— А это еще, черт возьми, что такое? — спросила Кассандра, прищуриваясь и всматриваясь куда-то вдаль.

Я посмотрел в том же направлении и увидел темный объект, который, словно мираж, двигался с южной стороны. Его верхняя часть была раза в два шире нижней и издалека казалась гигантским глобусом. Объект этот, поднимая за собой огромное облако пыли, ехал по равнине прямехонько к нам.

— Это, похоже, какой-то автомобиль, — пробормотал профессор, вытирая стекающий со лба пот, который, попадая в глаза, мешал ему смотреть.

Словно в подтверждение этой догадки, до нас снова донеслись звуки автомобильного клаксона, но на этот раз уже более громкие.

— Да, это грузовик, — сказал я, удивляясь столь неожиданному повороту в ходе событий. — И по-моему, его водитель нас заметил.

Собрав последние силы, мы стали прыгать, размахивать руками и кричать так громко, насколько позволяло нам пересохшее горло. Мы пытались обратить на себя внимание и в то же время бурно радовались тому, что у нас снова появилась утраченная было надежда на спасение.

Вдруг вспомнив о том, что, когда я последний раз смотрел на туарегов, они были уже довольно близко, я оглянулся и увидел, что наши преследователи, заметив автомобиль, погнали своих верблюдов галопом, чтобы перехватить нас еще до того, как к нам подъедет грузовик.

— Вот дерьмо! — процедил я сквозь зубы.

Оба моих спутника, проследив за моим взглядом и увидев стремительно приближающихся туарегов, заметно приуныли.

Касси стала поочередно смотреть то в одну, то в другую сторону, пытаясь, видимо, предугадать, что же настигнет нас быстрее — смерть, которую несли нам мчавшиеся на верблюдах люди в синих одеждах, или спасение в виде столь необычного по форме грузовика.

— Ничего у нас не получится… — в отчаянии прошептала Касси.

Это было очевидно для нас троих, но от того, что на наших глазах таяла последняя надежда, — точно так же упавший за борт человек видит, как его судно исчезает за линией горизонта, — я вдруг почувствовал, как меня переполняет ярость — ярость бессилия.

— Бежим! — крикнул я. — Бежим к грузовику!

Профессор и Касси, оцепеневшие от страха, несколько секунд отрешенно смотрели на меня, а затем, собравшись с силами, тяжело побежали в сторону грузовика, как будто они пытались отдалиться от стремительно приближающейся смерти еще хотя бы на десяток метров.

Мы то и дело спотыкались, наши ноги едва выдерживали наш вес, мы время от времени падали на колени и после каждого такого падения с неимоверным трудом поднимались на ноги, опираясь о раскаленный песок ладонями, содранными до крови. Я бежал, почти ничего не видя перед собой, потому что пот заливал мне глаза, и лишь большое темное расплывчатое пятно где-то далеко впереди помогало мне ориентироваться, подсказывая, в каком направлении нужно бежать. Я уже довольно отчетливо слышал сердитое урчание мотора, смешивающееся со звуком моего отрывистого дыхания, и это заставляло меня упорно двигаться вперед.

И вдруг раздавшийся за моей спиной звук падения заставил меня оглянуться. Я увидел, что профессор, окончательно обессилев, рухнул ничком наземь. Не говоря друг другу ни слова, мы с Касси схватили профессора с обеих сторон под мышки, завели руки старика за свои шеи и, подняв обмякшее тело с земли, потащили его, как тяжелый длинный мешок. На горячем песке оставались две борозды, прочерченные ступнями Кастильо.

Грузовик быстро приближался к нам, однако, оглянувшись, я увидел, что туарегам осталось скакать до нас меньше сотни метров. Они уже выхватили свое оружие и приготовились убить нас, ожидая, когда расстояние между нами сократится до минимума.

Жить нам оставалось не больше десяти секунд.

Я почувствовал, как у меня перехватило дыхание, а в висках застучало от пульсирующей крови.

