Наш телефон звонил по большей части тогда, когда у нас жило сразу несколько постояльцев. Мой отец пользовался им крайне редко и установил его только для поддержания престижа своего заведения. Представить себе отель-кафе Даррегиберри «У пиренейского медведя» без телефона было немыслимо. Соседи пользовались им, чтобы вызывать доктора или чтобы связаться с родными, живущими в Люшоне или в соседних деревнях долины. Заметьте, что время от времени эти же родные нагружали нас всякими поручениями для жителей Фабиака.

Случалось, что инженер из управления проселочных дорог, или сборщик налогов, или инспектор начальной школы сообщали нам по телефону о своем прибытии и заказывали комнату или обед.

Но в этот день, в тиши нашего дома, в печальном свете зимнего дня под снежным небом, тонкий и настойчивый звонок, казалось, звучал несколько по-иному, чем обычно.

Феликс испытывал такое же чувство. Мы оба были почти уверены, что этот телефонный звонок был не случайным, что он имел непосредственное отношение к нашей «тайне».

Прыгая по лестнице через четыре ступеньки, мы очутились у телефона, и я снял трубку.

— Алло, алло! — сказал я сдавленным голосом. — У телефона отель Дарреги…

— Не кладите трубку, вас вызывают, — сухо перебил меня голос телефонистки.

— Алло, алло! — сказал далекий голос… — Алло, не разъединяйте. Алло, это отель?..

Остальное стерлось в потрескивании и шипении.

— Алло, алло! Да, да, вас слушает отель Дарреги…

— Господин Дюран здесь? Господин Эмиль Дюран. Попрошу вас позвать его к телефону.

На сей раз я прекрасно все слышал. Это был мужской голос, весьма энергичный мужской голос.

— Господина Дюрана нет, — ответил я со всей солидностью, на какую только был способен, выговаривая каждое слово самым тщательным образом.

На другом конце провода раздался возглас разочарования:

— Как! Он уехал? Однако…

— Он возвратится только к вечеру. Он ушел на прогулку.

— Ах, вот как! Можно вас попросить передать ему кое-что?

Феликс, который, не смущаясь, подслушивал разговор, делал безумные глаза и жестом показывал мне, что необходимо удвоить бдительность. «Кое-что»! Голос говорил о чем-то важном. Мы перехватим сообщение, предназначенное для господина Дюрана-Ошоа! Определенно судьба снова улыбнулась нам.

— Скажите, ему звонил господин Вальд…

— Простите? Господин?

— Вальдер. В, а, л, ь, д, е, р. Вальдер. Скажите, по поручению господина Вальдера. Он поймет.

— Господин Вальдер. Хорошо… Да, сударь.

Феликс толкнул меня локтем. Совершенно ясно, что дело осложняется. Человек не сказал «Вальдивиа», он сказал «Вальдер», но все равно — от Вальдера до Вальдивиа не очень далеко… Все ясно!

— Скажите ему, что я звонил по поводу клада…

— Простите? — Руки мои начали дрожать от волнения, и я все повторял «простите».

— По поводу клада майя. Он поймет. Скажите ему, что я согласен, если он поторопится.

Я все прекрасно понял, и мой друг Феликс тоже слышал странную фразу, не пропустив из нее ни одного слова.

Итак, некий господин Вальдер звонил нам, чтобы мы предупредили господина Дюрана, что ему надо поторапливаться. Поторапливаться по поводу клада майя! Невероятно!..

— Скажите ему еще, что господин Лопес в Люшоне. Господин Лопес на днях приедет к нему. Если вещь готова, он сможет взять ее с собой и передать мне.

— Хорошо, сударь, — покорно сказал я. — Мы ему скажем, что господин Лопес в Люшоне и что он приедет за вещью, чтобы отвезти ее вам.

— Отлично. Вы очень любезны. Благодарю вас. Скажите ему, чтобы он ждал письма.

