13 декабря, четверг рассвет 7:29 – закат 16:39 молодая луна
Старушка из «Дома вышивки», похожая на бабушку, вызвала волну душевных переживаний и ностальгических воспоминаний. Первая мысль, посетившая меня после пробуждения, была позвонить маме в Викарелло.
– Привет, мама, ты дома?
– Да, конечно.
– Я приеду сегодня.
Но перед поездкой домой я должна кое-что сделать.
Вокзал. Перрон. Мой пригородный поезд. Поезд, в котором я проехала сотни, тысячи раз туда и обратно: домой к родителям, домой к героям Моей Рубрики, к Моему Мужу в офис, в кино, на встречи с моим редактором, на презентацию моего романа, к гинекологу, к зубному врачу. Куда бы я ни ехала, этот поезд всегда вез меня обратно – ко мне домой в Викарелло.
И вот теперь я еду не домой, а в гости к родителям. Мама ждет на перроне. Мы обнимаемся.
– Как ты, доченька? Почему такая худая?
Мама есть мама.
– Держи, это тебе.
– Что это?
– Держи пакет ровно, здесь тирамису. Я сама его приготовила.
Мама недоверчиво улыбается:
– Ты?!
– Да, я. Сама. Я нашла в Интернете кулинарный сайт с хорошими простыми рецептами и решила сделать тебе сюрприз. Ты ведь так любишь этот десерт.
– Да, да, конечно, – неуверенно сказала мама, с любопытством заглядывая в пакет.
Видимо, она никак не могла поверить, что ее безрукая дочь научилась готовить тирамису. Ее дочь. Неуклюжая растяпа. Тирамису. Представьте себе.
Когда я повзрослела, родители решили отдать дом мне, а сами переехали в дом покойной бабушки. Он был поменьше, но после ремонта стал очень уютным и симпатичным. Он находился через дорогу от теперь уже моего дома, и я продолжала жить одной семьей с родителями: они опекали меня, как и прежде, делали все по хозяйству. После нашего переезда в Рим родители сдали свой дом в аренду паре пенсионеров из Германии, а сами вернулись в наш дом, сделав ремонт, которого я так боялась и который был одной из причин нашего бегства в Рим.
– Договор аренды с немецкой парой заканчивается в то же самое время, что и твой договор на римскую квартиру, – успокаивала меня мама. – Если ты захочешь, можешь вернуться в свой дом, а мы опять переедем в бабушкин.
На улице декабрь, а небо прозрачно-голубое, солнце ясное, воздух теплый и влажный, вечнозеленый плющ обвивает веранды и ограды домов, некоторые кустарники надумали цвести. Кажется, и не зима вовсе.
На крыльце бабушкиного дома, сидя в плетеных креслах, греются на солнце немецкие старички. Они играют в карты, пьют пиво, смеются. На нашей террасе лежат собаки, они тоже наслаждаются по-весеннему теплым солнышком.
Все на своих местах, все, как и прежде. Только меня здесь нет. Как бы я хотела вернуть все назад – Мой Дом, Моего Мужа, Мою Рубрику, мои радости, мои переживания и даже мои страхи. Те былые страхи сейчас мне даже кажутся сладкими и приятными, потому что я к ним привыкла. Теперь у меня новые страхи, они чужие и непонятные, они мучают меня и не дают покоя.
Я прошлась по своей комнате, всматриваясь в каждый предмет. Все такое родное и дорогое. Вот моя кровать. Сколько себя помню, она всегда здесь стояла. Мне пришло на память, как в детстве, когда все ложились в постель, я по нескольку раз звала папу и маму к себе, чтобы они поцеловали меня на ночь. И, несмотря на усталость, они вставали и шли в мою комнату, нежно целовали, поправляли мое одеяло, гладили по волосам, желали доброй ночи. Я для них всегда была самым важным в жизни.
Вот на полке стоят мои школьные и университетские учебники. Надо же, среди них затесались книги «Уголовное право» и «Процессуальный кодекс», оставшиеся после Моего Мужа. А на стенах так и продолжают висеть наши фотографии из Камбоджи, Китая, Мексики, Чили, Коста-Рики, Амстердама.
