— Теперь мне понятно… — сердито прошептал я. — Хатч хочет сохранить все в тайне.

— О чем это ты? — донесся до меня из темноты тихий голос Кассандры.

— И в том случае, если Хатчу придется отступить и повстанцы захватят пирамиду, и в том случае, если подразделения мексиканской армии вовремя придут экспедиционной бригаде на помощь, тайна этой пещеры и хранящихся в ней сокровищ будет раскрыта. Но если…

Я замолчал, и вместо меня тут же договорил профессор:

— …но если взорвать вход в пещеру, никто не узнает о ее существовании, и тогда Хатч сможет вернуться за сокровищами уже с другой экспедицией.

— Но зачем ему нужно убивать нас? — В голосе Кассандры звучал явный протест. — Мы ведь входим в состав его бригады!

— Нет, Касси, никуда мы не входим. Мы для него — всего лишь помеха, своего рода неизвестная величина в уравнении, которую лучше вынести за скобки. Хатч не хочет рисковать: оставшись в живых, мы будем представлять для него опасность. Поэтому он и жаждет от нас избавиться.

Выслушав меня, Кассандра с удивительной решительностью заявила:

— В таком случае нам нужно что-то предпринять, а иначе мы умрем прямо здесь.

Но предпринять нам было нечего, потому что мы полностью находились во власти Раковича. В его распоряжении имелся пистолет и прибор ночного видения. А еще он обладал холодной решимостью человека, не знающего, что такое угрызения совести.

Мы не могли даже видеть его и, сидя в темноте, лишь догадывались, что беспощадный серб возится сейчас с взрывчатым веществом, изначально предназначавшимся для того, чтобы блокировать туннели сенота.

Я понимал: времени у нас оставалось очень мало, поскольку на то, чтобы перенести взрывчатку в «коридор с рисунками», Раковичу понадобится меньше пяти минут. Значит, если нам не удастся его остановить, мы будем погребены в этой пещере и через некоторое время либо задохнемся от недостатка воздуха, либо умрем от голода. Поэтому я, набравшись смелости, вскочил и бросился туда, где, как мне казалось, должен был находиться Ракович. Однако я побежал к нему не напрямик, а зигзагами.

Не успел я преодолеть и нескольких метров, как пещеру на долю секунды осветила яркая вспышка и тут же раздался грохот, отразившийся затем эхом от ее стен. А еще я почувствовал — уже второй раз в этот день, — как меня ужалила пуля.

Ракович, вероятно подумав, что я пытаюсь удрать, выстрелил мне в ногу. Однако и на этот раз удача была на моей стороне, поскольку, хотя я и почувствовал резкую боль, мне удалось удержаться на ногах. Стало быть, у меня появилась возможность реализовать вторую часть своего отчаянного плана. Сразу же за выстрелом прозвучал чей-то раздраженный возглас, и возглас этот исходил отнюдь не от меня.

Зная о том, что Ракович смотрит на окружающее пространство через прибор ночного видения, который не способен выдерживать очень яркий свет, я своим неожиданным поступком умышленно заставил его выстрелить из пистолета. Сопровождавшая выстрел вспышка не только позволила мне увидеть, где сейчас находится Ракович, но и на какое-то время ослепила моего противника.

Ситуация резко изменилась.

Теперь Ракович уже не мог видеть меня, а я, наоборот, точно знал, где именно он находится. По крайней мере, я думал, что знаю. Превозмогая боль в ноге, я бросился с выставленными вперед кулаками к тому месту, где я только что видел вспышку, и натолкнулся на Раковича. Я тут же скользнул обеими ладонями по правой руке серба в направлении кисти, надеясь, что благодаря фактору внезапности мне удастся завернуть ему руку за спину и вырвать из нее пистолет.

И только когда я почувствовал, что в ладони Раковича ничего нет, я вспомнил, что он левша.

Через долю секунды мне в висок уперся холодный металл пистолетного ствола.

— Ты умрешь, придурок, — послышался ледяной голос серба.

Ракович уже, видимо, собрался надавить на спусковой крючок, когда на нас обоих вдруг навалилось что-то тяжелое, отчего мы оба рухнули наземь, а пуля полетела не в мою голову, а в каменный свод пещеры.

Лишь несколько секунд спустя я понял, что наземь нас повалил профессор, который, ориентируясь в темноте по шуму моей стычки с сербом, быстренько подкрался и попытался свалить Раковича с ног.

