ГЛАВА ПЕРВАЯ

Ей не надо было выходить за него замуж. Только полная дура могла решить, что из этого что-нибудь выйдет. Чертова идиотка!

В бессильном гневе Бет ударила кулачком по оконному переплету, и внезапно хлынувшие горячие слезы закрыли от нее чудесные сады Южного Парка. Стиснув зубы, она отошла от окна в глубь спальни. У нее нет времени ни на слезы, ни на то, чтобы преодолеть эту холодную боль внутри, ни на то, чтобы осмыслить все, что она видела и слышала.

Быть может, эта сегодняшняя вечеринка — тот случай, когда нет худа без добра, мрачно подумала она. Разыгрывая из себя идеальную миссис Сэвидж, радушную хозяйку, встречающую гостей — коллег Чарльза и людей, которые могли бы быть ему полезны, — она сумеет превозмочь боль.

Увидев в зеркале безмолвную тоску своих зеленых глаз, Бет поняла, это маленькое, слабое утешение — всего лишь химера, которой она обманывает себя. Как она может смириться с тем, что Занна Холл, женщина, в которую Чарльз был так страстно влюблен, снова появится здесь? Наверняка он ее сам пригласил, и что хуже всего, она привезла с собой своего двухлетнего незаконнорожденного сыночка, плод той страстной роковой любви!

На секунду резкая боль снова заполонила Бет, угрожая разорвать ее хрупкую фигурку. Боль не отпускала ее уже три месяца, с тех пор как у нее случился выкидыш. Но Бет справилась с ней раньше, чем боль стала непереносимой, лишила ее сил, уничтожила.

Упрямо сжав губы, она взяла гребень и, нахмурившись, дрожащими руками принялась укладывать свои прямые черные волосы в элегантную волну. Она будет делать все как обычно. Обыденность — единственное, что может ей помочь пройти через тяжелое испытание, не потеряв своего достоинства.

Достоинство, по крайней мере, внешнее, — это единственное, что у нее сохранилось. У нее не осталось ни гордости, ни самоуважения. Да их и не было никогда, если дело касалось Чарльза. Будь у нее гордость, она никогда не согласилась бы выйти за него замуж.

Размышляя об этой жалкой черте своего характера, Бет вышла из комнаты и направилась в кухню. Надо проверить, все ли приготовила миссис Пенни. Гости прибудут с минуты на минуту. В комнатах все в порядке. Почти каждый уик-энд здесь обсуждались дела. Женам придется развлекать себя самим, пока мужчины общаются. Прогулки среди зелени Южного Парка всегда были приятны, особенно теплым июньским днем. Чай на террасе, женские пересуды, возможно — поездка утром в деревню, взглянуть на норманнскую церковь и на живописные развалины аббатства.

И ни намека на то, что с ней происходит, и что она чувствует в действительности.

На огромной кухне Бет встретили аромат только что нарезанных трав и миссис Пенни, которая, не считая недолгой отлучки три года назад, вела все хозяйство в доме еще во времена родителей Чарльза.

— Час от часу не легче, — проговорила она, чересчур сильно грохоча противнем. Ее маленькие голубые глазки сверкнули, когда она взглянула на Бет. — Знаете, моя уточка, как эта мадам вернулась? Вошла сюда во всей красе, потребовала принести ей чай в кабинет, молока и бисквитов для своего мальчишки. Он вылитый отец. Бесстыдство, я это называю!

Молча Бет, принялась рассматривать свежеприготовленные овощи, разложенные на разделочном столике. Миссис Пенни заметила поразительное сходство между отцом и сыном Оно действительно бросалось в глаза.

Стараясь преодолеть онемение в шее и плечах, Бет переводила взгляд с одной кастрюли на другую. Нет смысла демонстрировать всем свое несчастье и унижение. Свежий горошек, морковь, картофель, собранные на огороде Южного Парка только сегодняшним утром, не помогали отрешиться от фраз, произносимых миссис Пенни.

— А когда я пошла забрать поднос, минут десять назад, он был уже там и сказал мне, если позволите, что она остается. «Приготовьте мне комнату, миссис Пенни, — заявила она мне, как хозяйка, — и одну для Гарри, конечно». Это ее сынок. Хорошенький мальчик, ведь это не его вина, правда? Не могу относиться к бедняжке плохо из-за этого. Но я поставила ее на место: «Боюсь, что сейчас я очень занята, мисс Холл. Вы ведь по-прежнему мисс Холл, не так ли?» И ей нечего было возразить, сказать: «О нет, я вышла замуж за Тома, или за Дика, или за отца Гарри», ведь так?

Как бы подчеркивая, насколько она занята, миссис Пенни повернулась к раковине и открыла кран на полную мощность, чтобы помыть пучок салата. Перекрикивая шум воды, она продолжила:

— Не знаю, о чем думает ваш муж, оказывая ей гостеприимство. Не понимаю. Хлопот от нее не оберешься, это я точно знаю.

Бет отлично понимала, почему Чарльз оказывал Занне гостеприимство, но говорить или думать об этом было настолько невыносимо, что она ограничилась коротким ироничным ответом:

— Уверена, что у мистера Сэвиджа есть причины.

Миссис Пенни, не сдержавшись, фыркнула.

— Ну для меня-то он не «мистер Сэвидж», уточка! Он навсегда был и останется крошкой Чарли: ведь когда я пришла сюда работать, ему было всего десять лет.

Бет вздрогнула. Как бы ей хотелось иметь веру миссис Пенни в то, что все идет как надо. Когда-то, ослепленная любовью и надеждами юности, она тоже так думала. Верила, что сможет заставить своего дорогого Чарльза по-настоящему полюбить ее и забыть со временем ту дикую, роковую страсть, которую он питал к Занне Холл.

Какая же я дура! — подумала она.

Выдавив из себя улыбку, Бет произнесла как можно непринужденнее:

— Если вы за всем проследите, то я пойду встречать первых гостей. Уже достаточно поздно, чтобы забыть о чае. Чарльз предложит всем напитки. Пойду поищу его.

Но она не станет его разыскивать, конечно же, нет. Она хотела было пойти за ним, полагая, что Чарльз в кабинете, так как полчаса назад, заканчивая сервировку стола, она слышала, как подъехала его машина.

Теперь он не утруждал себя сообщать ей о своем возвращении домой. Их брак превратился в отчужденное сосуществование, оба внешне сохраняли холодную вежливость. Что-либо другое было бы немыслимо. Прилив в их отношениях давно сменился отливом.

Подходя к кабинету, она изобразила легкую безликую улыбку, привычную для нее сейчас, потому что обещала себе не показывать Чарльзу, сколько боли и разочарования причиняет ей его отстранение — и духовное, и физическое. Сама мысль о том, что она по-прежнему страстно любит его, будет для него обременительной и сделает каменистые берега их брака еще более непривлекательными. Она уже привыкла терпеть, надеяться, ждать и быть всем, чем он хотел ее видеть. И не более того. Но только не сегодня.

Дверь в кабинет была приоткрыта. Бет уже собиралась толкнуть ее гладкую деревянную панель, когда хрипловатый и столь памятный голос заставил ее замереть на месте. Никогда ей не забыть этот зовущий, как у сирены, голос Занны. Даже если она проживет сто лет. Сначала она ничего не поняла. Но в ночных кошмарах редко был смысл, ведь так? Около трех лет назад Занна бросила Чарльза. Опустошенный, он заперся в Южном Парке и служил мишенью для деревенских пересудов. Ей совсем не следовало бы возвращаться. И тем более говорить такое.

— Я хочу вернуться, милый. Этот дурацкий брак изжил себя. Окончательно. Не стану притворяться, что я не рада, — я же не до такой степени лицемерна. Кроме того, наш мальчик должен знать своего отца, ты ведь не будешь это отрицать. Как мать, я люблю Гарри больше всего в мире, но ему все равно нужен отец.

Бет машинально пошире открыла дверь. То, что она увидела, изгнало недоверчивое выражение из ее зеленых глаз и вызвало шок. Эту сцену она запомнит на всю жизнь.

Занна была, как всегда, обворожительна. Она полулежала в кожаном кресле, золотисто-рыжие волосы обрамляли ее чарующее лицо. Чарльз склонился над ней. Его резкое лицо смягчилось, и на нем появилось выражение, которого Бет не видела уже долгие месяцы. Мучавшие ее мысли превратились в реальность. И еще ребенок.

Ему около двух лет. Он играл на полу с пресс-папье и своими пухлыми ручонками колотил им по тонкому ковру, не замечая производимого грохота. Пока его совершенно не волновала проблема собственного происхождения. Семейное сходство было поразительным. Черные, как вороново крыло, блестящие волосы и глубокие серые глаза с черными ресницами со временем сделают его почти зеркальным отражением мужчины, который сейчас смотрит на него с такой любовью.

Отпрянув от двери, никем не замеченная, она бросилась в ванную, чтобы прийти в себя и найти силы справиться с ужасным открытием, что Занна вернулась, приведя с собой сына, которого Чарльз так долго ждал.

После разрыва с Занной Чарльз женился на ней не по любви, но из холодного расчета, заставлявшего замирать ее сердце.

Он хотел иметь жену и ребенка, точнее, детей — наследников. И она, Бет, показалась ему достойной, ибо в отсутствие миссис Пенни показала себя способной руководить всем хозяйством Южного Парка и к тому же оказывать надлежащее гостеприимство его деловым партнерам не хуже, чем Занна Холл.

Предложение Сэвиджа произвело эффект разорвавшейся бомбы, застало ее врасплох и заставило пренебречь советами родителей и Элли, лучшей подруги и делового партнера.

Но все же она сохранила достаточно рассудка, чтобы не демонстрировать ему глубину своих чувств.

Искушенный горожанин, обладающий достаточной силой и амбициями, чтобы снова поставить на ноги почти полностью разрушенный семейный бизнес, он посчитал бы ее полной идиоткой, если бы услышал, что она влюбилась в него, будучи еще подростком с огромными сверкающими глазами. Большинство деревенских девчонок заглядывались на смуглого, эффектного Чарльза Сэвиджа из Южного Парка, на неотразимого и необыкновенно привлекательного Чарльза. Остальные девчонки выросли и оставили детские фантазии и завели себе крепко стоявших на земле поклонников, а она, Бет Гарнер, продолжала любить одного Чарльза и никак не могла избавиться от этой любви.

Прибыл первый гость, и Бет спрятала все свои несчастья подальше. Словно прочитав ее мысли, Чарльз оказался рядом с ней. В его пронзительных стальных глазах не оставалось и следа тех чувств, которые он испытывал только что, когда увидел своего сына в первый раз.

Но действительно ли в первый раз? — мучительно размышляла она, пока он улыбался ей поверх головы одной из приглашенных дам.

Легкий изгиб губ не мог смягчить холодное выражение его серых глаз, и все у нее внутри лишь мучительно сжималось.

Ей следует побороть трепет, который она всегда испытывает в его присутствии. Как это ни грустно, но он уже давно дал ей понять, что не интересуется ею как женщиной.

Ощутив на себе его холодный взгляд, она проговорила быстро и нарочито оживленно:

— Почему бы нам не посмотреть вашу комнату, Мавис? А Чарльз пока предложит Доналду что-нибудь выпить, и…

— По-моему, они оба предпочтут освежиться, — мягко оборвал ее Чарльз, оглянувшись через плечо. Он поднял два дорогих чемодана и стал подниматься вверх по лестнице, пропустив гостей вперед. — Остальные прибудут с минуту на минуты, они приедут все вместе. Почему бы тебе не подождать их, дорогая?

Нет уж, спасибо, подумала Бет, проследив, как его высокая стройная фигура скрывается за поворотом лестницы. Возможно, он хотел сообщить ей о прибытии главных гостей — своей бывшей любовницы и ее сына — наедине. Это не та новость, о которой следует сообщать своим деловым партнерам, тем более в доме, полном гостей!

Что ж, это его проблема. Она быстро поднялась наверх и направилась в свою комнату.

До сих пор Чарльз не сказал ей о прибытии Занны и ее сына. Как это ни глупо, но ее охватило сумасшедшее чувство, что, пока Чарльз ей об этом не скажет, она может вести себя так, словно не знает об их приезде.

Она просто боится взглянуть правде в глаза, вертелись в голове Бет обрывочные мысли. Она просто боится признаться самой себе, что Чарльз, вероятно, уже сообщил Занне, что его брак с простушкой Бет Гарнер подошел к концу. Изжил себя. Закончился. Подслушанный ею разговор не оставлял сомнений.

Оправдывался ли он перед своей бывшей любовницей? Может, он говорил ей, что не может забыть ее?

Эти нежеланные вопросы терзали ее мозг. Так язык непроизвольно дотрагивается до больного зуба, усиливая боль. Весь путь по длинному коридору до дверей своей комнаты она мучилась неприятными предположениями.

Какова же была реакция Занны? Непринужденная. Это нетрудно представить. Скорее всего, она переживала их разрыв не меньше, чем он, но гордость не позволяла ей сделать первый шаг, потому что, когда она поняла, что ждет ребенка, он уже был женат на своей временной экономке.

Исчезнув из его жизни, она старалась держаться подальше. И это не составляло для нее особого труда. Она была единственным избалованным ребенком богатых родителей, и о ней и ее ребенке могли прекрасно позаботиться. Скорее всего, она провела последние два с половиной года на вилле своих родителей на юге Франции, где они жили, рано удалившись от дел.

И вот теперь она вернулась, горя мщением, но… Ведь Чарльз не знал о существовании Гарри, пока не увиделся с Занной. А, встретившись, он объяснил, что, насколько это зависит от него, с его браком покончено. Ничто не помешало бы ему встретиться со своим сыном, если бы он знал о нем раньше. И ничто больше не разлучит его с его ребенком и с единственной женщиной, которую он любил.

Когда она добралась до своей комнаты, ее всю трясло. Сжав руку в кулак так, что побелели костяшки, она, как ребенок, кусала пальцы, отвлекаясь на физическую боль. Как бы то ни было, она должна взять себя в руки, не устраивать скандал, пока не наступит воскресный вечер и гости не разъедутся.

И тут прямо за ее спиной прозвучал спокойный голос Чарльза:

— Я же просил тебя оставаться внизу.

После того несчастного выкидыша три месяца назад он не заходил к ней в комнату и жил отдельно в их прежней общей спальне. Его теперешнее появление здесь, при данных обстоятельствах означало грубое вторжение на ее личную территорию. Единственное, что ей оставалось, — это поднять повыше голову и ответить огнем на огонь.

Она слегка вздрогнула, но ценой невероятного душевного напряжения сумела в целом сохранить холодное спокойствие.

— Я абсолютно уверена, что ты способен сам принять и расселить своих гостей. — Ее собственный голос показался Бет странно глухим. — А мне пора принять душ и переодеться.

Она заставила себя обернуться и посмотреть ему в лицо, высоко подняв голову. Во рту у нее пересохло, язык плохо слушался. Она буквально выталкивала из себя слова:

— Поскольку я должна выглядеть презентабельно, предлагать напитки и поддерживать беседу с твоими гостями, а также мне надо помочь миссис Пенни накрыть на стол (ей никогда не удавалось приготовить хороший майонез, как бы она ни старалась), то у меня нет времени дожидаться опоздавших. Мы же не хотим, чтобы что-нибудь испортило вечер, не правда ли?

Это была самая длинная речь, с которой она обратилась к нему за последнее время. К тому же в речи прозвучало предупреждение, если только оно не осталось им не замеченным. Если он заявит ей, что хочет развода и собирается жениться на Занне Холл, своей единственной любимой женщине, которая родила ему ребенка, она просто разорвется на части. Ей бы не хотелось, чтобы это произошло прежде, чем закончится уик-энд и гости разъедутся.

На секунду Бет показалось, что она заметила вспышку гнева в глубине этих дымчато-серых глаз, но видение тотчас же исчезло. А может, гнева и не было, решила Бет, глядя в спокойное лицо мужа.

Она опустила глаза, ей было слишком больно смотреть на него. Бет перевела взгляд на его великолепно очерченный рот, судорожно вздохнула и, отвернувшись к стенному шкафу, притворилась, что выбирает для себя платье.

Лучший способ избавиться от его присутствия — начать раздеваться, готовясь пойти в ванную, цинично напомнила себе она. Чарльз не глядел на нее и не прикасался к ней уже несколько месяцев. Она до сих пор не понимала почему.

Бет чуть ли не с вызовом скинула туфли и подняла руки к застежке на платье, но это не сработало, ничего не дало, ибо он спокойно произнес:

— Занна Холл здесь.

Бет замерла, отвернувшись от него. Ее сердце перестало биться. Сейчас он скажет ей то, что она не в силах услышать. Он продолжил тем же сдержанным низким бархатистым голосом:

— Со своим сыном Гарри. Ему два года. Они останутся на несколько дней.

— Правда? — Вопрос прозвучал безразлично, но она ничего не могла поделать. Она сейчас способна лишь сделать вид, что ее это не волнует.

Вспоминая прежнее, она должна быть ему благодарна, что он никогда не говорил ей о своей любви к ней. Не произносил слов, которые она больше всего хотела бы услышать, которые исторгли бы у нее признание в ее собственной глубокой страсти. Если бы она оказалась настолько глупа, настолько беззащитна, то этот уик-энд оказался бы еще унизительней, еще страшнее. Если только это возможно.

— Ты не хочешь спросить почему?

Он приблизился. По звуку его голоса Бет догадалась, что теперь он стоит совсем рядом, и поспешила ответить:

— Нет, — так как прекрасно знала, почему Занна здесь, с сыном Чарльза. Не нужно, чтобы он говорил ей это.

Она, не глядя, выбрала в шкафу первое попавшееся платье, по-прежнему не поворачиваясь к нему лицом. Ей не хотелось прочесть окончательное решение в его глазах. А вдруг он скажет, что она ему больше не жена?

Он тихо, почти неслышно выругался, а Бет, прижимая платье к груди, как щит, наконец распознала первые интимные нотки в его голосе.

— В силу неких причин, известных только ей самой, миссис Пенни отказалась приготовить комнату для Занны и маленького Гарри. — Обостренным слухом Бет различила теплые нотки в голосе Чарльза, когда он упомянул ребенка. Своего ребенка. Ребенка, которого он так хотел. Сына, которого она оказалась неспособной ему дать. А теперь он собирался попросить ее устроить их, обеспечить им комфорт. В это с трудом верилось! Она оказалась права. Он прочувствованно продолжал: — Я хотел спросить, если ты не возражаешь?..

— Я же сказала, что сейчас не смогу ничем заниматься, — эти слова были заготовлены заранее, она прибегала к ним часто с тех пор, как он дал ей почувствовать свою растущую неприязнь. Удобная защита. — Ты же сам пригласил их сюда, сам и найди, где им ночевать, — меня это не волнует. Это твое дело. — И она быстро, скованно прошла через всю спальню в ванную, дергаясь, как марионетка, и все еще прижимая к груди платье.

Как только она умудрилась так холодно произнести эти слова, когда крик рвался у нее из груди, а сердце бешено колотилось. Очутившись в ванной, она захлопнула за собой дверь и заперла ее на задвижку. И только тогда с облегчением прислонилась к гладкому темному дереву двери.

Разумеется, Чарльз даже не попытался войти вслед за нею. После того выкидыша он перестал проявлять к ней интерес. С тех пор они вели себя как чужие. Только сегодня вечером он изменил привычному отчуждению, все углублявшемуся с той ужасной ночи трехмесячной давности. И нет смысла спрашивать почему, с гневом подумала она, дрожащими руками стягивая с себя одежду.

— С тобой все в порядке?

Меньше всего Бет ожидала от него этого редкого теперь проявления внимания, смягчившего его резкие грубоватые черты. Но сразу после этого, потянувшись за кофейным подносом, она решила, что он чувствует себя виноватым перед ней. А это ей нужно меньше всего.

— Я в порядке. А почему бы нет? — откликнулась она и тут же пожалела о своих словах, потому что не хотела давать ему повода ответить, почему она может чувствовать себя плохо. Тот ужин был мукой, которую она предпочла бы поскорее забыть. Чувственная красота Занны, ее непринужденное остроумие обеспечивали ей всеобщее внимание. Один только Бог знает, о чем думали Кларки. Доналд Кларк давно был знаком с Чарльзом, еще до его бурного романа с Занной. Она жила в те времена в Южном Парке, то уезжала, то приезжала, устраивала приемы по уик-эндам, такие же, как этот. Должно быть, Доналд и Мавис сгорали от желания уединиться в своей комнате и обсудить скандальное возвращение Занны. Они вряд ли забыли неистовую страсть Чарльза к женщине, которая имела на своем счету сотни разбитых сердец. Они не могли не помнить и его отчаяние, когда Занна оставила его.

— Я подумал, что у тебя, наверно, опять приступ головной боли, — заботливо, хотя и скованно, пояснил Чарльз, — ты выглядишь такой бледной.

Он взял у нее поднос и придержал перед женой дверь, пропуская ее на кухню.

— Спасибо, — пробормотала Бет, имея в виду его вопрос, а не стремление помочь ей с подносом. Действительно, с тех пор как в результате несчастного случая она лишилась ребенка, она страдала от страшных головных болей, происходящих не из-за физической травмы, но от тоски. Но может, он при этом хотел обратить ее внимание на то, что по сравнению с яркой красотой его бывшей любовницы, матери его ребенка, она выглядит бледной, анемичной мышью…

— Если ты устала, я извинюсь за тебя перед гостями, — предложил он, когда они пересекали пустой холл. Бет подозрительно взглянула на него и прищурилась, но вместо сарказма и желания избавиться от нее, отослав в постель, увидела лишь сочувствие. Ей пришлось отвернуться, чтобы скрыть слезы. Она понимала, что потеряла его уже давно и обманывала сама себя, цепляясь за несбыточную надежду. То, что он пригласил Занну Холл с сыном, означало, что все кончено.

Он стоял так близко, высокий, мускулистый и широкоплечий. Дорогие брюки подчеркивали его чувственно узкие бедра, и это вызвало у нее в груди судорогу и заставило непроизвольно всхлипнуть. Поставив поднос на один из столиков, он обхватил ладонями ее лицо и с нежностью взглянул на нее.

— Мне очень жаль, Бет. Меньше всего я хотел обидеть тебя, — тихо сказал он. И в тот миг она поверила ему. Его страсть к Занне стала почти легендой и все еще не угасла.

Может, он и сам не хотел этой страсти, но она была. И он ничего не мог с этим поделать: существование их ребенка делало сопротивление бесполезным.

Огромным усилием Бет взяла себя в руки переборов желание броситься ему на грудь и прорыдать о любви, которую она потеряла, так и не обретя. Если бы он знал, как болит ее сердце, то пожалел бы ее еще больше. А этого она не смогла бы вынести. Поэтому она ответила сухо, откинув голову, словно его прикосновение вместо того, чтобы успокоить, раздражало ее.

— Я поверю тебе, хотя многие бы не поверили! — Пусть понимает это как хочет. Главное, чтобы он не понял правды: что она любит его настолько сильно, что готова умереть за него, если понадобится. — Думаю, мне лучше лечь. — Она отвернулась, не глядя на него. — Буду благодарна, если ты извинишься за меня.

Незачем говорить, что она не заснула и даже не пыталась. Она раздумывала о своей развалившейся семье, глядя, как угасает жаркий июньский день, то любя, то ненавидя своего мужа.

Любовь началась с детского увлечения. Ей было пятнадцать лет, когда она обратила внимание на обворожительного Чарльза Сэвиджа, кумира деревенских девчонок. Недавний выпускник Оксфорда, обладатель диплома с отличием, он лихо водил машину и каждый уик-энд появлялся с новой подружкой — по крайней мере так казалось. Его мать давно умерла, отец совсем утратил вкус к жизни. У него был еще младший брат Джеймс. Но он отказался заниматься убыточным семейным бизнесом, предоставив Чарльзу трудиться на благо их семьи и Южного Парка.

Уставившись из своего одинокого окна на лиловый диск, Бет спрашивала себя, где теперь Джеймс. Последнее, что она слышала о нем от Чарльза, было известие о смерти жены Джеймса, Лизы. Где-то за границей. Бет следовало бы уделить этому больше внимания, написать ему, выразить соболезнование. Она не была знакома с Лизой. Джеймс с женой даже не присутствовали на их с Чарльзом свадьбе два года назад. Что-то произошло между братьями, так что Чарльз отказывался от любых разговоров о младшем брате. У нее есть оправдание: в то время она тяжело переживала потерю ребенка. И все же ей надо было хоть как-то выразить сочувствие…

Она вздохнула. Совсем непонятно, зачем сейчас думать о Джеймсе. Кроме того, вспоминая прошлое, начало ее любви к умопомрачительному Чарльзу Сэвиджу, она отчетливо представляла один эпизод.

Это случилось около пяти лет назад. Она и ее подруга Элисон только что начали собственное дело, но сумели выкроить время для посещения майского праздника в деревенском клубе. Чарльз и Джеймс, как обычно, были там. К этому времени сверстницы Бет уже сменили коллективное юношеское увлечение наследниками Южного Парка на более прозаические, но прочные отношения с местными парнями.

Но, конечно же, не Бет. То, что началось как детская влюбленность, переросло в настоящую любовь. Она скрывала свои чувства от всех. Даже от Элисон. Это было ее секретом почти грехом. Только Джеймс, похоже, подозревал правду.

Тогда она впервые увидела Занну. Та вошла в зал под руку с Чарльзом. Выглядела он словно редкая диковинная орхидея на поляне простых маргариток. За ними с надутым лицом шел Джеймс — бледная копия своего красавца-брата. Потом, когда они танцевали, Джеймс сказал ей:

— Тебе и не следовало обольщаться. Чарльзу всегда нравилось что-нибудь экзотическое. А сейчас он, похоже, попался в сети несравненной Занны Холл, а на тебя, мой милый воробышек, и вовсе не взглянет.

Она тогда никак не могла взять в толк, откуда мог Джеймс узнать о ней правду. Кроме того, Чарльз так смотрел на новую, появившуюся в его жизни женщину, что было очевидно, что он ею одурманен. И она задавала себе вопрос, а не завидовал ли Джеймс легким победам брата над самыми восхитительными женщинами в округе. Может, это и послужило причиной их размолвки? Как бы то ни было, вскоре после майских праздников Джеймс женился. Тогда он работал за границей гражданским инженером и, насколько ей было известно, никогда не привозил Лизу в Южный Парк.

Она мимолетно подумала, а удивился бы Джеймс, узнав, что его брат женился на невыразительной Бет Гарнер? Их разводу он уже точно не удивился бы. Его давние слова на майском празднике оказались пророческими.

Бет проснулась от тоски. Она задремала на широком подоконнике и, встав на ноги, почувствовала, что все тело затекло. Стараясь не задеть мебель, она прошла через комнату и зажгла свет.

Но внутри меня по-прежнему сумрачно, подумала она безнадежно, глядя на свою одинокую кровать и понимая, что ей не заснуть, пока что-нибудь не решится.

Тем или иным способом.

Теперь ее настроение изменилось: она не сможет пережить эту ночь, этот проклятый уик-энд, не объяснившись с Чарльзом.

Ей надо набраться мужества и пройти в комнату, из которой он вышвырнул ее после болезни. Она должна это сделать, и она решится.

Он ввел ее в хозяйскую спальню, когда она пришла в этот дом как новобрачная. Там она познала ночи любви и робкую надежду, что рано или поздно она заставит его полюбить себя. Там был зачат их ребенок.

Вернувшись из больницы, она обнаружила, что все ее вещи перенесены в комнату, которую она сейчас занимает. Муж объяснил это тем, что им лучше спать отдельно, пока ее здоровье полностью не восстановится. Это не было проявлением плохого отношения, подумала она с дрожью. Чарльз никогда не относился к ней плохо, всегда был внимателен, отзывчив, заботлив… Даже после несчастного случая, когда погиб их ребенок, он утратил всякие чувства к ней, но продолжал относиться с уважением и предупредительностью.

Тем более жестоко с его стороны было пригласить Занну с сыном.

И все же жестоким он не был. Самоуверенный, откровенно безжалостный во всем, что касалось его бизнеса, временами загадочный и невыносимый — все эти недостатки были ему присущи. Но намеренно жестоким он не был.

С такими мыслями она затянула пояс шелкового халата и, с мрачной решительностью сжав рот, вышла из комнаты. Она не будет пассивно смотреть, как разваливаются ее жизнь и семья, и постарается что-нибудь сделать.

Но останется ли с ней Чарльз, если он никогда не любил ее, особенно со времени того несчастного случая и ее выкидыша, после которого ей сказали, что она может больше никогда не забеременеть? Останется ли, если у него есть женщина, которую он любит, и ребенок, которого она родила от него? Надежды было очень мало, но она всегда верила в лучшее, разве не так? Иначе стала бы она вообще выходить за него замуж?

Но, когда она дошла до угла коридора, ведущего к спальне, последняя надежда покинула ее. При таком количестве гостей, когда все комнаты заняты, где еще может спать Занна, если не в его постели?

Зайти в комнату и увидеть их вдвоем в постели будет просто невыносимо. От одной этой мысли Бет задрожала и прислонилась к стене. Сердце ее сильно билось.

Но если я застану их вместе, это все сразу же решит, устало подумала Бет. Она не переживет этот уик-энд, не зная с уверенностью, что же происходит.

Оттолкнувшись от стены, молодая женщина крадучись пошла по длинному, плохо освещенному коридору и замерла, заметив полоску света из полуоткрытой двери детской.

Чарльз и Занна поселили ребенка в комнате, которую она с такой любовью готовила для своего малыша! Возможно ли уязвить ее больнее? Желая выяснить все до конца, она тихо подошла к приоткрытой двери, двигаясь как лунатик.

