Сельва вскоре погрузилась в темноту, и, как и в предыдущие ночи, вокруг нас воцарилась гнетущая тишина — тишина, гораздо сильнее действующая на нервы, чем ночная какофония тех джунглей, в которых мне приходилось бывать раньше.

Мы развели большой костер, намереваясь привлечь внимание кого-нибудь, кто бродит где-то поблизости, и надеясь, что этим «кем-то» будет Валерия или какой-нибудь из членов ее экспедиции, с помощью которого мы сможем затем найти и саму Валерию.

— Представляю себе выражение лица вашей дочери, когда она поднимется сюда и увидит отца, который приехал, чтобы ее разыскать, — усмехнулась Касси.

— Твои б слова да Богу в уши, дорогая моя, — закивал профессор, — твои б слова да Богу в уши…

И тут из темноты до нас донесся мрачный голос Иака, который предпочел держаться в стороне от света пламени.

— Ваши боги не приходить сюда… — уныло произнес он. — Это быть территория, в которой жить морсего.

— Да хватит уже болтать об этих морсего! — сердито воскликнул я. — Сколько ты еще будешь рассказывать нам эту страшную сказку? Мы провели два дня в этом городе, но что-то не видели ни их самих, ни хотя бы их следов. Неужели ты до сих пор так и не понял, что мы здесь одни? Если это племя когда-то и жило в этих местах, то сейчас его уже нет.

— Морсего не быть племя… — повторил Иак уже черт знает в какой раз, подходя чуть ближе к костру, который при этом осветил только его лицо, так что со стороны стало казаться, будто оно парит в воздухе. — Ты ничего не понимать. Морсего уже не быть люди, и если ты не видеть они, это только означать, что они уже увидеть ты.

— О-о, замечательный аргумент. Если ты чего-то не видишь, то это значит, что оно существует… Знаешь, ты смог бы неплохо зарабатывать себе на жизнь, если бы стал работать проповедником.

— Не ехидничай, — одернула меня Кассандра. — Насмехаться над чужими верованиями — это значит вести себя крайне неуважительно.

— Я не насмехаюсь. Мне просто уже надоело слушать сказку про черт знает кого.

— А мне не надоело, — сказала Кассандра.

Затем она, повернувшись к Иаку, спросила:

— Так ты говоришь, что морсего уже не люди? А кто же они тогда?

Туземец довольно долго ничего не отвечал, и когда я уж подумал, что он так ничего и не скажет, Иак вдруг подошел к нам и сел рядом с костром.

— Никто не знать, — сказал он почти шепотом. — Есть очень древние легенды, которые почти никто не верить и которые шаманы рассказывать свои сыновья и сыновья их сыновья.

— И что это за легенды? — спросил профессор, всегда интересующийся тем, что происходило когда-то очень-очень давно.

— Шаманы говорить, что «древние люди» использовать морсего, чтобы защищать себя от другие племена, но что однажды «древние люди» уходить и тогда оставаться только морсего… и они ждать, когда «древние люди» возвращаться.

— То есть ты говоришь, что морсего были брошены «древними людьми»? — спросил профессор. — Хм, интересно… Это означает, что морсего были рабами «древних людей»? Но они, тем не менее, даже по прошествии сотен лет все еще ждут возвращения своих хозяев?

Голубоглазый туземец отрицательно покачал головой.

— Я не знать. Возможно.

— Хм… — Профессор с задумчивым видом почесал подбородок. — Это, по-моему, очень даже странно.

— Может, и странно, — вмешался в разговор я, — но вы не забывайте, что это всего лишь легенда.

— Ты никогда ни во что не веришь, — заявила мне мексиканка таким тоном, как будто это было оскорбление.

— Ты, наверное, хотела сказать, что я скептик. И мне аж не верится, что такой серьезный ученый, каковым являетесь вы, верит каким-то там фантазиям.

Кассандра покачала головой, и на ее губах появилась легкая ироническая улыбка.

— И ты говоришь мне это в момент, когда мы разговариваем, сидя у костра, на вершине пирамиды, возле каменной головы какого-то «демона», у которого горло представляет собой полость, уходящую куда-то глубоко-глубоко вниз, посреди руин никому не известного заброшенного города в бассейне реки Амазонки?

