— Он весьма импозантен! — Корди плюхнулась на кровать и запустила пальцы в роскошную гриву белокурых волос. — Почему ты не написала мне раньше? — спросила она, наклонив голову и строго посмотрев на Кэти своими голубыми глазами. — Я и не подозревала, что с Франсиско что-то случилось. Ты должна была сообщить мне сразу же, как только узнала.

— Я не думала, что тебе это будет интересно, — мрачно ответила Кэти. — Ты была увлечена своей новой голливудской карьерой. Что там, кстати, с ней? — На самом деле Кэти просто хотела держать свою сестру подальше от всего этого, чтобы не сорвать процедуру усыновления, на которую Корди уже давно дала свое безоговорочное согласие.

Корди беспечно махнула рукой. Романтический ореол кинозвезды явно отступил на второй план перед теми преимуществами, которые дало бы ей вхождение в семью Кампусано. Она мечтала об этом еще с тех пор, когда узнала, что беременна, с горечью вспомнила Кэти, метнув на свою сестру раздраженный взгляд. И почему ей надо было появиться в самый ответственный момент?

Еще немного, и она рассказала бы Хавьеру правду, и между ними все так или иначе решилось бы. Из-за того, что Корди решила не дожидаться их дома в Хересе и, обескуражив своим появлением бедную донью Луису, выпытала, где они находятся, все пропало. Хавьер презирал ее. Она видела это по его глазам.

— Тем не менее, как говорится, все хорошо, что хорошо кончается, — безмятежно улыбнулась Корди, расстегивая пуговицы на своем прекрасно сшитом ядовито-желтом жакете с короткими рукавами и небрежно бросая его на ковер. Она осталась в плотной белой юбке и тонкой, как паутинка, блузке с глубоким вырезом, представлявшей ее в самом соблазнительном виде. — Я все бросила, как только прочла твое письмо и узнала, что он намерен жениться на матери своего племянника ради умершего брата. Хотя я так и не могу понять, почему ты сказала, что мать Джонни — это ты. Разве что, — ее глаза сузились, — ты собиралась держать это при себе до свадьбы, а потом добиться выгодного развода. — Она встала, расправив юбку. — А он наверняка развелся бы с тобой, едва только узнал, что ты солгала. Он был очень зол, когда я сказала ему, кто я такая.

Она могла бы и не говорить этого. Кэти и так понимала, что стоило ему бросить один взгляд на очаровательное создание, появившееся на пороге его дома, и он сразу понял, что перед ним настоящая фотомодель Корделия Соме, которую он видел вместе со своим братом в Севилье. Его лицо застыло в маске презрения, когда он ввел Корди в столовую и кратко приказал:

— Кэти, вызовите Пакиту и попросите ее приготовить комнату для вашей сестры. — И заметив, что она хочет что-то сказать, добавил с нажимом: — Прямо сейчас, будьте так добры.

Гордо выпрямившись, Кэти вышла из комнаты. Выражение его лица обожгло ее, как крапивой. Я никому не позволю увидеть, как мне больно и тяжело. Я сама постелю для Корди эту чертову постель, решила она. Незачем отрывать Па-киту от телевизора и пихать ее головой вперед в это осиное гнездо…

Отдохнув пять минут, Корди опять вдела ноги в свои ядовито-желтые туфли на высоченных каблуках и проверила, нет ли морщинок на колготках, а Кэти в очередной раз почувствовала себя старомодной и нескладной рядом со своей красивой, элегантной сестрой, особенно когда та пробежала холодным взглядом по халату, который ей одолжил Хавьер.

— Ну что же, все готово ко сну, как я вижу.

Ты ложись, а я пойду разыщу этого великолепного Кампусано, которого ты пыталась утаить от меня. Попрошу его рассказать мне, как тут поживало мое дорогое дитя, пока я вынужденно отсутствовала. Кому-то ведь надо было зарабатывать деньги для нас троих, а тебе эта задача явно не по плечу.

Так, значит, вот как она хочет все представить! — подумала Кэти, впервые в жизни готовая возненавидеть свою сестру. Ей хотелось сорвать с Корди все эти красивые тряпки и напомнить о том, что она никогда не пожертвовала и минутой своего драгоценного времени для крошечного человечка, которого произвела на свет. Верх цинизма — родить ребенка, чтобы заполучить себе место в богатой семье!

Но Кэти знала, что сейчас она слишком возбуждена и если что-нибудь скажет Корди, то глубоко пожалеет об этом потом, когда возьмет себя в руки. Как старшая она должна была предупредить младшую сестру, и потому она проговорила, с трудом ворочая языком:

— Он предложил мне выйти за него замуж только потому, что я не позволила подкупить себя и не дала ему возможности усыновить ребенка. Он хочет, чтобы Джонни — или Хуан, как он зовет его, — стал его наследником, настоящим Кампусано и настоящим испанцем. Он и тебя попытается подкупить.