Через щелку она увидела их. Спящий ребенок и любующиеся им родители. Волосы Чарльза растрепались, махровый халат открывал его мускулистые ноги, покрытые жесткими волосами. Его рука лежала на обнаженных плечах Занны — только тоненькие бретельки поддерживали облегающую шелковую ночную рубашку.

Чарльз тихо говорил ей:

— Не беспокойся. Все образуется. Нет такого человека, который с радостью не принял бы в свою семью этого ребенка. И я не исключение.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Итак, что случилось? — пожелала знать Элли. Ее круглое лицо было абсолютно серьезным. Бет отвернулась от окна, через которое разглядывала пустынные торговые ряды, залитые полуденным солнцем, и ответила:

— Ничего не случилось. Просто я снова хочу работать. Многие замужние женщины работают. — Она решила держаться за свой вымысел. Хоть Элли и была ее лучшей подругой, но Бет не могла довериться даже ей, так как непременно услышала бы в ответ: «А что я тебе говорила!»

— Ну, если ты так хочешь… — растягивая слова, произнесла девушка, затем порывисто вскочила с дивана и улыбнулась: — Давай перекусим, а потом посмотрим мои записи. Тебе чай или кофе?

— А?.. Чай, пожалуйста, — встрепенулась Бет. Мысли ее были далеко, она думала, сумеет ли приспособиться к жизни без Чарльза. Заметив удивленно приподнятую бровь подруги, она решила быть внимательнее.

Наблюдая, как Элли ходит по маленькой кухоньке своей небольшой квартиры, расположенной прямо над агентством, Бет глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Пока все идет хорошо. Она начала борьбу за свое достоинство и может гордиться собой.

Как только последний из гостей покинул их дом, она решила съездить повидать Элли. Со времени несчастного случая она не водила машину. В тот ужасный день за рулем был Чарльз, когда пьяный юнец вылетел прямо на них из-за поворота, машины столкнулись и ее нерожденный ребенок погиб.

Чарльзу повезло больше: он отделался несколькими незначительными порезами и ушибами, в то время как Бет оказалась в больнице со страшной контузией, несколькими сломанными ребрами и угрожающим выкидышем.

Сегодня, садясь за руль, она делала второй шаг по пути к самоуважению.

Первый шаг Бет совершила, когда, проводив последнего гостя, Чарльз повернулся к ней и произнес негромко, но не терпящим возражений тоном:

— Пошли в кабинет, Бет. Мы с Занной хотим кое-что сказать тебе. — И направился к дому. Солнце играло на его иссиня-черных волосах, подчеркивая резкие, мужественные черты лица. Если в его серых глазах и было какое-то выражение, то она не могла прочесть его.

Но к этому времени она уже начала борьбу за свое место под солнцем и потому обратилась к нему совершенно спокойно:

— Извини, у меня назначена встреча. Что бы вы ни собирались мне сказать, вам придется подождать.

Подождать, пока она не найдет себе занятие на следующие несколько недель и не сумеет встретить их слова во всеоружии. Она слишком хорошо знала, что они с Занной собираются сказать ей, и решила их опередить. В каждой игре есть победитель и побежденный, но она решила убедиться, что, как бы там ни развивались события, она не должна прийти второй в этом ненавистном поединке.

Намеренно не замечая, как гневно сжались его губы, она зашагала к гаражу. Гравий хрустел под ее ногами. Со стороны дома донесся заливистый детский смех. Ей стоило огромного усилия подавить желание броситься в объятия Чарльза и умолять не покидать ее.

Чувствуя на себе взгляд его серых глаз, она старалась идти гордо, высоко подняв голову, уговаривая себя, что, несмотря на все свои недостатки, Занна все же хорошая мать. На протяжении тех ужасных двух дней Бет видела, как та заботится о ребенке. Хоть это и причиняло ей боль, она не разрешала себе забыть об этом, так как только один этот факт удерживал ее от просьб и рыданий.

Подавляя боль, Бет снова испытала гордость, которую отбросила в тот день, когда согласилась стать женой Чарльза, и направила все силы на то, чтобы проникнуть в тайны его души. Утратив веру в себя, она боялась сесть за руль после того несчастного случая.

— Хочешь снова стать моей компаньонкой? — спросила Элли, возвращаясь в комнату с двумя кружками чая. Хотя руки Бет дрожали, она улыбнулась, взяла одну из них и опустилась на диван.

— Не обязательно. — Агентство помощи, основанное ими совместно, располагалось слишком близко, не более десяти миль от Южного Парка, а Бет не хотелось оставаться поблизости.

Работая здесь, она не сможет избежать встреч с Чарльзом, Занной и ее сыном, хотя бы изредка. Кроме того, ее родители все еще жили в деревне, год назад ее отец оставил медицинскую практику. Ей придется часто навещать их, а для этого каждый раз проезжать мимо внушительных ворот Южного Парка.

— Ну уж никогда не поверю, что местный лорд согласится, чтобы его жена мыла полы, убирала офисы, готовила праздничные обеды или вечеринки для пожилых дам, — усмехнулась Элли, перелистывая тетрадь в тисненом кожаном переплете. — Ты ведь никогда не работала няней, и я не могу представить…

— А что-нибудь вроде секретарши? Я знаю эту работу, — вставила Бет, надеясь, что это звучит не слишком безнадежно. Ей нужно начать зарабатывать на жизнь, стать независимой. Любая временная работа, на которой, собственно, и специализировалось агентство, поможет ей, пока она не подыщет что-нибудь постоянное, как можно дальше отсюда.

— Прости, — Элли наморщила нос. — На прошлой неделе было много всего, а на этой — нет. Только одно место, но оно не подходит.

— Жаль. — Бет глотнула горячего чая, стараясь скрыть глубокое разочарование. Ничто не дается легко, а найти работу вот так вот срочно уж точно не получится. Ей нужно приниматься за дело прямо сейчас и искать постоянную работу. Она могла бы взять машину, ведь это его подарок на день рождения, но не станет этого делать, она не возьмет ни пенни из денег Чарльза. Головной болью станет найти для нее квартирку по средствам, пока она будет искать работу.

Элли слишком хорошо чувствовала изменения ее настроения, поэтому Бет решила проявить интерес:

— Что же такого неподходящего в том единственном месте, которое ты сейчас можешь предложить? — Она с трудом сохраняла спокойствие.

— Это во Франции. Один английский писатель живет в Булони: переехал туда три года назад, купил и отремонтировал небольшую ферму в нескольких километрах от города. — Элли, ничуть не раскаиваясь, откусила от уже третьего шоколадного бисквита и продолжила с набитым ртом: — По-моему, это классная работенка. Его постоянная секретарша англичанка сбежала с одним немцем, которого повстречала в ЛеТуке, а его бросила на произвол судьбы. Он просто измучился искать новую секретаршу: леди, которая будет работать постоянно, не старше пятидесяти и с хорошей внешностью, как он ее себе представляет.

Она задумчиво похлопала по лежавшей перед нею записной книжке.

— Бетти Мейхью — ты, конечно, ее помнишь — ему прекрасно подойдет. Если он никого не найдет к тому времени, когда у не закончится контракт с Комтечем, Бетти можно будет попробовать на это место.

— Бетти всегда удавалось получать все, что она хотела, — заметила Бет, вспомнив чувственную привлекательную блондинку, которая, казалось, плыла по жизни, окруженная огромным количеством поклонников. Она была од ной из первых секретарш, с которой они с Элли много лет назад подписали контракт, но сейчас, если она вознамерится провести время на северо-западе Франции, ее будет ждать разочарование.

Сучка! — выругалась она про себя и решительно произнесла:

— Обидно терять нового клиента. Я поеду. Думаю, я еще не полностью потеряла квалификацию, — предупредила она, стараясь не замечать изумленного взгляда подруги. — Мне часто приходилось делать подобную работу для Чарльза, и, поверь, я не утратила сноровки.

— Я тебе верю, — Элли откинулась на спинку дивана, — верю. Но не станет ли возражать Чарльз против вечно отсутствующей жены? Не думаю, что он купит вертолет, чтобы каждый вечер доставлять тебя домой, — усмехнулась она, — кроме того, мой клиент любит работать по ночам и имеет привычку будить свою секретаршу, чтобы продиктовать ей огромную массу материала.

Бет поежилась, стараясь не смотреть Элли в глаза.

— С этим проблем не будет. Чарльз проводит много времени вдали от дома. — Это была правда. Со времени аварии он больше времени проводил в отъезде, чем дома. — Он не будет возражать, если я уеду на несколько недель. — И это тоже было правдой. Они с Занной будут счастливы, если она исчезнет. Им ведь совсем не хочется, чтобы она ошивалась рядом с ними и устраивала сцены, раз уж они объяснили, что происходит. Она этого тоже не хочет. Она уйдет достойно. В конце концов, это единственное, что она может сделать.

Ей надо благодарить судьбу: она нашла то, что искала. Элли может думать о ней все, что захочет. Когда-нибудь она расскажет ей правду. Когда-нибудь, но не сейчас. Сейчас у нее нет сил выслушивать изъявления симпатии и непременное «А я тебя предупреждала». Как здорово, что ее родители сейчас в отъезде: они отправились в кругосветный круиз, который давно обещали себе предпринять, как только ее отец выйдет на пенсию.

— Позвонишь мне завтра? — спросила она. — После того как все выяснишь?

— Думаю, можно сделать лучше, — очень серьезно ответила Элли, — только обещай мне, что Чарльз Сэвидж не явится сюда и не побьет меня за то, что я отправила его жену за границу.

— Уж этого он наверняка не сделает. — Бет заставила себя улыбнуться, хотя внутри у нее все болело оттого, что это — чистая правда. Скорее Чарльз пошлет Элли шампанское и цветы, за то, что она избавила его от жены, которая ему больше не нужна и которую он никогда не любил.

— Ну если так! — Элли подняла телефонную трубку, набрала номер и через несколько минут интенсивных переговоров сообщила Бет: — Он вздохнул с облегчением, так он и сказал. Если ты тут же не приедешь, он утонет в своих бумагах. — Она что-то нацарапала на листке и подала его Бет: — Вот его адрес и телефон. Если заблудишься, позвони, и он тебя встретит. То же самое, если ты захочешь встретиться с ним в Булони. Ты полетишь или воспользуешься паромом?

— Перевезу машину на пароме. — Бет положила записку в сумочку и поднялась. Раз уж она решила стать независимой, то ей следует собраться сегодня же. Ее сердце колотилось как сумасшедшее, и когда она въезжала в ворота Южного Парка, во рту пересохло, губы были сурово сжаты, зеленые глаза смотрели холодно.

Чарльз не делал секрета из причин, которые побудили его жениться на ней. Ему был нужен наследник, семья, чтобы наслаждаться всем, чего достиг. То, что он отдалился от нее духовно и физически после того, как она потеряла его Ребенка и вряд ли сохранила способность к деторождению, было неудивительно. Ее поражало только то, как она сама могла оказаться настолько глупой, что согласилась выйти за него замуж. Я была слишком самонадеянна, слишком молода и глупа, думала она с сарказмом, когда надеялась научить его любить себя.

Но тогда, нашла она себе оправдание, ставя машину в гараж и запирая дверь, я не знала, что Занна вернется, да еще с ребенком. Откуда мне было знать это? Я бы на милю не подошла к Чарльзу, если бы могла предвидеть будущее. Когда Бет решила бороться за любовь Чарльза, она и представить себе не могла возвращения Занны. Она бы все сделала по-другому, если бы только могла заподозрить, как печально все окончится.

Она прошла по двору и поднялась по лестнице, высоко держа голову. Дом выглядел пустым и молчаливым. Наверное, Гарри все еще спал после обеда, а Чарльз и Занна, скорее всего, тоже в детской. Как она ни старалась убедить себя, что ей нет до этого дела, это было не так. И обида была слишком сильной.

Но ей надо превозмочь обиду. Она должна показать им, что уходит по собственной воле. Зайдя к себе в комнату, Бет начала неторопливо укладывать вещи, с трудом сохраняя спокойствие. А когда все будет готово, она разыщет Чарльза, сообщит ему о своем отъезде и покинет дом. Так все и будет. Но так не получилось. Никогда не получается так, как запланируешь: Чарльз сам вошел в ее комнату, заставив ее вздрогнуть от неожиданности. Она инстинктивно обхватила горло руками, щеки ее пылали.

Сейчас его суровые черты казались еще жестче.

— Ну, а теперь у тебя есть пара свободных минут, чтобы уделить их Занне и мне? — мрачно спросил он.

Бет вдруг передернулась. Не обращая внимания на его явный сарказм, она заметила, что он пристально смотрит на ее чемодан, и поспешно ответила:

— Я вообще не желаю знать, что вы с Занной собираетесь мне сказать. Это не имеет никакого значения. — Она отвернулась, чтобы он не увидел ее несчастного лица.

Она должна уйти от него прежде, чем он выставит ее за дверь; это единственный путь спасти свою гордость и вернуть чувство самоуважения. Она не будет плакать. Он не увидит ее слез, тем более когда вернулась его старая любовь, да еще вместе с сыном.

Бет услышала, как он злобно зашипел, и тяжелая рука опустилась ей на плечо. Чарльз резко повернул ее к себе, а она возмущенно подняла подбородок.

— Что, черт возьми, с тобой происходит? — мрачно проскрежетал он.

Она могла бы сказать, но не хотела давать ему возможность облечь в слова свою любовь к Занне и сыну. Этого бы она не вынесла.

— Пусти меня, пожалуйста. — Сквозь тонкую ткань блузки она чувствовала жар его сильных пальцев. Он проникал вглубь, вызывая в ней ответное пламя. Она могла только надеяться, что гнев мужа на ее отказ выслушать его драгоценную Занну не позволит ему заметить ее возбуждения. — Если ты выпустишь меня, я все объясню.

Ее тон заставил его опустить руку, линия рта сделалась еще жестче. Лучше всего, если он будет думать, что ей неприятны его прикосновения. Она поторопилась проговорить, прежде чем воля окончательно покинула ее:

— Мне не надо объяснять тебе, во что превратился наш брак за последние несколько месяцев. — Она специально не стала упоминать точных дат, хотя могла бы назвать даже день. Ей не хотелось ни вспоминать самой, ни напоминать ему о трагедии, после которой он потерял к ней интерес. — Я думаю, нам лучше разойтись.

Она отвернулась от него, заставляя себя двигаться быстро и уверенно, взяла стопку белья из шкафа и присовокупила ее к вещам, лежащим в чемодане. Сердце ее билось тяжело и с натугой, но он не мог этого видеть, она тоже не смотрела на него, ей не хотелось встречаться с его холодным пронизывающим взглядом, который вызывал немедленный отклик в ее теле.

— Ты действительно этого хочешь? — Что-то промелькнуло в его глубоком хрипловатом голосе, что можно было бы принять за боль. Но я-то хорошо знаю, с презрением напомнила она себе: он не любит меня, изменяет мне, но, как заботливый муж, беспокоится о моем будущем достатке.

Бет кивнула, не в силах сказать ни слова. Это было прощание, не так ли? Прощание с человеком, которого она всегда любила, с их совместным будущим и, одновременно, начало их раздельной жизни.

Проглотив болезненный ком в горле, она захлопнула крышку чемодана. Короткие, модно подстриженные волосы упали ей на лицо и скрыли его. Теперь оставалось только совладать со своим голосом.

— Да, хочу. Я нашла себе работу, тебе не нужно обо мне беспокоиться. Думаю, мы встретимся через месяц-другой, чтобы покончить со всем этим.

К тому времени вся округа будет знать об ее отъезде, о том, что ее место заняла Занна, вернувшись туда, где было ее настоящее место. Но даже тогда она не сможет преодолеть боль, но сумеет построить свою жизнь вдали от него и уважать себя. Что-то заставило ее язвительно добавить:

— Когда будешь выходить, не хлопай дверью, а то разбудишь Гарри.

***

— Ну, можно считать дело законченным, — Уильям Темплтон запустил пальцы в кудрявую рыжую шевелюру, его худое лицо выглядело усталым. — Спасибо, Бет. Нутром чую: мы с вами проделали хорошую работу. — Неожиданно он улыбнулся так заразительно, что Бет не могла не улыбнуться в ответ. Угрюмость совершенно исчезла из его черт. Такой уж он был человек.

Она даже простила ему, что он разбудил ее в четыре часа утра, так как его творческий ум переполняли идеи насчет новой книги, которая была единственной темой их разговоров.

— Кофе? — Бет закрыла блокнот и положила его рядом с допотопной электрической пишущей машинкой, стоявшей на заваленном письменном столе.

Уильям отрицательно покачал головой.

— Я собираюсь вздремнуть пару часиков, думаю, вы поступите так же. Если в полдень вы все еще не проснетесь, я приготовлю ланч и разбужу вас. О'кей?

Она рассеянно кивнула, а он побрел из заполненного книгами кабинета. Физическая усталость и сознание выполненной работы делали его старше своих сорока лет. Сутулый в этом потертом пиджаке и старом свитере… Зеленые глаза Бет смягчились.

За десять дней, проведенных ею на старой ферме, она полюбила и зауважала писателя. Несмотря на огромный коммерческий успех, в нем не было ни малейших признаков сознания собственной важности, и хотя ей приходилось много работать, он платил ей превосходную зарплату, по совести, настаивая на том, чтобы она брала побольше выходных. И она уже освоилась с его необычными приемами.

Хотя последние пять часов она напряженно трудилась, записывая то, что он быстро диктовал ей, спать совсем не хотелось. Все равно заснуть не удастся, она будет просто лежать и мучиться своими мыслями.

Десяти дней явно недостаточно, чтобы оправиться от травмы, нанесенной потерей Чарльза, повторяла она себе, поднимаясь по лестнице и направляясь в ванную, расположенную под самой крышей. Она сомневалась, что вообще когда-нибудь сумеет прийти в себя, но надеялась, что это случится, что наступит время — и она сможет жить, не заботясь постоянно о том, что думает и чувствует.

Я правильно поступила, что уехала во Францию, убеждала себя Бет. Переодевшись в широкую изумрудно-зеленую юбку с синим топом, она приготовила себе кофе и выпила его прямо на залитой солнцем кухне.

Уильям, благослови его Господь, эксплуатировал ее нещадно, оставляя мало времени на раздумья. Он встретил ее как спасительницу, ей льстило, когда он хвалил ее, что она отлично разбирается в его непонятных, торопливых рукописях, скопившихся за то время, когда он обходился без секретарши.

Но Мариетт Вуазен, приходящая прислуга, могла появиться в любой момент. Старая француженка говорила только на ломаном английском и отличалась редкостным любопытством. При каждой возможности она задавала Бет бестактные вопросы личного свойства, поэтому молодая женщина предпочла быстро допить кофе и выйти на улицу, залитую утренним солнцем.

Ферма располагалась в лесистой ложбине, спрятавшейся среди переплетения дорог между Булонью и Ле Вастом. Когда Бет в первый день наконец разыскала ее, то подумала, что лучшего места, чтоб спрятаться, нет.

Спрятаться от кого? — усмехнулась она, подкидывая ногой один из камешков, усыпавших неубранную аллею. Не от кого прятаться, когда никто тебя не ищет. Чарльз должен только радоваться, что она сама ушла из его жизни.

Нахмурившись, она постаралась выкинуть из головы ненужные мысли о Чарльзе, одновременно стараясь расслабиться. После пятичасового сидения над блокнотом ее тело жаждало воздуха и движения, прелестная солнечная аллея, пролегавшая среди редких деревьев, была идеальным местом для прогулки. Внезапно, как часто бывало в этой волшебной местности, она оказалась перед каменным мостом через неглубокий ручей. Прислонившись к перилам, Бет замерла и затаила дыхание, наслаждаясь живописностью старых деревьев.

Звук машины нарушил сонную гармонию птичьего пения и жужжания пчел. Бет прижалась к парапету, стараясь дать автомобилю как можно больше места, чтобы проехать. Но машина остановилась около нее: наверно, заблудился какой-нибудь турист.

Вежливая полуулыбка застыла на ее губах, а сердце, подпрыгнув, перестало биться. Через открытое окно Чарльз приказал ей:

— Садись!

Она не двигалась. Она буквально не могла пошевелиться, не могла понять, что он здесь делает, как он разыскал ее и для чего. Бет открыла рот, но не смогла выговорить ни слова. Она, должно быть, похожа на задыхающуюся Рыбу. От этой мысли молодая женщина покраснела до корней волос. Сэвидж, ругаясь, вылез из машины и подошел к ней.

— Нечего на меня пялиться, дамочка. Мы с вами уже встречались, — произнес он сквозь зубы. — Вы как-то вышли за меня замуж, помните? Обещали любить, уважать и заботиться. А посему садитесь в машину.

Он уперся руками в бока, засунув пальцы за ремень джинсов. Вид у него был угрожающий. Казалось, он готов ударить ее, а когда она пролепетала: «Нет», его губы превратились в прямую линию, кожа натянулась, челюсти напряглись.

— Без тебя я не сдвинусь с места. — Ей показалось, что сейчас он силой потащит ее в машину, но она все еще не могла оправиться от шока.

Только когда он подошел к ней вплотную, она смогла наконец выдавить из себя:

— Я здесь работаю, и мне пора возвращаться. — Это было не так, но ей просто хотелось ускользнуть от него. Никогда прежде она не слышала в его голосе таких грозных ноток.

— Нам по пути. Я подвезу тебя.

От этого было уже не отвертеться. Если она откажется, он сможет силой увезти ее. Тем более, что он так настроен. Она никогда не видела его в такой ярости.

Что-то внутри Бет задрожало и вспыхнуло. Она взглянула на его чеканный профиль и дрожащим голосом объяснила ему, как проехать, надеясь, что он не догадывается, какие муки заставляет ее испытывать.

Только она направилась по тернистой дороге прочь от своего неудавшегося замужества, как снова появился он, чтобы свести на нет все ее усилия. Внутренне содрогаясь, она спросила его:

— Как ты узнал, где я?

— От Элли, как же еще.

Конечно. Кто же еще мог ему сказать? Элли была ее лучшей подругой со школьных времен, они были близки и после того, как Бет вышла замуж и оставила их агентство. К ней первой должен был обратиться Чарльз.

— Зачем я тебе нужна? — устало спросила она, безнадежно опустив голову на грудь.

Он стрельнул в нее глазами, вызвав в ней приступ тревоги, и ответил угрюмо:

— Неужели ты думаешь, что я так просто отпущу тебя?

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Бет откинулась на сиденье и закрыла глаза. Как она могла не подумать об этом? Он ни в коем случае не позволит ей уйти просто так, не позволит ей завладеть инициативой.

Неотъемлемой чертой Чарльза Сэвиджа была решимость, это могло бы быть его вторым именем. Обладая тяжелым характером, он любил все держать под контролем и терпеть не мог отпускать дела на самотек. Ему непременно надо было знать, чем занимается его жена-беглянка и где она находится. Может, ему нужно скорее получить развод? Тогда он должен держать ее в поле зрения и знать наверняка, где она живет.

— Уютно устроилась, — саркастически за метил он, и Бет широко раскрыла глаза. Они остановились посреди двора перед фасадом старой фермы, стены которой оживляли яркие кусты герани.

— Тебе нравится? — как можно непринужденнее спросила она. Как ей ни плохо, но все же не настолько, чтобы демонстрировать ему свои подлинные чувства. — Мне тут так нравится. Я чувствую себя совсем как дома.

Дома. Слова резали ее как бритва. Дом — там, где муж, но ей уже никогда не вернуться туда. Она ничем себя не выдала, напротив, подавив желание заплакать, взглянула ему прямо в глаза, не обращая внимания на то, как в ярости изогнулись его губы.

— Зайдем внутрь, если ты хочешь поговорить. Не думаю, что ты проделал такой путь только ради перемены обстановки.

Она вышла из машины и зашагала через двор впереди него, уговаривая себя оставаться спокойной. Она ждала, что вот сейчас он скажет ей, что хочет развода, хочет быть свободным, чтобы жениться на Занне и жить с ней и своим сыном.

Она бежала от него, но недостаточно быстро и далеко, и он настиг ее, как Немезида. Теперь ей придется все же выслушать его до конца, не пропустив ни слова.

Если бы он знал, как страстно и как долго она любит его, то наверняка пожалел бы ее. Но этого нельзя допустить. Унижение будет для нее последней каплей. Лучше всего для них обоих, если он будет продолжать думать, что это был брак без любви с обеих сторон и она наконец решила оборвать их безликие отношения.

Во дворе и в доме не раздавалось ни звука, он остановился в дверях, закрывая собой солнце, и ледяным тоном спросил ее:

— Вы тут вдвоем? Ты и твой прославленный писатель? Просто идиллия.

— Называй как хочешь, — жестко ответила она. Но что тут еще скажешь? Ведь отрицать его подозрения значило бы лишиться даже того Жалкого оружия, которым она располагала. Не нужно говорить ему, что она спит в том же крыле, что и ее предшественница, пользуется отдельной ванной комнатой, расположенной в надстройке на крыше, а в основном здании появляется только для работы или во время обеда, и ни к чему ему знать, что ей не нужен никакой другой мужчина, кроме него. — Давай пройдем в гостиную, — пригласила она, чтобы заглушить стук собственного сердца. — Уильям еще не проснулся, но я уверена, что при данных обстоятельствах он не стал бы возражать.

Она двинулась к двери, но ее рука словно попала в стальной капкан. Он развернул ее, прижал к себе и сквозь зубы спросил:

— У него была трудная ночь?

— У нас обоих. — Прижаться к нему, ощутить его тепло, напрягшиеся под свитером мускулы было для нее сладкой мукой, ее тело перестало ей подчиняться, у нее не было больше сил для защиты. Она постаралась придать своему взгляду безразличие, чтобы скрыть боль. Заметив, как заходили у него желваки, она ощутила легкий триумф: он ревновал!

Но чувство победы тут же исчезло. Он ведь его жена, его собственность. Он женился и жил с ней, и она в течение трех коротки месяцев носила его ребенка. С тех пор больше не занимался с ней любовью — это не имело смысла, так как шансов, что она снова забеременеет, было крайне мало. Но все же он продолжал считать ее своей, его мужское «я» не могло смириться, что она будет делить постель с другим мужчиной.

Ей захотелось разрыдаться, она попыталась вырваться, но он лишь усилил хватку и хрипло произнес:

— Бет, нам надо поговорить. Неужели ты сама этого не понимаешь?

На какой-то безумный момент она вдруг поверила, что он любит ее, что их брак еще не полностью разрушен, что что-то еще можно спасти. Она медленно подняла на него глаза, ее длинные ресницы затрепетали, тело предательски задрожало… и внезапно она услышала голос Уильяма, стоявшего наверху, на лестнице:

— Все в порядке, Бет? — Голос звучал резко и агрессивно, ведь не каждый день он заставал свою секретаршу в объятиях незнакомца.

Очарование закончилось; должно быть, она просто придумала его ревность, желая, чтобы он ревновал.

— В полном порядке, Темплтон. Просто я проезжал мимо и заскочил к своей жене, — спокойно ответил Чарльз.

— О, понимаю, — осторожно ответил писатель, медленно сходя по ступенькам. Бет вздохнула.

При первом знакомстве она сказала своему работодателю, что разведена с мужем. В наши дни в неудавшемся замужестве не находят ничего необычного. Он поверил ей, но даже если бы вообразил, что развод состоялся много лет назад, то она не стала бы его разуверять.

Тогда чувства ее были слишком свежи, чтобы углубляться в подробности. Теперь же он наверняка вообразит, что, спускаясь каждое утро вниз, он будет заставать у своих дверей разгневанного мужа.

Этого еще недоставало! Если она хочет сохранить эту работу, ей обязательно нужно как-то объяснить ему все.

— Бет, вы не попросите Мариетт принести нам в кабинет кофе? Вы ведь не откажетесь от чашечки кофе, Сэвидж?

Уильям несколько воинственно взглянул на стоящего перед ним молодого высокого мужчину. Писатель недавно принял душ, переоделся в светлые легкие брюки и белую рубашку и выглядел теперь выспавшимся, более молодым и сильным.

— Спасибо, — Чарльз слегка склонил голову, в голосе звучали неприязненные ноты, рот приобрел злое выражение. Бет выскользнула из комнаты. Ладони ее были влажные от возбуждения.

Мужчины вели себя как дикари, готовые сражаться насмерть за свою территорию. Это было ей не нужно. Хоть она все еще замужем за Чарльзом, но их отношения долго не продлятся, так как он жаждет избавиться от нее. Уильям тоже должен бы быть недоволен: привычный ему образ жизни нарушен вторжением незваного гостя. Ему необходимо объяснить, что это случайность и больше она не повторится.

И объясниться с Уильямом следует, как только Чарльз уйдет. Ей нужна эта работа, она должна сохранить ее во что бы то ни стало, должна доказать свою профессиональную пригодность, чтобы ее приняли на постоянную работу.

«Мариетт на кухне не было, поэтому Бет пришлось приготовить кофе самой. Она была довольна возможностью расслабиться. Увидеть Чарльза снова, и так скоро, — для нее потрясение. Ей требовалось подготовиться, чтобы вести себя как ни в чем не бывало, когда он говорит о разводе.

Но это не так-то просто. Возвращаясь в кабинет с подносом в руках, Бет владела своими эмоциями не больше, чем в тот момент, когда Чарльз вдруг откуда ни возьмись возник перед ней и усадил в машину.

Атмосфера в маленькой, заваленной книгами комнате, отнюдь не способствовала ее успокоению. Уильям сидел за столом, его глаза сверкали, Чарльз ходил по комнате, словно тигр в клетке.

— Как долго вы рассчитываете здесь пробыть? — настороженно спросил Уильям.