— Да, сударь. Чтобы он ждал письма. Мы все передадим господину Ошоа.

— Что? Как вы сказали?

— Мы все скажем господину Дюрану.

— Прекрасно. Благодарю еще раз. До свиданья, сударь.

Господин Вальдер повесил трубку. Его далекий голос, доходивший до нас под аккомпанемент треска, умолк. Тишина вновь овладевала нашим домом. Я медленно положил трубку на рычаг.

Феликс, упершись руками в бока, несколько раз покачал головой:

— Ты отдаешь себе отчет? Нет, скажи только, ты отдаешь себе отчет?

Я был озадачен.

— Этот Вальдер, или Вальдивиа, показался мне очень вежливым.

— Даже слишком вежливым, — буркнул мой друг. — Теперь все ясно. Вальдивиа угрожает. За его любезными манерами видны клыки. Каков наглец! Он звонит по поводу клада, только и всего. И он предупреждает несчастного, что некий Лопес придет к нему за вещью!

— За вещью?

— Ну да, за планом храма, это совершенно ясно. Вальдивиа намеревается найти десять тысяч слитков золота. Он приказал Ошоа составить план. И Лопесу поручено этот план доставить ему. Все сходится. Но Ошоа колеблется. Он не хочет раскрыть тайну, которая принадлежит не ему одному. Это тайна — не забывай — также и твоего кузена, несчастного Жана. Тогда Вальдивиа начинает выходить из себя. Он угрожает. Да, он угрожает. Я его прекрасно понял. Ты слышал — он был раздражен? Он предоставляет Ошоа последнюю возможность. Если Лопес вернется с пустыми руками, тогда горе Ошоа. Или даже — как знать? — если Ошоа откажется вручить Лопесу план, Лопес будет знать, что ему делать дальше. В горах несчастные случаи — дело обычное! Только…

— Только?

— Только этот Вальдивиа упустил одну маленькую деталь. Мы-то здесь, а он об этом ничего не знает. И мы спасем Ошоа!

В этот момент открылась дверь, и вошла мама с разноцветными клубками шерсти в руках.

— Вы ещё здесь? Пора в школу. Я задержалась в лавке… Никто не приходил?

— Звонили господину Дюрану.

— Вот как! Кто-нибудь из его родных? Дурные вести?

— Не знаю. Господин Лопес должен приехать повидаться с ним, и господин Вальдер просит его поторопиться по поводу клада.

— Хорошо. Значит, народу у нас прибавится… Но как ты сказал? Поторопиться насчет клада? Какого клада?

— Не знаю, — ответил я, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно безучастней. — Звонил какой-то господин и поручил нам это передать. Он сказал, что господин Дюран поймет.

— Странное поручение, — сказала мама. — Ну хорошо, сам ему и объяснишь. Надеюсь, что ты все правильно расслышал.

Прежде чем двинуться в путь, Феликс долгим взглядом окинул пустынную дорогу. Она, петляя, убегала в глубь долины. Пласты снега, покрывавшие ее, бледным светом искрились под серым небом. Быть может, по этой самой дороге придет Лопес, посланник Вальдивиа, чтобы в последний раз пригрозить Ошоа.

* * *

— Мне бы очень хотелось присутствовать при том, когда ты будешь передавать Ошоа поручение господина Вальдера, — сказал мне Феликс.

Вот почему, когда окончились вечерние занятия, мы оба насторожились, прислушиваясь к шумам площади. Мы ждали тонкого поскрипывания полозьев и звучного голоса господина Ляпюжада, подгонявшего упряжку волов.

Учитель распустил нас, а саней все еще не было видно. Снежные хлопья снова замелькали над деревней.

Мы решили отправиться навстречу нашим дровосекам.

