— Ты чокнутый, — сказал мне профессор Кастильо, когда я закончил излагать возникший у меня в голове план.

— Да, совсем рехнулся, — согласилась с ним Касси.

Валерия, Клаудио и Анжелика, отношения с которыми у меня были не настолько панибратскими, чтобы они могли позволить себе подобные категоричные заявления, тем не менее смотрели на меня таким взглядом, каким смотрят на людей, которые, неожиданно сойдя с ума и возомнив себя Наполеоном, становятся в характерную позу этого французского императора и громким голосом отдают приказ кирасирам атаковать на левом фланге пехоту Веллингтона.

— Ты серьезно думаешь, что это может сработать? — несколько секунд спустя спросила Валерия с плохо скрываемой иронией.

— Если вам пришло в голову что-нибудь получше, — сказал я, скрещивая руки на груди и прислоняясь спиной к полуразвалившейся колонне, — то я вас слушаю очень внимательно. А еще я вам напоминаю, что идея попытаться раздобыть те тетради — ваша, а не моя.

— Но ведь то, что ты предлагаешь… — подключилась к разговору бразильянка, поняв, что я говорю серьезно. — Это ведь очень опасно и… как правильно сказать по-испански?

— Нелепо, — подсказал ей Клаудио, покачивая головой. — Глупость размером с Перито-Морено.

— Ну что ж, — сказал я, улыбнувшись, — моя идея, я вижу, вам понравилась.

— Ты что, не услышал того, что мы только что тебе говорили? — нахмурившись, возмутился профессор. — Я из твоих уст слыхивал всякое, но даже и применительно к тебе эта идея — уж слишком бредовая. Ты и в самом деле веришь в то, что говоришь?

— На одном лишь здравом смысле далеко не уедешь, — возразил я. — Если нам немножко повезет, мы сможем решить все свои проблемы одним махом.

— Немножко повезет? — переспросила Касси, поднимая брови.

— Ведь это вы хотите заполучить тетради того нациста, разве не так? Я всего лишь предлагаю способ, с помощью которого это можно сделать, а заодно и выбраться отсюда побыстрее.

— Нет, Улисс. То, что ты предлагаешь, это игра в русскую рулетку, ставка в которой — наши жизни.

Я, конечно же, никогда не считал себя очень терпеливым, и все эти нападки уже начали выводить меня из себя.

— Давайте порассуждаем, — сказал я, нервно потирая ладонью лоб. — Насколько я понимаю, раз уж вы твердо решили без этих тетрадей никуда из этого заброшенного города не уходить, у нас есть два варианта дальнейших действий: или мы будем сидеть здесь и ждать, когда нас — рано или поздно — найдут наемные то ли убийцы, нанятые строительной компанией, то ли морсего, или же мы попытаемся взять быка за рога, рискнем, и в самом худшем случае — если у нас ничего не выйдет — мы всего лишь ускорим то, что с нами все равно бы произошло.

Долгое молчание, последовавшее за этой моей коротенькой речью, дало мне понять, что мои собеседники со мной в общем и целом согласны.

— Но… — все-таки начал было возражать профессор, который, поразмыслив, счел, по-видимому, мои доводы недостаточно убедительными.

К моему удивлению, его собственная дочь положила ему ладонь на плечо, и он медленно кивнул.

— А теперь изложи свое предложение более подробно, — заинтригованно сказала она, — и объясни нам, что каждый из нас должен будет делать.

У нас ушел почти час на то, чтобы договориться, кто из нас что будет делать и в каком порядке, ибо это было очень важно для успешной реализации придуманного мною плана. Не раз и не два то один, то другой из моих товарищей наотрез отказывался с чем-то согласиться, считая, что это невозможно, но затем, хотя и с неохотой, все-таки признавал, что я прав. В конце концов мы тщательно обговорили между собой все аспекты моего сумасбродного замысла и, поскольку у нас оставалось лишь несколько часов на то, чтобы осуществить его еще до наступления темноты, решили ничего больше не обсуждать, иначе бы мы могли спорить до бесконечности. Сверив часы, каждый из нас отправился реализовывать свою часть моего замысловатого плана. Та его часть, которую надлежало выполнить мне, граничила с попыткой самоубийства.