Чарльз, продолжая пристально смотреть на Бет, разливавшую кофе, ответил вкрадчиво:

— Столько, сколько понадобится. — Взгляд его серых глаз посуровел; он взял у Бет свои чашку и спросил: — А ты стараешься стать незаменимой для другого?

Несмотря на внутренний холод, лицо Бет залила краска: он прямо намекнул на то, что перед тем как стать его женой, она шесть месяцев проработала как временная экономка-секретарша-хозяйка в Южном Парке.

Бет помнила, словно это было вчера, то утро, когда Чарльз пришел в агентство. Он объяснил, что миссис Пенни упала и сломала бедро и что пройдут месяцы, прежде чем она снова сможет приступить к работе. Все знали что незадолго перед этим Занна уехала, оставив его безутешным. Она понимала его боль, зная, что такое неразделенная любовь. Ведь Чарльз до этого был очень счастлив с женщиной, которую безумно любил.

— Мне нужно чудо — совершенство во всех отношениях, — объяснял он, и его жесткие черты озарила столь редкая в те дни улыбка. — Кто-то, кто бы выполнял обязанности временной домоправительницы, иногда секретаря, иногда принимал гостей во время визитов моих деловых партнеров по уик-эндам. Работа на несколько месяцев, пока миссис Пенни не поправится, потом могла бы найтись другая работа.

До сих пор Бет не поняла, что за безумие толкнуло ее предложить свои услуги. Видит Бог, они с Элли были достаточно загружены административной работой в агентстве, быстро увеличивавшем оборот. Ее безнадежная любовь к Чарльзу, которая никак не умирала и не покидала ее, вспыхнет страстью, если она будет проводить с ним столько времени.

Но Чарльз ни о чем таком не подозревал. С чего ему было догадаться? Он откровенно обрадовался, и в его мрачных глазах — а вся округа знала, насколько они посуровели с тех пор, как Занна уехала, — появилось выражение Довольства, о чем он тут же сказал ей.

— Это будет идеально. Живя в деревне, вы сможете бывать дома каждый вечер. Большую часть недели я работаю в городе, поэтому у вас будет уйма времени, чтобы организовывать Приемы по уик-эндам, которые я решил ввести в обычай. К тому же есть каждодневная работа: уборка и прочее. Вам предстоит занять место миссис Пенни — а это не так-то просто.

Но так случилось, что он проводил вне дома гораздо меньше времени, чем заверил ее вначале, и ее глупая, безнадежная любовь обрела новые силы, как она и предчувствовала.

Уильям был достаточно проницателен, чтобы заметить ее огорчение. Когда ее руки перестали дрожать и она подала ему чашку, он взглянул на нее участливо и вопросительно. Бет обернулась к Чарльзу, в затянувшемся молчании которого чувствовалась угроза.

— Где ты остановился?

— В Булони. — Он назвал один из наиболее престижных отелей и поставил недопитый кофе на поднос. — Я здесь не затем, чтобы обмениваться любезностями. Я хочу поговорить с Бет. Наедине. — Он направился к двери, как будто ему стало тесно в комнате. Писатель хотел что-то сказать, но Чарльз оборвал его: — Я понимаю, что она — ваша секретарша, Темплтон, но прежде всего она — моя жена.

В воцарившейся тишине Бет явственно услышала толчки собственной крови, она отчаянно старалась не разрыдаться. Она чувствовала себя костью, которую рвут друг у друга два изголодавшихся пса, и не могла понять почему это так.

— Бет? — голос Уильяма звучал нерешительно. — Ты этого хочешь?

Она молча кивнула. Чарльз в таком настроении, что добьется своего любым способом. Так как он уже здесь, им следует обсудить свое будущее без свидетелей. После этого она помирится со своим работодателем, заверив его, что он не окажется невольным участником затянувшейся семейной драмы. После того как Чарльз получит ее согласие на быстрый развод, он больше не захочет видеть ее и тратить свое драгоценное время на ее поиски и поездки на место ее работы.

Чарльз стоял в дверях и ждал ее, нетерпеливо сдвинув брови. Бет покорно пошла к нему, ее подташнивало, ноги плохо слушались. Услышать, как он просит ее о разводе, было самым страшным из того, что могло с ней случиться в жизни.

Но она переживет это, твердо повторила себе Бет и переступила порог, избегая его взгляда.

— Сюда!

Через залитый утренним солнцем двор она направилась к каменной скамье, чувствуя, что ей лучше выслушать его сидя. Ноги ее дрожали. Обернувшись на его окрик, она увидела, что он открыл для нее дверь машины. У нее перехватило дыхание.

— Я тебе не собака! — огрызнулась она, стараясь разозлиться. Куда лучше злиться, чем чувствовать себя несчастной. — Я не собираюсь бежать «к ноге» по твоей команде!

— Я это уже начал понимать. Как бы то ни было, забирайся внутрь.

— Что бы ты ни хотел мне сказать, это можно сделать здесь. — Она остановилась как вкопанная. — Тут никого нет, мы одни.

— Я не собираюсь говорить с тобой в доме Темплтона, — мрачно ответил он. — Ты пойдешь добровольно или мне заставить тебя?

Бет сжала губы, чтобы подавить порывистый вздох. Выражение его лица не оставляло сомнений. Лучше сесть в машину по собственной воле, чем он затащит ее туда силой. Если он снова дотронется до нее, тело предаст ее и станет ясно, как она любит его и нуждается в нем. Ей было непонятно, почему он так откровенно выказывал неприязнь к безобидному Уильяму. Ему бы следовало пожать этому человеку руку и похлопать его по спине, ведь он обеспечивал его опостылевшей жене работу, пропитание и жилье!

Она непроизвольно вздрогнула, когда он с силой захлопнул за ней дверцу, и, закусив губу, проследила, как он обходит машину, чтобы сесть рядом с ней. У нее были основания бояться его гнева: она много раз беседовала с женами его работников и партнеров, которые гостили у ее мужа по уик-эндам в Южном Парке, чтобы выяснить, что, несмотря на свою обычную сдержанность и готовность выслушать чужое мнение, его охватывал леденящий душу гнев, если кто-то не оправдывал его доверия.

До сих пор она не имела возможности в этом убедиться. Она почувствовала себя маленькой, неуверенной и беззащитной, словно она видела его в первый раз, а он был опасным, страшным чужаком.

Они выехали со двора и оказались на открытой местности. Хотя Бет и испугалась той скорости, с которой они неслись, она заставила себя смотреть прямо вперед и ничем не проявлять своих чувств. Она даже не спросила его, куда, черт возьми, он везет ее. Она просто не доверяла своему голосу.

Он тоже молчал, полностью углубившись в управление машиной. Бет не удивлялась. Со времени несчастного случая им не о чем было говорить.

До этого они часто разговаривали, обо всем на свете. И это еще больше укрепило ее любовь к нему, когда она приехала работать в Южный Парк.

Внезапно он остановил машину у ответвления лесной тропинки, под шинами заскрипели мелкие камешки. Бет выбралась из машины, закрыла дверцу и устало прислонилась к ней.

Она с трудом могла вынести исходящую от него молчаливую угрозу. Она вдохнула полной грудью прохладный воздух, напоенный ароматами леса и моря, и вытерла кулачком капельки пота со своей немного короткой верхней губы.

Он стоял перед ней, мрачный, молчаливый. Стоял так близко, что ее сердце сбивалось с ритма.

Что-то изменилось в нем, словно напряжение, потребовавшееся для управления машиной на большой скорости, охладило его пыл. Она беззащитно взглянула на него, затем тяжело опустила ресницы, удивленная мягким выражением его лица.

Сочувствие? Жалость? Ей это не нужно. Он всегда относился к ней по-доброму и с уважением, даже после того, как она потеряла ребенка, которого он так ждал. Должно быть, он жалел ее, готовясь сказать об истинной причине возвращения Занны.

Он не был жестоким, он не хотел причинять ей боли. Просто ничего нельзя было поделать: он страстно любил Занну. До сих пор. И всегда будет любить. Ни для кого это не было секретом, и люди, действительно любившие Бет, родители и Элли, старались предостеречь ее от этого брака.

Ей следовало бы прислушаться к ним. Она была слишком уверена в своей способности заставить его забыть других женщин и полюбить ее. Она была совершенно уверена, что так оно и будет, особенно когда она родит ребенка, о котором он мечтал.

— Пошли, поговорим. — Голос его был хриплым, возможно, оттого, что он сожалел, что вынужден обидеть ее. Но ей не нужна его жалость. Ей нужна его любовь, которой она никогда не испытывала. И не испытает. — Пошли, — повторил он и подал ей руку. Она нарочито проигнорировала ее, сделала шаг в сторону и направилась впереди него по тропинке, стараясь держаться подальше. Чарльз последовал за ней и вскоре перегнал. Он шагал быстро, выбирая самые малоприметные тропки. Ей не оставалось ничего другого, кроме как следовать за ним: в таком настроении он мог просто поволочь ее силой, если бы она, как ей того хотелось, села на землю, прислонилась к дереву и запрокинула голову.

Когда она уже было решила, что обречена идти за ним через весь лес, в какое-то укромное место, он бросил через плечо:

— Когда ты сбежала от меня, тебе следовало бы сказать, что ты не хочешь больше меня видеть. Я не стал бы беспокоиться, разыскивая тебя.

— Не понимаю, для чего ты беспокоился! — ответила она. Ее дыхание участилось от сознания, что началось их последнее столкновение.

Пока он не догадается, как она жаждет его прикосновений, как часто за последние три месяца бессонными ночами она плакала от тоски по физической близости, которой он по понятным причинам лишил ее, у нее есть шансы сохранить уважение к себе.

— Я думала, у тебя достаточно дел в Южном Парке с Занной и маленьким Гарри!

Они вышли на прогалину. Стволы деревьев окружали поляну, как колонны собора, сквозь них пробивался солнечный свет, из-за которого молчаливая тень казалась гуще. Он остановился, обернулся и посмотрел на нее, и на мгновение его лицо исказилось, как от боли. Это выражение тут же исчезло. Его черты казались высеченными из камня.

— Я понимаю твою ревность, но не давай ей отравить всю твою жизнь. Уверяю тебя, Бет, в жизни есть много другого.

Она сама не поняла, как удержалась от того, чтобы не дать ему пощечину, не желая демонстрировать свое отчаяние и злость. Но она сдержалась, помня, что, раз она решила вести себя так, словно в их браке не было обоюдной любви, он вправе предположить, что она найдет себе кого-нибудь другого.

Настало время расставить все точки, приказала она себе, спрашивая, слышит ли он в этой густой зеленой тиши, как бешено бьется ее сердце.

Взяв себя в руки, она спокойно сказала:

— Я знаю, почему Занна вернулась назад с Гарри. Я подслушала ваш разговор в день ее приезда.

Ну вот, все сказано. Теперь ему не нужно сообщать ей «новость». Она услышала, как он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Сквозь мягкую темную ткань его рубашки было видно, как расслабились напряженные плечи.

— Значит, по крайней мере ты все понимаешь. — Красивые глаза Чарльза потемнели от чего-то, что она не могла пока определить. Она слишком поздно поняла, что попалась в ловушку.

Говоря ему, что слышала их разговор, Бет предполагав, что он вспомнит все, что было тогда сказано. Как он заявил своей любимой, что его неудачный брак с этой невыносимой Бет Гарнер изжил себя. Именно поэтому Занна вернулась, привезя с собой сына. Она прекрасно справлялась с ролью матери, но Гарри был также нужен отец.

Внезапно Бет задумалась, почему раньше Занна бросила Чарльза? Ведь их глубокую взаимную страсть много месяцев подряд обсуждали во всей округе.

Но она тут же выкинула подобные мысли из головы, пораженная пристальным взглядом Чарльза. Прежде всего ей надо защитить себя, найти выход из ловушки, в которую она угодила.

Во что бы то ни стало Чарльз должен продолжать верить в ее ложь, что она уходит не потому, что Занна вернулась и Чарльз хочет развода, а потому, что это сама Бет решила, что с нее достаточно.

Уйти от него прежде, чем он бросит ее, — вот единственный способ спасти свою гордость. Больше ей ничего не осталось.

— Конечно, я понимаю, — сухо ответила Бет, подавляя желание обхватить себя руками: несмотря на теплый день, ей было холодно. — Но это не так важно. Это не имеет ничего общего с причинами, по которым я хочу развода.

— А какие у тебя причины? — Он придвинулся к ней ближе, и ей показалось, что даже лес вокруг стал теснее. Бет не могла говорить, сердце ее колотилось, кровь бросилась в голову.

Я не смогу солгать ему, подумала Бет, глядя на его напрягшееся лицо. Я просто-напросто не сумею. Как мне скрыть свою любовь? Любовь, которая жила, росла и становилась все сильнее с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать.

— И что же это у тебя за причины, Бет? — упрямо настаивал он. Казалось, он видел, что творится у нее внутри.

Она ответила беззвучно, как бы отступая:

— Полагаю, такие же, как у тебя. Мы оба знаем, на что были похожи последние месяцы. Фактически мы давно уже не женаты.

Ты можешь понимать это, как хочешь, сказала она себе, стараясь заглушить предательские всхлипывания. Лучше всего, если он будет считать, что они оба устали от их стерильных отношений, когда не стало места даже для физического влечения. То, что она отказалась опереться на его руку по пути сюда, избегая самого его прикосновения, укрепит его в этом мнении.

— Я не верю этому! — Он выглядел так, словно она ударила его, — она не могла его понять, ее мозг слишком устал, чтобы придумать еще что-нибудь. Почему бы ему не удовольствоваться тем, что она преподнесла ему на блюдечке, и не поехать домой, к Занне, нетерпеливо ожидающей его возвращения? К чему начинать это ужасное разбирательство?

Больше ей не вынести. Чувства раздирали ее на части. Еще во время их первого разговора она попыталась отрицать очевидное, сбежать, как только он заявил ей, что они с Занной хотят с ней поговорить.

Она устало закрыла глаза, больше не стараясь скрыть горячие соленые слезы, стекавшие по щекам. Пусть он оставит ее в покое, оставит ей хоть немного достоинства — это все, чего она хотела. Он ведь получил желаемое. Неужели ему нужна еще ее кровь?

— Бет. Не надо, — с чувством произнес он и, прежде чем она успела понять, что происходит, обнял ее и прижал к своему сильному телу. На мгновение она позволила себе расслабиться, прильнуть к нему, не думая, как это может быть воспринято. — Скажи мне, в чем дело? — глухо прошептал он, сильной рукой прижимая голову Бет к своему плечу. Кровь в ее венах побежала быстрей, согревая ее, и только когда другой рукой он начал медленно поглаживать ее по спине, она осознала, что происходит.

Она опять, как всегда, позволила ему завладеть инициативой. Ему мало выкинуть ее за дверь, когда на сцене появилась женщина, которую он любил по-настоящему, он хочет еще и надругаться над ее чувствами.

Но она не собирается потворствовать его мужскому «я». Подняв голову с опасного ложа, она сжала руки и толкнула его в плечо, стараясь отодвинуться как можно дальше, и прошипела:

— Оставь меня в покое! — Однако эта попытка вырваться оказалась более чем неудачной. Она только разожгла его желание сломить ее, подумала Бет, в смятении чувствуя, как вздымается его грудь, безумно блестят глаза. Он прижимал ее к себе со словами:

— Почему это, черт побери? Проклятье, ты ведь еще моя жена!

А мир вокруг оставался безмятежным, спокойным. Тишину нарушали только безумное биение их сердец, стук крови в ушах, прерывистое дыхание, хрипы и стоны, срывавшиеся с их губ, прежде чем он зажал ей рот неистовым поцелуем. Такого с ней прежде не случалось. Его крупное тело не позволяло ей вырваться, увлекало за собой на траву, все ниже и ниже, в горячую темную глубину, из которой нет пути назад, в горящую, лихорадочную бездну, в которой нет места ни смыслу, ни рассудку. Прекрасно понимая, что ей больше нет места в его жизни, она смирилась, покорилась ему, его правам на нее, которые он решил доказать ей в последний раз, просто для того, чтобы продемонстрировать свое превосходство.

Это было похоже на насилие.

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Но это не было насилием. Конечно же, нет.

Насколько это мог чувствовать Чарльз, податливое тело Бет буквально горело огнем. Это вызывало в нем ответный жар. Столько времени прошло, с тех пор как он обнимал ее последний раз, желал ее, с тех пор как она чувствовала гнет его тяжелого тела, с тех пор как страсть выгоняла у нее из головы все мысли. Она еще крепче прижала его к себе.

Ее податливость, казалось, пробудила в нем более нежные чувства, тепло, которое украшало их любовь в начале семейной жизни: его поцелуи стали нежнее, словно он старался ощутить ее глубинные чувства, отыскать вход в ее душу.

Мои душа, тело, ум всегда принадлежали ему, а потому неважно то, что случилось, подумала Бет, чувствуя, как он уверенно расстегивает ее блузку и стаскивает мягкую ткань с ее гладких плеч. Она просто отдалась ему, и в этот момент не имели значения ни будущее, ни прошлое.

Застонав, он спрятал лицо в ее груди, а Бет откинула голову, лаская его сильную, мускулистую спину, забираясь под свитер…

Это было не «путешествие», но возвращение домой. Она знала и любила каждый дюйм его тяжелого мужественного тела, а когда он поднял голову и внимательно посмотрел на нее, Бет смогла только прошептать его имя.

— Поцелуй меня, — приказал он шепотом, при этом кожа на скулах у него натянулась. Она с готовностью обняла его, запустила пальцы в темные волосы, наклонила к себе его голову и нетерпеливо раскрыла губы.

А когда она была готова умереть от сладкой муки, которую давал его рот, он вдруг отодвинулся от нее, не сводя с нее глаз и расстегивая ремень. Все тело Бет сотрясали судороги желания.

Она истосковалась по любви, слишком давно была лишена ее. Их объятия на траве среди деревьев были настолько неожиданны, дики и яростны, что она почти лишилась сил и, почувствовав себя уютно и тепло, неожиданно, как ребенок, погрузилась в сон.

Бет проснулась оттого, что холодный ветерок коснулся ее кожи. Она недовольно поморщилась, открыла глаза и сразу же увидела высокого темноволосого мужчину. Он уже был полностью одет и застегивал джинсы. Несмотря на ее слабый протест, Чарльз опустился рядом с ней на колени, обхватил руками за плечи и произнес:

— Ты замерзла. Я помогу тебе одеться. — И он помог ей, проворно и уверенно справляясь с ее вещами. Она все еще была в шоке от случившегося. Конечно, он первый пожелал заняться с ней любовью, но она-то, чертова идиотка, поощрила его!

Ей было так стыдно, что она готова была умереть.

Она проспала в его объятиях несколько часов, его тело согревало ее, но теперь вместе с холодом к ней вернулось чувство реальности, а волшебство и грезы закончились.

Да и не было вовсе никакого волшебства, напомнила она себе, застегивая босоножки, просто-напросто ее глупость и примитивное мужское желание доказать свои права на собственность, даже если она ему больше не нужна. Безуспешно пытаясь попасть в рукава своего жакета, она начала дрожать. Чарльз хрипло проговорил:

— Возьми мой свитер. — Он уже был готов снять его с себя, и хотя немного тепла не помешало бы ей, но это было бы его тепло, и она отчаянно замотала головой:

— Нет, спасибо, — и заспешила назад по тропинке. — Мне надо возвращаться. — Назад, на безопасную старую ферму, в свою маленькую комнатушку. Потом ей стоит подумать, как объяснить Уильяму свое многочасовое отсутствие. Теперь же она могла думать только о том, как это все могло случиться.

Сначала она объясняла своему мужу, что понимает, почему он разрешил вернуться своей бывшей любовнице, говорила, что в любом случае она уже не раз задумывалась о разводе, уверяла его, что он может в любой момент получить его, раз уж он так этого хочет, и узаконить своего сына. А потом… Потом она оказалась в его объятиях, упала вместе с ним на траву и почти умоляла его заняться с ней любовью!

— Бет! — Он схватил ее за локоть и развернул к себе лицом. День уже клонился к вечеру, кроны деревьев пропускали мало света, и его лицо выглядело мрачным, темным. — Нам надо поговорить.

— Не сейчас! — Она выдернула руку и увидела, как он отшатнулся. Лицо его сделалось недовольным. Она кинулась прочь, втянув голову в плечи.

Неужели он думает, что она способна говорить с ним о разводе после того, как только что он вызвал в ней такой взрыв страсти? Как он может вспоминать о таком ужасном предмете? Неужели он не понимает, что унизил ее, а гнев — единственное, что еще как-то поддерживает ее?

— Просто отвези меня домой. Я не хочу больше тебя видеть! — прошипела она сквозь зубы.

— Как хочешь, — коротко ответил он, быстро обгоняя ее широкими шагами, и добавил через плечо: — Но дом Темплтона — не твой дом. Не забывай об этом!

Собака на сене, подумала Бет, злобно буравя горящими глазами его спину. Она больше не нужна ему, но ему невыносима мысль, что у нее может быть другой мужчина.

Но в их отношениях с Уильямом нет ничего сексуального. Я здесь просто работаю, а после того, как пробыла неизвестно где большую часть дня, в то время как на то, что они должны были с Чарльзом сказать друг другу, ушло бы не более десяти минут, я, возможно, здесь больше работать не буду, с досадой подумала Бет.

Чарльз уже давно добрался до машины и теперь ждал ее, открыв дверь. Она забралась внутрь, не в силах взглянуть на него. Ведь он обошелся с ней как с куклой, использовав в последний раз, прежде чем бросить окончательно.

А она, несчастная дурочка, обрадовалась этому! В самом деле, она была противна самой себе.

Они молча доехали до старой фермы. Казалось, сам воздух в кабине пропитался тишиной. А когда она нагнулась, чтобы отстегнуть ремень безопасности, он взглянул на часы и нахмурился.

— Мы так ничего и не решили. Черт побери! — Его пальцы нетерпеливо забарабанили по рулевому колесу. Она быстро вылезла из машины, но он успел предупредить ее: — Я еще вернусь. Не заблуждайся на этот счет.

Задержав пальцы на ручке двери, Бет резко ответила:

— Не беспокойся. Решай все вопросы о разводе через моего адвоката. — Она с силой захлопнула дверцу. Двигатель взвыл, и автомобиль, резко развернувшись, вылетел со двора.

Проходя по дому в кухню, Бет очень боялась кого-нибудь встретить. Она не может разговаривать со своим нанимателем, не приведя себя в порядок. Придумать вескую причину, по которой она отсутствовала так долго, было не просто. Естественно, она не может сказать ему правду, что она весь день занималась любовью со своим живущим с нею врозь мужем, а потом заснула, обнаженная, в его объятиях.

На кухне Мариетт лущила крупные бобы им на ужин. Ее маленькие черные глазки светились любопытством. Бет почти видела, как у нее в мозгу крутятся винтики в попытке подобрать английские слова, чтобы засыпать ее нескончаемым потоком вопросов, которые так и готовы были сорваться у нее с языка.

Одарив домработницу вежливой улыбкой, Бет побыстрее проскочила в убежище своей маленькой комнатки. Не скоро она избавится от травмы, нанесенной тем, что произошло сегодня, преодолеет отвращение к себе. Как она может с кем-то разговаривать, если ей стыдно взглянуть в собственные глаза!

Но она должна повидаться с Уильямом, напомнила она себе, приняв душ и переодевшись в чистую юбку и хлопковый пуловер. Раз уж его секретарша отсутствовала несколько часов, он вправе рассчитывать на объяснения.

Она нашла его в просторной гостиной главного здания, где они обычно обедали. Он стоял перед окном, спиной к ней, держа в руках пачку отпечатанных ею рукописей. Когда она вошла, он резко обернулся. В его лице не было ничего, кроме облегчения.

— У вас все в порядке? Когда вы не вернулись, я забеспокоился, не сделал ли с вами чего-нибудь этот грубиян. Я уже было запаниковал.

— Простите меня, — Бет густо покраснела, вспомнив, что на самом деле с ней случилось. Но ведь об этом не расскажешь. Ей пришлось выкручиваться: — Мы разговаривали гораздо дольше, чем я предполагала. Я отсутствовала недопустимо долго, я понимаю…

— Не думайте об этом, — оборвал ее Уильям, — вас не было столько, сколько нужно.

Он подошел к столу, уже накрытому Мариетт, и налил в бокал вина.

— Присаживайтесь и выпейте это. Похоже, вам сейчас это нужно.

Она благодарно опустилась на диван, он присел рядом, свесив между колен свои худые руки с большими кистями, и спросил:

— Это имело отношение к разводу? Когда вы приехали, вы сказали мне, что не живете с мужем. Мой совет: дайте ему то, что он хочет. В любом случае он добьется своего — по нему это видно.

Бет кивнула, слишком потрясенная, чтобы говорить. Она склонилась над бокалом, сжав его обеими руками. Уильям обнял ее за плечи и спросил с участием:

— У вас ведь нет детей?

Она покачала головой. Нет, детей нет. Только Гарри. Сын Чарльза. Но не ее, конечно, нет. У нее детей не было. Она потеряла своего ребенка вместе со своими глупыми мечтами о счастье долгих три месяца назад.

Ее глаза внезапно наполнились слезами, и Уильям быстро проговорил:

— Простите. Это меня не касается. Но если что-то делает вас несчастной, мой совет — все бросить и бежать. Забудьте его и не оборачивайтесь назад. Это никогда не помогает. И не забывайте: если вам нужно будет с кем-нибудь поговорить, поплакаться в чье-то плечо, — я всегда рядом. — Он покраснел и поспешил сменить тему: — Завтра я собираюсь проработать кое-что сам. Почему бы вам не съездить с утра в Булонь, не перекусить там и не привезти нам к ужину рыбки?

— Вы уверены, что я вам не нужна? — Он изо всех сил старался быть добрым к ней, придумав это поручение, чтобы дать ей немного развеяться, несмотря на то что она сегодня потеряла столько времени.

Он был милым, но не мог догадаться, что она с большей радостью осталась бы и работала. Тяжелый труд был единственным способом не думать о своем несчастье. Но она не могла отвергнуть его доброту, особенно после того, как он добавил:

— Я уже сказал вам, мне нужно проработать некоторые вопросы, прежде чем мы двинемся дальше. Я предпочитаю сделать это сам. К тому же я очень люблю свежую рыбу, прямо с лодки. Выберите для меня парочку палтусов.

— Да, конечно. — Она постаралась выглядеть довольной, ее переполняла благодарность к нему за то, что он не ругал ее за многочасовое отсутствие, за вторжение в его дом незнакомца, сразу же ему не понравившегося. В какой-то момент она была готова рассказать все откровенно.

Каким облегчением было бы рассказать о мучениях и несчастьях, которые на нее обрушились, о том, как она узнала, что больше не нужна мужу, о том ужасном ударе, который причинило ей возвращение Занны. Она никому об этом не рассказывала — даже родителям, — никогда не признавалась, что в ее жизни не все в порядке.

Вздохнув, она отбросила минутную слабость. Кто она такая, чтобы обременять кого бы то ни было своими бедами? В конце концов, Уильям не более чем ее работодатель. Если она расскажет ему все, это может ему не понравиться. Никто не хочет обременять себя чужими проблемами. А ей надо думать о своей работе, о своем будущем.

Бет припарковалась на набережной Гамбетты и прошла к прилавкам с рыбой. Свежий морской ветер развевал светлый, лимонного цвета, подол ее хлопкового платья, обвивая его вокруг длинных стройных ног, трепал ее блестящие черные волосы, и они играли вокруг ее лица.

Этим утром в ее походке сквозила уверенность, в сердце жила надежда — боязливая надежда, которую она тщетно пыталась убить, а когда это не удалось, решила покориться ей.

Она купила рыбу, которую просил Уильям: два больших палтуса прямо с лодки, и заспешила назад к машине, пробираясь среди толпы местных и туристов, покупавших знаменитые булоньские мидии и устрицы, чтобы на пароме отвезти их домой. В другое время она бы прогулялась, наслаждаясь запахами и звуками, использовала бы небольшой отпуск, предоставленный ей Уильямом, чтобы посмотреть старинный город, который однажды захватил Генрих VIII Английский и где Наполеон провел три года, готовясь к новым завоеваниям.

Теперь же, несмотря на свой страх, она хотела повидать Чарльза. В ответ на вопрос Уильяма он назвал отель, где остановился. Прежде чем она перестанет быть его женой, она хотела в последний раз увидеть единственного человека, которого любила.

Стараясь успокоить безумное биение своего сердца, убедить себя, что из-за этой последней встречи ничего не может случиться, она отыскала место на стоянке машин, припарковалась и, вытащив маленькое карманное зеркальце, внимательно посмотрела на себя. Ее огромные зеленые глаза блестели и выглядели слишком яркими, почти безумными, слишком большими для ее лица. А пухлые губы до сих пор хранили следы поцелуев Чарльза. Переживания изменили лицо: скулы стали резче, под глазами залегли тени.

Кинув зеркальце обратно в сумку, она решительно ее захлопнула и вышла из машины. Что толку переживать из-за следов, оставленных на лице бессонной ночью!

Она не смогла уснуть, мучимая воспоминаниями. Долгое время после того несчастного случая он не приближался к ней, разве что брал ее за руку, тщательно избегал физических контактов, проводя все больше и больше времени вне дома.

Вчера же вечером он вел себя так, словно исстрадался по ней. Его гортанный вопль, когда он привел ее к вершине страсти, то, как он проник в глубь ее тела, было чем-то большим, чем простое физическое удовольствие от обладания нелюбимой женой.