— Подкупить? — Корди приподняла изящно выщипанную бровь. — Вот уж не думаю. Если тебе потребовалось несколько недель, чтобы довести его до решения жениться — конечно, только ради ребенка, — то мне хватит и нескольких дней. — Она медленно подошла к высокому зеркалу и, глядя на свое отражение, с кошачьей грацией провела руками по своему стройному, гибкому телу и ослепительной улыбкой встретила измученный взгляд Кэти. — Нет, не думаю, что мысль о подкупе придет в его красивую голову. А ты как считаешь?

Еще долго после того, как ушла Корда, Кэти стояла посреди комнаты с закрытыми глазами, стараясь сдержать слезы. Она чувствовала себя марионеткой, безжизненной деревянной куклой. И тот, кто дергал за веревочки, не испытывал к ней никакой любви, никакого сострадания. За несколько коротких мгновений она потеряла все. Хавьер не зря смотрел на меня с презрением, горестно размышляла она. Теперь он уверен, что я нагло дурачила его, когда принимала предложение о замужестве, а сама в это время посмеивалась в рукав. Если бы я успела рассказать ему всю правду, тогда он, может быть, и простил бы меня. Мы бы поженились, я родила бы ему детей, и постепенно он полюбил бы меня… А теперь все пропало! Мне не видать больше ни Хавьера, ни моего дорогого малыша. Теперь Корди не выпустит их из своих когтей.

Маленький Хуан опять стал пешкой в чужой игре. Корди вцепится в него мертвой хваткой, прекрасно понимая, что он служит для нее пропуском в богатую и родовитую семью Кампусано. Но малыш заслуживает гораздо лучшей участи!

И тут у нее из глаз все-таки хлынули слезы, безостановочно покатились по щекам. Она вышла из комнаты, которую приготовила для сестры, и перебралась в свою собственную, отчетливо представляя, как Корди щебечет сейчас с Хавьером, рассказывает, что она, мать этого несчастного ребенка, пусть и с разбитым сердцем, но храбро вернулась к своей прежней карьере: надо было зарабатывать деньги на содержание малыша, которого она оставила в надежных руках своей старшей сестры; во всяком случае, тогда она считала, что в надежных… Корди умеет быть очень убедительной, мрачно думала Кэти, засыпая.

— Просыпайся, хватит прятаться за чужой спиной. Мы проговорили с ним до поздней ночи, и мне почти удалось убедить его, что ты лгала не из подлости, а просто по глупости, из-за того, что мог расстроиться твой план усыновить Джонни.

Этот хвастливый и преувеличенно веселый тон трудно было переносить, и Кэти уткнулась лицом в подушку. В голове у нее стучало, а глаза по-прежнему были на мокром месте. Ей совсем не хотелось вставать. И лучше всего — никогда.

Она могла себе представить, что Корди наговорила Хавьеру, каким отвращением засверкали его глаза, и лишь воспитанность помогла ему сдержать свой острый как бритва язык, а андалузская гордость — свести вопрос о ее вероломстве просто к шутке.

Кэти почувствовала, как прогнулся матрас, когда Корди села на ее постель.

— Я встала еще засветло, — продолжала Корди. — В данных обстоятельствах я посчитала это необходимым, немного пошныряла по усадьбе и нашла нашего непредсказуемого хозяина. Представь себе, он муштровал лошадь. Господи, он просто великолепен! Сплошное изящество и воплощенное мужское начало. Если ты еще не знаешь этого, его конюшня находится под патронажем Королевской школы верховой езды, а это, судя по всему, дает ему право заниматься разведением чистокровных испанских лошадей. Я почти уверена, что мне удалось уговорить его взять меня с собой на очередное представление — сегодня, по счастью, как раз такое состоится, — а после этого, конечно, на обед. Он сказал, что ему надо отлучиться в город по делам, но заверил меня, что это не надолго. Вот почему я заскочила к тебе поболтать. Потом у меня не будет на это времени, если мы уедем.

— Какое насыщенное у тебя утро! — Резкость в голосе Кэти смягчила подушка, и боковым зрением она увидела, как сестра пожала плечами, стрельнув в нее строгим взглядом.

— Любой интерес к человеку хорошо оплачивается.

Оплачивается… Теперь речь всегда будет идти только об этом. Сколько я помню Корди, та всегда все просчитывала наперед; все, что она делала или говорила, диктовалось материальными интересами. А ее собственные интересы были превыше всего.

Так что сейчас было не время давать выход своим чувствам. Кэти вздрогнула и, все еще уткнувшись в подушку, напряженным голосом проговорила:

— Я думала, что ты захочешь взглянуть на Джонни, а не на лошадей, какое бы чудесное представление они там ни устроили. Ты не видела ребенка уже несколько месяцев.