Но мы, понимая тщетность своих усилий, все же продолжали шагать к грузовику.

И вдруг грузовик, находившийся от нас всего лишь в нескольких десятках метров, резко остановился.

«Все, конец», — подумал я.

Оставив Касси одну волочить профессора, я повернулся и приготовился с голыми руками встретить наших вооруженных преследователей, чтобы попытаться задержать их хотя бы на несколько секунд и тем самым, возможно, дать Кассандре и старому другу моего отца небольшой выигрыш по времени.

«Вот место, где я погибну, — мелькнуло в моем затуманенном сознании. — Снять бы эту сцену на фотопленку…»

Туареги уже почти подскакали ко мне. Они, похоже, не хотели тратить пули своих допотопных ружей и решили покончить с нами традиционным для них способом — с помощью острых сабель, которыми они размахивали у себя над головой, издавая при этом какие-то грозные крики. Они были настолько близко, что я даже мог различить белки их глаз. И вдруг — видимо, от осознания, что шансов выжить больше нет, — я почувствовал такое душевное спокойствие, какого никак не ожидал испытать в столь критический момент. Я решил броситься на первого из туарегов в эфемерной надежде ошеломить его своим самоубийственным поступком, но, когда я уже приготовился рвануться вперед, откуда-то из-за моей спины донеслось несколько отрывистых звуков и туарег, на которого я собирался напасть, слетел со своего верблюда и упал на спину.

Я пару секунд оторопело смотрел на упавшего туарега, но затем послышалась вторая автоматная очередь, и я бросился наземь, успев заметить, что одна из пуль ранила второго туарега в плечо.

Прижавшись лицом к песку и не понимая, что происходит, я увидел, как ноги верблюда остановились буквально в паре метров от моей головы, а свалившийся с этого верблюда туарег проворно вскочил, не обращая внимания на кровоточащую рану в плече. Он быстренько забрался на верблюда и, развернув его, поскакал галопом назад — туда, откуда он и появился со своими товарищами. Вслед за ним устремились на своих верблюдах и двое других туарегов.

Я, пошатываясь, поднялся на ноги и, не веря своим глазам, посмотрел вслед удаляющимся кочевникам, от сабель которых я должен был погибнуть несколько секунд назад. Затем я обернулся и, поискав глазами Касси и профессора, к своему облегчению увидел, что они не ранены: мои спутники сидели рядом на песке и смотрели на странный автомобиль, благодаря которому мы были спасены от верной гибели.

Машина стояла в нескольких десятках метров от нас и издалека напоминала причудливую повозку из какой-то сказки. На самом деле это был старенький — старше меня — грузовик «бедфорд», выкрашенный в оливково-зеленый цвет и нагру-женный огромной горой тюков, мешков, тюфяков и бидонов. Поверх всего этого груза расположилась довольно большая группа людей. Грузовик чем-то походил на рыбу-шар, надувшуюся при встрече с барракудой, и здесь, посреди пустыни, казался настолько странным явлением, что мне даже подумалось, что я сейчас вижу не реальный автомобиль, а какой-то мираж. Мы втроем с недоумением смотрели на мужчин и женщин, сидевших на забитом до отказа грузовике, словно на дирижабле, а они с не меньшим недоумением смотрели на нас. Вероятно, эти люди никак не могли взять в толк, какие черти занесли в это забытое Богом место троих светлокожих оборванцев и почему за ними гнались туареги.

После нескольких секунд взаимного разглядывания из окошка левой двери кабины высунулся худощавый чернокожий человек в зеркальных очках. Он жестами показал нам, чтобы мы подошли к грузовику.

— Allez, messieurs, allez! — крикнул он, и мы, все еще не веря в свое чудесное спасение, потопали к автомобилю.