Мог ли он так желать ее, выказывать подобную страсть и пылкость, если она больше для него ничего не значила? На этот вопрос Бет не могла найти ответа, хотя пыталась искать его.

Если для моей семейной жизни осталась хоть какая-то надежда, пусть даже очень слабая, я вступлю в борьбу, размышляла Бет, спускаясь с холма, на котором располагался старый город, по узкой улочке с многочисленными магазинчиками и кафе. Бет молилась, чтобы он оказался дома — прошлым вечером он куда-то торопился: она помнила его мимолетный взгляд на часы, и ускорила шаг. Ее каблуки дробно стучали по мостовой. Если ей удастся сохранить брак, он должен будет признать Гарри как своего сына и регулярно видеться с ним, обеспечить его будущее.

Несмотря на утрату собственного ребенка, Бет была уверена, что сможет примириться с таким положением вещей. Ей нужно убедиться только в одном: что страсть Чарльза к матери мальчика ушла в прошлое.

— Ну и ну! Посмотрите, кто идет! — Этот громкий женский голос трудно было спутать с другим. Бет замерла на месте, задрожав всем телом. Это невозможно, этого просто не может быть!

Она медленно повернула голову по направлению к столикам на тротуаре, которые только что миновала, и сердце ее перестало биться: она заглянула в насмешливые глаза Занны.

Во рту у нее пересохло, она могла только стоять неподвижно и наблюдать, как яркие губы Занны изобразили улыбку.

— Чарльз сказал, что вы решили отдохнуть и поработать — некий эвфемизм, могу сказать. — Она поставила кофейную чашку назад на столик и развалилась в кресле. Ее золотисто-рыжие волосы ниспадали на слегка загорелые плечи, которые открывал белый сарафан. Тон ее голоса изменился. — Но мы ведь все знаем, почему ты вдруг дала деру. Ты не можешь пережить того, что на свете есть Гарри. Ты ведь просто боишься того, что у твоего мужа есть внебрачный сын, не так ли? Но твоя дурацкая трусость тебе ничуть не поможет: что есть, то есть и ты тут уже ничего не изменишь!

— Я не собираюсь и пытаться, — Бет услышала, что ее голос звучит хрипло, будто она долгое время молчала.

Чарльз разыскал ее для того, чтобы решить вопрос о разводе. Даже на короткое время он не смог расстаться с женщиной, которую любил много лет и которую недавно обрел вновь. Интересно, взволнованно подумала Бет, что бы сказала эта женщина, если бы узнала, почему они так и не поговорили и что этому помешало!

Но она прикусила язык и не дала словам вырваться наружу, потому что, во-первых, это выставит в дурном свете Чарльза, а во-вторых, она продемонстрирует свою сексуальную неудовлетворенность, в то время как Чарльз просто не может простить своей законной супруге, что она живет под одной крышей со своим работодателем.

В этот момент она ненавидела всех — Чарльза, Занну, а больше всего — себя. Поддавшись эмоциям, она выпалила:

— Да подавись ты всем этим! Очень скоро твой ублюдок законно получит фамилию Сэвидж!

Она с радостью заткнула бы себе рот, но грубые слова уже сорвались. Ребенок ни в чем не виноват, а в течение всего того ужасного уик-энда он показал себя очаровательным, хорошо воспитанным, приятным мальчиком, к тому же он был так похож на Чарльза, что сердце ее замирало, стоило ей только взглянуть на него.

— Извини, — хрипло прошептала она, устыдясь своего поступка. Но Занна, видимо, не была ничуть ни смущена, ни шокирована.

— Ты совершенно права. Это я как раз и планирую, и так все и случится. — Затем она вдруг указала на свободное место рядом с собой: — Присядь. Чарльз скоро придет. Он повел Гарри посмотреть паром, и мы договорились встретиться здесь. — Она посмотрела на свои изящные золотые часики. — Он появится с минуты на минуту. После обеда мы вылетаем на юг.

На юг, к солнцу, в самые экзотические места Франции, где двое из них будут наслаждаться романтической идиллией, вознаграждая себя за потерянные в разлуке годы, в то время как их сын сделает их счастье полным.

Наверное, Занна знает, что Чарльз не станет поселять в Южном Парке ее, как свою любовницу, и их сына до тех пор, пока он не оформит развод и официально не женится на ней.

— Нет. Спасибо, — пробормотала Бет, чувствуя, что ее тошнит. Неужели Занна и вправду думает, что она сядет и дождется своего мужа, который настойчиво пытается избавиться от нее? Неужели она считает, что они втроем будут пить кофе и вести вежливую и бессмысленную беседу? Может, такие вещи и происходят в изощренном воображении Занны, но для нее, Бет, даже думать об этом невыносимо.

— Как хочешь. — Соперница безразлично пожала плечами. — Беги и прячься от жизни — мне все равно. Я всегда знала, что ты не та женщина, которая может удержать его. — Она издала резкий смешок. — Чарльз — слишком жесткий кусок для тебя. Я никогда не думала, что ты сможешь жить с таким сексуально опасным, агрессивным мужчиной.

Не сказав ни слова, Бет повернулась и пошла прочь. Слезы унижения душили ее. Как любая девчушка в округе, в свое время она была околдована мрачной мужественностью Чарльза Сэвиджа. Но в отличие от других она не выросла, не избавилась от этой опасной склонности, не нашла себе кого-нибудь более податливого.

Слепая дурочка, она верила, что сможет подчинить себе исходящую от него мрачную мужественность, обуздать ее силой своей любви. И, несмотря на все случившееся, еще полчаса назад она была готова снова в это поверить! Вот же дура!

Только очутившись в машине, она сумела взять себя в руки. Занна знала, всегда знала, что только сильная и властная женщина, такая же, как она, сможет отвоевать себе место в сердце Чарльза — отвоевать и сохранить его.

Теперь и она, Бет, это знает. И наконец может перестать надеяться и принять это. Она покажет всему свету, что способна прожить одна, что может сама распоряжаться своей жизнью и своим будущим — какими бы пустыми они ей ни представлялись.

Сегодня у нее начинается новая жизнь. Как бы ни был труден урок, обратного пути у нее нет.

Она твердыми руками, с застывшим лицом повернула ключ зажигания…

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Август выдался жарким, вдали угрожающе громыхал гром. Бет откинула с глаз чересчур длинную челку и попыталась сосредоточиться на расшифровке своих стенографических записей. Ей давно следовало сделать над собой усилие и съездить в Булонь к парикмахеру: ее обычно элегантная прическа отросла сверх меры.

Но что это значит? — устало подумала она, закрыв глаза. Ее плечи поникли. Героическое решение — начать жизнь сначала и не оглядываться назад — потерпело фатальную неудачу. Как могла она не оглядываться в прошлое, если два дня назад обнаружила, что беременна?

Два дня прошли в воспоминаниях о том дне, когда этот ребенок был зачат. В метаниях между необыкновенной радостью от сознания, что она носит в себе новую драгоценную жизнь, зарожденную вместе с любимым человеком, и радостью, что ее страхи, будто после аварии у нее не будет детей, оказались напрасными. И в то же время ее охватило отчаяние, что все это пришло к ней так поздно.

У Чарльза уже был ребенок, которого он хотел и признал. Ребенок от женщины, которую он никогда не переставал любить со страстью, переходящей в безумие, и которая собиралась стать его второй женой.

А что же тогда остается Бет? Это была очень трудная ситуация.

Ее родители вернутся из кругосветного путешествия в середине следующего месяца и будут очень опечалены известием о ее разводе. Разумеется, они поймут и поддержат ее. Но вряд ли она сможет жить у родителей в ожидании рождения ребенка, так как в это время в четверти мили от нее, в Южном Парке, поселится Чарльз с женой и сыном. Это поставит всех в невозможное положение. Ей было страшно даже вообразить такое.

— Вы хорошо себя чувствуете?

Бет расслышала в голосе Уильяма искреннюю заботу, она открыла глаза и, чувствуя свою вину, уткнулась взглядом в работу.

— Прекрасно. Просто очень жарко, — вежливо улыбнулась она. Последнее время Бет старалась реже улыбаться ему и сделать их отношения более формальными. Чарльз заметил то, чего она сама не разглядела: Уильям больше интересовался ею как женщиной, чем как секретарем.

Я могу оправдаться тем, устало напомнила она себе, что моя любовь к Чарльзу не дает мне замечать других мужчин.

— Будет гроза, — он стал позади нее и легко положил ей руки на плечи. Она с трудом удержалась, чтобы не сбросить их.

Он — человек очень умный, добрый и внимательный босс, из него получился бы прекрасный муж для любой женщины. Но только не для нее. Женская интуиция тысячу раз предостерегала ее от мысли, что он мог бы им стать. Он был достойный человек, и она думала, что он вовсе не желал заводить с ней роман. Но недавно у нее словно открылись глаза, и она заметила наконец то, что еще раньше сумел увидеть Чарльз. Все приметы были налицо: то, как оживлялось его лицо, стоило ей войти в комнату, то, как он смотрел ей в глаза, то, как он дотрагивался до нее, когда в этом не было нужды. Так, как сейчас.

Она нервно заерзала на стуле, его руки тотчас же соскользнули с ее плеч. Он быстро произнес:

— Оставьте это. Нет никакой спешки. Мой издатель не назначает крайних сроков.

Он прошел в другой конец комнаты, и хотя она сидела к нему спиной, но все равно услышала, как он шуршит бумагами на письменном столе. Ее глаза остановились на страницах стенографических записей, которые было необходимо расшифровать и отпечатать.

Его новая книга была почти написана, оставалось лишь напечатать несколько страниц.

После этого ее работа закончится, и можно будет уехать. Хотя тут она и чувствовала себя в безопасности, но задерживаться не станет. Ей нужно думать о будущем. Она совсем не хотела рассказывать Уильяму о своей беременности. Ей хотелось побыть одной, полностью свободной, прежде чем она примет решение, как ей устроить свою жизнь и жизнь ребенка.

— Слишком жарко, чтобы работать, — пробормотал он с другого конца комнаты, и затем чуть громче: — К тому же настало время ужина. Мариетт оставила нам холодное пиво и салат. Почему бы не пойти освежиться?

Бет предпочла бы избежать ужина, сославшись на головную боль, но он опередил ее:

— Ваша временная работа скоро будет закончена. Я хотел бы обсудить это с вами за ужином.

— Да, конечно. — Она накрыла печатную машинку чехлом и прошла к двери. От удушающей жары одежда прилипала к телу. Ее босс перехитрил ее. Если он захочет переделать роман, то она будет не вправе отказать ему.

Прекрасный наниматель, размышляла она десять минут спустя, с наслаждением стоя под холодным душем в своей крошечной ванной. Она сэкономила большую часть своего отличного жалованья — она умела экономить, и это ей пригодится. Когда она вернется в Англию, надо будет найти работу, которая обеспечила бы ее с ребенком.

Это будет нелегко, думала она, вытираясь и надевая широкое хлопковое платье на пуговицах. Хотя к нему по фасону полагался пояс, Бет решила отказаться от расшитого ремешка. Было слишком жарко и душно, чтобы надевать что-нибудь облегающее.

Наверно, Уильям хочет, чтобы она задержалась до конца недели. Хотя перепечатка написанного займет всего несколько часов, но возможно, что при редактировании он что-нибудь изменит. Ее это вполне устроит, решила она. Вернувшись в главное здание, она с удивлением обнаружила, что Уильям уже накрыл стол и достал холодную еду из холодильника.

Работа совсем не тяжелая и не сложная, подумала она, улыбнувшись: Уильям был таким старомодным и обычно предпочитал прикидываться неловким и неумелым, если рядом был кто-нибудь, способный заниматься домашней работой. Мариетт платили за то, чтобы она ставила перед ним тарелку, а в те редкие дни, когда она уходила раньше, эта задача возлагалась на Бет.

— Вы выглядите изумительно свежей. — Восхищение в его голосе вызвало у Бет непроизвольную улыбку, и она мысленно обругала себя за это. В течение нескольких последних недель, после того как у нее «открылись глаза» на его растущее влечение к ней, она старалась держаться как можно сдержаннее, подчеркнуто деловито.

Не то чтобы она боялась его, вовсе нет. Он не сделал бы ни малейшего движения, не сказал бы ничего ненужного без ее поощрения. Она была совершенно уверена в нем как в человеке. А поощрять его она не собиралась, поэтому бесцветно произнесла:

— Внешность может быть обманчива. Я жду не дождусь, чтобы начался дождь и спала жара. Иначе я растаю.

— У меня есть средство от этого: холодное шампанское. По-моему, это то, что надо! — Уильям от удовольствия потер руки.

Не дожидаясь ответа, Уильям наполнил два бокала, окропив пеной ковер, протянул один из них Бет и застыл нетерпеливо рядом, стряхивая капли с пальцев.

Она села на диван, держа перед собой бокал. Ей совсем не хотелось пить: от алкоголя ее тоска превращалась в мигрень. Кроме того, она пришла сюда, просто чтобы обсудить ее дальнейшую работу. Потому она обратилась к нему с вопросом:

— Когда вы хотите, чтобы я уехала? Вас устроит конец этой недели?

Ей понадобится около часа, чтобы отпечатать остаток рукописи, таким образом, у нее останется целых четыре дня, чтобы внести все возможные исправления и дополнения, упаковать чемодан и подумать о своем будущем. Четыре дня на то, чтобы подготовить себя к необходимости покинуть это безопасное и спокойное убежище.

— Я хотел поговорить с вами совсем не об этом. — Он сел рядом с ней, пожалуй, несколько ближе, чем этого хотела она. Он оттянул ворот рубашки, как будто ему было трудно говорить. — Когда меня покидают мои очаровательные секретарши, я немедленно связываюсь с агентством по трудоустройству. Сейчас, похоже, они нашли претендентку, отвечающую всем предъявленным мною требованиям. Ей за пятьдесят, убежденная старая дева, не обремененная семьей, хочет жить и работать во Франции и готова приступить в августе, когда я должен начать новую книгу.

— Великолепно, — Бет порадовалась за него. Он был одним из самых обаятельных людей, которых она когда-либо встречала, и заслуживал того, чтобы обстоятельства складывались для него удачно. Он вел мирную, простую жизнь, мало общался с людьми. В голове его роились слова и образы, оставляя мало места чему-нибудь еще.

— Ну… — Бет показалось, что он не слишком обрадован. Он хмурился, по лбу струился пот. Хотя в этом не было ничего удивительного, сказала она себе. Атмосфера в тесной комнатке напоминала парную.

Снаружи грянул гром, и она вздрогнула. На секунду комната озарилась ослепительным электрическим светом. Уильям промокнул лоб рукавом.

— Близко грохочет. Вы не боитесь?

— Нет. — Бет боялась только одного: что всю оставшуюся жизнь ей предстоит нести тяжкую ношу любви к Чарльзу. Она откинула эти мысли, встряхнув головой, и предложила: — Почему бы нам не поесть? Уже поздно. — Есть ей не хотелось, ей просто хотелось побыть одной, подумать о своем будущем, и она старалась поскорее закончить разговор.

Уильям нашел себе идеальную работницу, и хотя вслух она этого и не сказала, но теперь она могла уехать в конце недели.

Но вдруг он веско сказал:

— Я не рад, что вы уезжаете. Уверен, что женщина, рекомендованная мне агентством, превосходный работник, но я бы предпочел, чтобы вы остались. Насовсем. Вы согласны? Он заерзал на краешке сиденья, посмотрел ей прямо в глаза, сжал руки в замок, словно готовился услышать решение, которое повлияет на всю его дальнейшую жизнь.

Бет вздохнула. Еще несколько недель назад она бы с радостью ухватилась за его предложение. Работа нравилась ей, окружение было идиллическим, платили ей больше, чем она того заслуживала, а ее босс — просто прелесть. Но это было до того, как она заметила, что он смотрит на нее не как на секретаршу. До того, как она узнала, что беременна.

— Вы согласны? — глухо повторил он. — Я имею в виду навсегда… — Конец его фразы потонул в новом раскате грома, обрушившемся на них и прокатившемся по окрестным холмам. Тут же забарабанил дождь, застучал в окна и стены. Лицо Уильяма дышало возбуждением, когда он повысил голос, чтобы перекрыть шум грозы: — Я прошу вас стать моей женой, Бет. Как только вы получите развод…

— Забудьте об этом, Темплтон, — резкий громкий голос заставил замереть сердце Бет. В комнате сразу стало тихо и холодно, будто Чарльз принес с собой этот холод. Даже гроза отодвинулась на второй план, уступив место его ледяному, с трудом сдерживаемому гневу.

Он стоял в дверях, мокрые черные волосы прилипли к скулам, рубашка намокла, облепив его мощный торс. Когда он заговорил, взгляд его серых глаз пригвоздил Уильяма к месту:

— Я стучал, но не получил ответа. Вы сидели вдвоем и не замечали ничего вокруг. — Стальной взгляд остановился на Бет, оценивая ее наряд. Этот долгий взгляд сам по себе был оскорблением, она опустила глаза, чувствуя, как горячая волна приливает к ее щекам.

Он может оценивать увиденное, как ему вздумается. Они не слышали его стука, ведь так? В такую грозу они не заметили бы и бомбы, разорвись она у самого порога! Но ум отказывался подчиняться ей, мысли путались, она бы не смогла выразить их словами. Она все еще была в шоке, вызванном его неожиданным и незваным приходом. Уильям первым обрел дар речи.

— Что вам надо? — негостеприимно спросил он. Лицо Уильяма покраснело от возмущения.

— Мою жену, — просто и четко ответил Чарльз.

Бет непроизвольно вздрогнула. Она никогда не думала, что он такой собственник. Не собираясь жить с ней сам, из гордости он не мог допустить, чтобы с ней жил другой мужчина. Ей стало неуютно.

— Извини, если эта мысль кажется тебе такой отталкивающей. — Он, конечно же, заметил, как она вздрогнула, — он вообще все замечал. С дьявольским выражением лица он продолжил: — Но ты еще моя жена. Таковы факты.

— Как долго я ею буду? — отпрянув, проговорила Бет. Он слышал, как Уильям упомянул о ее разводе, и со свойственным ему деспотизмом решил пресечь эти планы в корне, забыв о своих собственных планах вторичной женитьбы.

Он не мог знать, что, даже не будучи беременной, она бы никогда не согласилась выйти за Уильяма. Что поделаешь, если злая судьба велит ей всю жизнь любить только одного мужчину?

Презрев ее невысказанный вопрос, он продолжил безапелляционным тоном:

— Собирайся. Мы уезжаем.

Фразы повисли в воздухе. Бет не верила своим ушам.

— По закону я действительно твоя жена, но это не значит, что ты можешь указывать мне, что делать! — Она попыталась взять себя в руки, хотя внутри ее всю трясло. — Я здесь работаю, ты не забыл?

— Действительно, Сэвидж! Я нанял Бет, и я ей плачу. Она не закончила свою работу… — словно вспомнив о своих правах, выпалил Уильям.

— Теперь это так называется? — насмешливо спросил Чарльз и повернулся к нему, перестав сверлить Бет взглядом. — Послезавтра я доставлю вам секретаршу. Я сам заплачу, чтобы она закончила все, что не доделала моя жена. Она сможет заняться также всем остальным, что вы намечали, Темплтон… — он саркастически скривил губы. — А теперь, Бет, собирайся, или ты уедешь без своих вещей. Выбирай.

Хотя раньше он никогда не заходил так далеко, Бет знала, каков он в гневе, знала, что в любую минуту может последовать взрыв с непредсказуемыми последствиями.

У Чарльза побелели костяшки пальцев, он прижал кулаки к бедрам, в обычно спокойных глазах появился стальной блеск.

Но Уильям был не в состоянии заметить все это. Для него Чарльз Сэвидж был просто чужаком, вставшим у него на пути, ворвавшимся в его дом. С испугом Бет увидела, как ее босс резко поднялся и громко произнес:

— А теперь послушайте, вы не вправе вламываться в мой дом и указывать моей секретарше, что ей делать. Может, она и ваша жена, — его лицо порозовело и сделалось моложе, — но я вам скажу, что она не хочет жить с вами, она хочет развода. И я не собираюсь стоять и смотреть, как вы силой заставляете ее поступать против своей воли.

Его голос сник, он замялся в конце последней фразы, натолкнувшись на холодную угрозу в ледяных глазах Чарльза. Бет видела: он уже пожалел, что так поспешно бросился на ее защиту.

— Попробуйте вмешаться в мою жизнь, и я размажу вас по стенке, — пригрозил Чарльз.

Бет ринулась к двери, уверенная, что он так и поступит.

Она обернулась и посмотрела на Уильяма, который стоял, опустив глаза и уставившись в пол.

— Извините. Я никогда не думала, что вы окажетесь в курсе моих семейных проблем. Я уже собираюсь. Так будет лучше.

Молодая женщина прошла в свою комнату. Ноги плохо слушались ее, она была слишком потрясена. Собрав платья, Бет побросала их в чемодан. Примяв вещи своими маленькими кулачками, она постаралась захлопнуть крышку, несмотря на торчащие со всех сторон веши. Тот же недовольный голос вежливо произнес:

— Тебе помочь?

— Нет! — быстро ответила она. Дыхание ее участилось. Она не видела Чарльза, только чувствовала его мрачное присутствие, как ночной кошмар. Каждой клеточкой тела ощущала его близость. Если он подойдет к ней, она закричит…

Близкий или далекий, он был для нее опасен, и она не могла ничего с этим поделать. Однажды она поверила в силу своей любви, но это уже прошло. Эта вера не помогла ей и не поможет. И вот теперь его железный нажим на нее, желание поставить на колени отчаянно пугали Бет.

Но она не собиралась показывать свой страх. Одной из причин их расставания была ее гордость и уважение к самой себе. Она застыла, выставив перед собой чемодан как щит, и приготовилась отразить любое его наступление.

— Ты не имел права приезжать сюда и устраивать скандал. Мало того что это — дурной тон, так ты еще и унижаешь и оскорбляешь меня.

— Я имею право на что угодно, когда слышу, как кто-то делает предложение моей жене. Я предупреждал тебя, что вернусь. Если это унижает тебя, то, наверно, Темплтон слишком избаловал тебя, давая много свободы.

Его хриплый голос прорезал темноту, вызывая чувство опасности больше, чем шум ливня, раскаты грома и вспышки молнии, служившие ему аккомпанементом. Бет прикусила губу от обиды: кто он такой, чтобы делать подобные намеки, ведь все это время он сам развлекался с другой женщиной, на которой собирался жениться. Она решила перейти в наступление:

— Да, конечно, ты предупреждал, что вернешься. Я ждала и дрожала от страха. Но что же тебя так долго не было?

Будто она и так не знает! Зачем ему было прерывать свою романтическую идиллию с Занной на юге Франции, расставаться с сыном, чтобы разбираться со своей бывшей женой? Она и вправду не могла понять, зачем он вообще приехал? Разве только для того, чтобы пригрозить ей дубинкой!

— Сомневаюсь, что тебя заинтересуют объяснения, — сухо ответил Чарльз, — ты уже показала, сколь скоротечны твои любовь и забота, кроме как к самой себе.

Она окаменела от явной несправедливости этих слов. Небо прорезала яркая вспышка, высветив угрюмые черты его лица. Он сделал шаг вперед, одной рукой отнял у нее чемодан, другой взял ее за руку:

— Пошли. Поговорим в другом месте.

Он находился слишком близко от нее. Гроза на улице вторила буре, разыгравшейся на старой ферме. Путь в темноте через весь дом оказался очень труден для Бет: она ни на минуту не могла отвлечься от мыслей о мужчине, который шел рядом с ней.

Когда она наткнулась на кухонный стол, Чарльз обнял ее за талию и прижал к себе.

Бет чуть не задохнулась от этой близости и инстинктивно прижалась к нему, словно они были части единого целого.

После короткого замешательства он снова повел ее вперед. Она отчетливо слышала частое биение его сердца и тяжелое дыхание. Казалось, он видел в темноте, как кот, несмотря на то что находился в незнакомой обстановке. Когда он приказал ей открыть дверь, ее рука наткнулась прямо на старую дубовую дверь, ведущую во двор.

Свежий, влажный воздух упорядочил ее мысли. Она наконец сообразила задать вопрос, давно вертевшийся в голове:

— Куда мы едем? И зачем? — Зачем забирать ее отсюда, если все формальности могут быть улажены через адвоката? Не собирается же он привезти ее в Южный Парк, куда сразу после развода переедут Занна и Гарри!

Ответ озадачил ее еще больше:

— Ты не знаешь это место. Я нашел его, чтобы мы могли спокойно, без помех уладить все наши дела.

Спорить не о чем. Что она может сказать? Отказаться идти дальше? Это повлечет за собой новую сцену, исполненную скрытого насилия. Ей не хотелось подвергать этому Уильяма. Здесь его дом, а это — ее проблемы.

— Не собираешься возражать? — поинтересовался он. — Ты меня удивляешь. — Он взял ее руку и повел под дождь. — Думаю, ты понимаешь, что нет смысла бежать к Темплтону за помощью. Твой храбрый защитник давно наложил в штаны.

Его насмешка взбесила ее. Он продолжал вести ее через двор, по лужам. Дождь хлестал ей в лицо, платье промокло и прилипло к телу. Кто он такой, чтобы насмехаться над человеком, который его старше? Уильям благороден и добр, он бы никогда не повел себя таким образом с женщиной. Трудно представить себе мужчину, который одобрил бы поведение Чарльза Сэвиджа, его грубость, насмешки и злобные остроты.

Когда они подошли к машине, она не выдержала: сбросив его руку, прокричала:

— Уильям — более мужчина, чем ты. Он…

— Меня это совсем не интересует, — прервал ее он, — полезай в машину.

Слова сопровождались грубым толчком в спину. Бет помедлила секунду, потом забралась внутрь и устроилась на сиденье, вся мокрая и дрожащая. Сквозь текущие по стеклу струи воды она видела, как Чарльз укладывает ее чемодан.

Усевшись рядом с ней, он снял мокрую рубашку и кинул ее на заднее сиденье. Повернувшись к ней, спокойно произнес:

— Раздевайся.

— Нет. — Она вся дрожала, несмотря на жар, разливавшийся по ее телу при воспоминании о том дне в лесу, когда был зачат их ребенок. Она понимала, что не сможет устоять. Его полуобнаженное тело возбуждало ее, ей хотелось дотронуться до его смуглой, покрытой жесткими волосами кожи, до его мощного торса. Ей приходилось сдерживаться, чтобы не погладить широкие плечи Чарльза, кончиками пальцев не потрепать полоску волос на груди.

Он повторил с тихой угрозой:

— Раздевайся, или я сам раздену тебя. — И он непременно сделает это! Со сбившимся дыханием, дрожащими руками она дотронулась до верхней пуговицы своего платья. — Не веди себя как перепуганная девственница, моя милая. Я не покушаюсь на тебя. Мне просто не хочется, чтобы ты заработала пневмонию. — Он перегнулся назад и подал ей дорожное одеяло. — Можешь этим прикрыть свою скромность, — жестко проговорил он. — Но если ты помнишь, то я уже видел тебя голой. Так что на сей раз меня это не слишком заинтересует.

Но это была неправда. Он следил за каждым ее движением, пока она расстегивала пуговицы и стягивала с себя промокшую ткань, проклиная свои предательски заострившиеся соски, заметные сквозь тонкое кружево лифчика.

Она потянулась за одеялом, чтобы спрятаться от этого назойливого взгляда, но он поймал ее руку и скомандовал:

— Все остальное — тоже!

Бет продолжала сидеть неподвижно. Она не могла пошевелиться, будто из ее тела вынули все кости. Она мечтала, чтобы его руки и губы прикоснулись к ней так же, как до этого взгляд.

Она слабо попыталась воспротивиться, оттолкнуть его. Она не знала, что хуже: отвращение, которое она испытывала к себе самой, или желание, чтобы он понял, как страстно она хочет его. Чарльз издал какой-то хриплый гортанный звук и быстро разобрался с застежкой ее бюстгальтера. Руки его не сразу оторвались от груди Бет, а потом скользнули к бедрам, к темному островку внизу живота. Долгое мучительное мгновение он смотрел горящими глазами на нее, потом отпрянул и бросил ей одеяло.

— Прикройся! — резко прозвучал его голос. Дрожа, она закуталась в мягкую ткань, ненавидя себя за свои чувства, за то, как легко предавала себя.

Он завел двигатель и спросил ее непринужденно и спокойно:

— Ты и Темплтону так же легко отдавалась? Как ты заставила его сделать тебе предложение?

Ненависть и злоба сдавили ей горло. Она была готова разрыдаться, но сдержалась. Когда лучи фар прорезали тьму, она ответила резко и громко, ненавидя его в этот момент больше всех на свете:

— Ты мне отвратителен! Ты ничего не знаешь о моих отношениях с Уильямом. Ничего не знаешь! Слышишь?

— Прекрасно слышу, — искренно ответил он, направляя машину в темноту едва различимой аллеи. — И собираюсь узнать как можно больше. Там, куда мы едем, у нас будет на это время. Там нет ни одного человека на мили вокруг, на кого ты могла бы распространить свои соблазнительные уловки. Кроме меня.

Лучше бы он этого ей не говорил.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Что это за место? Они ехали уже больше часа, причем последние пятнадцать минут по проселочной дороге, переходящей в лесную просеку, может быть возникшую в результате пожара. Фары высветили домик посреди поляны, окруженной высокими деревьями.

— Лачуга, — сухо ответил он, — я ее нанял, но ты можешь рассматривать ее как свое временное жилище.

В тусклом зеленоватом свете сумерек его лицо выглядело неестественно, будто высеченное из лунного камня. У Бет возникло странное чувство, что она совсем не знает его, не понимает и не представляет, на что он в действительности способен. Она иронически заметила:

— Вот спасибо! Чем же я заслужила такое обращение? А где Занна и Гарри?