— Живее! — скомандовал Феликс. — Ничего нельзя предугадать… Может быть, этот Лопес уже бродит где-нибудь в окрестностях…

Метрах в ста от деревни мы успокоились. Протяжное «Эй-эй!» известило нас о приближении саней. Тяжело ступая, волы двигались по снегу, пар вился над их мордами — с трудом тянули они сани, доверху груженные дубовыми и буковыми дровами.

В надвигающейся ночи, на фоне заснеженной лужайки, вырисовывались силуэты коренастых фигур Ляпюжада и моего отца. Рядом с ними браво шагал наш постоялец. Усталости не было заметно в его движениях. По-видимому, он затратил не много сил, ограничившись тем, что наблюдал за работой дровосеков. Его мягкая шляпа и пальто были густо усыпаны снежными хлопьями. Холод и ходьба по горам разрумянили его лицо. Он заметил нас издалека и приветливо помахал рукой.

— Дети мои, — весело крикнул он нам, — какая жалость, что вы не могли пойти с нами! Упустили прекрасный денек! Надо было обождать до четверга.

— В четверг, — прошептал отец, озабоченно глядя на небо, — мы все будем под снегом!

— Я в восторге от этого дня! — добавил господин Дюран. — Отлично прогулялся, отлично поел, помогал грузить. Представьте себе, дети мои, что я даже правил волами. Уверяю вас! Господин Ляпюжад дал мне свое стрекало. Чудесно! Я научился новому ремеслу.

Он потирал руки и шел бодрым шагом между мною и Феликсом. Мой товарищ подмигнул мне. Это был подходящий момент. Я перевел дыхание и начал:

— Господин Дюран, вам звонили сегодня во второй половине дня, примерно около часа…

— Ах, вот как! Совершенно нет покоя…

— По поручению господина Валь…

— Вальдера?!

— Да, совершенно верно. Вальдер…

— Определенно, они никогда не оставят меня в покое! — пробурчал наш постоялец сквозь зубы. — Я же им сказал, чтобы они обождали…

Он повернулся ко мне и спросил довольно сухо:

— И что ему от меня надо, этому Вальдеру?

— Он сказал, что звонит по поводу клада…

— Да, да… И что же?

— Он сказал еще, что господин Лопес находится в Люшоне и что он может прийти за вещью. Он передаст ее господину Вальдеру.

— Вот оно что! Лопес в Люшоне. Он, вероятно, остановился в том отеле, где я жил. Как они мне все надоели!.. Если они думают, что я… Ладно! В конце концов, это мое дело… Я ему позвоню. Спасибо, ребята!

Господин Дюран вздохнул и снова заговорил таким тоном, который должен был казаться беззаботным.

— Чудесный денек, честное слово! Он немного испортился к вечеру из-за снега. Но как вам будет угодно, а я люблю снег. Горы без снега — это не горы. Вам повезло, что вы живете в этих краях. Как можно покинуть такую страну! Вы любите вашу родину?

— О господин Дюран! — воскликнул Феликс. — Конечно! — И мой товарищ самым невинным тоном добавил: — Но есть еще много прекрасных стран в мире… Африка, Австралия… Америка…

— Да, конечно.

— Мексика…

— Да… Мексика… Неважно! Франция прекрасна, а Пиренеи сто́ят и Анд и Сиерры Мадре.

— Вы любите географию, господин Дюран? — тихо спросил я.

— Географию? Пожалуй! — ответил наш постоялец с загадочным видом.

* * *

Вечером Ляпюжады пришли к нам ужинать, и громовой голос отца Феликса заполнил всю залу нашего дома.

Госпожа Ляпюжад принесла кровяную колбасу, приготовленную с какой-то зеленью, — она была мастерицей этого дела, — и наш гость не поскупился на комплименты. К обеду были еще и блины, и мой отец спустился в погреб за одной из тех бутылок белого вина, которые приберегал для особого случая.