— Сначала то, что важнее. Тут я никогда не ошибалась, ты это знаешь или уже должна была бы знать. Если Хавьер готов жениться на матери своего племянника, мне не пристало сидеть сложа руки и ждать, когда он по ошибке женится не на той женщине. Кроме того, за ребенком хорошо ухаживают, да и ты, насколько я понимаю, не все время проводишь у его кроватки. Так что не будь такой занудой!

За все шесть месяцев Кэти первую ночь спала вдали от малыша, но у нее не было никакой возможности объяснить Корди, почему они с Хавьером оказались здесь, что это была его идея провести пару дней вдвоем, пока их не закружит хоровод счастливых приготовлений к свадьбе.

Она охотно согласилась на это предложение, потому что оно давало ей время рассказать ему всю правду, а ему давало возможность — если таковая потребуется — отказаться от своего предложения, благо никто о нем не знал, кроме доньи Луисы, а та достаточно умна и неболтлива.

— Вы вообще с Хавьером говорили о ребенке? — спросила Кэти и только скрипнула зубами, услышав ответное мурлыканье Корди:

— Нет, а зачем? Твое письмо яснее ясного сказало мне, чего он хочет: получить ребенка своего умершего брата во имя фамильной чести и всего такого прочего. У нас были другие темы для разговора. Я не собиралась сразу брать его за горло, просто рассказала, как я предана своему сыну, как скучала без него, как у меня болело сердце, когда мне пришлось оставить его с тобой, пока я зарабатывала на жизнь.

— Я сейчас тебя ударю! — прохрипела Кэти. — Не притворяйся, что забыла, как бросила его на меня и уехала. Ты же сама предложила мне усыновить его, потому что он тебе не нужен! И не стесняйся, скажи, уж не специально ли ты забеременела, узнав, что Франсиско из богатой и знатной семьи, у которой слишком много чести, чтобы отказываться от незаконнорожденных детей?

Корди перестала разглядывать свои ухоженные руки, ее глаза сузились, пробежав по вспыхнувшему лицу Кэти, и она насмешливо проговорила: — Смотри, как ты изменилась! Еще совсем недавно ты спотыкалась на каждом шагу, и мне приходилось разбираться с твоими проблемами, пока ты смотрела на всех сквозь розовые очки. Помнишь Дональда, твою первую настоящую любовь? Ты и в нем не видела ничего дурного, разве не так? Жалкое было зрелище. — Корди поднялась на ноги, в глазах у нее было презрение. — Ты была нужна ему для постели, а когда он тебя получил, то понял, что овчинка выделки не стоит. Он сам говорил мне это. А еще он не мог поверить, что мы сестры, говорил, что, наверное, мне досталась и твоя доля того, что должно ублажать мужчин. Раз ты уж так хочешь знать, я забеременела не специально. — Она подошла к зеркалу у туалетного столика и, взяв щетку Кэти, начала расчесывать свои белокурые волосы. — Я забыла таблетки дома, когда ехала на ту вечеринку. И если бы не набралась там, ничего бы не случилось. Сначала я хотела сделать аборт, а потом начала прикидывать, как обратить ситуацию себе на пользу. Остальное ты знаешь.

Ничего-то я не знаю! — с горечью подумала Кэти. Я восхищалась своей сестрой, отказавшейся от блестящей карьеры, принявшей трудное решение родить ребенка и воспитывать его одной, даже если его отец не захочет ничего знать о нем. Я предпочитала видеть лучшее, а не худшее. И как столь очаровательное создание может быть таким эгоистичным, нацеленным только на собственную выгоду?!

Неужели Хавьер сразу влюбился в эту искаженную, хотя и более красивую версию меня? Даже осознание того, что Дональд, которого она продолжала считать своим другом и после окончания их короткого романа, так оскорбительно отзывался о ней в разговорах с сестрой, бледнело и уже не имело никакого значения в сравнении с тем, что Хавьер легко вычеркнул ее из своей жизни, переключившись, судя по всему, на Корди.

Правда, он никогда и не говорил, что любит меня, он утверждал, что теперь уже никогда никого не полюбит, что женщина пробуждает в нем только желание и страсть, а сердце остается холодным.

Но неужели все, что между нами было, не затронуло в нем ни одной струны? Он даже не попытался поговорить со мной, узнать, почему я обманывала его. Теперь, когда он знает, что не зависит от меня, я ему не нужна. А Корди станет гораздо более эффектной женой.