Вхожу в соседнюю комнату, здесь жил мой брат Маттео. После школы он поехал учиться в Милан, а потом нашел работу в Берлине. После его переезда эта комната повидала множество постояльцев. Я сдавала ее Джанпьетро, который набил этот старенький шкафчик своими яркими экстравагантными рубашками и вычурными мокасинами; потом в ней жил Карло, и наш бедный шкафчик наполнился журналами «Play Boy»; потом здесь появился Винченцо, который работал поваром в ресторане, и в шкафу образовалось нагромождение какой-то кухонной утвари непонятного для меня предназначения; потом Игорь, который хотел стать актером; потом Александра, менеджер, любившая после офисной монотонной рутины вскочить на соседского коня и промчаться галопом по окрестностям Викарелло.
С сентиментальным и немного неуравновешенным Джанпьетро я смеялась, плакала, грустила и даже била его блоком сигарет. Он доставал меня по всякому поводу, а я доставала его, каждый вечер мы посылали друг друга к черту, утром мирились и вместе пили кофе.
С Карло, сами того не замечая, мы стали жить как семейная пара: мы заботились друг о друге и делили обязанности по дому. Сейчас он живет в Брюсселе, работает в Европейском парламенте. Винченцо и Игорь прошли незаметно. Больше всех мне была по душе Александра: с ней было интересно, и она меня не напрягала.
Но потом появился Мой Муж. Конечно, он был и при Джанпьетро, и при Карло, Игоре и Александре, но еще не занимал так много пространства в моей жизни. Он входил в мою жизнь постепенно, отвоевывая территорию в моем доме и в моем сердце.
После занятий в университете он приезжал ко мне, и мы обедали втроем – я, он и Джанпьетро. Он начал оставаться у меня на ночь по выходным, и утром Карло готовил завтрак на троих. С Александрой, втроем, мы начали совершать конные прогулки. С Игорем мы устраивали чудесные ужины у камина и подолгу болтали под бокал вина. Мама сразу поняла, что появился человек, к которому у меня особые чувства, поэтому она всячески пыталась завоевать доверие моего будущего мужа. Заприметив его в гостях, она сразу же появлялась у нас на пороге с огромным подносом с сырами, колбасками, домашним хлебом и всяческой ароматной зеленью с огорода.
Потом Мой Муж окончил университет, сдал государственный экзамен, а я окончила свой университет, опубликовала первый роман, затем написала второй роман. И когда Александра переехала жить в Турин и я осталась в доме одна, мы с Моим Мужем решили попробовать жить вместе. Мы сразу поняли, что нам удобно, хорошо и просто быть вдвоем. Мы ели помидоры с маминого огорода и моцареллу, которую делал сосед. Родители помогали по хозяйству. Мы не задумывались над тем, что старый дом требует ремонта. Мы жили беззаботно и в свое удовольствие.
– Если ты теперь умеешь готовить тирамису, может, займешься и огородом? – спросила мама, когда мы присели на веранде с видом на огород.
– Нет, я никогда не лишу тебя этого удовольствия, – пошутила я в ответ.
Думаю, с огородом у меня никогда не сложатся дружеские отношения. Один раз я попробовала посадить перец. Но уже через неделю я о нем забыла, даже не знаю, вырос он или нет. Наверное, нет: кто-то ведь должен был его поливать.
В любом случае есть вещи, которые должны делать только родители. И это необходимо в первую очередь им, а не тебе. Они не могут быть счастливы, если у них нет чего-то такого, что дает им возможность проявить заботу и выразить любовь к своим детям.
– Так все же как твои дела, доченька?
– В общем, неплохо. Работаю над романом, и это единственная хорошая новость.
– Не переживай, все пройдет. Время лечит.
– А здесь что происходит? Что там у Маттео? Он не звонил мне больше месяца…
– Ты же знаешь, какой Маттео, позвони ему сама. Он работает с утра до вечера, говорит, что иногда ему некогда поесть. Кожа да кости, хуже тебя. Стал такой нервный. Я за него переживаю, а папа говорит, что это нормально, что так и должно быть. Мужчина должен работать, а работа утомляет и высасывает все соки. Да он и сам не может угомониться: в его-то годы так работать, без отдыха… Всегда напряженный, раздражительный, в плохом настроении. Слава Богу, в прошлое воскресенье взял выходной, улегся в гамак на веранде, укрылся пледом, отлежался. Ты бы его видела, спал весь день, как ребенок. Все знают, что он…
– Но ТЫ-то как живешь?! – прервала я маму на полуслове.
На меня нашло какое-то озарение: я никогда не интересовалась, как живет моя мама, что она думает, о чем мечтает, из-за чего переживает.
Я смотрю на часы, засекаю: десять минут пошли.
– Ты как живешь, мама? – настаиваю я.