Благодаря некоторой сумме франков КФА нам удалось заполучить для Касси и профессора место в кабине. Там они, то и дело прикладываясь к позаимствованному у водителя бидону с водой, начали мало-помалу приходить в себя. Для меня места в кабине не нашлось, и поэтому я, осторожно взобравшись на самый верх, в изнеможении разлегся на тюках, нагруженных на автомобиль. По словам шофера, который, неизменно держа у себя на коленях ставший для нас судьбоносным автомат АК-47, курсировал на этом грузовике между Гао и Тесалитом, от Табришата нас отделяло еще почти три часа езды по пустыне.

Оставалось только надеяться, что в Табришате нас не ждет очередное разочарование.

Все еще имея при себе кое-какие деньги, мы по прибытии к месту назначения пригласили водителя грузовика, спасшего нам жизнь, и всех его пассажиров, заботливо ухаживавших за нами в течение всех трех часов пути, отведать в местном ресторанчике за наш счет любых прохладительных напитков, какие им только понравятся. Сами же мы, сев с водителем за отдельный столик, стали уплетать рис с арахисовым маслом. Наш чудесный спаситель, его звали Буйко, успел по ходу дела рассказать нам о местных политических проблемах, суть которых, насколько мы поняли, заключалась в том, что туареги никак не могли найти общий язык с правительством и даже пытались добиться отделения заселенных ими территорий от остальной страны.

Мы узнали от Буйко, что эти ничем не гнушающиеся «люди в синих одеждах» уже неоднократно похищали иностранцев, а затем продавали их в рабство на солевые шахты. Правда, водитель добавил, что обычно жертвами подобных похищений являлись все-таки темнокожие жители расположенных на берегах Нигера деревень, потому что, как гласила местная поговорка, «белые посчитаны все до одного». Понимая, насколько мы были потрясены тем, что с нами произошло, Буйко заверил нас, что абсолютное большинство туарегов — порядочные и миролюбивые люди и что своей дурной репутацией эта народность обязана лишь тем своим немногочисленным представителям, которые решили встать на преступный путь. Он также признался, что за многие годы, которые он ездит на грузовике туда-сюда через пустыню, прибегать к помощи автомата Калашникова ему приходилось только несколько раз.

Услышав, что мы опасаемся преследовавших нас туарегов, которые знали, что мы направлялись в Табришат и наверняка захотят отомстить нам, явившись в этот городишко, Буйко успокоил нас. Он сказал, что, хотя это даже не городишко, а всего лишь небольшой поселок, рядом с ним располагается воинская часть, а потому туареги-кочевники — особенно те, у кого нелады с законом, — стараются вообще не появляться не только в самом Табришате, но и в близлежащих районах. Мы поблагодарили водителя за его любезность и весьма щедро заплатили ему, и он, пожелав нам на прощание, чтобы нас хранило само небо, отправился вместе с пассажирами к своему нагруженному до предела грузовику. Мы же втроем остались сидеть в душном полутемном ресторанчике среди опустошенных бутылок с прохладительными напитками.

— Ну что ж, нам, похоже, удалось спастись… — вяло пробормотал профессор Кастильо.

— Да, действительно удалось, — согласился я, поднося к губам открытую бутылку «пепси-колы».

Кассандра, с задумчивым видом разглядывая царапины на столе, иронически улыбнулась:

— Когда мы станем рассказывать об этом, нам никто не поверит.

— Ну и ладно, — буркнул профессор. — Главное, что мы еще можем что-то кому-то рассказывать. Еще немного — и никто бы о наших необыкновенных приключениях не узнал.

— Это верно, — согласилась Касси, а затем, с восхищением посмотрев на меня, вдруг добавила: — А твой поступок был очень мужественным.

— Какой поступок?

— Ну как это какой? Еще до того как Буйко начал стрелять, ты остановился, повернулся лицом к туарегам и попытался их задержать.

— А-а, да… — вяло произнес я и небрежно махнул рукой. — Честно говоря, я остановился просто потому, что у меня на ботинке развязался шнурок…

Когда солнце перестало терзать своими безжалостными лучами улицы Табришата, а мы — по крайней мере, частично — восстановили свои силы благодаря съеденному рису и выпитым прохладительным напиткам, я предложил не терять больше времени и отправиться на поиски свекра и свекрови внучки Диама Тенде. Я понимал, что нам во что бы то ни стало необходимо уговорить этих людей показать таинственный ящичек с тамплиерским символом, попавший к ним в качестве приданого.