Когда Кэтти спустила ноги с постели, чтобы уйти из этой комнаты как можно скорее, Корди подтвердила ее самые мрачные мысли, перестав любоваться своим отражением в зеркале и заявив:

— Господи, как ты ужасно выглядишь! — Голова ее склонилась набок. — Похоже, ты плакала. Только не говори мне, что ты и правда влюбилась в этого роскошного испанца. Неужели ты и в самом деле думала, что сможешь стать его женой и выйти сухой из моря своего вранья?

— Ты все шутишь! — сказала Кэти. Гордость не позволяла ей подтвердить, что она рассчитывала на такое чудо. — Стала бы я писать тебе, если бы у меня был такой план!

— Это хорошо. — На какое-то мгновение глаза Корди потеплели. — Мне было бы неприятно, если бы ты страдала из-за этого. Можешь не верить, но это так. Я многим тебе обязана, и не думай, что я этого не понимаю. Когда мы с Хавьером поженимся, ты всегда будешь желанным гостем в нашем доме. Я же знаю, как много значит для тебя малыш. Так что не расстраивайся, ты сможешь видеть его всегда, когда пожелаешь. Я знаю, ты будешь лучшей тетушкой, о какой может только мечтать любой ребенок.

Несмотря ни на что, глаза Кэти увлажнились, потому что они опять стали сестрами, связанными узами родства и общих забот. Но сразу же, как и следовало ожидать, Корди вернула все на круги своя.

— Ты чувствуешь? У тебя теперь камень с души свалился, если не сказать больше. Подумай над этим, — проговорила она, предостерегающе покачав пальчиком и выходя из комнаты с кошачьей улыбкой на красивом лице.

Приняв душ и надев выстиранную Пакитой одежду, Кэти уже знала, что будет делать дальше. Она была достаточно благоразумна, чтобы выполнить задуманное.

Она всегда была благоразумной, это не раз подчеркивала еще ее мать. Уравновешенной, способной справиться с любой неожиданностью — в общем, человеком, на которого можно опереться. Но сейчас Кэти не находила в себе никаких этих качеств и сама мечтала на кого-нибудь опереться.

В данных обстоятельствах это было абсолютно нереально. Поэтому Кэти расправила плечи и отправилась на поиски сестры.

Та сидела во внутреннем дворике в тени померанцевого дерева, алые цветы которого играли в ярких лучах солнца. Она уже переоделась и выглядела холодно-красивой в сшитом на заказ белом хлопчатобумажном костюме.

— Я нормально выгляжу для участия в этом лошадином мероприятии? Может, стоило надеть что-нибудь более спортивное?

— Ты выглядишь великолепно, и сама это прекрасно знаешь, — мрачно ответила Кэти, присаживаясь рядом с ней, только чтобы попрощаться. — Он уже подтвердил, что возьмет тебя с собой?

Ей было ужасно обидно. Как-то он мимоходом обещал взять ее на представление всемирно известной школы дрессировки лошадей, чтобы посмотреть, ?как танцуют андалузские лошади?. Это одна из тех достопримечательностей, которую ни в коем случае нельзя пропустить, когда приезжаешь в Херес.

— Ну, во всяком случае, он не отверг эту идею, когда я ее предложила, — ответила Корди. — И я уверена, что произвела на него впечатление. Он сказал только, что ему надо съездить в город по делам, но он скоро вернется.

От этих слов Кэти захотелось немедленно вскочить, убежать и где-нибудь спрятаться. Но она должна была увидеть его в последний раз и принять на себя весь этот презрительный гнев, который был на его лице прошлым вечером.

Она беспокойно поерзала на скамейке. Он не захочет даже смотреть на меня! Иначе уже нашел бы время, чтобы отчитать меня. У него для этого было достаточно возможностей. Однако он холодно игнорировал мое существование, проговорив весь вечер с Корди, приняв на веру ее версию событий и планируя провести с ней весь сегодняшний день.

Так что, конечно, ему не нужны мои извинения. Но я просто обязана принести их. Я не смогу жить в мире с самой собой, если не скажу ему, насколько искренне я сожалею о том, что пришлось лгать. Сожалею так, что он не может себе и представить.

Она закрыла глаза. Пряный аромат цветущих гераней смешивался с более сладким, тяжелым благоуханием роз и лилий и почти неуловимыми запахами белой земли, коей обязана была своим ростом виноградная лоза. Горло у нее сжалось: она уже понимала душу этого края, который успела полюбить. Полюбить почти так же сильно, как и человека, ставшего для нее воплощением андалузской гордости и страсти.

На несколько коротких часов она позволила себе поверить в возможность своей жизни здесь — с Хавьером и Хуаном. Она поверила в мечту, а та обернулась кошмаром: гордость и железная воля на одной стороне и ее глупая ложь — на другой. Такая смесь никогда не станет единым целым, поняла она, и ей вдруг стало тревожно за Корди.

