут пожаловаться на отсутствие снега.

Действительно, погода изменилась. На склонах долины уже не играло яркое зимнее солнце. Над Фабиаком метались сероватые хлопья. Мало-помалу стало темнеть. Зала нашей харчевни погрузилась в сумерки.

Оставшись одни, мы незаметно перешли на шепот.

— Никого? — спросил Феликс.

— Никого!

Ветер был не очень сильный. Он тихо гудел в глубине камина. Пока мы поднимались по лестнице, он полз вслед за нами и бормотал что-то на своем языке.

Перед дверью господина Дюрана Феликс остановился:

— Ты уверен, что его нет?

— Конечно. Мы же видели, как он уходил сегодня утром.

— Конечно! — повторил вслед за мною Феликс.

Дверь отворилась в полной тишине.

Обычная комната, скромная и спокойная, со старой ореховой кроватью, пузатым комодом, маленьким столом и несколькими стульями. Все было в порядке. Ни соринки, ни пылинки. И только какой-то аромат носился в воздухе.

— Ты чувствуешь этот запах? — спросил меня Феликс.

— Это одеколон.

— Возможно…

Те же иллюстрированные журналы лежали на столе. Та же пепельница, та же кожаная папка, тот же географический атлас.

Мы стояли на пороге и не могли решиться. День угасал. Сероватый свет проникал в окно. Голос ветра гудел вокруг нас.

Феликс взял меня за руку:

— А вдруг кто-нибудь на балконе?

Я пожал плечами.

— Давай посмотрим! — тихо сказал Феликс.

Мы медленно подошли к окну. На балконе никого не было. А между тем страх Феликса начал передаваться и мне. Я думал о мести сеньора Вальдивиа. Может быть, мексиканец с длинными усами находится где-то в окрестностях Фабиака, выслеживая нашего постояльца с одной только мыслью: вырвать у него тайну клада.

— Пошли! — сказал Феликс, который снова вдруг обрел уверенность.

Мы подошли к столу. Рука Феликса протянулась к папке, но вдруг задрожала в нерешительности.

— Чего же ты! — вскричал я. — Открывай!

Наконец он поднял крышку.

Папка была пуста.

— Вот тебе и на́! Наверно, он положил завещание в другое место. Может быть, в чемодан?

— Мне кажется, чемодан под кроватью.

— Ну, во всяком случае, мы не станем его открывать. Если мои родители узнают…

— Но подумай только! — огрызнулся Феликс. — Дело идет о твоем наследстве.

Он был прав. Дело шло о Жане из Фабиака, о моем кузене Жане и о баснословном кладе, погребенном в джунглях.

— Нам необходим конец завещания, он необходим нам! — утверждал мой друг, размахивая кулаками.

Я вздыхал. Положение мое было весьма затруднительным.

— Послушай, Феликс! А если мне поговорить с отцом?

— Ну, знаешь ли, это уж последнее дело! Мы на верном пути, и Ошоа ни о чем не подозревает. Если же ты расскажешь эту историю твоему отцу, он может все испортить, Ошоа смоется — и все будет кончено.

— Что же делать?

— Искать! Если завещание здесь, мы его найдем. Но, может быть… — Феликс бросил на меня страшный взгляд. — Может быть, сеньор Вальдивиа уже завладел им!

Мы все еще продолжали размышлять, как вдруг резкий звонок заставил нас подскочить на месте.

— Что это? — прошептал Феликс.

— Ничего. Телефон звонит.

— Телефон. Скорее вниз! Надо послушать, кто звонит.