24 декабря, понедельник рассвет 7:36 – закат 16:44
Я и Ато отправились на вокзал, чтобы проводить уезжающего Родриго и встретить приезжающего Джанпьетро.
Потому что.
Завтра.
Рождество.
Даже несмотря на то, что последние восемнадцать лет из всех моих тридцати пяти двадцать четвертого декабря я была с Моим Мужем на другом конце света.
А сегодня я у себя дома без Моего Мужа. Странно. Непривычно.
Даже несмотря на то, что последние тридцать четыре года из всех моих тридцати пяти моим местом проживания в паспорте значился Викарелло, а теперь Рим.
Даже несмотря на то, что последние восемь лет из всех моих тридцати пяти я искала вдохновение для Моей Рубрики где-то в дальних странах, а теперь нет ни рубрики, ни тем вдохновения для нее.
В любом случае сегодня двадцать четвертое декабря.
Завтра.
Рождество.
Вот Джанпьетро. Желто-лиловый шарф на шее. Идет по перрону с широко распахнутыми руками, предвещающими крепкие объятия.
– Ты потрясающе выглядишь, дорогой!
– Ты потрясающе выглядишь, дорогая!
С тех пор как я познакомилась с Ато, я еще не видела его таким счастливым: он смотрит в лицо Джанпьетро и улыбается, слушает Джанпьетро и улыбается.
Джанпьетро – настоящее биполярное создание, мечущееся из крайности в крайность: его настроение может взлететь на самый пик энтузиазма и через секунду с грохотом свалиться в бездну меланхолии. Когда я возвращалась домой во времена нашего совместного проживания, трудно было представить, в каком настроении я застану Джанпьетро: он мог имитировать балетные па перед экраном телевизора, а мог лежать на диване с потупленным взором. Но в любом случае Джанпьетро предпочитал ввязаться в какую-то мерзость, чем сидеть и умирать от скуки.
Во многом я была похожа на него, поэтому наше сожительство было вдохновляющим, но немного тяжеловесным и изнуряющим для нас обоих. Если наши пики энтузиазма и позитива совпадали по времени, царил праздник – везде и во всем. Но если мы одновременно находились на самом дне эмоциональной ямы, мы могли часами лежать на диване, соревнуясь в поиске доказательств никчемности нашего существования.
Когда Джанпьетро переехал в Палермо, наша дружба окрепла, потому что нам было лучше на безопасном друг от друга расстоянии, особенно в периоды душевного упадка.
К счастью, в последнее время я его слышала живым, бодрым, великолепным.
Сегодня из поезда вышла его лучшая версия.
– И как поживает твоя муж? – спросил он по дороге домой.
– Я не отвечаю на его телефонные звонки уже четыре дня.
– Почему?
– Потому что он должен решить: или он останется снаружи, или войдет внутрь. Стоя в дверях, он будет загораживать мне проход.
– Классно сказано.
– Это не мои слова. Это Сумасшедшая бездомная из нашего квартала.
– Будет все хорошо.
– Знаешь, Джанпик, я так скучаю по нему. Я скучаю по нас. Постоянно. Но его сомнения и страхи после всего происшедшего ввергают меня в еще большую тоску.
– Верю, дорогая. Я тоже перестал звонить своему отцу много лет назад примерно по той же причине. – Его голос дрогнул. – А сейчас пойдем в рыбный магазин! – совершенно иным голосом, полным восторга и радости, произнес Джанпьетро. – Заберем морепродукты, морского окуня! И купим три костюма Бабы Мороза.
– Деда Мороза?
– Три костюма: для меня, тебя и нашей Ато. Извини, а что ты собираешься сделать сегодня для игры «Десять минут»?
– Я думала, что рождественский ужин с родителями может засчитаться.
– Нет, сегодня мы наденем костюмы Бабы Мороза и будем ходить по улицам! Потом вернемся домой, переоденемся в обычную одежду, станем серьезными людьми и займемся приготовлением ужина. Согласна?
«Тебе нужен костюм Деда Мороза, адаптер или утюг. Там есть все», – вспомнились слова Кристины о китайском магазине в нашем квартале. Пока Джанпьетро забирал наш заказ из рыбного магазина, я заскочила в уже знакомую мне лавку, где есть все.
– У вас есть три костюма Деда Мороза? – спросила я у китайца, надеясь, что он меня не узнает после случая в спортивном зале.
– Вы точно хотите три костюма Деда Мороза или вам нужно отправить сообщение?
– Нет, спасибо… – ответила я, опустив взгляд. – Извините меня за ту глупую просьбу. Это был эксперимент, и я не хотела никого беспок…
– Вы меня не беспокоить, просто в тот день я иметь множество проблем: жена сломала ногу, я должен был ее отвозить в больницу, потом вернуться на работу, в магазине быть много дел, а без жены одному трудно справиться. Мы с женой быть грустными из-за ее ноги, а еще больше грустными, потому что наш сын поехать на Рождество в Кальяри к своей невесте. Первое Рождество без сына, очень, очень грустно…
– А завтра вы работаете?
