Соуза посмотрел, оглянувшись, туда, куда смотрел я, и увидел, что один из его спутников внезапно куда-то исчез. Это повергло его в состояние оцепенения. Однако пребывал он в таком состоянии лишь две-три секунды, не дольше.

Затем, по-видимому осознав, что произошло с его подчиненным, Соуза перестал целиться в мою голову и, направив ствол своего пистолета в глубину туннеля, начал стрелять как сумасшедший в темноту. Его второй подчиненный тут же последовал его примеру и опустошил магазин своего автомата одной длинной и оглушительной очередью, отдавшейся гулким эхом в узком туннеле и наполнившей его белым дымом и удушливым запахом пороха.

Именно такого момента я с нетерпением и ждал.

«Сейчас или никогда», — мелькнуло у меня в голове. Погасив фонарик и повернувшись спиной к двоим наемникам, исступленно стрелявшим куда попало, я бросился вслепую прочь, выставив руки вперед и стараясь отбежать от этих головорезов как можно дальше еще до того, как они обнаружат, что я решил расстаться с ними «по-английски» — не попрощавшись.

Я с замиранием сердца ожидал на бегу, что вокруг меня вот-вот начнут свистеть пули или, хуже того, я натолкнусь на одно из жутких черных чудовищ. Сильно пригнувшись, чтобы не ударяться головой о потолок, и умышленно чиркая правым плечом об стену, чтобы можно было ориентироваться в пространстве, я бежал, преодолевая сопротивление затопившей этот туннель воды, и вскоре оказался на таком его участке, где глубина воды составляла около полуметра. Отбежав от наемников на расстояние, на котором они вряд ли смогли бы увидеть меня при свете своих фонариков, я остановился и посмотрел назад, а затем, тяжело дыша, побежал дальше, подумав, что нахожусь уже едва ли не в сотне метров от того места в узком и прямом туннеле, где в этот момент мелькали вспышки выстрелов, грохотали автоматные очереди и раздавались дикие крики двух наемных убийц, оравших то ли от слепой ярости, то ли от отчаяния.

Стараясь не чувствовать себя виновным в судьбе, которая их ждала, и мысленно поздравляя себя с тем, что мне удалось сбежать, я перешел с бега на шаг, с радостью осознавая, что доносящиеся до меня звуки выстрелов становятся все менее и менее громкими. Я между тем еще не решался зажечь фонарик, ибо опасался, что меня увидят, а потому шел вслепую, то и дело опираясь на ходу руками о стену, как пьяница, который, возвращаясь домой, боится споткнуться и упасть. И вдруг, когда я в очередной раз попытался опереться руками о стену, мои руки провалились в пустоту, в результате чего я потерял равновесие и с шумом шлепнулся в воду: стена, на которую я время от времени опирался, куда-то исчезла.

С трудом поднявшись — ведь мои руки все еще были связаны, — я подумал, что у меня есть для самого себя две новости: хорошая и плохая. Хорошая заключалась в том, что я только что наткнулся на боковой туннель, по которому можно уйти из зоны прямой видимости наемников, а значит, зажечь фонарик, чтобы лучше ориентироваться в пространстве. Плохая же новость заключалась в том, что вследствие своего неожиданного падения фонарик я выронил, и он теперь валялся где-то на дне, причем толща воды достигала здесь почти полуметра. Опустившись на четвереньки, я поискал его, а затем, так и не найдя ничего, подумал, что не могу терять время на поиски и что мне, к сожалению, придется обходиться теперь без фонарика.

К счастью, я предвидел, что такое может произойти, а потому в носке у меня была припрятана зажигалка погибшего Луизао. Стараясь не обращать внимания на доносившиеся из туннеля, который я только что покинул, душераздирающие крики, грохот выстрелов и рев, я достал эту зажигалку и очень осторожно, чтобы не уронить ее, уселся на дно так, чтобы мои колени хотя бы чуть-чуть выступали из воды. Затем я зажал зажигалку между коленями, зажег ее и поднес путы на своих руках к маленькому огоньку. Мне пришлось повторить это последнее действие три раза, потому что боль в обжигаемых пламенем запястьях становилась невыносимой гораздо раньше, чем пластиковые путы начинали плавиться, однако в конце концов мне удалось высвободить руки, хотя я и искусал себе при этом губы, чтобы не закричать от боли.

