Менее чем через шесть часов после того, как мы пили чай в библиотеке Кати, а точнее, Кути, мы уже плыли вниз по течению неторопливой реки Нигер, направляясь в рыбацкую деревню, о которой нам было известно только одно — то, что она называлась Батанга. Благодаря бескорыстной помощи Даниэля нам удалось очень быстро подыскать рыбацкую лодку-плоскодонку и договориться с ее хозяином, чтобы он отвез нас в эту деревню, находившуюся в двух неполных днях пути, причем за очень маленькую плату. Лодка, в которой мы разместились между перевозимыми на ней товарами и провизией, напоминала индейскую пирогу с балансирами и, несмотря на свою двенадцатиметровую длину, была такой узкой, что два человека не смогли бы усесться в ней боком друг к другу. Экипаж лодки состоял из ее хозяина, который, устроившись на корме, управлял шумным подвесным мотором, и помощника-матроса-повара, сидевшего на носу лодки и высматривающего, нет ли впереди мелей или других неприятных сюрпризов.
Мы втроем устроились в средней части лодки между мешками с рисом, горками ананасов и огромными связками бананов, привезенными из Кот-д’Ивуара. Хозяин лодки, как мы потом узнали, собирался продать все это в Буреме — поселке, расположенном чуть ниже по течению, чем Батанга. Эта хрупкая лодка была явно перегружена, и мы, зная, что в мутных водах широкого, но неглубокого Нигера полно гиппопотамов и крокодилов, с опаской поглядывали на то мизерное расстояние, которое отделяло края ее бортов от поверхности воды.
Мы рассчитывали прибыть в пункт назначения на следующий день, где-то после полудня, а затем разыскать там ремесленника, о котором говорил Даниэль. Когда мы ходили с Даниэлем по пристани в Кориумэ, ближайшем от Томбукту поселке, расположенном на берегу Нигера, и подыскивали лодку, он рассказал нам, что в очень многих населенных пунктах Мали до сих пор хранятся сотни древних пергаментов, тщательно сберегаемых потомками клана Кати. В течение нескольких столетий представители этой известной семьи постепенно покидали Томбукту и оседали в различных поселках и деревнях близлежащих регионов Африки, увозя с собой частичку фондов знаменитой библиотеки, чтобы уберечь ценные рукописи от загребущих рук арабских, африканских и французских завоевателей.
— Даже не верится! — воскликнула Касси, стараясь перекричать шум мотора. — Если бы месяц назад мне кто-нибудь сказал, что я буду плыть по африканской реке на деревянной лодке, сидя на мешке с рисом, я ответила бы этому человеку, что он сумасшедший!
— Ты жалеешь о том, что приехала сюда? — спросил я, тоже стараясь говорить погромче.
— Вовсе нет! Последние несколько дней были самыми интересными в моей жизни! Я еще никогда не испытывала таких острых ощущений!
— Вот и прекрасно! Позволь тебя заверить, что здесь, в Мали, острых ощущений у тебя будет хоть отбавляй!
Незадолго до захода солнца хозяин лодки направил ее к северному берегу реки и, причалив, жестами показал нам — он ни слова не говорил по-французски, — чтобы мы помогли его матросу перегрузить на берег часть перевозимого продовольствия. После этого нам нужно было подготовиться к ночлегу и установить рассчитанный на пятерых человек шатер типа берберского, о котором пол устилался несколькими циновками. Мы охотно взялись за эту работу, и благодаря нашим усилиям шатер был поставлен в два раза быстрее, чем если бы этим занимался только один человек. В результате у матроса высвободилось время для рыбалки, и он, закинув удочки, через некоторое время вытащил из реки парочку окуней. Мы поджарили рыбу на рашпере и поужинали, запивая ее почти холодным пивом, которое везли с собой, предусмотрительно обложив льдом.
Хозяин лодки во время путешествия по реке вел себя очень сдержанно, и я удивился, когда он, оказавшись на берегу, вдруг начал что-то тараторить на своем языке, а затем, пренебрегая канонами ислама, от души приложился к нашим запасам пива. Он объяснил нам — не столько словами, сколько жестами, — что его зовут Мухаммед, что живет он торговлей и рыбной ловлей и что эта лодка является для него не только средством передвижения, но еще и домом. По окончании ужина, сидя вчетвером вокруг костра в ожидании, когда закипит вода в подвешенном над огнем чайнике, мы поинтересовались, а что за человек его помощник. Хозяин лодки равнодушно пожал плечами и ответил, что его помощника тоже зовут Мухаммед.
— Он — ваш сын? — с помощью мимики и жестов спросила Касси.
Мухаммед, которого, по-видимому, очень возмутил ее вроде бы невинный вопрос, демонстративно плюнул на землю и с презрением посмотрел на своего тезку, который в этот момент старательно собирал наши пластиковые тарелки, чтобы затем помыть их в реке.
