Весна вновь пришла в мои Пиренеи. Набухли почки на ивах и орешнике. Зеленые лезвия молодых травинок прорезали склоны, а яблоки и сливы разукрасились новым снегом — белым и розовым — и трепещут под нежными лучами солнца…
Стаяли ледяные корки, долгую зиму державшиеся на вершинах. Под деревянными мостами, весело журча, несутся пенные воды рек. Букетики фиалок, что стоят на столе у господина Казена, принесли с собою в нашу старую деревенскую школу тонкий и острый запах первых дней весеннего обновленья.
Патрик д’Олерон уехал перед рождеством, но мы поздравили его с праздником, и он нам ответил. Переписка наша продолжается и поныне. Мы пишем ему не только о том, что нового в наших семьях — у Даррегиберри и Ляпюжадов, — но и обо всем, что делается в Фабиаке: об Илларионе Пейре и его неутомимом грузовичке, об универсальном магазине Тужаса, о господине Казене, о центральной площади нашей деревни.
Несмотря на свою занятость, Патрик д’Олерон всегда очень аккуратно отвечает на наши письма. Он интересуется нашими школьными делами. Так ли мы сильны в математике, как майя? Хорошо ли идут занятия по истории? История очень важна! Но не только история полуострова Юкатан…
О географии и говорить не приходится. Мы глубоко убеждены в первостепенном значении этой науки и обожаем географию. Но наш друг Патрик рекомендует нам не пренебрегать ни Бри, ни Бос, ни Бретанью и обращать наше усердие не на одни только джунгли и пустыни.
Что до французского языка, само собою разумеется, что писатель о нем не может позабыть, а потому он в каждом письме советует нам: учитесь хорошенько своему родному языку.
И представьте себе, что Феликс послушно изучает французский, с таким энтузиазмом, что господин Казен просто поражен! Феликс без ума от грамматики и спряжений. Он назубок знает самые коварные правила. Полного торжества он достигает на сочинениях. И не пытайтесь поймать его на знаках препинания — он безошибочно расставляет запятые.
Немало времени я положил на то, чтобы открыть тайну Феликса. Но однажды я застал его за кипой страниц, исписанных в порыве вдохновения. Тогда меня словно осенило: Феликс пишет, Феликс сочиняет. Феликс начал писать роман!
Он теперь стал совсем одержимым. Он даже забывает окончить свой завтрак — не всегда, правда… Я еще не читал его произведения, но он поклялся, что я буду первым, кто им насладится. Он еще не выбрал название: «Чудовищная месть», «Тайна Анаконды», а может быть, «Трагическая саподилла»… Я склоняюсь к последнему названию. Феликс, тоже, потому что плоды этого дерева необыкновенно вкусны.
Когда рукопись будет окончена, он пошлет ее своему другу, своему собрату по перу, Патрику д’Олерону, чтобы тот сообщил ему свое мнение.
* * *
В прошлый четверг мы отправились на рыбалку. Нельзя же всегда только сочинять или заниматься. Писатели тоже иногда гуляют. Это и гигиенично, и для здоровья хорошо, и очень полезно для пополнения запаса мыслей.
Итак, только мы отправились на рыбалку, как услышали, что кто-то бежит вслед за нами и зовет нас. Это оказался почтальон. Он держал в руках две заказные бандероли, адресованные нам. Расписавшись в получении, мы лихорадочно вскрыли упаковку. Мы прекрасно догадывались, что окажется там, внутри.
Патрик д’Олерон посылал нам с самой трогательной надписью свое последнее творение — мексиканско-пиренейский роман, потрясающее повествование, подлинный шедевр. Наконец-то мы узнаем, что произошло в пресловутом лабиринте, наконец-то нам станет известна тайна клада…
Мы не пошли на рыбалку. Мы уселись в саду у Феликса, в гостеприимной беседке, которую уже начали оплетать кусты вьющихся роз.
И, налюбовавшись досыта блестящей обложкой, на которой «Пернатый Змей» плывет по грозному морю, мы принялись за чтение:
Глава I
Все началось в тот тревожный декабрьский вечер, когда горы стонали от порывов ветра…
Да ведь это же наша собственная история. Мне казалось, что между строк я то и дело вижу добрую, лукавую улыбку господина Дюрана.
Неужто он посмеялся над нами? Не думаю.
Но загадку невероятных похождений Ошоа, Вальдивиа и их товарищей он нам так и не раскрыл до конца: думайте, мол, мальчики, сами!..