К счастью, Табришат был очень маленьким населенным пунктом, где, можно сказать, все друг друга знали, а потому, несмотря на некоторую настороженность местных жителей, нам удалось довольно быстро выяснить местонахождение разыскиваемого нами дома. Мы пришли на окраину Табришата и увидели глинобитное строение без окон. Я постучал костяшками пальцев в выкрашенную в зеленый цвет металлическую дверь. Спустя примерно минуту она приоткрылась и из-за нее выглянул человек с худощавым морщинистым лицом желтовато-коричневого цвета. Он с удивлением уставился на нас. Мы назвали ему свои имена, и он, даже не спрашивая, с какой целью мы к нему явились, пригласил нас войти в скромное жилище, где нам по местному обычаю тут же были поданы стаканы с дымящимся ароматным чаем.

Оказавшись в небольшой комнате, мы уселись напротив хозяина и объяснили ему, что являемся европейскими исследователями, интересующимися культурой Мали. Я добавил, что мы ездим по различным регионам этой страны при содействии университета Бамако. Впрочем, судя по выражению, которое появилось на лице хозяина после того, как он посмотрел на профессора, имевшего вид человека, только что воскресшего из мертвых, на мою грязную, изорванную и кое-где покрытую засохшей кровью одежду и на синеватые волосы и лицо Кассандры, малиец, скорее всего, принял нас за шайку полусумасшедших проходимцев. Но, как бы там ни было, мужчина внимательно выслушал наши объяснения, а когда мы рассказали ему о цели своего приезда, он, не говоря ни слова, с очень серьезным выражением лица поднялся на ноги и вышел из комнаты.

— Куда это он пошел? — спросила Касси, когда мы остались втроем.

— Понятия не имею, — ответил я, с недоумением пожимая плечами. — Хотя мой французский весьма далек от совершенства, мне кажется, что я объяснил ему все довольно доходчиво.

— А может, он решил взять ружье?.. — предположил профессор.

— Этого только не хватало, — пробормотал я. — Сегодня нас уже пытались убить, но больше одного раза в день я такого, наверное, не выдержу.

— Перестаньте болтать глупости, — перебила Кассандра. — Он, скорее всего, пошел за ящичком.

Так оно и было. Едва Касси успела договорить, как хозяин дома вернулся, держа в руках предмет, завернутый в белый холст. Он осторожно положил этот предмет на пол у наших ног, а затем, присев напротив нас на корточки, жестом показал, что мы можем развернуть холст.

Мы все трое переглянулись, удивляясь тому, насколько легко нам удалось заполучить вещь, поиски которой едва не привели нас к гибели. Аккуратно разворачивая холст, я невольно задумался о том, а стоило ли нам ради этого «ящичка» так сильно рисковать.

После того как я размотал последний слой холста, нашему взору предстал деревянный предмет размером с большой телефонный справочник. Он был изготовлен из эбенового дерева и украшен искусно вырезанным изображением, от одного вида которого у меня перехватило дыхание, а у Касси вырвался сдавленный крик. Первым, кто сумел произнести хоть что-то членораздельное, был профессор.

— Красивая штучка, — коротко сказал Кастильо.

Мы долго с зачарованным видом смотрели на этот предмет, который, похоже, был никаким не ящичком, а просто куском дерева, имеющим форму параллелепипеда. Со всех сторон он был украшен резьбой на африканские и арабские мотивы, и лишь на верхней части находилось весьма необычное изображение: два всадника в одеяниях средневековых воинов ехали верхом на одной лошади. Это было не что иное, как символ ордена тамплиеров.

Профессор поправил на носу очки и, взглядом спросив разрешения у хозяина, провел рукой по черной поверхности загадочного предмета.

— Красивая штучка, — повторил профессор.