Уж конечно, не здесь. Чарльзу пришлось бы доказать, что он способен совершить все, чего ни пожелает любимая женщина, дойти хоть до края земли, но Занна ни одной ночи не провела бы посреди леса, в шалаше, когда вокруг ни одной живой души.

— Где, как ты думаешь, черт возьми? — огрызнулся он, взглянув на нее, будто она произнесла что-то глупое или неприличное. Или и то, и другое.

Бет вздрогнула, вжавшись в сиденье. Его ответ смутил ее. Он казался бессмысленным. Но она попробует сообразить сама: они роскошествуют в каком-нибудь международном отеле, где Занна дожидается, пока он закончит все дела со своей бывшей женой.

Она задрожала и занервничала, вообразив, что это могут быть за дела. Все можно завершить вполне цивилизованно, через адвокатов. Зачем было привозить ее сюда, мучить своим присутствием?

Она впала в самую настоящую панику, когда он выключил двигатель и загасил фары. Темнота вокруг казалась непроницаемой, она слышала только биение собственного сердца. Бет была уверена, что он тоже слышит его, читает ее мысли, видит ее смятение и испуг. Он вынул ключ зажигания и обратился к ней:

— Посиди тут, пока я открою.

Когда он скрылся в темноте, она смогла передохнуть. Через некоторое время Бет заметила пятно света в одном из окон, это несколько успокоило ее.

Если бы ей дала работу женщина или если бы Чарльз не обратил внимания на чувства Уильяма к ней, он бы никогда не привез ее в эту глухомань, чтобы договориться о разводе. Она никогда не подозревала, что его собственнические инстинкты настолько сильны, что распространяются даже на женщину, с которой он сам больше жить не хочет.

Решив так, она почувствовала себя более менее пристыженной и приготовилась взглянуть в лицо событиям. Что бы там Чарльз ни хотел с ней обсудить, это не займет больше суток. Потом он возвратится к Занне и своему сыну. Единственно возможной линией поведения было сохранять достоинство и здравый смысл и не показывать, насколько ей больно.

Начать надо прямо сейчас.

Обмотавшись одеялом, она распахнула дверцу машины и высунула ногу. Слава Богу, дождь перестал, но Бет слышала вдали раскаты грома, шум падающих с деревьев капель. Не успела она пройти и нескольких метров, как прямо перед ней из ниоткуда возник Чарльз:

— Куда ты, черт возьми, направилась?

Его внезапное появление вновь испугало ее и вызвало очередной приступ беспомощности. Гордость снова пришла на помощь.

— Пытаюсь сбежать, куда же еще! — саркастически ответила она, стараясь пройти мимо него к квадрату желтого света.

Чарльз грубо выругался и схватил ее, подняв на руки. Она снова оказалась прижатой к его телу.

— Выпусти меня! Я в состоянии пройти сама несколько шагов! — Она была так близко от него, что всерьез опасалась потерять над собой контроль. Она была готова проклинать свою животную сущность. Можно ведь начать снова завлекать его, заигрывать и пытаться влюбить его в себя.

— Ну смотри же. Если ты хочешь провалиться по колено в яму, тогда вперед. — Он опустил ее, его руки скользнули по ее телу. Это показалось ей еще эротичнее, чем крепкие объятия.

Кусая губы, Бет наблюдала, как он уверенно шагает впереди нее, легко ориентируясь в темноте. Что ей поделать со своими чувствами? Как можно перестать любить его, желать его? Как обрести душевный покой?

Не в силах найти ответ, она боялась, что так никогда с этим не справится, и двинулась вперед, забыв о яме и думая лишь о том, чтобы удержаться на ногах и не потерять покрывало.

— Света нет, — сообщил он ей, когда она переступила через порог и закрыла за собой хлипкую дверь. Прежде чем посмотреть в его умные холодные глаза, Бет огляделась вокруг.

Маленькая комнатка с каменным, истершимся от времени полом, стены грубо оштукатурены и выкрашены белой краской, мебель старинная, скорее древняя. В очаге приготовлены дрова для растопки, две настольные масляные лампы давали теплый, приятный свет. Узкая деревянная лестница в углу вела наверх. Он проследил за направлением ее взгляда и произнес:

— У нас две комнаты. Эта и спальня наверху. Кухня и ванная имеются. Примитивные, но подходящие. Думаю, когда-то это было жилище лесника, домик недостаточно большой, чтобы служить охотничьим.

— Не представляю, зачем было так беспокоиться? — В ее голосе прозвучала насмешка. Она присела, чтобы снять промокшие босоножки, пытаясь плотнее закутаться в покрывало и все еще не встречаясь с ним глазами. Затем она обошла его и распахнула дверь на кухню.

Что ж, все приемлемо, если они, конечно, пробудут тут не более нескольких часов. Потом, чувствуя, что он следит за каждым ее движением, она холодно добавила:

— Если по какой-то неизвестной мне причине ты желал обсудить детали развода лично, а не через адвокатов, ты мог бы сделать это по телефону. К чему было тащить меня сюда и разыгрывать мелодраму? — Отлично сказано, поздравила она себя. В конце концов ей удалось притвориться холодной и равнодушной.

Но от этого маленького успеха ей стало не лучше, а, наоборот, хуже. Она услышала, как он глубоко вздохнул, и посмотрела на него, надеясь, что в ее глазах не отражается ничего из сокровенных чувств. То, что она увидела, заставило ее сердце перевернуться: Чарльз был похож на человека, который только что прошел все круги ада.

Кожа на скулах натянулась, морщины углубились, взгляд приобрел безумное выражение, какое она видела у него до сих пор только однажды: когда Занна бросила его в первый раз.

В первый раз? Она тряхнула головой, отгоняя эту невероятную мысль. Она не должна внушать себе, что женщина, которую он любил и всегда будет любить, опять ушла от него. Но почему тогда у него такой вид, будто из его жизни ушел свет?

Но это выражение исчезло, и он заговорил низким злым голосом:

— Надо было оставить тебя там, где ты была: заниматься любовью с Темплтоном и строить уютные миленькие планы, где и когда вы поженитесь! Извини, дорогая, — в голосе зазвучала угроза, — но я так не думаю. Это не подходит для моей жены.

Бесполезно напоминать ему, что она недолго пробудет в этом качестве, объяснять, что она никогда не занималась любовью с Уильямом, что убежала бы куда глаза глядят, если бы он только попытался. Что он мог умолять сколько угодно, но никогда не получил бы согласия.

У Бет защипало в глазах, ей снова захотелось плакать. Она почувствовала себя ужасно уставшей от всей этой неразберихи. Очень тихо она проговорила:

— Если тебе все равно, я хотела бы освободиться от этой тряпки. — И тут же Бет пожалела о своих словах, вспомнив, как он разглядывал ее обнаженное тело и требовал, чтобы она сняла даже белье. Вспомнила, как он спросил, легко ли она отдалась Уильяму. Наверное, он считает ее изголодавшейся по мужчине бродяжкой.

Кроме того, он наверняка помнил ее былую страстную готовность заниматься с ним любовью, перед тем как она потеряла их ребенка. То, как он отказался приходить к ней, прикасаться к ней, все эти одинокие месяцы. Ему нетрудно вычислить, что природная сексуальность заставила ее лечь в постель с Уильямом Темплтоном, забыть, как самозабвенно она занималась любовью в лесу со своим мужем, которого решила бросить!

Он был бледен, рот кривился гримасой отвращения, на скулах ходили желваки. Она резко добавила, в ответ на его почти явно читаемые мысли:

— Не беспокойся, я ничего тебе не предлагаю. Просто хочу принять горячую ванну, если это возможно, и лечь спать. Что бы ты ни хотел мне сказать, это подождет до завтра.

Он ничего не ответил, посмотрел на нее долгим взглядом и, подняв ее чемодан, пошел наверх. Бет обреченно последовала за ним, просто потому, что больше идти было некуда. Она по-прежнему куталась в покрывало, стараясь удержать его.

Лестница привела в спальню со сводчатым потолком. Она была просто и основательно обставлена: двуспальная кровать, настолько высокая, что Бет подумала, что на нее можно взобраться лишь по лестнице, комод и кресло. Единственная выкрашенная белой краской дверь находилась напротив.

— Так называемая ванная — там. — Чарльз поставил чемодан на пол и указал на белую дверь. — Не ванна, а душ. Если электричество отключили недавно, там должно быть немного горячей воды. — Он повернулся, вытащил из комода темно-синий свитер и натянул его через голову.

Она вздохнула с облегчением.

— Весьма кстати!

Полуобнаженный, он создавал для нее проблему, особенно в такой тесной комнатушке. Ей приходилось довольствоваться созерцанием его бронзового, покрытого жесткими волосами торса, при этом не имея права дотронуться до него, ощущать силу его мышц и чувствовать, что его тело влечет ее к себе, как прежде.

Он нахмурил брови, словно понял, что в действительности стоит за ее словами. Он взглянул на нее, прежде чем его лицо скрылось за мягким дорогим свитером.

— Холодает. Сначала я разожгу камин, а потом приготовлю ужин. Суп с булочкой тебя устроит?

Действительно стало холоднее. Воздух после дождя очистился, внутри домика было зябко. Тело Бет горело, каждая клеточка, каждый нерв ощущали его присутствие, но она не собиралась поддаваться. И не собиралась продлевать этот мучительный вечер.

Завтра утром она проснется, а потом выяснит, зачем он привез ее сюда, выслушает все, что он захочет ей сообщить, все, что он, по собственному признанию, не мог сообщить письменно.

— Я ничего не хочу. — Она повернулась к нему спиной, открыла чемодан и вытащила старую футболку, которую носила вместо ночной рубашки с тех пор, как уехала от мужа.

Раньше, до того рокового дня, когда Занна вернулась, она всегда надевала тонкий шелк или атлас, самые привлекательные ночные наряды, которые можно купить за деньги, так как никогда не переставала надеяться, что он передумает и придет к ней…

— Еще одна вещь… — Его грубый голос заставил ее вздрогнуть, пальцы замерли среди разворошенного белья. — Ты встречалась с Темплтоном до того, как решила бросить меня и уйти к нему? Или это была просто случайность, что ты устроилась к нему на работу и заставила его влюбиться в тебя?

Она резко обернулась, при этом покрывало слетело к ее ногам, но она этого даже не заметила. Бет высоко подняла голову, зеленые глаза засверкали в ответ на его холодный пронизывающий взгляд.

— Не суди обо мне по себе! — Все время их совместной жизни он продолжал любить другую, в какой-то период начал с ней встречаться, заставляя ее, Бет, чувствовать себя так, словно ее выбросили, как старую тряпку. Занна уже знает, что с его женитьбой покончено. Он сам сказал ей об этом. Может, он просил Занну вернуться к нему, обещая избавиться от нелюбимой жены? — Ты говоришь о двуличии! — яростно защищалась она, забыв о своем намерении оставаться спокойной. — Но нет, я не встречалась с Уильямом до того, как поступила к нему на работу. И еще: я не «влюбляла» его в себя!

Она-то лучше всех знала, насколько хладнокровно он женился на ней, не делая секрета из своего желания завести семью, иметь детей, которые оживили бы пустые комнаты Южного Парка, кому он бы мог оставить свое немалое состояние. Он даже никогда не делал вид, что любит ее. Просто решил после «испытательных» шести месяцев, что она станет хорошей матерью его детям, радушной хозяйкой и заботливой женой. Зная все это, она не могла снести его упреки. Ее короткая верхняя губа презрительно изогнулась:

— Ты что, действительно видишь во мне роковую женщину, которая не может пройти мимо мужчины, чтобы не завлечь его?

Это было чистое безумие, рассчитанное на то, что теперь Чарльз выскажет, что у него действительно на уме, объяснит свое странное поведение.

Он приехал за ней во Францию не затем, чтобы обсуждать развод, он привез ее сюда, потому что хотел поговорить с ней о чем-то более важном. Насколько же он коварен! Должно быть, потирал руки, услышав, как Уильям делает ей предложение!

Чарльз смотрел на нее, углы его рта подергивались, взгляд ласкал ее отяжелевшую грудь, обнимал тонкую талию, округлые линии бедер, спускался вдоль ее стройных ног, снова медленно поднимался вверх…

— Вполне возможно. Ты ведь можешь завлечь любого, кто взглянет однажды на это дивное тело и решит как дурак, что сможет удержать тебя, — жестко ответил он.

Только тогда, мгновенно остыв, она осознала, что стоит перед ним совершенно голая!

Она засуетилась, запаниковала, постаралась прикрыть наготу руками, подхватила покрывало, которое потеряла в минуту гнева, и густо покраснела.

Когда ее смятенный взгляд упал на его лицо, она была уверена, что разглядела жестокое удовольствие в его неподвижных чертах. Он проговорил медленно и вкрадчиво:

— В одном ты права. Мы можем объясниться завтра.

Он повернулся на каблуках. Хотя она ничего не поняла из его слов, но могла поклясться, что, пока он спускался по лестнице, она слышала его беззвучный, дикий хохот, который эхом отзывался у нее в мозгу.

Как только он скрылся, она сделала отчаянное усилие, чтобы взять себя в руки, и заторопилась. Он вполне мог вернуться, пока она в душе. А ей этого не хотелось.

К счастью, он оставил лампу. Когда она водрузила ее на раковину в тесной душевой, то сообразила, что он, вероятно, рассчитывает разделить с ней постель. Эта мысль заставила ее похолодеть.

Они не спали вместе со времени ее выкидыша. А что, если он не сможет спать на узкой, неудобной кушетке внизу и решит присоединиться к ней? Она не знала, что тогда будет делать.

Вышвырнуть его вон? Физически она с ним не справится. Если он примет такое решение, она не сумеет ни сказать, ни сделать ничего, что заставило бы его передумать. А если она попытается оставить кровать ему и устроится на неудобной кушетке сама, он разозлится, и неизвестно, что тогда может случиться.

Именно гнев, и ничто другое, возбудил в нем физическое желание в тот день в лесу… А у нее явно не хватит выдержки, чтобы справиться с собой…

Рядом с ней его не было. Вообще-то это было неудивительно, просто повторялись последние месяцы их совместной жизни. Но она удивилась. Сидя на кровати, Бет уткнулась подбородком в колени и задумалась.

Может, это разочарование? — спросил язвительный голосок откуда-то изнутри. Но она сразу же заставила его замолчать. Конечно же, нет. Если бы он лег с ней, она постаралась бы заснуть (так она решила), при этом понимая, что, прикоснись он к ней, даже случайно, она тут же подпрыгнула бы, как мартовская кошка, или полезла бы обнимать его. В любом случае финал был бы один.

Постель с ним принесет ей короткие мгновения экстаза и крушение надежды начать новую жизнь без него. И нечего ворошить прошлое.

С его стороны это будет просто животная страсть. Он не любит ее и никогда не любил. Он никогда не переставал любить Занну. Значит, это будет просто похоть, основанная на стремлении повесить на нее ярлык неразборчивой бродяжки, которой неважно, с кем она будет предаваться любовным утехам.

Теперь она была абсолютно уверена, что он взваливает всю вину на нее, пытаясь найти все новые и новые доказательства, главным из которых будет ее желание якобы заняться любовью с первым встречным.

После того как ушла от мужа, она отдалась мужчине, который принял ее на работу. И они еще обсуждают детали ее развода!

Да, в отчаянии подумала она, проводя пальцами по волосам, ему нравится считать ее бесстыжей потаскушкой, виновной в распаде их семьи. И больше того, она знала почему! Семья Сэвидж жила в Южном Парке многие поколения, владея почти всей землей в округе. Они имели репутацию хороших землевладельцев, заботились о местных жителях, интересовались жизнью и проблемами окрестных деревень и ферм.

Безусловно, этот интерес был взаимным. Ничто из личной жизни Сэвиджей не ускользало от внимания деревенских жителей, которые тут же пересказывали эти события каждому, кто был рад послушать. А желающих было хоть отбавляй. Ее отец как-то заметил:

— Может, сплетни — нормальное человеческое занятие, но в данном случае это зашло слишком далеко. Я бы пожалел даже черта, если бы тому пришлось жить в центре всеобщего внимания и быть предметом кухонных пересудов. Тяжело жить, сознавая, что любое твое движение становится темой для обсуждения в каждом доме.

До сих пор она слышит, как ее мать тихо ответила:

— Это беззлобные сплетни. Люди жалеют Сэвиджей, особенно сейчас, когда Джеймс работает за границей. Чарльзу так одиноко в этом огромном пустом доме, он тоскует. Он ведь был влюблен в Занну, все это знают. А сейчас она его бросила. Люди говорят, она отказалась выйти за него замуж и. связать себя семьей.

— Люди говорят! — передразнил отец. — Они могут говорить, но откуда они могут это знать?!

— Ты меня удивляешь! — продолжила ее мать. — В любом случае нельзя скрыть то, что так заметно, — я имею в виду влюбленность. Все считали, что из этого добра не выйдет. Так и получилось, правда?

Да, добра из этого не вышло, грустно повторила Бет. Теперь у Чарльза есть причины бояться злых языков. Как это все отвратительно! Сплетницы с радостью подхватят известие, что он бросил малышку Бет Гарнер, дочку местного доктора, чтобы жениться на Занне и усыновить ее ребенка. Вот почему он готов перевернуть небо и землю, чтобы найти себе достаточное оправдание! Ему совсем не хочется терять авторитет у местных жителей, многие из которых были его арендаторами, цинично заключила она.

Он еще спит, подумала Бет, свесив ноги с высокой кровати. Непонятно, как ему это удается, лежа на маленькой, неудобной кушетке? Но все равно, она была благодарна, что его не слышно и не видно. Как только она встала, к горлу подступила привычная утренняя тошнота.

Ей пришлось кинуться в ванную. Десять минут спустя она вышла с посеревшим лицом, натянула поношенные джинсы и изумрудно-зеленую блузку. Стакан воды и кусочек поджаренного хлеба помогут ей, и она будет готова к серьезному разговору. Бет прекрасно понимала, что ничего приятного этот разговор ей не принесет. Но она как-нибудь с этим справится.

Хорошо, что Чарльз не видел этого утреннего приступа тошноты, думала Бет, спускаясь по лестнице. Она не собиралась говорить ему о ребенке. Это слишком походило бы на эмоциональный шантаж.

Если он предпочитает Занну, а в этом нет сомнения, то она не собирается использовать свою беременность, чтобы удержать его рядом с собой. От мысли, что ей надо привязать его к себе, зная, что он любит другую, ей делалось дурно. Кроме того, у него уже был ребенок, сын, который будет носить его имя.

Она уже свыклась с этой мыслью. Чем скорее закончится этот день и все будет позади, тем раньше она начнет новую жизнь. Прежде всего надо подготовиться к защите и объявить Чарльзу, что она догадалась, в чем он ее обвиняет.

А потом она пошлет его к черту! Может быть, потому, что она наконец начинает приобретать немного здравого смысла. Как можно любить человека, который так к ней относится!

Ей надо прямо сказать ему, что он мерзавец и недостоин того, чтобы о нем думали. Если высказать все вслух, то это вполне сойдет за правду.

Но легче сказать, чем сделать. Обойдя небольшой домик целиком (это заняло всего несколько минут), она убедилась, что его нет. Машины тоже не было.

Она стояла посреди поляны, среди подсыхающих в лучах утреннего солнца луж, и ее зеленые глаза пылали от негодования. Куда он, черт возьми, подевался?!

Полчаса спустя она все еще терзалась тем же вопросом, но теперь к нему прибавилось чувство тревоги: неужели он привез ее сюда, чтобы самому раствориться в прозрачном воздухе?

Внезапно она облегченно вздохнула: бросившись к маленькому холодильнику, Бет распахнула дверцу и снова медленно закрыла ее. Плечи ее поникли. Он не поехал в ближайшую деревню за продуктами, мрачно подумала она. Холодильник был полон. В кухонном шкафу также было много консервов и сушеных продуктов. Бет знала, что он хранит в комоде наверху смену одежды. Не может же быть, что он привез ее сюда, чтобы бросить в полном одиночестве, без транспорта и телефона?

Но страшнее этой мысли (если могло быть что-нибудь страшнее) было ощущение, что она снова потеряла его. Это вдребезги разбивало ее теорию, что гордость поможет ей избавиться от любви к нему.

Услышав в тишине шум машины, Бет вздохнула с облегчением: Чарльз вернулся! Она выскочила из комнаты, выбежала во двор. Сердце ее колотилось. Чему это я так обрадовалась? — спросила она себя. Тому, что с ним ничего не случилось? Что он не почувствовал себя ночью плохо и не отправился за врачом? Она все еще безумно его любит. Ее глупое сердце отказывается повиноваться разуму.

Бет посмотрела, как он выходит из машины, двигаясь легко и непринужденно, и отбросила челку со лба. Рука ее дрожала. Что-то из ее чувств передалось ему, потому что он подошел к ней, остановился, посмотрел на нее и спросил, слегка улыбнувшись:

— Скучала по мне?

Не в силах отрицать то, что каждый дурак прочел бы на ее лице, она глухо спросила:

— Где ты был?

Ей внезапно стало страшно, словно деревья надвигались на нее, окружали, пытались поймать… Но лес оставался неизменным. Все дело было в Чарльзе. Он не приближался, не двигался, просто само его присутствие так действовало на нее.

Теперь его глаза улыбались. Узенькие серые щелочки задержались на мгновение на ее огромных потрясенных зеленых глазах, медленно двинулись вниз, к полураскрытым губам, потом еще ниже, к вздымающейся груди, будто он почувствовал их призыв.

Ничего удивительного, что он приблизился к ней на шаг и повторил с проблеском торжества в голосе:

— Ты скучала по мне!

Она заметила опасность и, пытаясь отступить, встряхнула головой. Пульс ее участился.

— Ты с ума сошел! — воскликнула она. — Я думала, ты бросил меня. Гадала, как далеко мне придется тащить тяжеленный чемодан, прежде чем я доберусь до цивилизации. — Она с вызовом посмотрела ему в глаза, проверяя, поверил ли он ей, но увидела его мягкую, располагающую улыбку и вздрогнула.

Он не поверил ни единому слову. Тогда она дала волю своим настоящим чувствам:

— Где ты, черт побери, пропадал?

— Нашел телефон и приказал одной из моих секретарш заменить тебя у твоего бывшего босса, чтобы закончить твою работу. — Он слегка пожал плечами при слове «работа». — Но это неважно.

А что важно? — занервничала она, видя, как он мысленно раздевает ее, взглядом ласкает кожу. То, что она скучала по нему, волновалась, где он? Или он радуется, что заставил ее нервничать? Что она вся трясется, когда он остается совершенно спокойным?

Но все это не имело значения по сравнению с пламенем, разгоравшимся на дне его стальных глаз, по сравнению с тем, как он поднял руку, дотронулся сильными пальцами до ее персиково-розовой щеки, на мгновение задержавшись на ее полных губах, раздвинул их, вызвав беззащитный трепет.

О, ничто не имело значения!

Бет дрожала и постепенно теряла самообладание. Ему стоит только протянуть руку… коснуться ее. Его теплые пальцы нащупали жилку, бившуюся у нее на шее. Он хрипло произнес:

— Ты такая красивая.

Раньше он никогда ей этого не говорил. В какой-то миг на несколько счастливых минут она поверила ему. Чему же еще было ей верить, если он поцеловал ее, так крепко прижал к себе, словно тела их составляли одно целое, разделенные только тонкой тканью одежды.

Бет запылала, а его руки ласкали ее, и тело молодой женщины расцветало под его страстными прикосновениями.

Она отвечала на каждую его ласку, стремилась к нему, их тела соприкасались, бедра нетерпеливо прижимались друг к другу. Ощущение его возбужденной плоти доводило ее до безумия, заставляло терять рассудок. Голова ее безвольно откинулась. Он подхватил ее на руки и быстро понес к дому. Бет прижалась лицом к его широкому плечу, любуясь его профилем. Сердце ее переполнялось счастьем оттого, что в этих серых, стальных, холодных глазах она видела открытый огонь желания. Чувственный изгиб его рта обещал ей сказку, старую, как само время…

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Бет чувствовала, что ее несут вверх по лестнице, словно на крыльях мечты. В самом деле Чарльз крепко прижимал ее к себе. Нежная кожа шеи, овал лица с чувственной ямочкой пониже уха воспламеняли его желание. Она казалась ему прекраснее и эротичнее, чем сама мечта.

Бет оказалась в постели. Тело было расслабленным, она словно тонула в меду. Она превратилась в податливую массу. Он уверенно расстегивал ее блузку, обнажал гладкие плечи… Она уже не принадлежала себе, всецело отдавшись любовному опьянению, оно так и витало в воздухе.

Напряжение все росло. Бет ощутила, как в ответ на его желание в теле ее разгорается жар. Когда он, как маг, лишил ее одежды и выпрямился, огонь возбуждения окрасил его щеки, зажег глаза. Он буквально пожирал ее взглядом.

Хриплым голосом он произнес, расстегивая пояс джинсов:

— Ты хочешь меня. Это что-то да значит.

Что-то острое, болезненное вдруг вспыхнуло в ее мозгу, убило ее желание, разрушило всепоглощающую страсть и повергло все в прах. Она, зарыдав, свернулась в комочек на кровати, стараясь спрятаться под одеялом оттого, что он затеял все это, только чтобы доказать: она с радостью отдается любому встречному, поскольку не в силах противостоять своим чувствам.

— Убирайся! Оставь меня! — вскрикнула она от отвращения к себе и от леденящего чувства, что все это не более чем эксперимент, часть его плана, чтобы уничтожить ее, растоптать, унизить…

Сильные руки сорвали одеяло с ее тела, голос, исполненный страсти, произнес:

— Никогда! И тебе лучше бы поверить в это.

Чарльз уже лежал рядом с ней. Он накрыл ее своим телом, Бет уперлась кулачками с побелевшими костяшками в его грудь и забарабанила по ней… Однако он одной рукой, медленно и без усилия, отвел ее руки.

— Не заставляй меня брать силой то, чего мы хотим оба, — тихо, спокойно произнес он.

Над ней склонилась его темная голова, рот сомкнулся вокруг ее острого соска; он ласкал его до тех пор, пока она не застонала от сладкой муки. Голос Чарльза мягко проник в ее сознание:

— Мне стоит только дотронуться до тебя — вот так…

Последняя попытка сопротивления растворилась в жаркой волне физического желания. Все тело ее расслабилось, она устремилась ему навстречу, готовая принять его…

— Ты хочешь есть?

Бет открыла затуманенные глаза. Чарльз смотрел на нее, приподнявшись на локте. Она потянулась, выгнулась, как кошка, и улыбнулась. Она могла бы сказать ему, что хочет только его, вновь и вновь. Но он счел бы ее нескромной.

Бет подумала, что он наверняка прочел ее мысли. Он довольно хмыкнул и прикоснулся кончиком пальца к ее напряженному соску.

— Потом, моя ненасытная кошечка. Чуть позже, больше и лучше.

Больше. Эти слова заставили ее кровь быстрее побежать по жилам, приятная теплота разлилась у нее внутри. Она зарылась лицом в подушку, которая еще хранила его запах: пряного одеколона и мужского тела.

А лучше просто не могло быть, подумала она. Чарльз встал с постели, взял одежду, резко застегнул молнию на джинсах. Столько раз по утрам… столько раз… И каждый раз его сексуальность проявлялась по-новому — то яростно, как у дикаря, то нежно и медленно. И каждый раз это было прекрасно…

Легкий шлепок по спине, одновременно ласковый и дразнящий, вывел ее из блаженного забытья:

— Еда. Через десять минут, о'кей?

Она кивнула, все еще не до конца придя в себя. Его прикосновение обещало слишком много — если ей нужны были обещания…

Через двадцать минут, приняв душ и переодевшись в широкую хлопковую юбку и легкую ярко-голубую блузку-безрукавку, завязанную под грудью, она спустилась в кухню. Она еще с трудом ориентировалась, тело ее словно парило, мир вокруг казался нереальным. И тут ноздри Бет затрепетали: до нее донесся аромат поджаренного бекона.

— Ты прекрасно готовишь! Заслуживаешь медаль! — непринужденно воскликнула она.

Плита была очень старая, с газовым баллоном. На предвзятый взгляд Бет, она была доисторической, но Чарльз сдержанно улыбнулся ей через плечо и рывком открыл дверцу духовки. Она смотрела на него, все еще слабая после пережитого наслаждения, и любовалась его высокой сильной фигурой, широкими плечами, рельефными мускулами, вырисовывающимися под темной тканью рубашки. Поношенные джинсы отлично сидели на узких бедрах, подчеркивая длинные ноги.

Не глядя на нее, Чарльз вытащил из духовки две тарелки и поставил их на ветхий столик, накрытый чистой скатертью. К завтраку был фруктовый компот, масло, поджаренные хлебцы, в большом коричневом чайнике заварен ароматный чай.

— Я страшно хочу есть, — призналась Бет, подвигая табурет и садясь за стол перед тарелкой, на которой дымилась ветчина с грибами.

Он присоединился к ней, придвинул к себе тарелку и спросил:

— А теперь скажи, почему ты решила покончить с нашим браком?

Это было как ушат холодной воды. Она перестала дышать и не отвечала, сразу возвратившись к реальности. Слишком неожиданно он напомнил ей о холодной грубой правде, о Занне и ее сыне. Уставившись в тарелку, она поняла, что должна забыть все, что между ними было. Тому, что произошло сегодня утром, предстоит быть похороненным на дне ее памяти рядом с другими ночами любви, закончившимися шесть недель назад.