Феликс был наверху блаженства. И потому, что была кровяная колбаса, и блины, и белое вино, и потому, что огонь был какой-то особенно ласковый и настроение у всех было прекрасное, — в общем, не знаю почему, но Феликс смотрел теперь на господина Дюрана-Ошоа с какой-то необыкновенной симпатией. По существу, приезжий был совсем неплохим человеком. Если он находился здесь, среди нас, то у него на это были свои причины. Он хотел вернуть семье Даррегиберри часть клада, по праву принадлежащую ей. Как знать, быть может, на днях он отведет моего отца в сторонку и расскажет ему всю историю? Он предложит ему, возможно, организовать экспедицию на Юкатан. А может быть, достаточно будет написать письмо мексиканскому правительству и точно сообщить ему место, где лежат десять тысяч драгоценных слитков? Мексиканцы будут в восторге и выдадут нам большую премию… Но, притаившись где-то в тени, скрывались Вальдивиа и Лопес, следя за каждым поступком и движением несчастного Ошоа, готовые схватить его за горло… Не спешите, господа! Феликс прав. Мы здесь. Мы на страже, и сеньору Лопесу несдобровать.

И, словно для того, чтобы укрепить мое намерение, стекла нашей залы вдруг задрожали от многозначительных слов:

Господин Ляпюжад пел за десертом, и, само собою разумеется, что начал он нашей национальной песней «Горы Пиренейские». Мы вполголоса подпевали ему:

Феликс проглатывал блин за блином и отбивал такт, покачивая головой. Наш постоялец улыбался, и его разрумянившееся лицо говорило о спокойной совести.

Я поднялся, чтобы раздвинуть занавески. Ничего не было видно — ни дороги, ни долины. Только снег и мрак. Огромные хлопья снега без устали падали на нашу деревушку. Их косые, правильные ряды неутомимо сменяли друг друга. Ветер дул не очень сильно. Иногда его порывы нарушали равномерное падение хлопьев. Плотный снежный покров все набухал.

— Ну и намело! — сказал я.

— Да-а! — подхватил господин Ляпюжад. — Иллариону завтра не спуститься!

Было еще не поздно, когда я взглянул в окно. Ужинать мы сели, по обыкновению, еще засветло.

Не могу утверждать, что я услышал какой-нибудь шум за окном. Да и как я мог расслышать, что кто-то идет по снегу: его намело уже столько и он был такой плотный, что заглушал даже самые тяжелые шаги. Нет, нет, в этот момент я ничего не слышал, даже шелеста хлопьев. Они бесшумно и неторопливо опускались на Фабиак. Это был бархатный снегопад, бесконечный и нежный поток.

* * *

После «Гор Пиренейских» господин Ляпюжад спел нам «Прекрасное небо По», затем «Тулузянку», а госпожа Ляпюжад, обладательница приятного тонкого голоска, очаровала нас всех исполнением старинных пиренейских рождественских песен.

— Что за прелестный вечер! — сказал наш гость. Он взглянул на окна.

— Здесь-то хорошо, — сказал мой отец, — а на дворе…

Вскоре разговор вновь вернулся к Мексике. Кажется, Феликс незаметно перевел беседу на свою излюбленную тему. Заговорили о наших школьных занятиях, о педагогических достоинствах господина Казена, о предстоящих сочинениях. Ближайшее сочинение должно было быть по истории и географии. А нашему гостю было хорошо известно, что мы только что прошли Мексику.

— Так вы должны многое знать об астеках, толтеках… и прочих?

Почему он сказал «и прочих»? К этим самым «прочим» относились как раз жители Юкатана.

— Господин Казен очень мало рассказывал нам о майя, — подал голос Феликс.

Господин Дюран посмотрел на него с любопытством, которое показалось мне подозрительным, и засмеялся.

— О майя? Он вам мало рассказывал о майя? Странно. Это очень интересное племя, эти майя!

— О! — сказала мама. — Господин Казен не может вам рассказать обо всем. Достаточно с вас знать главное… Запомните хорошенько хотя бы то, чему он вас учит, и это уже будет совсем неплохо.