«Touché», — мелькнуло у меня в голове.

— Меня очень удивляет, — стал объяснять я, пытаясь оправиться от этого укола, — то, что вы почему-то верите в историю, которая наверняка была придумана лишь для того, чтобы отпугивать чужеземцев.

Мексиканка повернулась к туземцу.

— А ты уверен, что то, что ты рассказываешь, правда? — спросила она. — Может, это и в самом деле обычная легенда, придуманная для того, чтобы заставить белого человека держаться от ваших земель подальше?

— Морсего быть такие же настоящие, как и мы, — возразил Иак. — Они быть много раньше, чем прийти белый человек, и они с древние времена утаскивать в ад все, кто заходить на их территория. Они быть ночные демоны и хозяева в Черный Город. Животные это знать, и поэтому ни один животное не приходить в этот место.

— Ну что ж, даже если они и существуют — в чем лично я очень сомневаюсь, — то с ними, мне кажется, можно договориться, — сказала Кассандра. — Даже с самыми враждебными племенами всегда удавалось достичь того или иного соглашения.

Иак с мрачным видом покачал головой.

— Ты тоже ничего не понимать… — горестно произнес он и вздохнул. — Если морсего приходить, ты не мочь говорить с они.

— Да ладно, не преувеличивай, приятель, — стала настаивать Касси. — Договориться можно с кем угодно.

Иак очень медленно — как при замедленных съемках — приблизился к Кассандре и, вынув из чехла мачете, приставил его острие к груди мексиканки.

— Если они тебя встречать раньше, чем ты замечать они, они убивать, резать на куски и есть твое мясо. И если ты очень удачливый, то они делать это именно в такой последовательность, а не в другой.

Кассандру — молодую женщину, которая уже не раз рисковала жизнью и вела себя при этом необычайно отважно, — слова туземца заставили серьезно задуматься.

— Послушай, Иак, — вмешался я, решив попытаться ослабить напряжение. — Перестань рассказывать нам эти свои страшные сказки, которыми ты пугаешь…

— Тихо! — вдруг перебил меня профессор, резко поднимаясь на ноги. — Вы ничего не слышали?

Мы с Кассандрой испуганно переглянулись.

— Я слышал там, внизу, какой-то шум, — сказал профессор, показывая на находящийся под нами верхний ярус растительности сельвы. — Я уверен, что что-то слышал.

— Черт бы вас побрал, проф, — пробормотал я, становясь рядом с ним, — сейчас неподходящий момент для шуток.

— Это никакая не шутка, — с очень серьезным видом возразил профессор. — Я тебе клянусь, что я слышал какой-то шум — как будто кто-то двигался среди ветвей деревьев.

— Может, обезьяна? — предположила Кассандра.

— Ты сегодня видела хотя бы одну обезьяну?

Мексиканка ничего не сказала в ответ.

Тогда профессор, подойдя к самому краю террасы, сложил ладони рупором и крикнул в темноту:

— Валерия!

Ответом ему была лишь тишина.

— Валерия, если ты меня слышишь, отзовись! — снова крикнул профессор, уже изо всех сил.

Опять тишина.

Профессор Кастильо еще раз сложил ладони рупором и выкрикнул имя своей дочери.

На этот раз он наконец-таки получил ответ.

Однако совсем не тот, которого мы ожидали.

Тишину джунглей разорвал, заставляя кровь стыть в жилах, умопомрачительный рев, представляющий собой что-то среднее между рычанием животного и воплем человека. Однако больше всего нас испугало то, что он донесся не из сельвы, а… из-за наших спин, причем не откуда-нибудь, а из хищной пасти каменного «демона», дальняя часть горла которого терялась в глубине пирамиды.

В течение нескольких бесконечно долгих секунд зловещей тишины, последовавших за этим ревом, я слышал только биение собственного сердца, с надрывом качающего по венам кровь.

Затем я услышал испуганный голос Иака:

— Теперь они знать, что мы быть здесь.