— Эмбех бозо! — с высокомерным видом воскликнул хозяин лодки, показывая пальцем на себя. Затем, махнув рукой в сторону помощника, он, скривившись, добавил: — Белла. — После этого он опять плюнул на землю, а затем свел вместе свои запястья так, как будто бы они были связаны.
— Что хочет сказать нам этот человек? Может, его друг — преступник? — спросила Кассандра.
Взглянув на освещенное пламенем костра лицо Касси, я грустно улыбнулся.
— «Друг» в данном случае не совсем подходящее слово.
— Наш тщеславный товарищ по ужину хочет сказать, что он и его помощник принадлежат к разным народностям, — с готовностью объяснил профессор Кастильо. — Хозяин лодки принадлежит к народности бозо, которая занимается главным образом торговлей и рыбной ловлей, а наш молчаливый матрос — представитель народности белла, выходцы которой, насколько я помню из путеводителя, традиционно являются в этой части Африки рабами других народностей, чаще всего туарегов. — Увидев, что Касси удивленно подняла брови, профессор добавил: — Пока вы в лодке любезничали друг с другом, я читал путеводитель по Мали. Иначе зачем было брать его с собой?
— У туарегов были рабы? — ошеломленная этой новостью, пролепетала Кассандра.
Профессор с горечью посмотрел на нее.
— Дорогая моя, рабы у них не «были» — они у них есть.
— Разве такое возможно? — горячо воскликнула Кассандра, с недоверием глядя на профессора. — Рабство отменили больше ста лет назад!
— Касси, профессор, к сожалению, прав, — вмешался я. — Во многих регионах Африки до сих пор существует рабство, причем в самой гнусной форме. И здесь, в Мали, и в таких странах, как Сомали и Судан, целые деревни периодически подвергаются нападению вооруженных банд, которые насильно уводят женщин и детей, а затем продают их, как обычную скотину.
У Кассандры от изумления округлились глаза.
— А почему никто не пытается этому помешать? — возмущенно вскрикнула она, всплеснув руками. — Куда смотрят ООН, ЮНИСЕФ и различные всемирные организации, которые борются за права человека? Неужели я — единственный человек в мире, которому все это кажется чудовищным?
— Конечно нет, Касси. Однако Африка — это континент, до которого никому нет дела. Африка на географической карте подобна черной дыре. Мы знаем, что здесь есть носороги и гориллы, которые находятся под угрозой вымирания, и хотим им помочь. Однако в то же время мы стараемся закрывать глаза на такие вещи, которые в другой части мира вызвали бы бурю протеста. А ведь здесь буквально каждый день происходят жуткие драмы, и главные жертвы в них — люди.
— Я даже представить себе не могла, что в наши дни может быть такое… — удрученно прошептала Касси.
— Я понимаю тебя, — сказал я, — но, к сожалению, все это — правда жизни.
Кассандра посмотрела на матроса, представителя угнетенной народности белла, мывшего в этот момент посуду в реке.
— Значит, ты думаешь, что он…
— Вероятно, да.
— Но ведь он мог 6ы убежать. Почему он этого не делает?
— Наверное, ему просто некуда бежать, — предположил я, пожимая плечами. — Вполне возможно, что такая вот судьба — это самое лучшее из того, что ждет его в жизни.
Касси обожгла меня гневным взглядом.
— Быть рабом — это самое лучшее из того, что может ждать его в жизни?! Да разве ж это жизнь? Без какой-либо надежды на счастье!
— Надежды на счастье? — спокойно повторил я. — Дорогая моя, позволь тебе напомнить, что мы находимся не где-нибудь, а в Африке. Здесь надежда на счастье заключается в надежде на то, что на ужин будет что поесть.
— По-моему, ты высказываешься слишком цинично.
— Это не цинизм. К тому же цинизмом в Африке никого не удивишь.
После такой, не очень-то приятной, беседы у нас пропала охота о чем-либо говорить, и мы, намазавшись средством от москитов, улеглись спать на потрепанные циновки. Костер тушить не стали — он должен был отпугивать многочисленных гиен, бродивших где-то неподалеку и издававших противные звуки, чем-то похожие на визгливый смех.
Касси — то ли от непривычки спать на циновках в шатре, то ли от переживаний, вызванных нашим разговором об Африке, — прижалась ко мне, как прижимается маленькая девочка к своему плюшевому медвежонку. Ее прикосновение и легкое дыхание вызвали у меня прилив нежности, и я осознал, что люблю эту женщину так сильно, как еще никогда никого не любил.
— Инисох гохма! Инисох гохма!
Я проснулся от того, что кто-то тряс меня за плечо и кричал мне прямо в ухо эти непонятные слова.
Открыв глаза, я увидел перед собой на темном фоне неба два ряда желтоватых зубов и выпученные глаза. Это был хозяин лодки — Мухаммед.
— Что… что случилось? — сонно спросил я.
— Инисох гохма! —повторил Мухаммед.
— Послушай, друг, — сказал я, оправившись от охватившего меня недоумения, — я не понимаю, что ты там орешь, и поэтому тебе лучше нарисовать на песке…
— Наверное, он хочет сказать тебе «Доброе утро!» или что-нибудь в этом роде, — раздался рядом со мной голос Кассандры.