— Вы уже говорили это, — пробормотал я, чувствуя, что и меня тоже гипнотизирует необычная красота «ящичка».

— Но почему черный цвет? — спросила Кассандра. — Не правда ли, это очень странно?

— Вовсе нет, — спокойно возразил Кастильо. — Черный цвет являлся цветом ордена тамплиеров, он символизировал мудрость и эзотерические знания. Честно говоря, — сказал профессор и повернулся ко мне, — большинство из исполненных в черном цвете изображений Девы Марии имеют тамплиерское происхождение — в том числе и то, которое находится в монастыре Монсеррат.

— Значит, этот предмет принадлежал тамплиерам, — констатировала Касси.

— Несомненно, — согласился профессор, снова уставившись на изображение двух всадников на одной лошади. — Этот предмет — уникальный. Благодаря засушливому климату здешних мест, он прекрасно сохранился и выглядит так, как будто его вырезали всего лишь несколько лет назад.

— А может, именно так оно и было? — спросил я, не очень-то веря, что этому отлично сохранившемуся куску древесины более шести сотен лет.

Профессор Кастильо с недовольным видом покосился на меня и решительно заявил:

— Конечно нет! Никто, кроме высококвалифицированного специалиста, знающего историю ордена тамплиеров, не смог бы изготовить такую искусную подделку. — Профессор поднял брови. — И я уверен, что это — не подделка.

— Ну что ж, значит, мы имеем дело с подлинником, — согласился я. — А какой вывод вы можете сделать, глядя на все эти рисунки?

— В данный момент, естественно, никакого. Мне необходимо взять этот предмет с собой, тщательно его изучить, провести сравнительный анализ и…

— Минуточку, — горя нетерпением, перебил я профессора. — Вы, кажется, сказали, что вам необходимо забрать его с собой?

Профессор Кастильо посмотрел на меня поверх своих очков с таким видом, как будто я только что спросил у него, откуда берутся дети.

— Это само собой разумеется, — невозмутимо ответил он. — Данный экспонат требует тщательного научного исследования в течение нескольких недель, а то и месяцев.

Я не смог удержаться от улыбки и кивнул в сторону хозяина «экспоната», который, все еще сидя напротив нас, закурил сигарету и стал пускать вокруг себя клубы дыма.

— Я даже не упоминаю о том, что мы дали честное слово бывшему владельцу этого предмета, пообещав ему ни при каких обстоятельствах не пытаться забрать «ящичек» с собой, — продолжил я. — Мне просто хочется спросить вас, дорогой профессор, каким образом вы собираетесь убедить нашего нового друга отдать неведомо откуда взявшимся иностранцам свадебный подарок его невестки?

Кастильо ничего не ответил, видимо задумавшись над этим маленьким нюансом, который он впопыхах упустил из виду.

— Мы могли бы его купить, — наконец сказал он.

— Наличных денег у нас осталось только на еду, да и то дня на два, не больше, — возразил я. — А ведь нам еще нужно как-то доехать обратно до Бамако. Вы, наверное, забыли, что большую часть своих бумажных денег нам пришлось оставить в дорожных сумках, а в карманах у нас только небольшая сумма наличными. У нас, правда, есть кредитные карточки, но я что-то не заметил в Табришате вывесок с надписью «Принимаем оплату кредитными карточками «VISA».

— А если мы попытаемся обменять этот предмет на какую-нибудь вещь? — предложил профессор.

Я хотел отпустить по этому поводу язвительную шуточку, но Касси меня опередила:

— У меня есть «Тампакс» и жевательная резинка!

— Ладно, беру свои слова обратно, — смущенно пробормотал профессор.

Мы погрузились в молчание, размышляя над возможным решением возникшей у нас проблемы, а хозяин дома тем временем с любопытством наблюдал за нами, пребывая в полном неведении относительно наших замыслов.

— Мы могли бы, — поразмыслив, сказал профессор, — э-э… взять его во временное пользование.