Она открыла глаза и глянула на лицо сестры, полное холодного спокойствия, которому противоречил только мысок черной кожаной туфли на высоком каблуке, нетерпеливо постукивавший по земле. И она быстро сказала:

— Не возлагай особых надежд на то, что Хавьер предложит тебе выйти за него замуж. Он весьма невысокого мнения об английских женщинах. А после того, как я обманула его, возможно, он совсем отказался от мысли жениться, хотя бы и ради благополучия Хуана.

— Может быть, — согласилась Корди. — Но я своего не упущу. Я потому и примчалась сюда в такой спешке, когда узнала, что семейство Кампусано не намерено отказываться от ребенка Франсиско и его матери. Здесь пахнет деньгами, и большими деньгами, и я обязательно прослежу за тем, чтобы малыш получил свою долю. Ну, и я тоже, естественно. Должна признаться, когда я прочитала, что он предложил тебе выйти за него замуж, полагая, что ты — это я, то была заинтригована. Но кинопробы прошли успешно, и мой агент по секрету сообщил мне, что я получу контракт, так что я не особенно стремилась к замужеству, иначе пришлось бы распрощаться с актерской карьерой. А когда я увидела его… Теперь-то я с удовольствием отложу подписание контракта на годик или около того, и стану добросовестной матерью и женой, если он будет по ночам согревать мою постель. Ты знаешь, я считала Франсиско очень интересным, но он и в подметки не годится Хавьеру. — Корди взглянула на свои часы, и на лицо ее набежало облачко. — Почему он задерживается? Мы опоздаем на представление, если он не появится в ближайшие десять минут.

— Когда он уезжает на деловую встречу, то может отсутствовать и несколько дней, — поделилась Кэти своим опытом, и Корди презрительно глянула на нее.

— Вот-вот, давай, ободряй меня и дальше! — Ее глаза сузились под слепящими лучами солнца. — А что ты собираешься делать? Тебе нельзя оставаться здесь. Хавьер, возможно, окажется достаточно вежливым и не предложит тебе уехать, но ему вряд ли будет приятно твое присутствие.

— Ты думаешь, я этого не знаю? Как только я извинюсь перед ним, сразу уеду.

— Не думаю, что это так уж обязательно! Если бы ему были нужны твои извинения, он бы уже давно потребовал их от тебя. Судя по его поведению вчера и сегодня утром, я бы сказала, что он вобьет эти извинения в твою глотку. Кроме того… — В ее голосе появились льстивые нотки, которые Кэти помнила еще по прошлым годам. Это означало, что ее сестра совсем не так уверена в себе, как старается показать. — …это может еще больше все осложнить. Благодаря тебе его мнение о женщинах сейчас и так хуже некуда. И если ты еще больше испортишь ему настроение, в каком положении окажусь я?

В этом есть смысл, неохотно признала Кэти. У меня долг перед Хавьером, да и перед собой — принести эти извинения. Но я не должна ставить под угрозу переговоры о будущем Хуана. Хавьер и Корди сами придут к какому-то соглашению — независимо от того, будет оно включать брак или нет. Я поступлю эгоистично, если задержусь здесь, чтобы увидеть его в последний раз. Я и так принесла много вреда, заключила она и с трудом поднялась на ноги. Напишу ему потом, когда страсти улягутся, и попытаюсь объяснить мотивы своих поступков.

— Ты права. Пойду поищу Томаса и попрошу отвезти меня в город. Мне надо собрать вещи и попрощаться с Хуаном и доньей Луисой.

— Это вполне могу сделать и я — сложить твои вещи и отослать их тебе. И к чему беспокоиться о прощании? Мне кажется, матери Хавьера не доставят удовольствия лишние объяснения. Она была как оглушенная, когда я вчера вечером появилась там и сказала, кто я такая. Она, наверное, подумала, что ты сумасшедшая! — Корди тоже встала со скамьи. — Прощание с ребенком только расстроит тебя, а для него оно все равно ничего не будет значить, он для этого слишком мал. Кроме того, ты сможешь видеться с ним, когда захочешь, это я тебе обещаю. Так почему бы не поехать прямо в аэропорт? У тебя хватит денег?

Денег у нее было мало, но она могла воспользоваться своей кредитной карточкой, оставленной на крайний случай. Сейчас был как раз такой случай.

На языке у нее крутился вопрос, к чему такая спешка, но она не успела его задать, потому что в этот момент через широкие ворота во двор въехал большой ?мерседес? и из него вышел Хавьер, с ненужной силой хлопнув дверцей. Его мрачное лицо кипело гневом.

— Вот смотри, что ты наделала! — прошептала ей на ухо Корди. — Только он увидел, что ты все еще болтаешься здесь, сразу пришел в скверное настроение. Почему бы тебе не сделать единственно правильный поступок и не убраться с глаз долой?

