Всех, кто находился на судне, охватило нервное напряжение. Сидя во время обеда в столовой, люди смотрели не столько в свою тарелку, сколько куда-то в пустоту. Признаться, то же самое делал и я, то есть таращился в пустоту. Несмотря на то что вчерашний день был очень тяжелым и не менее тяжелым обещал быть день сегодняшний, я почти не притронулся к еде. На душе у меня было очень тревожно… Впрочем, не у меня одного: сидевшие со мной за одним столом профессор Кастильо и капитан Престон тоже почти ничего не ели.

— Так всегда бывает в подобной ситуации, капитан? — поинтересовался я у Престона.

— Лишь непосредственно перед началом операции по подъему содержимого судна, — задумчиво ответил тот. — Самое худшее — это неопределенность. Как только нам удастся выяснить, что же находится в трюме затонувшего корабля, обстановка станет гораздо менее напряженной. Причем, независимо от того, что мы там обнаружим.

— И что же там может находиться? Каково ваше мнение? — спросил профессор.

— Мое мнение заключается в том, что в подобном случае лучше не иметь никакого мнения. Я уже много лет работаю в этой сфере, а потому знаю, что можно ожидать чего угодно. — Престон сделал паузу и перевел взгляд на потолок. Через несколько секунд он продолжил: — Помнится, восемь лет назад мы занимались одним судном в территориальных водах Кубы. Как выяснилось, это был пиратский корабль семнадцатого века. Его трюм был забит награбленным у испанцев серебром. Хатчу удалось договориться с правительством Кастро о том, что все ценное, найденное на этом судне, будет разделено между ним и нами поровну. После трех месяцев подготовительных работ и недели напряженного труда под водой — мы тогда, кстати, даже потеряли одного человека, — в тот самый момент, когда мы поднимали на борт «Мидаса» первый слиток серебра, появился кубинский фрегат. Он сделал по нашему судну предупредительный холостой выстрел, и нам не оставалось ничего другого, как побыстрее поднять своих водолазов на борт и убраться подобру-поздорову.

— Вот так дела! И что, вы остались совсем ни с чем?

— Да нет, кое-что мы с собой все-таки увезли: покрытую коралловыми наростами бронзовую бомбарду. Возможно, вы ее уже видели: она стоит у входа в центральный офис «Хатч Мэрин Эксплорейшнз»… — Усмехнувшись, Престон добавил: — Она теперь используется в качестве горшка для роз.

Я невольно почувствовал уважение к стоицизму старого моряка. И тут мне вспомнилось, что еще вчера я хотел кое о чем спросить у него.

— Простите мне мое невежество, капитан, но не могли бы вы объяснить, как это «Мидас» умудряется находиться на одном и том же месте, если с него не сбрасывают якорь?

— А-а… Я вижу, ты наблюдательный. А ведь это замечают далеко не все, — сказал Престон, поднимая брови. — Какое тебе дать объяснение: короткое или длинное?

— Давайте начнем с короткого.

— Тут все дело в колдовстве.

— Хорошее объяснение, — усмехнулся я. — Теперь давайте перейдем к длинному.

— Это судно, — с гордым видом начал объяснять Престон, — как тебе, наверное, уже не раз говорил Джон, оснащено самыми что ни на есть новейшими корабельными системами. У нас есть высокоточная спутниковая система определения местоположения, суперсовременные средства связи, активные и пассивные радары, а также новейшие устройства компании «Рэйтеон», которые позволяют обнаруживать объекты, определять их местонахождение и отслеживать их движение. В этом отношении наше судно оснащено лучше любого военного корабля из всех, какие существуют в мире. Однако наибольшую гордость, — сказал Престон и выпрямился на своем стуле, — у меня вызывает система автоматического сохранения положения в пространстве. Используя информацию, поступающую от системы определения местоположения, главный компьютер нашего судна непрерывно определяет, в какой именно точке земного шара находится «Мидас», при этом ошибка составляет всего лишь несколько дюймов. От этого компьютера непрерывно подаются команды на множество маленьких гребных винтов, расположенных на киле, благодаря которым судно сохраняет свое положение в пространстве вопреки всем ветрам и течениям. Так что у нас уже нет необходимости в якоре, тем более что его невозможно использовать на очень большой глубине. Да и якорная цепь может оборваться в самый неподходящий момент.