— Об этом не может быть и речи! — возмущенно воскликнула Кассандра. — Я ни в коем случае не соглашусь обирать этих бедных людей и никому другому не позволю этого делать.

— Кроме того, — добавил я, — вряд ли им это понравится, а люди здесь, как вы уже, видимо, заметили, могут быть довольно решительными.

— Хорошенькие дела! — Профессор сокрушенно покачал головой. — Нельзя же просто встать и уйти после всего, что нам довелось пережить, прежде чем мы добрались сюда! Не забывайте, что эти изображения, — он показал на резьбу на поверхности «ящичка», — могут содержать информацию, благодаря которой мы сумеем разыскать самые большие за всю историю человечества сокровища… А для этого человека данный предмет — всего лишь украшенный резьбой кусок древесины.

Касси, наклонившись вперед, задумчиво провела рукой по резьбе и, внезапно нахмурившись, спросила:

— А вы уверены, что это всего лишь кусок дерева?

Я с удивлением посмотрел на Касси:

— Что ты хочешь сказать?

— Ну… дело в том, что ремесленник из той деревни называл данный предмет «ящичком».

— Он называл его так чисто условно, — возразил я. — Если ты имеешь в виду, что перед нами своего рода шкатулка, то почему на ней нет ни замочка, ни хотя бы какой-нибудь щели? Во всяком случае, ничего этого я не заметил.

— Да, это верно, — согласилась Кассандра. — Однако мне с трудом верится, что монах-тамплиер — или какой-нибудь ремесленник, получивший от него заказ, — стал бы вырезать такой большой и тяжелый предмет, чтобы изобразить на нем то, что вполне можно было бы вырезать и на маленькой дощечке. Кроме того… — Она взяла «ящичек» обеими руками и, приподняв его сантиметров на двадцать над полом, уверенно произнесла: — Мне кажется, что он весит меньше, чем должен был бы весить. — Касси легонько постучала костяшками пальцев по «ящичку», и его хозяин тотчас бросил на нее встревоженный взгляд.

Повернувшись ко мне, Касси с сияющим видом воскликнула:

— Он полый!

Хозяин «ящичка», которому, очевидно, показалось, что мы обращаемся с его собственностью недостаточно бережно, попытался забрать у нас странный предмет. К счастью, мне не составило большого труда убедить его, что у женщины с синеватыми волосами не все в порядке с головой и потому он должен ее простить. Затем я пообещал, что больше не позволю этой женщине так вести себя.

— Я заверил его, — объяснил я своим друзьям, — что мы даже не прикоснемся к его «ящичку». Так что лучше засуньте руки в карманы, иначе у этого любезного господина иссякнет терпение и он вышвырнет нас из своего дома.

— Ну тогда расскажи мне, каким образом ты собираешься узнать, не открывается ли эта деревянная штуковина, если к ней нельзя даже прикоснуться! — в сердцах воскликнул профессор. — Вполне возможно, что внутри нее находится то, ради чего мы сюда приехали. Нам нужно хотя бы попытаться открыть ее!

— Я с вами согласна! — поддержала профессора Кассандра. — Этот «ящичек» необходимо открыть. Непонятно только, как это сделать.

— Ну что ж, — пробормотал я с коварной улыбкой на губах и бросил взгляд на хозяина «ящичка», сидевшего на корточках и докуривавшего свою сигарету, — мне тут пришла в голову одна мыслишка.

— Все в порядке, — сообщил я своим друзьям через несколько минут. — Мне пришлось объяснить хозяину дома, что в соответствии с существующей у нас традицией мы хотим преподнести ему подарок в знак благодарности за то, что он так любезно согласился показать нам подарок своей невестки. Он, в общем-то, ничего не имеет против.

— Прекрасно, — сказал профессор. — Ну и какую хреновину ты собираешься ему подарить?

— Никакую, — ответил я, улыбаясь от уха до уха. — Дарить, проф, будете вы.

— Я? — изумленно воскликнул Кастильо, тыкая пальцем в грудь. — А что я могу ему подарить? Свой паспорт?