Но Кэти едва слышала. Все ее внимание было целиком поглощено человеком, широкими шагами подходившим к ним. Земля закачалась у нее под ногами, и она призвала на помощь все свои моральные и физические силы, чтобы держаться прямо. Сердце молотом стучало у нее в груди, и одного взгляда на его сумрачное лицо оказалось достаточно, чтобы она поняла: он не станет слушать ни единого слова, которое она может сказать в свое оправдание.

— Мы прощаемся, — объяснила Корди с лучезарной улыбкой. — Кэти уже почти в пути. Она как раз собиралась пойти попросить вашего человека отвезти ее в аэропорт.

— Подождите меня в машине, Корделия, я не задержу вас надолго. Мне надо кое-что сказать вашей сестре. — Голос Хавьера был резок, обычно присущая ему бархатистость исчезла, остался лишь наждак глубочайшего презрения. И хотя он обращался к Корди, его глаза ни на секунду не отрывались от измученного болью лица Кэти. Того очаровательного, дьявольски притягательного человека, которому она готова была пообещать все на свете, больше не существовало.

Краем глаза она видела, что Корди обошла машину кругом и с торжествующей улыбкой скользнула на пассажирское место. Кэти облизнула губы. В горле у нее пересохло. Она не смогла бы выдавить из себя так необходимого извинения, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Она вся дрожала от осознания своей ужасной вины и едва выносила его стальной взгляд.

— Значит, бежишь? — с угрозой в голосе спросил Хавьер. — Предупреждаю тебя: попробуй только сделать шаг за ворота finca без моего разрешения, и я подам на тебя в суд за нарушение обещания. — Он щелкнул пальцами, все еще сверля ее глазами, и тут же рядом с ним возник Томас. Хавьер быстро сказал ему по-испански несколько слов. Томас кивнул, бросив на нее печальный взгляд, и ушел. — Ты останешься здесь до моего возвращения. Мне придется сказать тебе много неприятных вещей, — пообещал он. — И ты выслушаешь их все, от начала до конца. — Он повернулся на каблуках и бросил, уходя: — Тогда, и только тогда, ты будешь вольна делать все, что пожелаешь.

Наступил вечер, а Хавьера и Корди все еще не было. Даже самый поздний, необычайно долгий обед не мог задержать их на столько времени, обреченно думала Кэти, поглядывая на пыльную белую дорогу. Если он хочет таким образом наказать меня, то ему это удалось в полной мере. А может быть, спросила она себя в отчаянии, Корди его так очаровала, что он напрочь забыл о моем существовании?

Ну и ладно, решила она, я больше не буду ждать ни минуты. Он не имеет права командовать мною! Кто он мне такой? Сколько можно чувствовать себя виноватой и примерно наказанной? Он подаст на меня в суд за нарушение обещания? Пусть только попробует!

Сейчас попрошу Томаса отвезти меня в Херес, попрощаюсь с доньей Луисой, Розой и Хуаном, а потом сниму на ночь номер в каком-нибудь дешевом отеле. Стыдно, конечно, там появляться, но я не могу просто так сбежать, мне надо в последний раз подержать на руках своего ребенка.

Мысль о том, что она никогда больше не увидит малыша, потому что Хавьер добьется его усыновления, независимо от того, захочет жениться на Корди или нет, была просто непереносимой.

Кэти глубоко вздохнула и побрела в дом, стараясь не расплакаться и повторяя про себя то, что она уже давно признала: семья Кампусано сможет обеспечить ее ребенку гораздо более светлое будущее, чем она сама.

Забрав из комнаты сумку, она отправилась на поиски Томаса и нашла его на кухне. Но на ее простую просьбу последовал раздраженный отказ:

— Lo siento senorita, дон Хавьер говорит оставаться здесь.

А Пакита, оторвавшись от раковины, где она усердно мыла овощи, сказала целую фразу по-испански, которую Кэти не поняла, но по тону ее голоса было понятно: ?Не волнуйтесь и не беспокойтесь, все будет хорошо?. Этот покровительственный тон она взяла еще днем, когда подавала для Кэти обильный обед, к которому та не смогла даже притронуться.

Пробормотав с достоинством ?gracias? , Кэти вышла из кухни. Значит, этот смуглый дьявол решил, что может держать меня в заключении, а я, съежившись от страха, должна дожидаться, когда он соизволит вернуться и наказать меня? Он уверен, что если меня не удержат здесь угрозы отдать под суд, то остановит отсутствие транспорта. Ничуть не сомневаюсь, что Томас передал его инструкции и всем остальным работникам усадьбы. Ну что же, дона Хавьера ждет крупный сюрприз. Пойду по шоссе и, если не удастся остановить попутную машину, доберусь до города пешком. Даже если это займет всю ночь!