— Я даже представить себе не мог, что существуют подобные технологии, — не скрывая своего изумления, сказал я и восхищенно покачал головой.

— Сама по себе подобная технология не является новой, — с неожиданно равнодушным видом произнес капитан, — однако мы довели эффективность ее использования до максимума. Как я тебе уже говорил, — Престон снова приосанился, — «Мидас», по всей видимости, является самым технически совершенным судном в мире.

После не очень плотного обеда возглавляемая Кассандрой группа археологов в сопровождении трех водолазов спустилась с платформы в воду и стала медленно погружаться, оставляя после себя облачка пузырьков выпускаемого из плавательных жилетов воздуха. Остальные водолазы — в том числе и я, — проводив бригаду Кассандры, принялись с помощью имеющегося на левом борту судна подъемного крана опускать в воду ТПА «Фантом IV», изготовленный компанией «Дип Оушн Инжиниринг», — тот самый телеуправляемый подводный аппарат, который днем раньше нагнал на меня столько страху.

Как только закончилась работа на палубе, я немедленно отправился в рубку, из которой управляли ТПА. Рубка на «Мидасе» представляла собой небольшое помещение и сейчас была битком набита людьми. Капитан Престон, Браун, профессор, двое водолазов, Ракович и, конечно же, Хатч — все они напряженно всматривались в изображение, поступающее на монитор с камеры ТПА. Как мне и говорил Браун, управлял аппаратом Ракович: он использовал для этого незатейливый джойстик, который был вмонтирован в металлический ящик с множеством различных кнопок. Прибор был установлен перед маленьким пятнадцатидюймовым экраном, на который, кроме цветного изображения, выводилась также различная текущая информация о ТПА: его скорость, направление движения, сведения о глубине погружения и положении в пространстве.

Когда ТПА опустился на десятиметровую глубину, были включены его прожекторы. Неожиданно вспыхнувший яркий свет не на шутку перепугал проплывавшую в этот момент прямо перед прожекторами маленькую каракатицу. Когда аппарат приблизился к затонувшему судну, водолазы уже просверлили дрелью в его корпусе несколько отверстий и вставили в них длинные раздвижные крюки, с обратной стороны которых имелись своеобразные по форме ручки. Затем они достали из сумки механическую пилу. Я с удивлением увидел, как они всего лишь за каких-нибудь пять минут выпилили в борту корабля квадрат со стороной примерно в один метр и затем, используя крюки, отделили выпиленный квадратный «кусочек» от остального борта. А еще я увидел, как Кассандра, которую легко можно было отличить от всех остальных по светло-русой косичке, внимательно следила за каждым движением своих товарищей, то и дело оглядывающихся на нее и жестами спрашивающих разрешения на те или иные действия. Как только в борту появилось аккуратно сделанное отверстие, Кассандра подплыла к нему вплотную, потрогала его края ладонями и затем подала сигнал водолазам, чтобы те установили рамку из раздвижных алюминиевых пластин точь-в-точь по периметру отверстия.

Когда рамка была установлена, находившиеся у затонувшего судна археологи и водолазы отплыли в сторону, а Касси через видеокамеру ТПА жестом дала знать Раковичу, что настал его черед. Ракович, медленно перемещая ТПА, расположил его прямо напротив отверстия, сделанного в борту корабля. Все, кто сейчас находился в рубке управления, невольно затаили дыхание, когда Ракович двинул джойстик вперед и ТПА устремился в черное чрево затонувшего судна, пролежавшего здесь, на морском дне, несколько веков. Вместе с ТПА туда мысленно устремились и мы.