— Майя, — снова подхватил наш постоялец, — были очень интересным народом, с высокой культурой. Их называли греками Нового Света. Они построили большие города и замечательные памятники. Занимались они земледелием и были очень богаты. Выращивали кукурузу, бобы, перец, текстильную пеньку…

— Какао, — сказал Феликс.

— Совершенно верно. Но их способы обработки земли были еще весьма примитивными. Ограничивались тем, что выжигали участок леса, затем выкапывали дырки с помощью острой палки и сеяли туда зерна. И все это, заметьте, без удобрений. Этот метод имел тот недостаток, что он очень быстро истощал землю. Когда земля истощалась, приходилось переходить на другие участки. Но древние майя главным образом знамениты своими математическими познаниями. Это они открыли нуль.

— Нуль? — удивился господин Ляпюжад. — А разве нуль надо было открывать?

— Конечно. Без нуля невозможно производить сложные вычисления. Никакие достижения в математике невозможны без нуля. Но майя были превосходными математиками и астрономами. Теперь проверены некоторые из их астрономических наблюдений — они оказались удивительно точными. Майя пользовались другой исчисли́тельной системой. У нас, как вы знаете, считают сначала единицами, затем уже десятками. Это так называемое десятичное исчисление. Десяток равен десяти простым единицам, сотня — десяти десяткам…

— Да, да! — подтвердил Феликс нахмурившись. Как только речь заходила о вычислениях, Феликса охватывал непонятный страх.

— Так вот, майя пользовались двадцатичным исчислением. Они считали двадцатками.

— Бедные школьники майя! — вздохнул Феликс.

— И, кажется, они построили пирамиды? — спросил я.

— Да. И еще какие! Несколько громоздкие, но со множеством декоративных скульптур, Любопытно, что они так и не научились строить плоские потолки, ни даже такие своды, как у нас. Они возводили стены, которые кверху становились все более и более толстыми. Эти стены постепенно смыкались и достаточно было последнего камня, чтобы закрыть отверстие.

— Сколько же им требовалось камней! — заметил господин Ляпюжад. — К концу дня их мулы, должно быть, совсем выбивались из сил.

— Да вот мулов-то не было, господин Ляпюжад! Ни мулов, ни лошадей, ни вьючных животных. Это, конечно, затрудняло торговлю между городами, поскольку все приходилось переносить на собственной спине.

Господин Дюран целиком был поглощен своим рассказом. Он был необычайно словоохотлив и оживлен, и явно доволен тем, что мог поделиться с нами своими познаниями. Родители наши слушали его с большим интересом. Вечер этот очень походил на те, которые мы иногда проводили в обществе господина Казена. Когда учитель приходил в гостиницу, случалось, что он рассказывал истории, интересные не только детям, но и взрослым… Господин Казен тоже знал множество удивительных вещей.

— Вы, очевидно, очень интересуетесь Мексикой? — заметил мой отец.

— Совершенно верно, — сказал господин Дюран. — Мексика меня интересует. Очень…

Я затаил дыхание. Наступил решающий момент. Наш гость опустил голову, словно собирался с мыслями, прежде чем поведать нам свои самые сокровенные тайны. Я приготовился к тому, чтобы услышать: «Так вот, господин Даррегиберри, Мексика привлекает меня по очень простой причине… Дело в том, что я отправился туда в обществе вашего несчастного кузена. И там, в самой чаще таинственных джунглей майя, в затерянном краю полуострова Юкатан…» Но я не успел закончить фразу, придуманную мною.

За дверью вдруг послышалась какая-то глухая возня.

— Что случилось? — сказала мама, в испуге стягивая на груди концы своего шерстяного платка.

Дверь открылась.

Какая-то фигура, вся в снегу, возникла на пороге. Наш постоялец резко повернулся к двери.

— Лопес! — воскликнул он.