Крепко зажав сумку под мышкой, Кэти направилась к выходу из дома, чувствуя, что нервы ее на пределе, но понимая: только ненавидя его, только дав ему понять, что он не смеет так с ней обращаться, она удержится от превращения в раздавленную чувством вины истеричку.

Она шагала по дороге, и ее мысли все время возвращались к тому, что сейчас делают Хавьер и Корди, почему они так долго отсутствуют. Строят планы насчет будущего Хуана? Почти наверняка. Хавьеру не составит особого труда убедить Корди, что для всех будет лучше, если он усыновит ребенка и вырастит из него своего наследника и преемника. А если Корди начнет упрямиться, интересно, добавит ли он к этому приманку в виде предложения о браке?

А почему бы и нет? Он уверен в том, что уже не способен полюбить, и даже согласен был оформить брак с самой заурядной женщиной, не умеющей даже доставить удовольствие мужчине! Интересно, а доставила ли я ему удовольствие в ту ночь?

А что, если он был разочарован? Что, если он сейчас говорит Корди обо мне такие же вещи, какие в свое время говорил Дональд? Думать об этом было невыносимо. Кэти брела по проселку и неожиданно спугнула маленькую совку, сидевшую на столбе. Та унеслась куда-то в сгущавшиеся сумерки, и ее резкий крик лишь усилил ощущение одиночества. Кэти задумалась: наверно, никто здесь больше сегодня не проедет. Скоро совсем стемнеет, а я еще даже до шоссе не добралась. Неужели придется признать свое поражение и вернуться домой? И вдруг услышала рев мотора и, увидев свет приближающихся фар, поспешно отступила на обочину.

— Рог Dios! — Это восклицание и последовавший за ним поток энергичной брани на испанском кого угодно заставили бы зажать уши руками. Но она не сделала ничего подобного. Она стояла там, где остановилась, хотя колени у нее предательски дрожали, когда Хавьер выскочил из ?мерседеса? и через мгновение очутился перед ней. Казалось, он пролетел все это расстояние, вообще не касаясь земли. Тело его было напряжено, губы сжаты.

— Куда это, черт побери, ты направляешься? — прорычал он.

У него был такой вид, будто он хочет убить ее. Перемена, происшедшая в этом человеке, который еще совсем недавно очаровал и обаял ее, человеке, который навсегда украл у нее сердце, была просто поразительной. Кэти душили боль и гнев: ему неведомо, что такое терпимость, сострадание и понимание, в нем есть только эта чертова испанская гордость! Наплевать, что Корди наверняка наблюдает из машины за всем происходящим со своей кошачьей улыбкой, пусть слушает.

— В Херес, собрать свои вещи. Куда же еще? — закричала Кэти прямо ему в лицо.

— И как ты собираешься это сделать? — рявкнул он в ответ. — Где твое помело, ведьма?

— Ты же запретил своим людям везти меня, вот я и ищу попутную машину. — Голос у нее дрожал от ярости. — Если бы я была ведьмой, то еще несколько недель назад превратила бы тебя в жабу!

В любой момент она могла влепить ему пощечину, она знала, что вполне на это способна. Все ее чувства были на точке кипения: и любовь к нему, и обида, — и потому ей одновременно хотелось и отвесить ему оплеуху, и поцеловать его. Глаза Хавьера сузились, как от острой боли, и он сильно втянул в себя воздух, так что даже ноздри затрепетали, а грудь поднялась под белой сорочкой.

Где-то, пока они с Корди были вместе, он снял пиджак и галстук. Корди сможет точно указать, где именно он освободился от этих деталей одежды. И зачем. Кэти накрыла волна отчаяния, и, чтобы не захлебнуться, она вызывающе вскинула подбородок.

— Значит, ты рискнула подвергнуться неизвестно каким опасностям, я уж не говорю о стертых ногах, только для того, чтобы бросить мне вызов? — мрачно, но уже тоном ниже спросил Хавьер. И повторил еще раз, как будто в это невозможно было поверить: — Ты хотела бросить мне вызов?

О Господи, какой в этом смысл? — сердито подумала Кэти. Поскреби любого испанца, и под слоем лака обнаружится обыкновенный деспот. Мужчины приказывают, женщины повинуются.

Было абсолютно бесполезно продолжать эту унизительную словесную перепалку, поэтому, тщательно контролируя свои интонации, она предложила:

— Ладно, коли уж ты наконец решил объявиться, можешь подвезти меня. Просто чтобы я не стерла ноги.

С таким же успехом она могла обращаться к каменной стене, если судить по выражению его лица. При совсем уже слабом свете, что лился на них с небес, было трудно понять, как он отнесся к ее предложению. Он стоял неподвижно, напрягшись всем телом, и вдруг схватил ее за руку и потащил к машине.