Ей нужно позаботиться о собственной жизни и о жизни будущего ребенка. Начать это надо прямо сейчас, горько подумала она. Однако храбрости ей не хватало.

Бет начала, надеясь, что голос ее звучит уверенно:

— Я уже объясняла тебе, прежде чем уйти. Наверняка ты не забыл.

Она просто не могла заставить себя упомянуть имя Занны. Она наверняка рассказала ему о том разговоре, ему достаточно просто пораскинуть мозгами и не заставлять ее произносить имя этой женщины.

Ее гордость, или то, что от нее осталось, требовала, чтобы он поверил, что она сама хочет развода. Она не хотела выглядеть, по крайней мере в его глазах, брошенной женой.

— Я не забыл ни единого слова, черт побери, — с усилием проговорил Чарльз. — Я просто хочу знать, почему. Ты ни в чем не нуждалась. Нам было хорошо вместе.

Бет сжала губы, переплела пальцы. Неужели он думает, что деньги что-то для нее значат? Или он жаждет крови? Он и вправду хочет, чтобы она призналась, что ее раненая гордость вынуждает ее уйти прежде, чем ему представится возможность вышвырнуть ее самому? Успокоится ли его мужское самолюбие, когда он вырвет из нее подобное признание? Она с ненавистью взглянула на него:

— Ты говоришь, хорошо вместе? Я не согласна. Ты три месяца не приближался ко мне, старался не появляться дома. Тебе было противно прикасаться ко мне!

Чарльза раздирали эмоции, и это отчетливо читалось на его лице: в твердо сжатых губах, в натянувшейся коже на скулах. Прищуренные серые глаза искрились. Она неотрывно смотрела на него, сердце ее тяжело билось: сейчас они говорили друг другу правду — жестокую, холодную, наносящую боль.

— Ты не хочешь меня по-настоящему и никогда не хотел. Мне надоело быть второй, — Бет говорила о том, о чем раньше решалась признаться лишь себе. Если бы он потрудился задуматься, то мог бы догадаться о ее долгой и страстной любви.

Но он только оскорбленно воскликнул: — Черт побери! Я не понимаю, о чем ты говоришь! — Он вскочил из-за стола и выбросил остатки еды в мусорное ведро. Потом повернулся, посмотрел на нее, расправил плечи и добавил: — А как мы занимались любовью, неужели это не сказало тебе о том, как я хочу тебя?

Занимались любовью! Этот прекрасный призрак счастья. Слишком обидно сейчас говорить об этом. Если он задумается, то вспомнит ее неудержимое влечение к нему, поймет, насколько она скрывает свои истинные чувства.

Она побледнела, выпрямилась и сосредоточила взгляд на одной точке поверх его головы. Смотреть ему в глаза было бы сейчас невыносимо.

— Ты не хотел прикасаться ко мне все последние месяцы нашей совместной жизни, а сейчас говоришь, как ты меня хочешь. К тому же… — она подавила жалкие нотки, зазвучавшие в ее голосе, и продолжила с напором, поразившим ее саму: — Я уже все считаю прахом.

Это неправда, без сомнения, неправда. Но сказать так легче, чем признаться в своих подозрениях, что он просто использует ее, чтобы снять с себя ответственность за развод.

Она ожидала возмущения, возможного обвинения в клевете. Она ждала чего угодно, но не той ужасной вспышки гнева, последовавшей после недолгого молчания.

Его лицо исказилось, глаза метали молнии. Он грубо схватил ее, стащил с табуретки и швырнул на пол. Голос его срывался:

— Ах ты, сучка! Благодари Бога, что я не бью женщин! — Его руки бессильно упали, словно ему было противно прикасаться к ней. Горячая кровь прилила к его скулам. — Я не прикасался к тебе потому, что сгорал от стыда, — продолжал он. — Я чувствовал себя виноватым! Я постоянно думал об этом, ты меня слышишь?

Она слышала. Конечно, слышала. Но не понимала. Она помотала головой. Тишина нависла над ней, насыщенная непонятными ей вещами. Она не могла уразуметь, почему он так себя ведет, зачем до боли усложняет простую ситуацию: ведь надо всего лишь бросить одну женщину и жениться на другой.

Он заговорил горячо, каждое слово резало ее как ножом, заставляя по-новому взглянуть на него, на себя и на их отношения:

— Ты ждала нашего ребенка. Ты вся светилась радостью, была женственна и уверена в себе. — Рот его искривился. — А я разрушил все это. Ты потеряла ребенка и, насколько мы знаем, возможность забеременеть снова. А за рулем был я.

Он повернулся на каблуках, не в силах видеть поверженное существо, в которое, как он думал, он ее превратил, и вышел из комнаты.

Бет хотела сказать ему вслед, что он не должен винить себя, но слова застряли в горле.

— Я снял этот дом на несколько недель, — обернувшись, бросил ей Чарльз. — Думал, нам нужно как можно больше времени, чтобы поговорить о нашем будущем. — Голос его звучал невыразительно, полностью лишенный жизни и интереса. — Но теперь я не смогу ждать так долго. Просто не смогу долго оставаться спокойным.

Он ступил за порог. Солнечный свет только подчеркивал холод его глаз.

— Я хочу, чтобы ты вернулась в Южный Парк как моя жена. Я больше не желаю слушать разговоров о расставании — по суду или как там еще — и тем более о разводе.

— Но как же…

— Никаких «но». — Он рубанул рукой воздух, оборвав на полуслове ее вопрос о Занне и Гарри. — Я все сказал. Возвращайся со мной в Англию, и я обещаю забыть последние несколько месяцев. Или скажи, что ты ни за что на свете не желаешь жить со мной. Вопрос будет решен. Я не буду умолять тебя — и никогда не собирался. Решать тебе, но я хочу получить ответ сегодня.

Он пошел прочь, а Бет стояла и смотрела, как он, такой высокий, сильный, пересекает солнечную поляну и скрывается в лесу. Деревья заслонили его, вскоре он скрылся из виду, и она осталась еще более одинокой и опустошенной, чем когда-либо в жизни.

Она возвратилась в кухню и машинально начала убирать со стола, выкинув свой нетронутый завтрак в мусор. Движения ее были медленны и неуверенны.

Ясно, почему вдруг Чарльз поставил ей ультиматум. Значит, она права, что Занна снова бросила его. Она могла бы убить эту стерву! Как может эта мерзкая тварь обижать ее милого снова и снова?

Понимая, что сейчас у нее начнется истерика, она взяла себя в руки, сжала губы и сосредоточилась на мытье тарелок.

Несмотря ни на что, она любила Чарльза. А любовь кого угодно может заставить потерять рассудок. Она уже позволила себя однажды одурачить, и это не должно повториться вновь.

Мне надо подумать о себе, признать, что невозможно оставаться женой человека, который любит другую женщину. Эта другая женщина — просто сука, недостойная такой преданной и страстной любви, судя по тому, сколько страданий доставила она отцу собственного ребенка, заключила Бет, разделавшись с посудой.

Пусть неудача, которую она потерпела, пытаясь добиться его любви, послужит ей уроком. Их отношения окончательно разрушились, их уже не возродить. Его ультиматум лишь продемонстрировал невозможность возвращения к прежнему цивилизованному образу жизни, который они вели в первые месяцы их брака.

Очевидно, с потерей Занны он решил, что для него будет лучше вернуть ее в Южный Парк и продолжать считать своей женой. Это избавит его от досужих сплетен, которые, несомненно, последуют за разводом. К тому же, цинично подумала Бет, так как она «дослужилась» до звания его жены, потому что была хорошей работницей, то он предпочитает, чтобы она таковой и осталась, и вряд ли будет слишком переживать, если она откажется.

Даже если бы она собиралась остаться с ним, его ультиматум, это безразличное к ней отношение, его открытое признание, что у него не хватит терпения, чтобы долго ждать ее решения, которое последовало сразу же после разговоров о том, что он готов заниматься с ней любовью при каждой возможности, пока она не превратится в безмозглую куклу, — со • всем этим необходимо покончить!

Его заявление, что он готов забыть последние несколько месяцев, говорит о том, насколько мало его волнуют ее чувства. Как может забыть она возвращение Занны с ребенком на руках и его открытое желание избавиться от жены и жениться на женщине, которую он не прекращал любить?

Теперь у меня открылись глаза, подумала Бет, сидя на деревянной скамейке около входа в дом. Зажмурившись, она грелась на солнышке. Я готова к одиночеству. Когда Чарльз вернется, я так ему и скажу.

Все позади. Кроме одной вещи. Если завтра они расстанутся, чтобы больше никогда не встречаться, она должна избавить его от чувства вины перед ней из-за потери ребенка.

Слезы струились у нее из-под ресниц. Она жалела их обоих: если бы она тогда знала о его чувствах, то, вероятно, не считала бы себя теперь такой ненужной и покинутой, они бы помогли друг другу в те ужасные дни и одинокие ночи и последние месяцы их безнадежной и обреченной семейной жизни заслуживали бы менее горестных воспоминаний, чем те, которые каждый из них готовился унести с собой в одинокое будущее.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Бет была спокойна, очень спокойна. По крайней мере считала себя таковой, пока Чарльз не вернулся и жар снова не объял ее тело.

Он появился на пороге, и казалось, словно он прошагал многие мили. Рубашка промокла от пота и прилипла к телу, взъерошенные волосы растрепались. Заметив нетерпение в его глазах, Бет вздрогнула. Муж выглядел таким потрясенным и взволнованным, что у нее от жалости и любви к нему сжалось сердце.

Она была почти готова исполнить любое его желание. Но только почти. Встряхнув головой, она отогнала ненужную слабость. Он так несчастен потому, что Занна снова бросила его. Буду ли я настаивать на разводе или нет, ничего не изменится, подумала Бет.

— Обедать будем через полчаса, — банальность этих слов странно не соответствовала его напряженному тону. Бет молча кивнула, не в силах говорить. Во рту у нее пересохло, и она поспешно отвернулась к раковине, в которой перед его приходом мыла салат.

Она слышала шум его шагов, когда он проходил в гостиную, и вновь затосковала по нему. Только после того, как он поднялся наверх и включил воду, Бет наконец расслабилась.

Закрыв глаза, она оперлась о раковину и постаралась обрести достаточно терпения и выдержки, чтобы пережить этот длинный, зеленый летний день. Она не собиралась играть вторую скрипку в его жизни и не могла помочь ему пережить вторичный уход Занны. Никто не смог бы помочь ему. Ему надо рассчитывать только на собственные силы, чтобы смириться с этим. Кроме того, он сильный мужчина.

Непонятно, почему эта женщина снова ушла от него. Она же собиралась занять место жены Чарльза, казалась очень довольной ходом событий, призналась, что собирается дать своему сыну законного отца и имя.

Материнство не смягчило дикой непредсказуемости, которая всегда отличала Занну. Она не желала смиряться, не желала подчиняться и шла по жизни, делая исключительно то, что доставляло ей удовольствие. Ее нисколько не волновало, страдают ли от этого другие люди или нет.

Бет оттолкнулась от раковины и расправила плечи. Хватит об этом думать! Надо успокоиться. Надо собраться с силами, чтобы заявить Чарльзу, что она хочет развода.

Она постаралась целиком сосредоточиться на приготовлении еды, но найденные ею в холодильнике отбивные только начинали подрумяниваться, когда Чарльз спустился вниз и вопросительно поглядел на нее. Бет не могла понять, что у него за настроение. Он принял душ и переоделся в черную майку и черные хлопковые брюки.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил он.

Бет постаралась выглядеть как можно более занятой, осмотрела кухню и принялась вытирать тряпкой стол.

— Нет, спасибо, ничего не надо. — Она поставила на стол хлеб и салат. Как бы сделать так, чтобы он понял, что все, что ей нужно, — это на время забыться, не думать о нем и о своей любви к нему.

— Тогда я открою вино. — Голос его прозвучал бесцветно, вежливо. Интересно, когда он спросит о моем решении, подумала Бет и тут же отогнала эту мысль. Спросит, когда сочтет нужным, и нечего торопить его. Это — единственное, что она может для него сделать.

Она перевернула отбивную, приняла от него бокал красного вина, выпила его двумя долгими глотками и тут же почувствовала себя лучше. Пусть будет пьяная смелость, чем никакой, напомнила она себе и потянулась к верхней полке за горчицей и мармеладом.

— Темплтон приучил тебя к вину, — услышала Бет. — Я не помню, чтобы раньше ты выпивала больше половины бокала за вечер.

Однако он снова наполнил ее бокал. Она пропустила мимо ушей намек насчет шампанского, на которое он обратил внимание, когда пришел за ней к Уильяму. Это не имело значения. Важно было только то, что она собиралась сказать ему.

Положив отбивные на тарелки, она поставила их на стол и обратилась к нему, глядя мимо него:

— Ты говорил, что чувствуешь себя виноватым. Но это не так. В том, что случилось, твоей вины нет. Столкновения невозможно было избежать.

Пауза была такой долгой и гнетущей, что на этот раз она сама посмотрела на него. Прочитав в прищуренных серых глазах Чарльза жалость, Бет отвела от него свой взгляд. Ей это не нужно.

— Ты была так счастлива. Ты так хотела ребенка. Как мне было не чувствовать себя виноватым. Это угнетало меня, — хрипло заговорил он. Сев напротив нее, он приподнял рукой ее подбородок и заставил взглянуть ему в лицо. — Во многом ведь я был прав. Что-то изменилось в тебе. Твоя ревность к Гарри резала меня как ножом. В тот уик-энд в тебе как будто умерло что-то. Ты не представляешь, что это для меня значило. Не так-то просто чувствовать себя виновным.

Виновным! Это тщательно подобранное слово обрубило возникшую было между ними связь. Нимало не сомневаясь, он решил выкинуть ее из своей жизни, променять на яркую, красивую женщину. Ту, что родила ему сына, и это лишь подогревало его страсть.

Разжав губы, она отодвинулась от него и взяла в руки вилку. Она ревновала к маленькому Гарри только потому, что он был сыном Чарльза. Чарльза и Занны. А вовсе не из-за того, из-за чего думал он. Как он может быть таким слепым, таким безразличным к ее чувствам?!

Но, с другой стороны, подумала она, разрезая мясо и неожиданно ощутив зверский аппетит, он никогда не говорил, что любит ее. Поэтому у нее не было шанса рассказать о своих чувствах. Признание в любви только оттолкнуло бы его, он бы решил, что его заманили в ловушку.

Ее слова не смогли избавить его от чувства вины из-за потери ребенка. Она не знала, как помочь ему, не признавшись, что прогнозы врачей оказались неправильными и она снова беременна.

Краем глаза она заметила, что он тоже принялся за еду, но ел без аппетита. Бет вздохнула. Она могла бы избавить его от бремени вины, «Но не сделает этого. Не сейчас. Время еще не пришло. Впервые в жизни она решила думать только о себе.

Она решила скрывать свою беременность до того момента, пока не найдет способ обеспечить свою жизнь, не изучит как следует свои права и не найдет приемлемый способ разрешить Чарльзу видеться с ребенком. Несомненно, он будет настаивать на этих свиданиях. Встречаться с ним будет для Бет невыносимо. Единственный способ убить свою безответную любовь — это никогда больше его не видеть. Если Чарльз узнает, что она ждет ребенка, это станет невозможным.

— Отбивная отличная. — Надо же ей хоть что-то сказать, чтобы прервать молчание. В любой момент он может спросить, что она решила. И она ответит. Это будет означать конец ее замужеству, которое когда-то было смыслом ее жизни. Но сейчас не следует об этом думать. Она очень голодна, а мясо такое вкусное. Только чего-то не хватает.

Рот ее наполнился слюной, она потянулась за мармеладом, намазала его толстым слоем на свою отбивную и с удовольствием прожевала. Восхитительно.

— Ты беременна, — жестко произнес Чарльз.

Бет конвульсивно сглотнула, краска медленно заливала ее лицо. Как будто ее застали за чем-то постыдным. В памяти всплыла картина: на втором месяце прошлой беременности они с Чарльзом обедали. Оба выбрали «Шатобриан». И вдруг Бет сделала совершенно безумную вещь: намазала мясо мармеладом…

Оторопелый взгляд официанта был единственным проявлением недоумения. Чарльз откинулся в кресле; как сейчас, она видит перед собой его снисходительную улыбку и мягкую гордость во взгляде, когда он произнес:

— Моя жена, как говорится, в интересном положении и устанавливает новые кулинарные правила.

Ей было так хорошо тогда, весь вечер она чувствовала себя с ним так уютно, так безопасно …

Она подняла на него глаза, щеки ее пылали. В его взгляде она прочла что-то трудноопределимое, словно они вместе вспомнили об одном и том же. Даже ради спасения собственной жизни она не смогла бы сейчас солгать ему.

— Ты всегда быстро краснела, — с легкой иронией заметил он и перевел глаза с ее растерянного лица ниже, на округлившиеся груди, потом на тонкую талию. — Когда ты собиралась мне сказать? Или вообще не собиралась?

— Я… — Господи, что же ей ответить? — Я еще сама не решила, — выдавила она, пытаясь что-то сообразить.

— Это интересно. — Он недобро усмехнулся и забрал у нее бокал с вином. — В твоем положении нельзя пить. Лучше ешь. Я сварю кофе.

Хотя сам он съел очень мало, в словах его был смысл. Она почти ничего не ела весь день, и напиваться во время беременности было не лучшим вариантом. Она уже и так достаточно выпила, а ей необходим ясный ум. Бет стала быстро есть, хотя пища теперь казалась ей безвкусной и пресной.

Она правильно сделала, что не дала себе расчувствоваться, пока он варил ей кофе. Он принес его в гостиную и жестом указал ей на единственное удобное кресло.

— Теперь не может быть никаких разговоров о разводе или о раздельном проживании. — Его взгляд был сумрачнее, чем когда-либо. — Не важно, значит это для тебя что-нибудь или нет, но ты моя жена и носишь моего ребенка. Завтра ты вернешься домой, в Южный Парк, вместе со мной и будешь находиться под наблюдением лучшего врача, которого я смогу найти. И если ты приняла безответственное решение вырастить ребенка одна, то забудь об этом. Я установлю над ним опеку. Пойми это хорошенько.

Она понимала. Этого она и ожидала, именно поэтому и хранила свою тайну. Теперь он ее не отпустит. Он не побоится судебного процесса из-за ребенка, а учитывая его финансовое положение и ее полную зависимость от него, наверняка выиграет процесс. В любом случае она не станет так рисковать.

Занна ускользнула от него и увезла с собой Гарри. Если бы он вздумал претендовать на своего сына, это вряд ли бы ему удалось. Бет же, будучи его законной женой, не имела такой свободы. Появившись на свет, ребенок будет считаться его законным отпрыском. А Чарльз своего не отдаст.

Главной причиной его женитьбы на ней было желание создать семью, иметь наследника и продолжить династию Сэвиджей.

— Да, я понимаю тебя, — ответила Бет, чувствуя, как немеют ее шея и затылок. Может, он и поймал ее, но никогда не сможет подчинить себе, не больше, чем это требуется для совместной жизни.

Когда-то она была готова согласиться с любым его предложением, с любой просьбой, только из-за своей любви к нему. Но не сейчас. Больше никогда. Она освободится от своей зависимости и от этой любви. Поэтому Бет сказала:

— Я согласна вернуться с тобой в Южный Парк, вести хозяйство, принимать гостей, чего ты и ждешь от меня. Но по возвращении у меня будет своя собственная жизнь.

Встав с кресла, она прошлась по тесной комнате и поставила чашку из-под кофе на стол. Его неотступный взгляд возбуждал и нервировал ее. Сексуальная притягательность, бывшая неотъемлемым свойством его внешней привлекательности, стала для нее теперь чем-то, с чем необходимо совладать, что нужно побороть и если не победить, то хотя бы не оказаться побежденной.

— И какая же?

Его холодный невыразительный тон покоробил ее. Она слишком хорошо его знала, чтобы не заметить надвигающейся опасности. Подняв подбородок повыше, она постаралась проигнорировать это. То, как он следил за каждым ее движением, пугало ее, хотя она старалась этого не показывать.

— Я хочу работать. Чтобы самой достичь чего-то в жизни. Я хочу стать чем-то большим, чем просто твоим придатком. — Ей необходимо за что-то ухватиться, чтобы заполнить пустоту жизни. За что-то, что отвлекло бы ее от болезненных размышлений, что надежда научить его любить ее оказалась тщетной.

— Понятно. И как же ты собираешься это устроить?

— Не беспокойся. — Она постаралась не обращать внимания на его снисходительный тон.

Он всегда видел в ней только полезную вещь. Вести его любимый дом, развлекать гостей по уик-эндам, рожать ему сыновей и дочерей, которые, как он сам решил, ему необходимы. Он никогда не видел в ней женщину, которой нужно еще что-то кроме роскошного особняка, дорогой одежды и его внимания в постели, когда он сам чувствовал в этом потребность. Не обращая внимания на боль в груди, она спокойно продолжала: — Элли часто просила меня вернуться в агентство. Мы вместе были хорошей командой. Она решила расширить сферу деятельности бюро, и мне нравится такая перспектива.

Этих перемен будет достаточно, чтобы вырвать ее из того заключения, каким стала для нее семейная жизнь. Конечно, у нее будет ребенок и она станет любить его или ее так сильно, как только сможет. Но ей нужно еще что-то ломимо изолированных рамок замужества, если она хочет уважать себя как личность.

— А как же ребенок? — Он уже допил кофе и теперь наливал себе вина. Позвякивание бутылки о край стакана выдало его волнение. — Если ты воображаешь, что сможешь заниматься своим бизнесом, ходить каждый день на работу и бросить ребенка на нянек, то лучше сразу забудь об этом.

Бет сжала губы, и в ответ на его тяжелый взгляд глаза ее сверкнули зеленым пламенем.

— Я ничего не воображаю, — отрезала она. Никогда не воображала, а сейчас — тем более. Она все продумала, она справится, главное — не выйти из себя. — Я буду работать только как администратор. Я смогу делать это из Южного Парка. Ты ведь часто работаешь дома. По крайней мере так говоришь, — добавила она и заметила, как он удивленно приподнял одну бровь. Он не дурак и отлично понял ее намек. Пожалуй, следует более внимательно следить за своим языком.

Бет твердо решила бороться за свою личную жизнь, за независимость и постараться сокрушить свою безнадежную, мучительную любовь. Пытаясь расслабиться, она снова присела на свое кресло и повернула лицо в его сторону, придав ему спокойное и решительное выражение:

— Ну? Ты согласен?

Он холодно посмотрел на нее и усмехнулся. Потом вытащил из угла тяжелое деревянное кресло, развернул его и оседлал, опираясь руками на спинку.

— Похоже, мы подошли к главному. Тебе надо было раньше сказать все честно. Ты считаешь меня тираном?

Он приподнял одно плечо. Этот почти незаметный жест доказал Бет, что ее мнение в любом случае ничего для него не значит. Он невесело улыбнулся:

— Итак, ты хочешь сбежать от меня. Ты так жаждала свободы вне семейных рамок, что продолжаешь мечтать о раздельной жизни, чтобы иметь возможность расправить крылышки. Тебе недостаточно быть просто женой. — Он допил вино, поставил бокал на пол, потом снова холодно посмотрел на нее. Этот ледяной взгляд заставил ее внутренне сжаться: она была уверена, что он проникает под ее самоуверенную маску и видит ее истинное жалкое состояние.

Она сидела молча, не давая словам обвинения сорваться с губ. Как сейчас она могла объяснить ему, что причиной ее ухода был подслушанный ею его разговор с Занной?

Как теперь, после того как она настаивала, что покидает его первая, после того как убеждала его — из гордости, — что сама хочет развода, рассказать, что бросила дом только потому, что была не в силах вынести унизительный разговор, дождаться, чтобы он сам попросил ее о разводе, чтобы жениться на матери своего сына?

Она зашла слишком далеко, и будь она проклята, если теперь расскажет ему правду. Он продолжал:

— Твоя беременность, без сомнения, кладет конец всем разговорам о разводе. Однако, что касается поставленных тобой условий, я согласен.

Может, мне благодарить его, преклонив колени? — ядовито подумала Бет, понимая, что добиться его согласия на ее следующее условие будет куда сложнее.

Смеркалось, деревья заслоняли последние лучи заходящего солнца, наполняя комнатку зеленоватым светом. Чарльз встал, чтобы зажечь одну из ламп. Бет быстро проговорила:

— Еще одно. У нас должны быть разные комнаты. Я больше не хочу спать с тобой.

Он словно окаменел, оранжевый свет масляной лампы придавал его лицу демоническое выражение.

Когда он снова повернулся к ней, его глаза оказались в тени, рот сжался в тонкую жесткую линию, но голос прозвучал спокойно и буднично:

— Ты меня удивляешь. Совсем недавно ты самозабвенно занималась любовью со мной. Не говоря уже о нескольких явных приглашениях с твоей стороны сегодня утром. В любом случае, моя милая, можешь быть уверена, что я не буду растрачивать силы на женщину, которая этого не хочет.

Она залилась краской при этом холодном перечислении всего, что случилось в этот день. Ее затрясло, так как она отлично понимала, что он с легкостью найдет возможность удовлетворять свои сексуальные потребности. Возможно, он продолжит роман с Занной, которая находила его потрясающе сексуальным, даже когда решила не связывать себя узами брака.

Но сказанного не воротишь. Больше всего на свете Бет хотела бы заниматься с ним любовью, но для него это было бы просто удовлетворением животной потребности. Делить с ним постель — значит деградировать как личность. Она не избавилась бы от любви к нему, не обрела бы свое «я», которое она уже потеряла однажды.

— Я устала. — Ее личико побледнело, она мучилась оттого, что сама выдала свою беременность, а потом поставила невыносимые условия, чтобы хоть как-то сохранить самоуважение.

Бет встала, откинула с лица пряди темных волос и указала на узкую кушетку, на которой ему пришлось спать прошлой ночью.

— Если ты не в настроении снова спать на этих буграх, то здесь лягу я, — произнесла она, давая понять, что ее пожелание спать раздельно вступило в силу.

Он насмешливо поднял бровь:

— Рад такой трогательной заботе. Отвечу тем же: на кровати будешь спать ты.

Она повернулась к лестнице, чтобы ее не выдали выступившие слезы, но застыла, оглушенная исполненными отвращения и ледяного холода словами Чарльза:

— Еще один момент, моя дорогая женушка, прежде чем мы решим все вопросы относительно нашего будущего. Я хотел бы убедиться, что ребенок, которого ты носишь, мой, а не Темплтона.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

На какое-то мгновение Бет окаменела от негодования. Удары сердца отдавались у нее в ушах, кровь отхлынула от щек, уступив место бледности, вызванной холодной, незнакомой ей прежде яростью, поднявшейся из глубины ее существа.

Как он посмел?!

Выпрямившись и с трудом осознавая, что делает, Бет подошла к нему и ударила по красивому чувственному рту, вложив в это движение все свои силы.

Звук удара, нарушивший тишину дома, принес ей мимолетное удовлетворение, хотя и недостаточное, чтобы подавить бурлящий гнев.

Чарльз даже не шелохнулся. Слабый проблеск чего-то похожего на триумф быстро покинул его взгляд, который снова стал суровым и замкнутым. Наверно, ей не следовало его бить… Она снова занесла руку, ладонь ее горела от желания ударить еще, пока не выплеснутся душившие ее гнев и отвращение.

Неуловимым движением он перехватил ее запястье обеими руками. Красный след пощечины ярко выделялся на его бледном лице.

— Жена может ударить мужа только один раз в жизни. Больше ты такого права не имеешь. Только попытайся — и получишь сдачи. — Он отпустил ее руку и отступил, словно ему было невыносимо находиться от нее так близко. Глаза его стали совсем черными, и Бет поняла, что он поступит так, как обещал.

Она откинула голову, широко раскрыла глаза. Биение собственного сердца подсказало ей, что она с радостью приняла бы его физическое насилие, потому что по крайней мере это был бы контакт, проявление чувств — что бы то ни было, это было бы лучше, чем холодное отчуждение и сарказм, с которыми он говорил об их будущем.

Эта мысль заставила Бет отступить, у нее пропало всякое желание ссориться. Она чувствовала себя слабой и уставшей. Насилие всегда было ей противно, и, насколько она знала Чарльза, ему тоже.

Потом, все с тем же холодным сарказмом, от которого ее пробирал озноб, он продолжил:

— Судя по твоей реакции, ты с ним не спала. Прости мне этот вопрос, но ведь я слышал, как он сделал тебе предложение. Поскольку я циник, то счел, что ты вполне могла поощрить его к этому.

Бет отвернулась, сосредоточив все свои силы и мысли на том, чтобы спокойно пройти через комнату и подняться по ступенькам, не свалившись с них. Когда ей это удалось, она рухнула на кровать и большую часть ночи пролежала без сна, размышляя, что же ей дальше делать.

— Как прекрасно быть дома! — Молли Гарнер шумно вздохнула от удовольствия, взяла чашечку с чаем со столика и снова откинулась на спинку кресла. — Неважно, в какой стране ты находишься, главное — чтобы можно было достать чашечку хорошего чая. Не то чтобы мы плохо провели время, но…

— …просто хорошо быть дома! — закончила Бет, широко улыбнувшись. Она собрала и аккуратно сложила фотографии, сделанные ее родителями в путешествии.

Окна были открыты, далекий шум газонокосилки действовал успокаивающе. Прямо под окном в розовых кустах стрекотали кузнечики. В первый раз за последние недели Бет чувствовала себя довольной. Она произнесла вслух, вкладывая в свои слова гораздо больше смысла, чем могла подумать мать:

— Как хорошо, что вы вернулись. Я так по вас скучала.