Я медленно покачал головой, наслаждаясь, как обычно, тем, что сумел привести профессора в замешательство.

— Да я, признаться, подумывал о содержимом того целлофанового пакетика, который лежит у вас в кармане.

Касси от неожиданности вздрогнула.

— Ты хочешь подарить этому бедному человеку марихуану? — спросила она. — Он, скорее всего, даже не знает, что это такое!

Моя улыбка стала еще шире.

— Да, именно это я и хочу ему подарить, — сказал я и, повернувшись к профессору, добавил: — Мне нужно, чтобы вы подготовили для него самую лучшую самокрутку из всех, какие вы когда-либо делали. — Я незаметно подмигнул Кастильо, давая понять, что под «самой лучшей» подразумеваю самую крепкую.

Профессор и Кассандра тут же догадались, какую цель я преследую, и в глазах обоих загорелся озорной огонек.

— Ну ты и мерзавец, — тихонько пробормотала Касси, однако ее лицо приобрело такое же коварное выражение, как и у меня.

Двадцать минут спустя хозяин «ящичка» — его, как и спасшего нас водителя грузовика, звали Буйко — уже порхал по комнате, гоняясь за розовыми слонами и бешено хохоча каждый раз, ему доводилось увидеть собственное отражение в висевшем на стене зеркале.

— Мне очень стыдно за нас, — сокрушенно произнесла Кассандра, наблюдая, как этот пожилой мужчина скачет туда-сюда, словно маленький ребенок.

— Не переживай, — ответил я, слегка обняв Касси за талию. — Поверь, через пару часов он снова превратится в нормального человека, и единственное, что останется от его нынешнего состояния, так это лишь воспоминание о том, как с ним случилось нечто странное. По крайней мере, ему будет о чем поболтать со своей женой.

Кассандра с укоризненным видом покачала головой.

— Я, тем не менее, чувствую угрызения совести из-за того, что мы заставили обкуриться марихуаной этого бедного человека, лишь бы только добиться своей цели.

— По правде говоря, я тоже не очень горжусь нашим поступком, но зато мы сможем узнать, нет ли там чего-нибудь внутри. — Я показал на «ящичек», который в этот момент очень внимательно рассматривал профессор. — Мы оставим интересующий нас предмет в таком же состоянии, в каком он и был, и когда действие марихуаны закончится, Буйко уже и сам не сможет точно сказать, в самом ли деле к нему приезжали иностранцы или же они ему просто приснились.

— Ну ладно… — пробормотала Кассандра. — Все равно теперь уже поздно отступать.

Мы втроем уселись на корточки на земляном полу вокруг таинственного «ящичка» и стали рассматривать его поверхность, пытаясь найти какую-нибудь щель или вообще что-нибудь такое, что позволило бы нам открыть его и узнать, есть ли там что-нибудь внутри.

— Странно, — вполголоса сказал профессор. — Что-то не похоже, чтобы у него была крышка или вообще какая-нибудь отделяемая деталь.

— Если внутри этого предмета имеется полость, значит, эту полость кто-то сделал, а затем ее пришлось закрыть. Я уверен, что эта загадочная штуковина обязательно должна как-то открываться, — заявил я.

— Это все теория, — ворчливо ответил профессор. — А на практике я не вижу никаких признаков того, что «ящичек» можно открыть.

— В фильмах, помнится, в подобных случаях всегда находится какая-нибудь потайная кнопочка, с помощью которой ларчик очень легко открывается, — усмехнулась Касси.

— Прекрасная мысль! — воскликнул профессор. — Давай, Кассандра, найди эту кнопочку. Улисс на нее надавит, а я произнесу волшебные слова: «Сезам, откройся!» Тогда этот ящичек уж точно больше не сможет нам сопротивляться.

— Очень остроумно… — обиженно произнесла Кассандра, слегка надув губы.

— Ладно, хватит болтать глупости, — вмешался я. — Понятно, что все мы нервничаем, а потому давайте помолчим хотя бы пару минут и попытаемся определить, каким образом его можно открыть. Если же у нас ничего не получится, то просто разрубим его пополам — да и дело с концом.