— Какое еще доброе утро? Смотри, еще совсем темно!
— Ну, тогда тебе нужно побыстрее сообщить ему об этом, потому что его помощник уже начал вытаскивать из земли колышки, которыми крепится этот шатер, — вмешался уже проснувшийся профессор Кастильо.
Нам ничего не оставалось делать, как быстренько подняться, собрать свой скромный багаж и помочь свернуть наш незатейливый лагерь. Через полчаса, освещенные первыми лучами выглянувшего из-за горизонта солнца, мы снова плыли вниз по реке. Наблюдая, как далеко впереди выползает на небо гигантский оранжевый диск, я почему-то подумал о том, что солнце притягивает нас и именно к нему мы плывем по спокойным водам Нигера.
Теперь наш путь пролегал мимо пустынных берегов, на которых лишь изредка удавалось увидеть среди прибрежной растительности какую-нибудь убогую хижину. В этих местах почти не было живности, и мы только один раз вспугнули стаю водоплавающих птиц, которые, увидев нас, стали изо всех сил махать крыльями и стремительно поднялись в воздух. Несмотря на опасную .неустойчивость нашей лодки, меня вдруг охватило чувство умиротворенности, какого я не испытывал уже очень и очень давно. Возможно, это было вызвано монотонным пейзажем и равномерным покачиванием лодки на слабых волнах реки. И хотя мне хотелось есть и спать — да и сидеть в этой лодке было не очень-то удобно, — все негативные ощущения отошли куда-то на задний план, вытесненные приятным до блаженства спокойствием, охватившим мою душу.
В течение нескольких часов мы довольно быстро продвигались вниз по реке, пока хозяин лодки вдруг не решил причалить к берегу. Чтобы объяснить свои действия, он несколько раз шлепнул себя ладонью по животу, показывая тем самым, что настало время перекусить. Он подвел лодку к берегу в том месте, где не было тростника, а затем, сделав несколько знаков, велел нам сидеть здесь и ждать его, а сам куда-то ушел. Сначала мы втроем бродили по берегу, чтобы размять затекшие ноги, а потом, изнывая от жары и видя, что Мухаммед все никак не возвращается, я предложил Кассандре искупаться в реке, соблазнительно поблескивающей своей прохладной водой. Не снимая одежды, которой подобная «стирка» отнюдь бы не помешала, и оставив на берегу лишь то, что могло пострадать от воды, мы с Касси наперегонки бросились к реке, шумно подзадоривая друг друга.
Кассандра, пропустив меня чуть-чуть вперед, вдруг сильно толкнула меня в спину. Я, потеряв от неожиданности равновесие, упал, а она, то и дело оборачиваясь и осыпая меня насмешками, первой подбежала к воде. Касси уже зашла в воду по пояс, Как вдруг неизвестно откуда появившийся Мухаммед — не хозяин лодки, а матрос — бросился к ней и, схватив ее за руку, с такой силой потянул назад, что она, судя по выражению ее лица, не на шутку перепугалась. Однако уже в следующее мгновение Касси охватила настоящая паника, ибо, посмотрев в ту сторону, куда ей показывал рукой Мухаммед, она увидела огромное бревно, которое плыло почему-то не по течению, а прямехонько к тому месту, где находилась она.
— Касси! — испуганно крикнул я. — Немедленно выйди из воды! Это крокодил!
Кассандра, которая уже поняла, что к чему, начала медленно отступать к берегу, не сводя глаз с огромной рептилии. Заметив, что крокодил не только не снижает скорости, а наоборот, плывет все быстрее и быстрее, она резко повернулась и вместе с Мухаммедом побежала к берегу так быстро, как только могла.
Если бы у меня в руке был секундомер, я, безусловно, смог бы зафиксировать новый мировой рекорд в беге по колено в воде, потому что Касси преодолела отделявшее ее от берега расстояние просто с фантастической скоростью. Уже выскочив на берег, она молнией пронеслась мимо профессора, сидевшего на большом камне метрах в десяти от кромки воды и с живым интересом наблюдавшего за трагикомической сценой, свидетелем которой ему довелось стать.
Хозяин лодки вернулся примерно через час. Он шел медленно, явно довольный собой, и, увидев нас, даже не потрудился дать какие-либо объяснения относительно своего долгого отсутствия. Однако, судя по выразительным взглядам, которые бросал на нас спаситель Касси, я понял, что посещение деревни, находившейся в нескольких сотнях метров отсюда, было вызвано исключительно похотью. За время отсутствия хозяина мы успели приготовить завтрак, состоявший из риса, бананов и ананаса. Быстро поев, мы снова отправились вниз по реке, к деревне Батанга, которая теперь находилась от нас всего лишь в нескольких часах пути. Именно там мы надеялись наконец-то разыскать нечто такое, что наверняка должно было привести нас к исчезнувшим сокровищам тамплиеров.