Мы катались втроем по полу, не имея возможности разобраться, кто есть кто. Я получил несколько сильных ударов локтем и кулаком в челюсть, грудь и живот. Рана на моей ноге, хотя и не была серьезной и вполне позволяла мне двигаться, тем не менее ужасно болела, и каждый раз, когда ее задевала чья-нибудь рука или нога, я едва не терял сознание. Абсолютно ничего не видя в темноте, я, словно слепой в уличной драке, наносил наугад удары руками и ногами, надеясь, что Ракович рано или поздно вскрикнет от боли и тем самым выдаст себя. В суматохе борьбы я натолкнулся на ногу, обутую в военный ботинок, и, сообразив, что это нога серба, изо всех сил дернул ее. Конечно, я рассчитывал повалить Раковича на пол и наконец одолеть его, но вместо этого получил сильный удар ботинком в лицо, а затем серб, ударив меня другой ногой, сумел вырваться из моего захвата.

Когда я попытался подняться, до меня донесся шум борьбы, вслед за которым раздалось чье-то оханье и звякнул упавший на пол металлический предмет. Еще через пару секунд меня ослепил луч света, а нога в тяжелом ботинке нанесла мне сильный удар в бок.

Я упал на колени, корчась от боли и слыша, как где-то рядом со мной тяжело дышит профессор.

— Мне следовало бы убить вас прямо сейчас, — презрительно произнес Ракович, — но мне хочется, чтобы вы помучились здесь еще недельку-другую.

Луч света скользнул по моему лицу, а потом переместился куда-то в сторону и стал метаться по пещере, пока наконец не остановился на выходе из нее. Затем источник света стал стремительно двигаться к выходу. Ракович шел к «коридору с рисунками», чтобы заложить в него взрывчатку.

— Передайте от меня привет богу преисподней! — крикнул он через плечо.

Я, чувствуя свое бессилие, окаменел от ужаса. У Раковича была взрывчатка, фонарик и пистолет. Если мы побежим вслед за ним, он нас пристрелит. Если не побежим, то все равно погибнем, но уже совсем по-другому. Разница была только в том, какой будет наша смерть.

— Улисс, — прошептал профессор, — мне кажется, он потерял пистолет.

Ну конечно! Именно поэтому он нас и не пристрелил! Я ведь слышал, как звякнул упавший на пол металлический предмет. Это и был пистолет! Я с грустью подумал о том, что найти его в такой кромешной тьме практически невозможно.

— У нас теперь есть только один шанс, последний, — прошептал я, видя, что источник света задержался перед входом в «коридор с рисунками». — Попытаемся тихонько подкрасться к этому сукиному сыну, когда он будет возиться с взрывчаткой, и по моей команде набросимся на него и свернем ему шею. Договорились, проф?

Тишина.

— Профессор… вы здесь?

Снова никакого ответа.

Зато я услышал где-то далеко впереди себя торопливые шаги, приближающиеся к «коридору с рисунками».

Едва я поднялся на ноги, как увидел силуэт профессора: он входил в освещенный фонариком коридор.

— Профессор, нет! — раздался за моей спиной женский голос.

Я бросился за старым другом своего отца, но не успел сделать и нескольких шагов, как прозвучал грохот выстрела, за которым последовал звук какого-то глухого удара.

Свет фонарика погас.

Ничего не видя в темноте, я остановился. Послышался чей-то крик, затем на несколько секунд воцарилась тишина…

И тут окружавший нас мир содрогнулся.

Из «коридора с рисунками», как из жерла выстрелившей гигантской пушки, вырвалось ослепительное пламя. Земля под моими ногами задрожала, а мне на голову свалился камень, из-за чего я едва устоял на ногах. Оглушительный грохот, несколько раз отразившийся от стен пещеры, едва не порвал мои и без того уже ощутимо пострадавшие барабанные перепонки. От жуткого звука обваливающихся камней в моих жилах застыла кровь, а в ноздри ворвалась заполнившая пещеру густая пыль, от которой стало почти невозможно дышать.

Я задыхался. Мне казалось, что я погибаю.

Однако в этот трагический момент мои мысли были обращены к женщине, которую я любил. Я не мог оставить ее здесь одну. И уже теряя сознание, я из последних сил произнес ее имя:

— Касси…