Передние прожекторы ТПА высветили довольно узкий проход, в котором аппарату почти негде было маневрировать. Ракович двигал его в этом тесном пространстве очень осторожно. Пока на экране монитора нельзя было разглядеть ничего, кроме деревянных перегородок и сотен небольших округлых камней на днище.

— Эти камни использовались в качестве балласта, — прошептал Хатч, словно догадавшись о возникшем у меня вопросе. — Теперь нам нужно найти отверстие, ведущее в грузовой трюм.

ТПА продолжал двигаться вперед с вызывающей тоску медлительностью, пока наконец прямо перед ним, преграждая ему путь, не появились несколько сложенных одна на другую толстенных деревянных досок.

— Лестница… — сказал Хатч, сдерживая волнение.

Я поначалу ничего не понял, но затем, когда картинка на экране переместилась чуть-чуть вправо, я заметил, что эти доски были ступеньками лестницы, которую с первого взгляда мне не удалось разглядеть.

ТПА стал разворачиваться вправо и вскоре высветил своими прожекторами не закрытое люком входное отверстие. Он устремился в это отверстие и оказался в более просторном помещении, куда уже несколько сот лет не попадал ни единый лучик света. Аппарат начал крутиться вокруг своей оси, пока в поле зрения его видеокамеры не попала маленькая деревянная дверь. Ракович приблизил ее изображение с помощью зума видеокамеры, и в свете прожекторов стало видно, что на двери висит огромный ржавый замок.

— Ну наконец-то! — воскликнул, не сдержавшись, Хатч. — Направь его к этой двери.

ТПА на этот раз двигался намного быстрее, словно проникся энтузиазмом своего хозяина, хотя управлявший аппаратом Ракович с самого начала работы с ним проявлял не больше эмоций, чем каменная статуя. Что касается остальных, то все, кто наблюдал сейчас за ТПА, стояли, сжав от волнения кулаки и обливаясь потом. Казалось, мы даже слышали, как колотятся наши сердца, гоняющие по артериям кровь в два раза быстрее, чем обычно. Тем временем ТПА приблизился к двери, и не успел я даже задаться вопросом, каким же, черт возьми, образом он проникнет через эту закрытую дверь, как в правой части поля зрения появилась одна из металлических «рук» телеуправляемого аппарата, которая ловким движением схватила замок своей клешней. Затем мы увидели, как появилась вторая «рука»: она уперлась в обрамление двери. Получив на свой немой вопрос одобрительный кивок Хатча, Ракович нажал какие-то кнопки — и дверь с проржавленным замком под давлением клешней разлетелась на части. Когда замутившая воду тучка из частичек ржавчины и щепок осела, ТПА своими клешнями оттолкнул в сторону то, что осталось от двери, проплыл над ее порогом и осветил прожекторами находившееся за ней помещение.

В рубке тут же раздались несколько сдавленных нечленораздельных возгласов, и только профессор — да и то лишь через несколько секунд — сумел произнести хоть какие-то слова:

— Нет, этого не может быть…

Несмотря на недостаточно четкое изображение, каждый из нас мог различить валяющиеся в трюме старинные металлические предметы как гражданского, так и военного предназначения: серпы, плуги, клинки топоров, шпаги, кирасы, шлемы и многие-многие другие проржавевшие железяки, сваленные по периметру трюма в беспорядочные груды.

Получалось, что мы сделали важное археологическое открытие — нашли затонувшее старинное грузовое судно, прекрасно сохранившееся и набитое изделиями своей эпохи. Однако искали мы здесь нечто совсем другое…

Как неоспоримое подтверждение нашей ошибки, в правом нижнем углу поля зрения отчетливо был виден тяжелый аркебуз — огнестрельное оружие, появившееся намного позже эпохи тамплиеров.