— Только через мой труп! — разволновавшись, воскликнул профессор. — Перед нами — уникальное произведение искусства, имеющее огромнейшую историческую ценность!

— Ну вот и думайте, как его открыть, чтобы ничего не повредить.

Не обращая никакого внимания на беззаботный хохот Буйко, который смотрел на нас, сидя на своем розовом облаке, вернее, сидя напротив нас на корточках, мы долго и тщательно разглядывали абсолютно целостную поверхность «ящичка». И когда я уже стал украдкой искать глазами какой-нибудь режущий инструмент, Касси вдруг положила ладонь на мое плечо и уверенно сказала:

— Мне кажется, я догадалась. — Она прикоснулась к выпуклому изображению двух всадников, едущих на одной лошади.

Мы с профессором впились взглядом в эту часть «ящичка», а Кассандра добавила:

— Его, по-моему, можно отделить.

Взяв из чайного стакана ложечку, я просунул ее кончик под край этого выпуклого изображения, имевшего округлую форму, и почувствовал, что оно приклеено к остальной части «ящичка» необычайно твердым черным веществом.

— Похоже, что оно приклеено с помощью какой-то особой смолы, которая, на первый взгляд, ничем не отличается от черной древесины эбенового дерева. Именно поэтому мы и не увидели никаких щелей. Их тут просто нет.

Профессор аж задрожал от восторга.

— Получается, — воодушевленно произнес он, — что изображение двух монахов-воинов, скачущих на одной лошади, является своеобразной дверцей. Именно через нее мы доберемся до тайны, которая хранится внутри этого «ящичка». Очень символично.

Аккуратно соскоблив черную смолу ложечкой, я затем, используя все ту же ложечку в качестве рычага, начал потихоньку отделять от «ящичка» округлую деревянную пластину с изображением двух всадников на одной лошади. Пластина эта была закреплена на корпусе «ящичка», как пробка в бутылке, и, приподняв сначала ее нижнюю часть, я затем принялся за верхнюю, потом снова за нижнюю — и поступал так до тех пор, пока мне не удалось полностью отделить эту пластину от остальной части «ящичка».

Мы нервно переглянулись, не решаясь засунуть руку в открывшуюся перед нами полость. То, что лежало внутри, могло означать либо успех наших поисков, либо полный провал и, следовательно, абсолютную бессмысленность всех тех лишений, которые мы перенесли за последние несколько дней. Однако, несмотря на жгучее желание узнать, что же находится внутри этой деревяшки, никто из нас не торопился, потому что зияющая перед нами полость казалась нам мрачной и загадочной — словно это был колодец глубиною в семь сотен лет.

— Черт бы нас всех побрал! — не выдержав, выругалась Кассандра. — Чего сидим, как истуканы? Давайте посмотрим, что там внутри!

Она решительно засунула свою маленькую ладошку в отверстие «ящичка» и стала ощупывать его содержимое. Однако буквально через пару секунд она вдруг замерла и уставилась на меня широко раскрытыми глазами.

— Что случилось? — нетерпеливо спросил профессор. — Что ты там нашла?

Кассандра с полуоткрытым ртом перевела взгляд с меня на профессора.

— Не… не знаю, — растерянно пробормотала она.

После этого Касси очень медленно, словно фокусник в финальной части своего выступления где-нибудь в Лас-Вегасе, вытащила из «ящичка» что-то наподобие цилиндрического свертка из бесцветной кожи. Этот рулончик, перевязанный тесемкой из того же самого материала, был сантиметров двадцать в длину. Касси аккуратно развязала тесемку, развернула кожаный рулончик и извлекла из него желтоватый пергамент, запечатанный печатью из красного воска. На этой печати мы с замиранием сердца разглядели знакомое нам изображение двух всадников, едущих на одной лошади, рядом с которыми виднелись слова «Magíster Mappamundorum».