– Нет, завтра единственный день в году, когда мы закрыты.
– Тогда приходите с женой ко мне в гости. Я пригласила много друзей, но не уверена, что они все смогут прийти. Приходите! В любое время! Когда хотите!
– Спасибо, синьора, но, как это правильно сказать по-итальянски, я не помешать? Это бесцеремонно?
– Что вы, какая бесцеремонность! Завтра у меня трудный день, и чем больше будет людей – тем лучше.
– Почему у вас трудный день? Вы сломать ногу? Ваш сын уехать? Вы праздновать Рождество сама? Вы грустить?
– В каком-то смысле да, я сломала ногу и я грущу. Я…
В этот момент подошли Джанпьетро и Ато, и я не успела объяснить китайцу, почему я «грустить». Да и нужно ли было?
Мы надели поверх своей одежды красные шаровары и красные рубахи с опушками, на голову нахлобучили красные колпаки с бубонами.
– Я не буду надевать бороду, – ворчал себе под нос Ато. – Вдруг меня таким увидит кто-нибудь из Города Молодых Людей, засмеют.
– Вот ты глупый! Надень бороду, и, если тебя увидит кто-то из знакомых, наверняка не узнает. Это всего лишь на десять минут. Думаешь, ты один переживаешь за свою репутацию? И я, и тем более Кьяра тоже можем встретить знакомых.
Выходим.
Как будто настоящие Деды Морозы.
Три Деда Мороза.
Как будто.
Только наши сердца не переполнены счастьем и добрыми надеждами, как это должно быть у настоящего Деда Мороза. Наши сердца больны, поцарапаны, поражены язвами из-за потери близких людей: отца, родителей в Эритрее, мужа.
Ато, не отрываясь, смотрит на часы, нетерпеливо дожидаясь, когда же закончатся эти невыносимые «десять минут». Мы с Джанпьетро даже немного вошли во вкус, нам начало нравиться. Не могу сказать, что нам нравилось быть Дедами Морозами, скорее всего, нам нравилось не быть собой.
Я сразу замечаю странный факт: если в обычный день ты можешь пройтись по улицам задом наперед и на тебя никто не обратит внимания, то в канун Рождества все по-другому.
– Мама, посмотри! Дед Мороз! Три Деда Мороза! – восторженно кричит маленькая девочка, указывая на нас рукой.
Она дергает маму за рукав и просит:
– Мама, я хочу с ними сфотографироваться.
Конечно, мы с Джанпьетро были в полном распоряжении ребенка. Ато предпочел выступить в роли Деда Мороза – фотографа.
Продолжаем путь. Джанпьетро зажигает сигарету. Звонит мой телефон. Я достаю его из сумочки, хочу ответить.
– Деды Морозы так не поступают, – с упреком замечает Ато.
– Ты прав, – говорю я.
– Ты прав, – говорит Джанпьетро.
Я выключаю телефон. Джанпьетро тушит сигарету.
Мы вышли на площадь, уселись на ступенях, ведущих в церковь.
Вдруг Джанпьетро запел:
– Jingle Bells, Jingle Bells…
– Только не это! – взмолился Ато.
Джанпьетро запел еще громче:
– Jingle Bells, Jingle Bells!
Чем больше Ато смущался, тем громче пел Джанпьетро:
От стыда Ато спрятал лицо между колен.
Нас подзадорило смущение Ато. Мы с Джанпьетро встали, взялись за руки и продолжали напевать рождественскую песенку, приплясывая на месте.
Одна женщина, проходя мимо, приостановилась и бросила нам под ноги монету в один евро.
Подошел какой-то парень, с любопытством понаблюдал за нами пару минут и, пошарив в карманах, извлек пару монет, которые также зазвенели у наших ног.
За десять минут мы умудрились собрать тринадцать евро.
Не думаю, что прохожие бросали деньги, потому что им нравилось наше пение. Скорее всего, они испытывали к нам своего рода сострадание: человек переодевается в Деда Мороза в канун Рождества только в том случае, если хочет примириться с этим праздником, смириться с его существованием.
– Чудесный ужин, – нахваливали родители.
Действительно, Джанпьетро превзошел самого себя: паэлья и запеченный морской окунь с картофелем под соусом из анчоусов и бальзамического уксуса были невероятно вкусными.
За несколько часов до приезда родителей я начала пить просекко. Обычно мне хватает бокала, чтобы немного расслабиться, но к ужину я поглотила уже целую бутылку, поэтому к моменту подачи тирамису не совсем отчетливо понимала, кто именно поднялся и крикнул: «С Рождеством!» Может быть, это была даже я.
Все поднялись с бокалами в руках.
– С Рождеством! – сказала моя мама.
– С Рождеством! – сказал мой папа.
– С Рождеством! – сказал Джанпьетро.
– С Рождеством! – сказал Ато.
– С Рождеством! – повторила я.