– Хм…
– Хм…
Она встает, начинает убирать со стола посуду.
– Ты же знаешь, Кьяра, я всегда переживаю за вас – за Маттео, за папу, за тебя. Когда ты в последний раз созванивалась с мужем?
– Мама, умоляю, брось посуду и сядь возле меня, расскажи, как ты живешь. Я потом сама помою посуду.
Мама смотрит на меня широко открытыми глазами, в них удивление и беспокойство.
– Ты же никогда не притрагивалась к грязной посуде, по крайней мере в нашем доме.
– Хорошо, потом ты сама помоешь посуду, но сейчас посиди со мной хотя бы десять минут, расскажи о себе.
Она продолжает на меня смотреть растерянно и с подозрением, выражение лица говорит о ее страхе за мое здоровье.
– Ну и…
– Что?
– Ну, рассказывай.
– Что рассказать? Что ты хочешь узнать?
– Например, как у тебя дела на работе.
Моя мама работала воспитательницей в местном детском садике, но после выхода на пенсию пошла работать волонтером в больницу «Сан Джованни» в Риме. Она уже двенадцать лет там работает, а я впервые спрашиваю, что именно она там делает. Мне становится стыдно.
– В больнице все как обычно, все идет своим чередом.
Мама не может усидеть на стуле, все время порывается встать, ей некомфортно сидеть, особенно когда нужно убрать со стола, помыть посуду, заложить белье в машинку, погладить, приготовить…
– Мама…
– Да…
– Почему ты стала волонтером в больнице?
– Кьяра, я тебя умоляю, хватит. Это что, шутка?
Она вновь приподнимается, но я удерживаю ее за руку.
– Нет, мама, я не шучу. Когда муж меня бросил, мир как будто перевернулся, я не могла понять, жива я или уже мертва. Я начала ходить к психоаналитику. Знаешь, она мне предложила необычное лечение – сыграть в игру «Десять минут».
– Что это значит?
– Каждый день на протяжении месяца я должна делать что-то новое, то, чего я никогда не делала. Выделить на это всего лишь десять минут моей жизни. Ведь это не много, верно?
Мама слегка успокоилась. Конечно, она толком не поняла, что это за метод такой, но готова безоговорочно принять все, что может благотворно повлиять на здоровье и душевное состояние ее детей.
– Что я могу сделать для тебя, доченька?
– Ты можешь рассказать мне о себе, о своей работе в больнице. Ты никогда об этом не говорила.
– Потому что меня никто об этом не спрашивал… – сказала она, опустив глаза. – У вас и так много проблем, у тебя, у Маттео, у папы. Зачем вам еще и мои?
– Расскажи, мама, мне хочется узнать.
Наконец мама сдалась и начала рассказывать, что существует волонтерское общество под названием «Arvas» и что она прошла подготовительный курс, чтобы стать его членом. Сейчас она работает в отделении гематологии, помогает больным. Работа – самая разнообразная: от помощи в оформлении документов до подсобных работ на кухне.
– Я чувствую, что нужна людям, – и это для меня самое главное. Мы стараемся поддержать больных, читаем им книги, болтаем, делимся рецептами, приносим небольшие подарки. На прошлой неделе, например, мы напекли пирожков и всяких сладостей и устроили маленькую ярмарку во дворе больницы. А еще написали о некоторых забавных случаях, происшедших в нашем отделении, – такие маленькие анекдоты из жизни. Они так рассмешили больных, подняли им настроение.
Я смотрю на нее, она смотрит на меня, опускает глаза, краснеет. Краснеет?
Она вздохнула и продолжила:
– Знаешь, в больнице каждого больного и его родственников просят заполнить анкету. В ней множество вопросов о том, чем они довольны, чем недовольны, что они считают нужным или ненужным. Так вот, все, абсолютно все пишут, что волонтеры крайне необходимы в нашей больнице.
Она поднимает глаза, улыбается. В глазах – гордость.
Но когда, когда она училась на курсах «Arvas»? Какими мыслями, какими делами была в это время поглощена я, чтобы не замечать, чем живут мои близкие? Пока я лежала на диване, уставившись в потолок и оплакивая Мою Рубрику, мама бросала домашние дела и отправлялась в больницу, чтобы помогать людям. А что делала я? А я после встречи с недовольным редактором, злая из-за творческого истощения и отсутствия вдохновения, заходила на кухню, где суетилась мама, и жаловалась, жаловалась, жаловалась. Я после очередной глупой ссоры с Моим Мужем, о которой забывала на следующий день, звонила маме, рыдала в трубку и жаловалась, жаловалась, жаловалась.