Теперь мне нужно было выбраться из подземелья наружу, а для этого я должен был разобраться, где нахожусь, поскольку не имел об этом ни малейшего представления.

Освещая себе путь мерцающим светом зажигалки, я осторожно продвигался вперед по туннелю. До меня уже не доносились звуки схватки наемников с морсего, однако я не знал, по какой причине: то ли потому, что я отошел слишком далеко, то ли потому, что одна из противоборствующих сторон уже покончила со второй. Хотя я с самого начала замышлял заманить наемников на территорию морсего, чтобы те их там прикончили, в этот конкретный момент я, идя без какого-либо оружия, лишь с маленькой зажигалкой в руках по темному туннелю, в любом месте которого на меня могли неожиданно наброситься ужасные чудовища, подумал, что этот мой замысел был не таким уж и хитроумным. Когда я с воодушевлением изложил его несколько часов назад своим друзьям, сидя под теплыми лучами полуденного солнца, эти самые друзья обозвали меня чокнутым и сказали, что предложенный мною план — нелепый и глупый. И вот теперь я осознал, что они, пожалуй, были правы. О чем я тогда, черт возьми, думал?

Впрочем, горевать по этому поводу было уже поздно: как говорится, что сделано, то сделано. Я сам заварил всю эту кашу, и мне теперь оставалось только одно — шагать по туннелю вперед и надеяться на то, что у моего ангела-хранителя сегодня не выходной день.

— Мы бывали и не в таких переделках, — тихо сказал я сам себе, чтобы слегка взбодриться, хотя в глубине души и знал, что в такую ужасную ситуацию мне попадать еще никогда не приходилось.

Я понимал, что нахожусь на территории крайне враждебно настроенных существ и что идти по ней с зажженной зажигалкой — это все равно что нести над головой ярко освещенный плакат с объявлением о раздаче бесплатной еды, однако инстинкт, который можно было бы также назвать паническим страхом, не позволял мне ее погасить. Кроме того, я вспомнил, что морсего, насколько мне было известно, обладали способностью очень хорошо видеть в темноте, а потому они все равно меня рано или поздно обнаружат — или почувствуют мой запах, — независимо от того, будет ли у меня в руках горящая зажигалка или нет. Мой единственный шанс заключался в том, чтобы суметь выбраться из этой темной клоаки как можно быстрее, а иначе моя надежда на то, что я останусь в живых, могла рухнуть едва ли не через несколько минут.

Я шел, стараясь передвигать ноги в воде так, чтобы производить как можно меньше шума, а потому, когда я услышал позади себя, еще на относительно большом расстоянии, легкие всплески, то сразу же догадался, что кто-то идет вслед за мной.

Я погасил зажигалку, остановился и, затаив дыхание, прислушался. Мое сердце, похоже, решило меня выдать: оно забилось так сильно, что его удары стали отдаваться у меня в мозгу, и мне показалось, что они слышны во всем подземелье, словно грохот артиллерийских орудий. Тем не менее мне чуть позже удалось услышать чье-то дыхание, которое я поначалу, едва ли не обрадовавшись, принял за дыхание Соузы или его подчиненного.

Почти неслышный шум всплесков приближался медленно, но неумолимо, а вместе с ним все ближе и ближе ко мне раздавались звуки тяжелого, хриплого и прерывистого дыхания. Я стоял абсолютно неподвижно, напряженно пытаясь понять, кто же это может так дышать. Я рассчитывал, что если это наемник, то можно было бы, используя фактор неожиданности, напасть на него из темноты и — если мне повезет — его обезоружить.

Однако мой план рухнул еще до того, как я успел его толком обдумать.

Когда я наконец-таки решился сделать вдох, в мои ноздри ударило какое-то гнусное зловоние, и я осознал, что то существо, которое украдкой приближалось ко мне, было отнюдь не человеком.