Все несколько недель, прошедшие с тех пор, как Бет вернулась в Южный Парк, одиночество и опустошенность преследовали ее. Правда, Элли очень обрадовалась ее возвращению в агентство. Они занимались планированием дел и переустройством маленького кабинета позади огромной библиотеки Южного Парка в деловой офис, оборудованный компьютерной связью, оргтехникой и т.п.

Но даже возвращение к работе не могло отвлечь ее от развала семьи. От этой мысли Бет нервно вздрогнула.

— Холодно, крошка? Давай закроем окно? — беспокойно осведомилась мать.

— Нет, все в порядке. Просто у меня мурашки побежали. — Она улыбнулась своей полнотелой маме, которая уже сражалась с глубоким креслом, пытаясь подняться.

— Конечно, приятно, что ты так говоришь, — произнесла Молли. — Но вряд ли у тебя было много времени, чтобы скучать по нам, если ты сама выезжала. Во Францию, не так ли?

Не пробыли ее родители и пяти минут дома, как до них уже дошли слухи. В этой деревушке ничего нельзя сохранить в тайне. Бет ничего не оставалось, как сказать правду.

— Недалеко от Булони. Чарльз почти не бывал дома, а у Элли появился клиент, которому она не могла найти секретаршу. Работа была кратковременной, потому я и решила потрудиться. Чарльз несколько раз навещал меня.

— Но у него были на это причины, не так ли? — сухо заметила миссис Гарнер. — Иначе я бы не готовилась стать бабушкой.

Бет улыбнулась, облегченно вздохнув. Она вернулась, для всех по-прежнему оставаясь женой Чарльза. Никто не должен знать, что она делает это только из-за беспокойства о будущем своего ребенка: злые языки непременно усомнятся в его происхождении, после того как она работала во Франции у человека, который в конце концов сделал ей предложение. Это слишком ужасно.

Ее мать с самого начала противилась ее браку с Чарльзом. Не потому, что Чарльз Сэвидж был гораздо выше дочери доктора и в социальном, и в финансовом отношении, не настолько она была старомодна, но из-за Занны. За неделю до свадьбы она обеспокоенно спросила дочь:

— Ты действительно все обдумала, крошка? Не хочу портить тебе настроение, но также не хочу видеть тебя несчастной. Не кажется ли тебе, что все это слишком поспешно? Может, он женится на тебе, чтобы отомстить ей? Все видели, что у него были за отношения с этой Занной Холл. Не так-то просто ее переплюнуть.

Бет и не помышляла об этом, но надеялась, что, хотя он даже и не притворялся, что любит ее, никогда не говорил ей нежных слов, в силу своей глубокой любви к нему она сможет научить его нуждаться в ней так же, как она — в нем. Все это оказалось просто юношеской самоуверенностью, фантазией. Теперь же, чем меньше мать знает о происходящем, тем лучше.

Молли прочувствованно добавила:

— Но бывают вещи и получше возвращения домой. Сколько детских одежек я накуплю!

Бет внутренне сжалась. Неужели мама забыла все те кофточки и чепчики, заботливо сложенные в коробки и подготовленные для ребенка, которого Бет потеряла?

Все избегали разговоров о несчастном случае и его трагических последствиях. Всем было больно об этом вспоминать. Казалось, что когда меньше говоришь об этом, то вроде бы ничего и не случилось.

— Я хочу сказать, — миссис Гарнер налила им обеим еще по чашечке чая, — я слышала, что эта дамочка Холл возвращалась в Южный Парк, она была великолепна, как всегда, и с двухлетним ребенком на руках. Ты ей сказала, что об этом думаешь? На твоем месте я бы поступила именно так. Никакого чувства такта. Очевидно, она не замужем.

— Я почти ее не видела, — сказала Бет, стараясь казаться безразличной. — В тот уик-энд в доме было полно гостей, потом почти сразу я уехала во Францию.

В любую минуту ее матери расскажут, что Гарри как две капли воды похож на Чарльза Сэвиджа, и Бет не будет знать, как ей себя вести. Капли пота выступили у нее на лбу, ладони стали влажными, но, к счастью, в эту минуту в комнату вошел отец.

— Чай еще остался? Я хочу есть. — Он плюхнулся на диван рядом с Бет и провел рукой по седым волосам. — Осень уже скоро, мне надо укутать деревья. Все это, конечно, утомительно, напоминает моих пациентов, но…

— Но всю зиму ты проведешь, пролистывая садоводческие каталоги, планируя новые грядки, заказывая черенки растений, и весной начнешь все сначала, — проворчала его жена, подавая ему чашку с чаем. — Знаешь, Бет, он заплатил Джонни Хиггсу за то, что тот ухаживал за садом в наше отсутствие. А по возвращении, еще не распаковав чемоданы, уже ползал на карачках и проверял, как там его цветочки и корешки…

Рассмеявшись, Бет поднялась с дивана и отряхнула юбку.

— Прошлой ночью Чарльз не ночевал дома, но обещал вернуться сегодня к чаю. Мне надо торопиться, я должна его встретить.

Они продолжали разыгрывать друг перед другом целый спектакль, были подчеркнуто вежливы, словно малознакомые люди. Теперь он чаще работал дома, но время от времени уезжал в город, оставался там, на ночь, днем работая в главном офисе. Бет всегда ждала его, вовремя заканчивала свою работу, приводила себя в порядок и встречала, вежливо спрашивала, как он доехал, предлагала чего-нибудь выпить и рассказывала местные новости, которые, как она думала, могли бы заинтересовать его. Никто не обвинил бы ее в нарушении своих обязательств.

— Но слишком-то не торопись, — предостерег ее отец, провожая до дверей, положив ей руку на плечо. — Помни, что должна заботиться не только о себе.

Это был самый явный намек на случившийся с ней выкидыш. Иногда Бет задумывалась, а не лучше ли было бы не скрывать от них ничего?

Несомненно, если бы Чарльз раньше рассказал о чувстве вины, повлекшем за собой его отчуждение, тогда им легче было бы понять друг друга, и они постепенно бы сблизились. Особенно если бы она поведала ему о своем отчаянии, когда узнала, что может больше никогда не забеременеть.

Но любая наша близость потеряла бы значение с того момента, как на сцене появились Занна и Гарри, напомнила она себе, усаживаясь за руль автомобиля. Что было, то было, и никакие «может быть» не в силах изменить прошлое.

Она открыла окно, изобразила улыбку и попрощалась со своими родителями:

— Завтра вы у нас ужинаете. Не забудьте — в семь ровно. Обязательно захватите фотографии: Чарльзу будет очень интересно посмотреть.

Она повела машину очень медленно, потому что глаза ей заволокли неожиданные слезы. Пройдет много времени, прежде чем она сможет спокойно думать о своей жизни.

Она взяла на себя много обязанностей и напряженно работала в агентстве. Если бы ее родители начали беспокоиться о ее беременности, Бет честно могла бы им ответить, что за ней наблюдает один из лучших гинекологов, специально приглашенный Чарльзом, который считает, что дела у нее идут прекрасно.

Когда они с Чарльзом оставались наедине (что случалось редко), Бет иногда замечала на себе его взгляд. Бывали моменты, когда их глаза встречались. В его взгляде было какое-то трудноуловимое выражение, которое Бет не могла понять, некий проблеск живого чувства под маской безразличия.

Должно быть, его раздражало ее присутствие и то, что она по-прежнему считается его женой. Они оба знали, что он хотел с ней развестись и жениться на любимой женщине. Они оба знали, что Бет здесь только потому, что носит его ребенка, и еще потому, что неподражаемая непоседливая Занна снова ускользнула от него.

В его сердце таилось пылкое и страстное чувство. Так было и всегда будет. Каждый раз при взгляде на нее он должен был сожалеть, что перед ним Бет, а не Занна.

Ей не бывать любимой женой, Бет знала это. С этим необходимо было смириться и постараться реализовать себя в работе. Медленно и постепенно соорудить крепкую стену вокруг своего сердца.

Когда подошли и миновали рождественские и новогодние праздники, Бет поздравила себя с тем, что превосходно справляется со своими обязанностями. Большой дом был украшен ветками, срезанными в ближайшем лесу, в каминах лежали кучки заготовленных дров. Гостей ожидали кружки с ароматным пуншем, приготовленным миссис Пенни.

Чарльз, нахмурив брови, изучал список приглашенных. Бет не обращала внимания на этот признак неудовольствия, зная, что у него достанет самообладания для роли гостеприимного хозяина дома, а она лучше будет чувствовать себя в доме, полном гостей, чем с ним наедине.

Но, видимо, именно к этому ей придется приготовиться, приучить себя к ледяной вежливости, научиться не принимать ничего близко к сердцу и сохранять спокойствие.

Вдруг он обратился к ней:

— Мы больше не будем устраивать приемов, но если к ужину придут твои родители, я буду рад. Но никаких шумных вечеринок.

В ответ Бет просто наклонила голову и снова вернулась к работе, занося в компьютер новые данные.

Он зашел в ее офис, и это само по себе было необычно. Но то, что он вмешался в ее планы относительно их светской жизни, было еще необычнее. Он продолжал говорить, его голос звучал намеренно безразлично:

— Ты слишком себя изматываешь. Если тебе плевать на собственное здоровье, то подумай о ребенке. Тебе придется задуматься об этом; если ты сама этого не сделаешь, то я буду вынужден заставить тебя.

И он вышел из комнаты, хлопнув дверью. Ребенок. Конечно. Новая жизнь, которую она носила в себе, являлась его главной заботой. Только по этой причине она здесь. Но Бет не удалось разозлиться или пожалеть, что ребенок вообще был зачат. Ведь он стал единственным смыслом ее жизни.

По правде говоря, ей не следовало пренебрегать словами Чарльза. Движения и походка Бет уже стали осторожными и плавными, тело подсказывало ей, что подошло время успокоиться. Так часто принимать гостей стало для нее утомительным.

Но это не значило, что она стремилась остаться надолго наедине с Чарльзом. Заглядывая в зеркало, Бет видела горькое выражение своих глаз. Видимо, ее замужество превратилось в пустую и лживую игру.

Оставшись наедине с Чарльзом, Бет пришлось бы выдержать тяжелое испытание. Справится ли она со своими чувствами, или они возьмут над нею верх и снова заставят ее испытать, что такое неразделенная любовь? Бет просто боялась пойти на такой риск.

Любовь не умирает по приказу. Ее нельзя выключить, как настольную лампу, только потому, что вас обидели и унизили.

Необходимо было найти выход. В течение января Бет придумывала все новые и новые способы не видеться с Чарльзом. Поначалу ее мать с радостью приняла предложение провести неделю в Лондоне и купить для Бет подходящий ее положению гардероб. Но в конце концов и она удивилась:

— Ты уверена, что тебе все это нужно, крошка? Еще пара месяцев, а потом, если ты хоть чуточку похожа на меня… После того как ты родилась, я не могла дождаться момента, чтобы отнести эти ужасные мешки на благотворительную распродажу! Потом я немного жалела: ведь они могли снова понадобиться. Но так уж случилось, что ты у меня одна, мы не подарили тебе братика или сестричку. Но, даст Бог, у вас с Чарльзом будет куча детей — в Южном Парке много места, не так ли?

Бет закрыла глаза, уязвленная этой безыскусной тирадой. Ребенок, которого она носит, будет единственным. То, что от ее замужества осталось только название, а физическая близость ушла в прошлое, она держала от всех в тайне. Пустые комнаты Южного Парка такими и останутся.

Однако она не склоняла головы. Будучи единственным ребенком, она никогда не чувствовала себя одинокой. Всегда у нее было полно друзей в деревне и в школе, и Бет была уверена, что у ее ребенка тоже будет много друзей.

Неделя превратилась в две. Бет обнаружила, что хочет посмотреть несколько спектаклей, разыскала пару выставок, которые было бы жалко пропустить.

— Жаль, если мы немного не поразвлечемся, — заявила она матери, когда та заметила, что неделя истекла, — так много еще хочется увидеть. Ты ведь не беспокоишься за папу?

— Нет, конечно, нет, — Молли Гарнер улыбнулась официантке, подававшей им к завтраку поджаренные хлебцы. — Он прекрасно справляется один. А тишина ему даже нравится. Он всегда жаловался, что я слишком много болтаю. Но, Бет, я беспокоюсь о тебе. У тебя все в порядке?

— Конечно! — быстро ответила Бет и откусила слишком большой кусок. Она не ожидала такого поворота разговора. А ей следовало бы помнить, что мама всегда была слишком наблюдательна и заботлива. Поэтому Бет решила спросить первая. — Почему ты спрашиваешь?

— Ты так изменилась, и это очень заметно. У тебя глаза такие печальные, что мне иногда плакать хочется.

— Глупости! — Бет попыталась произнести это как можно легкомысленнее. Лучше бы мать заметила в ее глазах твердость. Но печаль?

Неужели это так бросается в глаза? Неужели ей так и не удалось выкинуть из сердца эту глупую любовь к своему мужу? Не стоит об этом думать. Бет ласково улыбнулась матери и продолжила разговор.

— Ты все это придумала. Просто перед тобой женщина, у которой часто болит спина, случаются сердцебиения, ноют суставы, а внутри маленькое чудовище играет в футбол. Ну, что мы будем делать сегодня? Пойдем на выставку викторианских драгоценностей? Или снова посетим «Хэрродс» — посмотрим на жакет, который я советовала тебе купить в среду?

Но когда-нибудь ей все-таки придется вернуться домой.

Чарльз не подал и виду, что соскучился по ней. А почему он должен был скучать? Они перестали притворяться, когда его чувство к Занне стало явным для обоих.

Бет нашла, чем занять себя. В агентстве скопилось много работы, и она просиживала в своем офисе целыми днями, потом молча ужинала с Чарльзом и быстро удалялась в свою комнату, ссылаясь на усталость.

Отчасти это было правдой. Она уставала, тело ее болело, но мысли не давали покоя. Однажды холодной мартовской ночью, когда дождь хлестал в окно ее спальни, она оставила бесплодные попытки уснуть, поднялась, обвязала вокруг своей раздавшейся талии шаль и тихо, как только могла, прокралась в детскую.

Чарльз ничего не сказал, только приподнял одну бровь. Этого было достаточно, чтобы она поняла, что он считает ее идиоткой, но готов потакать капризам беременной женщины. Но Бет настояла, чтобы детскую отремонтировали.

Там спал Гарри. Она не могла ненавидеть ребенка, но также не могла забыть, как его родители смотрели на него, когда он лежал в кроватке, которую они готовили для ее неродившегося младенца.

Даже теперь, стоило ей позволить строптивой памяти проникнуть сквозь созданную ею стену, перед глазами вставали Занна в атласной ночной рубашке и обнимающий ее Чарльз. Бет снова слышала, как он с любовью говорит о сыне, которого та родила ему…

Походив по комнате и потрогав вещи, Бет немного успокоилась и присела на краешек узкой кровати, которую по ее настоянию поставили в детской. Тут она будет спать в первые месяцы жизни младенца, будет сама кормить его, и Чарльзу не придется искать ребенку няню.

Она подумала вдруг, что он сейчас лежит один на широкой двуспальной кровати, и нервно вскочила на ноги.

Миссис Пенни настояла на том, чтобы Бет принесла сюда все детские вещи, купленные ею за бешеные деньги в Лондоне. При этом она заметила, что здесь хватит вещей на целую армию младенцев, и закинула коробки на самую верхнюю полку шкафа.

Здесь они и лежали уже несколько недель, ожидая, пока их рассортируют и аккуратно разложат по полкам. Даже поднявшись на цыпочки, Бет не смогла до них дотянуться. Не желая сдаваться, она пододвинула к шкафу низенький стульчик. Взобравшись на него, она смогла наконец обхватить руками стопку нарядных ярких одежек и коробку с игрушками, перед которыми не устояла.

Тут Бет услышала приглушенный вздох, и сильные мужские руки обхватили ее.

— Что ты делаешь, черт возьми? — Его голос прозвучал словно удар хлыста. Он снял ее со стула и осторожно поставил на пол. Чарльз продолжал обнимать ее, но уже не так крепко, она смогла повернуться в кольце его рук и тут же пожалела об этом.

На нем был наспех накинутый короткий махровый халат. По опыту Бет знала, что под ним ничего нет. Он всегда спал без одежды. Она смотрела на его мужественное, суровое лицо, мускулистое смуглое тело, покрытое жесткими волосками, на его широкую грудь и стройные сильные ноги, и ее сердце начало биться сильнее, а мысли заметались.

— Ну? — вопросительно произнес Чарльз, посмотрев ей в глаза. Бет опустила глаза, чтобы он не догадался о ее чувствах.

Облизнув губы, она ответила:

— Я просто хотела разобрать детские вещи, которые купила в Лондоне.

Нужно сохранять спокойствие. Сейчас не время проявлять эмоции. Однако после долгих месяцев отстраненной вежливости, холодного сарказма или, что было еще хуже, плохо скрываемой скуки его внезапный гнев, проявление его истинных чувств напугали ее и выбили из колеи.

Это никак не вязалось с ее представлением о своей дальнейшей супружеской жизни и шло вразрез с избранной ею линией поведения.

— И вот спустя недели ты решила заняться этим прямо сейчас. Неужели это не могло подождать, пока ты не попросила бы кого-нибудь стащить вниз коробки?

Он отпустил ее и сунул руки в карманы халата, чуть откинувшись назад всем корпусом. Она отступила перед таким откровенным сексуальным призывом и оперлась о спинку стула, стараясь держать себя в руках.

— Я не могла заснуть. — Это прозвучало слишком фальшиво, подумала Бет. И почему она вдруг испугалась того, как безобразно выглядит ее расплывшаяся, бесформенная фигура, когда она стояла, широко расставив ноги, с напряженным лицом, удерживая тяжелую коробку…

— Я тоже не мог, — ответил Чарльз и улыбнулся. — Потому и услышал, как ты тут возишься.

Возишься. Она закусила губу, услыхав это слово. С таким же успехом он мог сказать ей, что она похожа на тюленя на берегу.

Эта мысль взбесила ее. Ну и что? Женщине в ее положении не следует заботиться о своей привлекательности, и то, что он сказал, что она «возится», было абсолютно нормальным, особенно если учесть, что он давно не испытывает к ней никакого влечения, а просто использует как жену и хозяйку.

Он поймал ее руку и зажал в своей и заговорил мягко и нежно. Он не разговаривал с ней так с тех пор, как она сбежала от него во Францию.

— Если мы оба не спим, почему бы нам не заняться вещами вместе? — Он мягко надавил ей на плечи и усадил на стул. Потом быстро и легко достал коробки и снял их с полки. — Разверни тут все и скажи мне, куда что положить…

В его голосе зазвучали давно забытые теплота и страсть, серые глаза смотрели на нее с улыбкой. Волны его голоса обволакивали Бет, она могла только удивляться, как быстро рухнула так тщательно возведенная ею стена.

Но это только маленькая брешь, подумала она, и не следует подпускать его к себе слишком близко. Поэтому она ответила, стараясь, чтобы ее голос звучал не слишком мягко и в то же время не агрессивно:

— Тебе, право, не стоит об этом беспокоиться.

Он коротко взглянул на нее исподлобья и просто ответил:

— Тут нет никакого беспокойства. Мне хочется посмотреть, что ты купила для моего наследника.

Все ясно, подумала Бет, стараясь вызвать в себе внутреннее сопротивление. Эти попытки не увенчались успехом, и она оставила их, к тому же это не имело никакого значения.

Бет обнаружила, что увлеченно распаковывает детские одежки, с удовольствием щупает мягкую шерсть и тонкий шелк, заливается веселым смехом, глядя, как Чарльз удивленно вертит в руках крошечные башмачки.

— Неужели у него будут такие маленькие ножки?

— Конечно, будут! — Завтра она снова напустит на себя неприступность, но сегодня Бет просто наслаждалась возможностью расслабиться и ощутить близость, возникшую между ними в последние полчаса. — Судя по тому, как он бьет ножкой, у него будет размер двенадцатый — это очень большой, — добавила она, поморщившись от внезапного толчка.

— Что случилось, Бет? — Чарльз быстро опустился на колени рядом с ней и, нахмурившись, ласково взял ее за руку. — Тебе больно?

Удивительно, но он выглядит любящим, не веря своим глазам, подумала Бет. Уже полчаса, как он был нежным, заботливым мужем, таким, каким она знала его до того несчастного случая и до возвращения Занны. Она занервничала, не зная, как себя вести. Она уже почти избавилась от своей безнадежной любви к нему, а теперь…

— Нет. — Она покачала головой, и волосы упали ей на лицо. — Думаю, ему просто хочется потанцевать.

Лицо его расслабилось, но взгляд остался настороженным. Он спросил неуверенно:

— Мне хочется почувствовать, как двигается наш ребенок. Можно?

Насколько она его знала, он всегда делал, что хотел, и сейчас Бет узнавала его с новой, неожиданной стороны. Она ласково взяла его руку и положила на свой живот. Удивление, отразившееся в его темных глазах, вызвало у нее слезы.

Все еще коленопреклоненный, он придвинулся к ней ближе, обнял ее, провел рукой по ее животу. Глаза их встретились. Ее сердце замерло, потом подпрыгнуло и поскакало куда-то вперед, в ответ на его тихие слова:

— Ты прекрасна, Бет. Ты никогда не была такой красивой, как сейчас.

Потом его выражение изменилось, он улыбнулся:

— Вот он опять топнул. Неудивительно, что тебе не спится, если он дерется так всю ночь.

Потом он поднял руку и, взяв ее за подбородок, заглянул в глаза:

— Послушай, мы все время говорим о ребенке «он». Ты огорчишься, если это будет дочка?

Она помотала головой, одновременно пораженная и испуганная. Такого рода нежности она решила полностью убрать из их отношений — чтобы сохранить свою личность и уважение к себе. А теперь она ведет себя как дура.

— Нет. А ты? — выдавила она из себя.

— Нет, конечно.

Она повторила про себя его слова. Конечно, нет. У него уже есть сын. Он страстно желает видеть рядом с собой мальчика, похожего на него. Странно, но эта мысль не причинила ей боли, ей просто захотелось прижаться к нему. Его лицо дрогнуло, когда он заговорил со странным, непривычным выражением, которому Бет была не в силах сопротивляться.

— Я хочу спать с тобой сегодня. Просто обнимать тебя. Тебя и нашего ребенка, ничего больше.

Бет ничего не ответила, потому что горло ее сдавил спазм. Улыбаясь, он взял ее на руки:

— Во мне все перевернулось, когда я увидел тебя стоящей на этом шатком стульчике. Я хочу прижать тебя крепче и быть уверенным, что с тобой ничего не может случиться.

Он понес Бет в спальню и положил на кровать, заботливо укрыв одеялом, словно с ее стороны не могло быть никаких возражений.

Бет зарылась лицом в подушку и, глотая слезы, вдыхала слабый терпкий запах его одеколона, ощущая рядом его присутствие.

Уже год, как она не спала с ним в этой комнате, в этой кровати. Это было словно возвращение домой, и Бет плакала, так как никогда не думала, что это возможно.

То, как она стояла на стуле и тянулась за коробками, разбудило в нем тяжелые воспоминания о несчастном случае и последовавшем за этим выкидыше и снова вызвало чувство вины. Она услышала, как рядом с ней скрипнул матрас, и покорно дала ему обнять себя, не протестуя, прижалась к нему, пообещав себе, что эта единственная ночь станет исключением для них обоих.

Завтра, думала Бет, когда его глубокое и ровное дыхание сообщило ей, что он спит, все встанет на свои места. Ведь при том, что знают они оба, они не могут вести себя иначе.

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Проснувшись, Бет сообразила, что лежит на двуспальной кровати одна. Уже многие месяцы она не спала так глубоко и спокойно. Теперь она села в постели, подложив под спину подушки.

Бет невольно улыбнулась и закусила губу, чтобы не рассмеяться. Спокойнее, сказала она себе, отнесись ко всему спокойнее.

Но мысли не слушались и быстро сменяли одна другую, словно у нее в голове открыли какой-то клапан. Остановить их было невозможно, и она позволила своим мечтам и надеждам свободно сливаться в одно прекрасное целое.

Этой ночью Чарльз показал, что все еще нуждается в ней. Хотя она и не Занна, но она его жена и будущая мать его ребенка. Им было хорошо и спокойно вместе, несмотря на то, что от их брака осталась только внешняя сторона и они давно жили отдельно, избегая близости.

Может быть, больше не надо возвращаться к прошлому?

Дневной свет пробивался сквозь бархатные шторы, но Бет решила остаться в постели, чтобы хорошенько все обдумать.

Ей нужно серьезно поговорить с ним. Может, она не права, что так старательно прячется в возведенной ею самой крепости. Если они откровенно поговорят о его чувствах к Занне, то, возможно, лучше поймут друг друга.

Может быть, ее вторичный уход убил его любовь? Бет могла только надеяться и молиться, чтобы это было так. Если это правда, то она перестанет жить словно на острие ножа, перестанет бояться, что другая женщина придет и заберет его себе, а ей надо будет признать, что ее любовь с самого начала была обречена. Если это правда, то ей больше не нужно будет подавлять свои чувства.

Раньше она боялась спросить его, боялась услышать правду о Занне и Гарри, о том, что он хочет остаться с ними. Она боялась, что правда будет означать новую боль и унижение, которые у нее недостанет сил перенести.

То, каким он был с ней этой ночью, то, как он заботился о ее покое и удобстве, дало ей новые силы и уверенность в себе. Теперь она почувствовала себя достаточно смелой, чтобы открыто поговорить с ним.

Резкий стук в дверь возвестил, что миссис Пенни принесла на подносе завтрак. Мысли Бет оборвались, она потянулась и громко поздоровалась.

Сейчас она чувствовала себя уверенней, чем когда-либо, включая первые месяцы их брака, когда она надеялась, что заставит Чарльза полюбить себя. Теперь ей не нужно гадать и ворожить по звездам, солнцу и луне. Она надеялась, что они смогут достичь взаимопонимания и создать прочную основу для своей семьи. А гороскопы пусть остаются гадалкам.

— Завтрак в постели! И до полудня вы можете не вставать. Таков приказ Чарльза. — Экономка поставила поднос ей на колени и подошла к окну раздвинуть шторы. — Он уехал в банк и просил передать, что вернется к ланчу и чтобы вы не беспокоились, если он задержится.

— Я не беспокоюсь, — заверила ее Бет. — Вы мне скажете, когда он вернется?

— Обязательно. Ешьте яйца. — Миссис Пенни взглянула на нее с довольным видом. — По правде говоря, я так счастлива видеть вас здесь. Терпеть не могу, когда супруги спят отдельно. — Она подбоченилась. — Может, это и считается современным и цивилизованным в некоторых кругах, но, по мне, это просто ненормально. Думаю, вам не следует пить апельсиновый сок.

Ничего не ускользнет от глаз миссис Пенни! — сказала себе Бет, принимаясь за яйца с гренками. Она точно связала исчезновение молодой хозяйки и ее странные отношения с Чарльзом с июньским приездом Занны.

Она даже не пыталась скрывать неудовольствие, заметив поразительное сходство Гарри с отцом. Она так долго проработала в Южном Парке, что считала себя членом семьи и не боялась выражаться открыто. Бет отставила поднос и спустила ноги с кровати. Нет смысла вспоминать прошлое, если она хочет построить новую жизнь с Чарльзом. Им нужно поговорить, она должна сказать ему, что ей нужна уверенность в том, что его любовь к Занне — в прошлом и никогда не возродится, и что она хочет забыть все, что случилось, и постараться сделать их брак полезным для обоих.

Она так старалась разлюбить его и уже поверила было, что это удалось. Но стоило ему уделить ей немного внимания, а ей провести ночь в его нежных объятиях — и она поняла, что ошибается. Ей легче не дышать, чем перестать любить его.

Словно в ответ на ее радостное настроение, погода исправилась: день был ярким и свежим, по-настоящему весенним. Не в силах работать или, как велел Чарльз, отдыхать, Бет набросила пальто на легкое шерстяное платье, купленное в Лондоне и до сих пор не надеванное, и вышла из дома.

Дул легкий прохладный ветерок, но солнце светило ярко. По ослепительно голубому небу плыли легкие облачка. Пройдет месяц, и на деревьях распустятся почки, но уже сейчас было заметно, как они набухли.

Бет решила набрать цветов и украсить ими стол — это поможет ей скоротать время до возвращения Чарльза и предстоящего разговора, одна мысль о котором нервировала ее. Не успела она сойти с посыпанной гравием дорожки на обочину, как из-за поворота появилась маленькая ярко-красная гоночная машина.

Стараясь избежать столкновения, Бет поскользнулась и теперь поднималась с колен, вся красная от смущения, и принялась отряхивать стебли и грязь с пальто, изумленно глядя на машину, которая дала задний ход.

Через низкие окна спортивной машины Бет видела дорогие чемоданы на пассажирском сиденье и длинные женские ноги, короткую юбку на стройных бедрах… Она молча смотрела, как эта женщина быстро вскочила и высунулась через открытый верх автомобиля:

— Можно подумать, что я побила все рекорды скорости, приехав сюда из Хитроу, чтобы сбить тебя на этой дороге! Прости, но тебя просто невозможно объехать: когда я носила Гарри, я не была такой толстой!

Бесстыдные, густо накрашенные глаза уперлись в Бет, которая продолжала обирать с себя травинки.

— Надеюсь, ты не ушиблась?

Бет молча помотала головой, почувствовав, как ее прорезала боль. Но сердце болело сильнее. Занна снова была здесь. Случилось то единственное, чего она боялась.

Прелестная, как всегда, чувственная, оживленная — как Чарльз сможет устоять перед ней?