А что она? Что ее привело в волонтерскую организацию? Она боялась? Сомневалась? Что ее подтолкнуло быть рядом со смертельно больными людьми? Где она берет силы, чтобы устоять, вытерпеть эту ежедневную близость смерти, которая смотрит на тебя с каждой больничной койки, которая изо дня в день напоминает о своем существовании и неотвратимости?
– Тебе случается испытывать привязанность к человеку, который потом умирает?
– Постоянно.
Вздыхает, опускает взгляд.
– Три года назад одна совсем молоденькая девушка умерла от лейкемии. Какая она была красивая! Ее звали Летиция. Она мечтала стать стилистом и, лежа на больничной койке, продолжала рисовать модели одежды. Она рисовала и рисовала. После смерти Летиции я отнесла ее рисунки Ирен. Помнишь, я говорила тебе о ней? Это владелица магазина одежды в Риме, дочка моей давней подруги. Ей очень понравились модели Летиции. Она обратилась к своему знакомому портному, и он сшил все модели, все до единой. Они даже организовали показ мод, самый настоящий показ мод, с подиумом. Моделями были подруги Летиции. Вот, – гордо произнесла мама.
– Но где?
– Что где?
– Где вы устроили показ мод?
– На вилле у Марии Грации.
– Кто такая Мария Грация?
– Как, ты не помнишь? Это моя давняя приятельница из детского сада. Та, которая вышла замуж за богатого вдовца и переехала к нему на виллу.
– Когда?
– Что когда? Когда она вышла замуж?
– Нет, когда все это происходило? Показ мод?
– Три года назад.
– А что я в это время делала? Почему я ничего не знала?
– Милая моя, да разве я упомню, чем ты была занята? Своей обычной жизнью, мужем, работой… А тебе хотелось бы сходить туда?
Мы смотрели друг на друга. Десять минут уже давно прошли, но мое желание поговорить с мамой только усиливалось.
– Знаешь, Кьяра, в наше отделение попала новая пациентка. Это Мариетта, стюардесса из Кальяри, примерно твоего возраста. Она облетела весь мир, где только не побывала! Вчера мы сидели вместе в очереди на химиотерапию, болтали о том о сем. Она сказала, что, когда выйдет из больницы, отправится в какое-нибудь маленькое путешествие. Она и меня зовет с собой. А может, и ты захочешь с нами? Почему бы и нет?
– Почему бы и нет…
Какое-то время мы сидели молча, погрузившись в раздумья. Я только сейчас поняла, как много у меня вопросов к маме, на которые я хочу получить ответы, об одежде Летиции, о путешествиях Мариетты…
– Слышишь, мама, а что насчет Рождества?
– Милая, я знаю, как тебе не нравится этот праздник. Я тебе сто раз повторяла: ты можешь пригласить Ато, Джанпьетро, да кого угодно. Я приготовлю ужин, и мы вместе посидим, как будто это обычный вечер и нет никакого праздника. Тем более что это первое Рождество без… Я знаю, как тебе трудно.
– Я хочу пригласить вас с папой к себе, в Рим. Вас, Джанпьетро и Ато. Вечером двадцать четвертого, – неожиданно для самой себя решила я.
– Праздновать у тебя?
– Да.
– А кто приготовит ужин?
– …?
– …?
– Джанпьетро хорошо готовит. И я тоже кое-что могу, например кексы и тирамису. А где мой тирамису? Давай попробуем.
Мама подскочила со стула в радостном волнении: суетиться по дому ей намного привычнее, чем разговаривать с дочерью по душам.
В поезде торт немного помялся и осел, но все же был весьма привлекательным и аппетитным.
– Вкусно, невероятно вкусно! – приговаривала мама, поглощая очередной кусочек.
– Ты права, – соглашалась я, уминая ложку за ложкой.
– Молодец!
– Крем должен быть немного воздушнее, как ты думаешь?
– Если хочешь, чтобы крем был воздушнее, добавь в маскарпоне немного сыра «Филадельфия».
– Прости меня, мама…
– За что?!
– За то, что никогда не интересовалась твоей жизнью.
– Ну что ты. Ты хорошая девочка. Немного сумасшедшая, немного эксцентричная, но ты моя дочь. Иди ко мне, милая, – сказала мама и распахнула объятия мне навстречу.