Она закрыла глаза, а когда снова открыла, то Занна уже вылезла из машины и стояла перед ней, проводя рукой с ярко накрашенными ногтями по золотым волосам.

Гарри нигде не было видно. Бет не стала спрашивать о мальчике. Все, что она смогла промямлить, было:

— Хитроу? Ты прилетела из Франции?

Но Чарльз, конечно, не знал об этом. Не знал? Конечно, он будет так же поражен, как и сама Бет.

— Вообще-то из Испании. Мы несколько месяцев провели в Испании. — Занна повернулась и оправила на себе короткую обтягивающую юбку и экстравагантную курточку. Бет подумала, что она, должно быть, оставила сына на попечение какой-нибудь испанской няни, когда ею овладел внезапный импульс вернуться к Чарльзу и доказать еще раз, что он принадлежит только ей.

Но это не так! — закричало что-то внутри Бет. Он был влюблен в Занну, все это знали, даже собирался из-за нее оставить жену. Но он слишком серьезен, слишком чувствителен, чтобы еще раз бросаться с головой в этот омут. Нет сомнения, это так!

Занна театрально передернула плечами:

— Я слишком экзотична для английского климата. Запрыгивай, я подвезу тебя до дома.

Однако Бет только холодно на нее взглянула и отказалась.

— Я лучше пройдусь. Зачем ты приехала? Будто я и так не знаю, подумала Бет, и ее губы задергались. Занна склонила свою прелестную головку набок и окинула ее неласковым взглядом:

— Да ты просто фригидная стерва. Ничего удивительного, что Чарльз… — Она вздрогнула и не закончила фразу. Для Бет все стало совершенно ясно. — Можешь смотреть на меня как на гадюку, совсем как тогда в июне. Скоро ты узнаешь, зачем я возвратилась.

Она повернулась к машине, но в это время из-за поворота показалась машина Чарльза.

— Чарльз, милый! — Занна распахнула объятия и бросилась навстречу затормозившей машине. Бет сразу стало холодно, и она постаралась поплотней закутаться в пальто, чувствуя, как сильно забилось ее сердце. Теперь все зависело от его реакции, от того, как встретит он женщину, которая дважды бросала его.

Она видела, как он вышел из машины, захлопнув за собой дверцу, видела, как вздрогнули его широкие плечи в твидовом пиджаке. Потом лицо его расплылось в улыбке, он протянул руки и обнял хрупкую фигурку в зеленом костюме, крепко прижав ее к себе.

Ревность пронзила Бет. Она не могла больше ни секунды стоять и смотреть. Но все же Бет успела услышать радостный возглас Занны:

— Милый! Я вернулась! Разве это не прекрасно? Поцелуй же меня!

Это было невероятно, невозможно, и все же это происходило наяву. Занне достаточно было просто появиться, чтобы такой взрослый, такой уверенный в себе Чарльз Сэвидж повел себя как мальчишка. Бет не могла это вынести, ее затошнило, и она постаралась как можно быстрее добраться до дому.

Она встретится с ним еще только один раз, только чтобы сказать ему все, что о нем думает. После этого она уйдет. Никакие законы, никакие правила не смогут привязать ее к человеку, который ведет себя подобным образом.

Почти вбежав в дом, она закрыла за собой входную дверь и, стиснув зубы, прислонилась к ней. От гнева она не могла даже плакать. Все ее дурацкие надежды и планы на будущее разбились, потому что Занна Холл снова ласково на него посмотрела.

И это после его нежности прошлой ночью. Другой женщине достаточно было лишь улыбнуться ему, и он позабыл все — жену, обязательства, ответственность перед семьей!

Бет пошла вверх по лестнице, но, не пройдя и половины пути, согнулась от резкой боли. Позади нее появилась миссис Пенни со стопкой чистых отглаженных полотенец.

— Что с вами? Вы в порядке?

— Да, — простонала Бет и присела на ступеньки, — кажется, ребенок собирается появиться на свет.

— Без паники, — скомандовала миссис Пенни и положила кипу полотенец на стол, — лучше раньше, чем позже. Куда же подевался ваш муж?

— Понятия не имею. — Лучше солгать, чем объяснять, что он повстречал свою старую любовь на полдороге к дому. С ним покончено. Покончено. Единственное, что ее спасет, — это бегство.

— Как всегда, — проворчала миссис Пенни, поднимаясь вверх по лестнице. — Когда они нужны, их не сыщешь. А когда нужды в них нет — тут как тут, вертятся под ногами. Пошли. — Сильные руки помогли Бет встать на ноги. — Позвоните вашему отцу, пусть он отвезет вас в больницу. Я схожу за вашей сумкой. Не беспокойтесь.

Родов она боится меньше всего, грустно подумала Бет и подняла телефонную трубку, пока экономка пошла за сумкой, которую Бет упаковала неделю назад. Лучше, если ее отвезет отец. Она не хотела, чтобы Чарльз был рядом, потому что накричала бы на него, разволновалась бы, а это обязательно отразится на ее давлении.

Бет начала набирать номер, но не успела нажать и на две цифры, как новая схватка, еще более сильная, чем первая, заставила ее согнуться пополам и замереть, забыв обо всем.

Но все же отвез ее именно Чарльз. Он вошел в холл, одной рукой обнимая за плечи Занну, и немедленно оценил ситуацию.

Положив телефонную трубку на место, он принял сумку из рук миссис Пенни и вывел Бет на улицу, потом усадил на переднее сиденье автомобиля, припаркованного прямо перед дверями рядом с изящной спортивной машиной Занны.

— Я разрешаю тебе отвезти меня только потому, что это быстрее, — сквозь зубы пробормотала Бет, когда он обнял ее, — но после я не желаю, чтобы ты приближался ко мне.

Она стерла пот с верхней губы и заметила его непонимающий взгляд.

— Я не хочу брать на себя ответственность и отбирать у тебя твою любимую игрушку. Уверена, что вы получите массу удовольствия от совместных развлечений.

— Что, черт возьми, ты несешь? — Обеими руками он держал руль, они уже выехали на дорогу из главных ворот и теперь ехали по открытой местности. Его голос звучал напряженно, но у Бет и без того было о чем подумать, потому она продолжила:

— Ты прекрасно знаешь, о чем я! Я подслушала ваш разговор, ты помнишь? — Они въехали на арочный мост, и Бет подпрыгнула и вцепилась в сиденье. Пот заливал ей глаза, но скорость тут была ни при чем. Он ехал быстро, но уверенно. Эту дорогу он знал как свои пять пальцев, и риска никакого не было. Бет перевела дух и продолжала: — Когда она привезла твоего сына, чтобы повидаться с тобой, тебе надо было сразу же развестись со мной и жениться на ней. Я согласилась остаться только из-за беременности…

Бет снова пронзила боль, но она не обратила на нее внимания.

— Потом она снова ушла от тебя, не так ли? Знаю, она говорила, что устала быть матерью-одиночкой и что Гарри нужен отец, но все равно ушла. Я надеялась, что ты дважды подумаешь, прежде чем снова позволишь ей так поступить с тобой. Но нет! — Она попыталась улыбнуться. — Стоило ей показаться, и ты бросился ей навстречу, обнял ее. Это из-за тебя мне стало плохо!

Он мрачно, искоса посмотрел на нее. В его глазах чувства сменяли друг друга, этот взгляд невозможно было понять, да она и не пыталась. Ей это не интересно. Чарльз снова стал смотреть на дорогу и с жаром произнес:

— Тут целый клубок.

— Клубок? — Лучше всего изобразить безразличие. Бет нарочито холодно отвернулась и посмотрела в окно.

Они уже миновали деревню и выехали на главную дорогу. Добраться до дорогого частного роддома, где она состояла на учете, займет всего несколько минут. Но продержится ли она даже это время?

— Бет…

— Не пытайся запутать меня. — Она не дала ему договорить. — Не думай, я тебя насквозь вижу. Хочешь сидеть на двух стульях — отлично! Но не рассчитывай на меня. Мне не важно, уйдет Занна или останется, потому что я в любом случае не останусь. Особенно теперь.

Почему-то у нее перехватило горло, а на глаза навернулись слезы. Она отчаянно заморгала, избегая его мрачного взгляда, чувствуя, как тяжело он дышит.

Именно в этот момент он отпустил педаль газа и свернул с главной дороги, теперь ему пришлось сосредоточить внимание на управлении машиной. Новый спазм заставил ее застонать, и он снова нажал на газ. Потом произнес мягко и спокойно:

— Мы поговорим об этом через день или два. Сейчас тебе нужно беречь силы. У тебя истерика.

Наверно, он прав, подумала Бет, закрыв глаза. Высказавшись наконец в открытую, облекая в слова все отвращение, которое она испытывала к его отношениям с Занной, она совсем отвлеклась от ужасных мыслей о предстоящих родах. Теперь же, в наступившем молчании, Бег потеряла всякую уверенность в том, что они будут.

Ранним утром следующего дня Бет держала на руках маленький сверточек. Сердце ее начинало биться сильнее и радостнее, когда ее пальцы нежно касались красных бархатистых щечек младенца. Она шептала:

— Тебя зовут Айдэн Джон, моя прелесть.

— Не Чарльз? — Чарльз бесшумно вошел и теперь стоял, облокотившись о дверь, и пристально смотрел на нее, рассуждая вслух: — Давай-ка посмотрим: Айдэн — потому, что тебе нравится это имя, Джон — в честь твоего отца. А что же в честь меня, его отца?

Хотя она заявила ему, что не желает его присутствия, он остался, и, честно говоря, она была более чем благодарна ему за тот нежный и внимательный уход, которым он окружил ее, за то, как он держал ее за руку, за то, как он вытирал ей пот с лица. Он не отходил от нее ни на шаг, всегда готовый помочь, и ее слабые попытки восстановить себя против него терпели неудачу.

Она устала, но чувствовала себя абсолютно счастливой. С новорожденным младенцем на руках ей не хотелось затевать новую ссору. Эта безоговорочная капитуляция, покорность, то, как она улыбалась отцу своего ребенка, удивляли саму Бет. Запинаясь, она проговорила:

— Чарльза Айдэна Джона Сэвиджа будут звать Айдэном, чтобы избежать недоразумений.

— Да, конечно. — Он подошел к кровати и присел рядом, дотронувшись до крошечной младенческой ручки. В глазах его метались огоньки. — Думаю, вам надо отдохнуть, миссис Сэвидж. Рад видеть, что вы справились со всеми вашими собственными недоразумениями.

Словно в ответ на его слова, в комнату вошла сиделка, уложила ребенка и потушила свет.

— Отдыхайте, миссис Сэвидж, — сказала она, — если вам что-нибудь понадобится, позвоните. Мистер Сэвидж?..

Изгиб ее белобрысых бровей был откровенно кокетливым, голубые глаза искрились. Бет сонно улыбнулась: вероятно, следовало бы ревновать, но ей было все равно. Все женщины готовы были упасть в объятия Чарльза Сэвиджа с тех пор, как он вышел из подросткового возраста. Тут не было ревности, одна только гордость. Бет удивленно услышала:

— Я останусь, пока моя жена не уснет.

Она почувствовала прикосновение его грубой, небритой щеки к своей, и теплые волны сна поглотили ее. Последнее, что она подумала, — это что, может быть, он прав. Наверно, она покончила со всеми своими недоразумениями.

После обеда, окруженная букетами цветов, самый большой и красивый из которых был прислан Чарльзом, Бет уже знала, что «недоразумения» никуда не делись, все осталось по-прежнему, особенно это касалось ее решения изменить свою жизнь.

Он позвонил очень рано, переполненный нежными чувствами, но она поговорила с ним коротко, сказав, что у нее много гостей (это было правдой) и что она плохо его слышит (что было совсем откровенным враньем, ведь она расслышала даже, как изменился его голос, когда он сказал, что заедет позже).

Теперь ее родители уже уходили, с ними ушла и миссис Пенни, которая тоже заходила посмотреть на прибавление семейства. Потом пришла Элли, и, хотя Бет рассчитывала хорошенько продумать наедине, что она скажет Чарльзу при встрече, она с радостью встретила подругу.

После искренних объятий и восхищенных охов Элли преподнесла ей букет весенних цветов и состроила веселую гримасу:

— Тут и без этого цветов предостаточно. Но не волнуйся, у меня есть еще что-то, что тебя больше порадует. — Она положила на колени Бет бандероль. — Прихожу сегодня утром в агентство и вижу это. Там было вложено письмо, поэтому я знаю, что внутри. Раскрой!

Когда Бет расправилась с липкой лентой и оберточной бумагой, в руках у нее оказалась последняя книга Уильяма, та, над которой они вместе работали. С порозовевшими щеками она прочла приложенную к книге записку:

«Если Вам когда-нибудь снова понадобится работа или что-нибудь еще — не стесняйтесь. Я всегда рядом. Ваш Уилл».

Это было неожиданно, но приятно и не совсем бесполезно, особенно когда вдруг в комнату влетел Чарльз.

— Кто-то прислал тебе книгу? Привет, Элли. — Он мельком взглянул на девушку, ибо больше всего его заинтересовала записка, которую он выхватил у Бет из рук.

Потом он отвернулся, бросил карточку на постель и прошелся по комнате, стараясь успокоиться.

Бет догадалась, просто почувствовала, что творится в его изощренной, подозрительной голове, и прошипела, не обращая внимания на Элли:

— Если ты собираешься отыскать сходство, забудь об этом. А если ты попробуешь добиться теста на отцовство, я тебя убью!

Он резко обернулся. Лицо его помрачнело; его черная куртка, казалось, излучала угрозу.

— Смотри не задохнись. То, как ты отреагировала на мои подозрения там, во Франции, убедило меня. Если бы у меня были хотя бы малейшие сомнения, я бы и на порог тебя не пустил.

— Я… я лучше пойду, — сказала Элли. Однако они пропустили мимо ушей ее неловкие слова, и та выскочила из комнаты.

— Такая уж у тебя доверчивая натура, — бросила Бет, нисколько не испугавшись его насупленных бровей.

— Иногда так может показаться. Кое-чему я уже научился, да и ты не без опыта.

Она собралась было возразить, но он закрыл ей ладонью рот и предупредил:

— Замолчи и слушай, что я тебе скажу. Уложив ее на подушку, он повесил на дверь табличку «Не беспокоить», швырнул на пол цветы Элли и записку Уильяма и растянулся на кровати, заложив руки за голову, невзирая на ее протесты.

— Я пытался разгадать твое поведение с тех пор, как ты выдала эту дурацкую идею раздельной жизни.

— Это было самое разумное из всего, что я когда-либо предлагала. — Все равно рот он ей не завяжет. Ей хотелось, чтобы он убрался с ее постели. — Ты месяцами ко мне не приближался. Ты интересовался мной не больше, чем деревяшкой или предметом мебели. — Она гневно взглянула на него, потом снова уставилась в потолок, сжав руки под грудью. Нет, все не кончилось, все только начинается!

— Я же объяснил почему! — Первый раз за все время в его голосе послышалась усталость. Сердце Бет замерло. — Если бы ты знала, каким я чувствовал себя виноватым, то не спрашивала бы почему.

Не важно, как он себя вел, не важно, что Занна всегда была для него на первом месте. Главное, что сейчас он говорил искренне. Бет не могла ошибиться: в его голосе была боль, когда он говорил о том, как чувствовал себя в те ужасные месяцы после аварии. Язвительный тон только мешал, поэтому Бет произнесла искренне:

— Откуда мне было знать, если ты сам мне не сказал? Если это тебе поможет, то я тоже чувствовала вину. Ты женился на мне, чтобы иметь детей — по крайней мере это было главной причиной. А я не сумела. А когда мне сказали, что я не способна снова забеременеть, это для меня было равносильно краху.

Он повернулся на постели и заглянул ей в лицо.

— Тебе надо было поговорить со мной. Мы бы все выяснили. Нам обоим надо было поговорить. Просто все обсудить. — Взгляд его потеплел, он прижался губами к ее обнажившемуся плечу.

Бет почувствовала себя совсем беспомощной. Все шло не так, как она предполагала. Вся их конфронтация происходила от недостатка общения. Если бы они вовремя поговорили, то можно было бы решить все проблемы.

Но теперь уже поздно, возврата к прошлому нет. Он приподнялся на локте так, чтобы его глаза были вровень с ее, и очень спокойно произнес:

— Я все пытался понять твое поведение, но мне это не удавалось. По крайней мере пока ты не выступила со своей истеричной речью тогда, в машине.

— Истеричной? — Бет вздрогнула, как от удара. — У меня не было никакой истерики, просто я боялась, что ребенок родится прежде, чем мы доберемся до больницы.

— По правде говоря, ты боялась не только этого! Я уже начал сомневаться в своих собственных поступках.

Бет улыбнулась, но вдруг поняла, что муж говорит совершенно серьезно. И тоже боится. Она тихо вздохнула, почувствовав себя маленькой и одинокой, несмотря на спящего рядом ребенка. Чарльз продолжал:

— Я все понял, только когда ты выдала эту чепуху, насчет того, что Гарри — мой сын. Скажи мне, что именно ты подслушала тогда, в июне?

Чепуху? Сердце Бет подпрыгнуло и упало, застучав тяжело и глухо. Она все слышала, и никаким иным образом этого не перетолкуешь. Нечего и пытаться.

Бет облизнула пересохшие губы и прошептала:

— Она называла тебя «милый».

— И это все? Она всех зовет «милый». — Он снова повернулся на спину и закрыл глаза, словно ему было скучно. Бет со злостью толкнула его под ребро.

— Ну уж нет, далеко не всех, и ты прекрасно это знаешь!

Бет резко откинулась на подушки, при этом кровать издала скрежет потревоженных пружин. Младенец Чарльз Айдэн Джон слабо запротестовал.

— Ну что же, продолжай, — пробормотал Чарльз.

— Не думаю, что сейчас подходящее время, чтобы обсуждать, почему наш брак развалился. — Голос Бет звучал агрессивно, ей не хотелось расстраиваться. Во всяком случае, не сейчас. Потом, может быть, позже. Завтра. Но не сейчас.

Чарльз снова повернулся к ней. Его взгляд задержался на спящем ребенке, потом поднялся к ее чувственно припухшим губам и мечтательным зеленым глазам. И он хрипло произнес:

— О Господи! Кажется, я ревную к собственному сыну. — Затем продолжал: — Когда ты нашла ту работу, во Франции, и сказала мне, что хочешь развода, мне показалось, что я схожу с ума. Все и так складывалось плохо: я знал, как ты хотела иметь детей. Думаю, именно поэтому ты согласилась выйти за меня замуж.

— Ты тоже говорил, что хочешь детей. Целые орды, чтобы заполонить ими Южный Парк, — напомнила Бет, но он протестующе поднял руку.

— Только потому, что знал, насколько ты проницательна. Я хотел тебя, только тебя. Если бы ты подарила мне детей — прекрасно, но если нет — то я не слишком бы горевал, поверь, — сухо ответил Чарльз. — Я думал, что приезд в наш дом маленького Гарри был последней каплей, и ты не выдержала. Я чувствовал себя в ответе за то, что ты потеряла своего ребенка. И, насколько мы знали, потеряла возможность иметь детей. Мне хотелось, чтобы ты верила, что у тебя еще будут дети, больше для твоего спокойствия, чем для того, чтобы успокоить собственную совесть. Я видел, что присутствие Гарри причиняет тебе боль. Пойми, я не мог приласкать тебя. Отчасти потому, что чувствовал себя виноватым, но еще и потому, что знал, что, если мы будем спать вместе, я не смогу сдерживаться. Я думал, тебе нужно время, чтобы прийти в себя, самой осознать случившееся.

Она внимала тому, что он хочет ее, и только ее, и позволяла этим словам проникать в свою душу подобно бальзаму. Он говорил, что старался сделать, как ей удобнее, надеялся, что если она поверит, то сможет иметь детей. Но то, как он упомянул собственного сына, сразу вернуло ее к действительности. Конечно, присутствие Гарри уязвляло и огорчало ее.

— Мне было больно потому, что Гарри — твой сын, — отрезала Бет, чувствуя, как ее душой снова овладевает одиночество. — Я слышала, как Занна назвала его «наш сын» и сказала, что вернулась потому, что мальчику нужен отец. Она сказала тебе, что знает, что нашей семейной жизни пришел конец. Только ты мог сказать ей об этом. Я видела вас вдвоем в ту ночь, в детской, а миссис Пенни сказала, что мальчик — вылитый ты, а оно так и есть и…

— Миссис Пенни всегда совала нос не в свои дела, — прервал ее Чарльз и стер рукой слезы, бегущие из-под ее сомкнутых век. — Не страдай так, любовь моя. Не надо. Ведь ты любишь меня, правда?

В его голосе явственно слышалось удовлетворение. Она кивнула, слишком взволнованная, чтобы говорить или чтобы думать о гордости, столь важной для нее в последнее время.

Он забрал из ее рук спящего ребенка и бережно уложил его в колыбель. Потом присел на постель, обнял ее и прошептал:

— Я сам об этом догадался, наблюдая за тобой, пока ты носила в себе нашего сына и наследника. Из того, что ты мне сказала, я понял, что ты не могла слышать весь разговор, как я думал раньше. Если бы ты его слышала, то поняла бы, что Гарри — сын Джеймса, а не мой. Ты ушла потому, что решила, что Занна вернулась ко мне вместе с нашим сыном и я хочу избавиться от тебя.

— Сын Джеймса? — Глаза Бет недоверчиво устремились на мужа. — Но ведь у нее был роман с тобой — все знали, что она вскружила голову тебе.

Он приник к ее губам и снова прошептал:

— У меня никогда не было романа с Занной. А голова у меня кружилась только от мыслей, как бы удержать ее подальше от Джеймса.

Уверенный стук в дверь возвестил о приходе медсестры. Табличка «Не беспокоить» относилась только к посетителям.

— Вы покормили ребенка, миссис Сэвидж? — В ответ на кивок Бет медсестра вытащила малыша из его уютного гнездышка. — Тогда ему давно пора переодеться. Вам надо было просто позвонить.

Глядя на ее прямую спину, Бет покачала головой. Ее уличили в недостатке заботы о новорожденном. Наверно, это так и есть. Неожиданно она улыбнулась. Без сомнения, она любит своего крохотного сынишку больше жизни. Но его отца она любит еще больше, и, кажется, в этом появился смысл…

Значит, все ошибались насчет его интрижки с этой рыжей кокеткой?

— Объясни, — потребовала она, высвобождаясь из его рук.

— Пожалуй, придется, — глаза его недовольно сверкнули, — но теперь я точно знаю, что, несмотря ни на что, ты меня любишь.

Он снова поцеловал ее, нежно лаская губы. Несколько пленительных минут спустя он прижал ее голову к своему плечу и заговорил: — Наверно, мне надо вернуться на много лет назад. Наша семья всегда дружила с Холлами. Отец Занны и мой вместе учились в школе. Она всегда была очаровательной, игривой, бесшабашной. Я находил ее более забавной, чем притягательной. А потом лет пять назад она решила пожить у нас. Ее родители переживали из-за ее поведения, из-за ее отношений с мужчинами. Порог их дома обивали толпы брошенных поклонников с разбитыми сердцами. Родители Занны не знали, что Джеймс давно тайно влюблен в нее. Но я знал и не хотел, чтобы он разделил участь всех остальных. Видимо, я перегнул палку, ухаживая за этой женщиной — специально, чтобы Джеймс считал меня ее любовником. К несчастью… — он погладил Бет по спине, сквозь тонкий шелк она чувствовала тепло его пальцев, — окружающие тоже этому поверили. Это мой самый необдуманный поступок в жизни. Именно поэтому мы так долго не общались с Джеймсом. Одно время я считал, что поступаю правильно, особенно когда Джеймс женился на Лизе и уехал во Францию. Занна все еще жила здесь и иногда была мне полезна, выполняя роль хозяйки дома, когда это было мне нужно. Но в промежутках она времени даром не теряла. Беда разразилась, когда она рассказала мне, что навещала Джеймса и Лизу, влюбилась в него и завела с ним роман практически у Лизы под носом. Естественно, я выгнал ее и приказал никогда больше не появляться у меня в доме и так далее. Думаю, вся деревня посчитала, что она дала мне отставку. Все вдруг стали такими внимательными и вежливыми!

— Она отвратительна! — вырвалось у Бет.

— Может быть. Но, думаю, она изменилась. Она всегда была сорвиголовой, всегда плевала на окружающих, но она хорошая мать, и они с Джеймсом любят друг друга. Если ей удастся обуздать свой темперамент, все будет в порядке.

— Так, значит, на самом деле отец Гарри — Джеймс, — пролепетала Бет, чувствуя, что все начинает разваливаться на кусочки. — И вы думали, что я все время знала это и не хотела обсудить, когда вы меня приглашали. Что я просто сбежала. Вы с Занной, должно быть, решили, что я просто стерва.

— Ничего подобного, моя милая.

Он улыбнулся, заметив тревогу в ее глазах, взял ее руки в свои и поцеловал ладони. Бет захотелось разреветься от любви к нему.

— Я думал, что ты взволнована и огорчена. Что встреча с маленьким Гарри разбудила в тебе тяжелые воспоминания. Я знал, что мне будет плохо без тебя.

— А что ты делал с ней во Франции? — Бет с усилием отпрянула от него, пристально на него посмотрев. Он потряс головой и закатил глаза:

— Спокойно, женщина. Я постараюсь объяснить. Мы искали Джеймса. Я впервые узнал о существовании Гарри, когда Занна привезла его в Южный Парк. Она хорохорилась, старалась выглядеть прежней храброй Занной, но о сыне беспокоилась постоянно. Она сказала мне, что Гарри — мой племянник и что, узнав о неожиданной смерти Лизы, она хочет разыскать Джеймса, но не знает как. Гарри имеет право знать своего отца, а Джеймс теперь свободен и, наверно, любит ее и женится на ней. Она до сих пор влюблена в него. Так надолго она еще ни к кому не привязывалась. В любом случае… — он пожал плечами, — нет сомнений, что мальчик от Джеймса: сходство трудно не заметить. Я пообещал сделать, что смогу. Я знал, что он все еще работает инженером в той же фирме. Мне удалось разыскать его в небольшом городишке на юге Франции. Но сначала я должен был найти тебя. Ты уже знаешь, что Элли сказала мне, где ты, потом я позвонил Джеймсу и сообщил ему о нашем визите. Мы задержались в Булони, к большому неудовольствию Занны: горя желанием увидеться с Джеймсом, она и слышать не хотела ни о каких проволочках.

Я нашел, где ты остановилась, и хотел поговорить с тобой, просить, чтобы ты дала мне возможность что-то исправить, но, как ты сама помнишь, в тот день нам так и не удалось поговорить. Но я знал, где ты, был уверен, что ты живешь там с этим парнем, Уильямом, и, когда мне удалось кое-как наладить дела Занны и Джеймса, решить несколько своих дел, я выкроил время, чтобы побыть с тобой. За неделю до того, как я приехал к тебе во второй раз, я нашел и снял тот коттедж. Я хотел иметь достаточно времени, чтобы склонить тебя на свою сторону.

— Что это значит? — спросила Бет, забывая про несчастья минувшего года и понимая, что значение имеют только настоящее и будущее, когда они будут вместе.

— Научить тебя любить меня, — просто ответил он. — Я полюбил тебя сразу, как только ты приехала в Южный Парк в качестве временной домоправительницы. Ты была такой внимательной и приветливой, такой заботливой и естественной. Я не верил своему счастью, когда ты согласилась выйти за меня замуж.

— Ты не говорил, что любишь меня, — заметила Бет. Она вспомнила, как ей хотелось услышать эти слова, но все горести остались в прошлом, ее мечты сбылись.

Он удивленно посмотрел на нее, и Бет захотелось отхлестать его за чисто мужскую глупость. Но она только поцеловала его в ответ на его слова.

— Я ведь показывал тебе это, разве нет? Каждый раз, когда я держал тебя в объятиях, я показывал тебе, как сильно люблю. Когда ты почувствуешь себя достаточно хорошо и вернешься домой, я буду доказывать это тебе снова и снова… — Он медленно обхватил ее руками, их губы соприкоснулись. Она отвечала на его поцелуи, обнимала его со все нарастающим возбуждением. — Прежде чем ты сама спросишь, я скажу тебе, что Занна и Джеймс вернулись в Англию, чтобы сообщить о своей свадьбе родителям Занны. Джеймс решил, что будет правильнее, если он поедет вместе с Гарри раньше и познакомит их с ребенком. Занна приезжала в Южный Парк, чтобы договориться о ночлеге. Теперь она едет на север, чтобы присоединиться к остальным.

— К черту Занну! — хрипло прошептала Бет, прижимая к себе его голову. Ситуация начинала выходить из-под контроля, но их прервал приход сиделки, совсем непохожей на кокетливую блондинку, дежурившую прошлым вечером.

— Думаю, мальчика снова нужно покормить. Его искупали и переодели, взвесили и… — непреклонно заявила она.

— Спасибо. — Чарльз взял на руки своего сына и проводил сиделку к выходу.

Он помог Бет подняться, обнял ее и прижал к себе. Эмоции переполняли его.

— Ты чувствуешь, Бет? — прошептал он. — Любовь, которая окружает нас? Клянусь, что в одной этой комнате ее достаточно, чтобы заставить Землю вертеться еще тысячу лет.

Бет заглянула в его жесткие, ястребиные глаза и увидела в них любовь. И она мысленно поклялась любить его до конца жизни. Он понял, он прочел послание, слишком искреннее, чтобы выразить его словами, и поцеловал ее, передавая ей младенца. Бет поднесла сына к груди и подала свободную руку своему замечательному мужу — грубому и в то же время доброму, неподражаемому Чарльзу. На лице ее сияла улыбка.