— Садись.

Когда он бесцеремонно затолкал ее на пассажирское место, Кэти сначала подумала было, что выиграла: он отвезет ее в Херес и не станет говорить всех этих неприятных вещей, как грозил. Тогда почему же опять хочется заплакать?

Второй ее мыслью было, куда исчезла Корди. Он, наверное, оставил ее в городе, чтобы она увидела Хуана и поближе познакомилась с будущей свекровью. Бедная донья Луиса, наверное, будет смущена донельзя!

Кэти смотрела прямо перед собой. Молчание все-таки было лучше этой унизительной словесной перепалки. Они ехали по проселку, по которому только что прошла Кэти, и она решила, что Хавьер ищет место, где было бы удобнее развернуть большую машину. Но когда он повернул к конюшне и выключил мотор, она вопросительно вскинула на него глаза. Его каменный профиль не выражал абсолютно ничего.

— Вылезай! — приказал он, и она испугалась, что он хочет запереть ее здесь, держа на положении пленницы, пока не решит, что она достаточно наказана. Или до тех пор, пока она не поседеет и не станет беззубой старухой.

Она только испуганно охнула, когда дверца с ее стороны распахнулась и Хавьер грубо вытащил ее наружу.

— Сегодня между нами будет откровенный разговор, — заявил он, широко расставив ноги и положив руки на бедра. — Но сегодняшним вечером я не ограничусь. Подожди, пока я оседлаю Ла Льяму.

Кэти поплелась за ним к конюшне, плотно сжав губы. Этот человек сошел с ума! И когда он появился из кладовки, неся седло и упряжь, она твердо заявила:

— Накричи на меня, если тебе так хочется. Но сделай это прямо сейчас. Я не намерена сидеть в конюшне и ждать, пока ты накатаешься.

— Ты поедешь со мной. — Тон его был таков, что она не осмелилась спорить. — Ла Льяма вполне выдержит нас двоих. А чтобы как следует накричать на тебя, чего ты так страстно желаешь, то мне для этого не хватит и года!

Куда-то ехать с ним, сидеть так близко от него — об этом не может быть и речи. Сейчас я принесу ему свои глубочайшие извинения, и, может, он оставит меня в покое, решила Кэти.

— Мне очень жаль, что я выдала себя за Корди, что претендовала на роль матери Хуана. Мне очень хотелось бы, чтобы ты попытался понять, почему я так поступила и как мне трудно было потом…

— Perdition! — грубо оборвал он ее извинения.

Свинья! Может, голос у меня звучал недостаточно униженно? Может, его гордость требовала, чтобы я ползала у его ног? Подавляя желание высказать ему все, что о нем думает, Кэти закрыла рот, и тут же он сам у нее открылся, потому что Хавьер прорычал:

— Я знал, что ты мне лжешь. Я давно это подозревал, а потом уже знал точно. Я не идиот и легко догадался почему. Не за это я тебя наказываю, а за то, что ты попыталась сбежать от меня. Вот так-то вот!

Он щелкнул пальцами, как бы подводя итог дискуссии, но Кэти не сдавалась:

— Ни к чему злиться и проявлять свой испанский гонор. Я не сбегала, а предприняла тактическое отступление. Приехала моя сестра, пожелав забрать ребенка назад, на что она имеет полное право. Теперь ты можешь вести переговоры с ней, и я уверена, что ты это уже сделал. Во мне у тебя больше нет никакой нужды.

— Откуда ты знаешь мои нужды? — спросил он, и голос его был так тих и угрожающ, что по спине у Кэти побежали мурашки и она возразила дрожащим голосом:

— С того момента, как здесь появилась Корди, это было совершенно очевидно. Ты был взбешен и не захотел даже слово мне сказать. У меня не было больше причин оставаться здесь, а у тебя не было больше причин жениться на мне, вот я и подумала, что лучше всего спокойно уехать.

— Я разве говорил, что свадьба отменяется? — укоризненно сказал он в своей высокомерной манере, которая обычно вызывала у нее желание поцеловать его, взъерошить ему волосы, но сейчас она только стояла с широко открытыми глазами. Зачем же ему теперь жениться?

Но Хавьер не дал ей времени задать этот вопрос, он прошел мимо нее, неся всю сбрую в конюшню, а когда она вновь обрела способность говорить, он уже возвращался, ведя в поводу оседланного коня, одного из тех знаменитых саrtujanos, что являются чистокровными представителями арабо-испанской породы. Одним прыжком он взлетел в седло, усадил ее перед собой и пустил жеребца какой-то особой рысью через мощенный булыжником двор.

Кэти стиснула зубы, подавляя в себе желание потребовать, чтобы он немедленно спустил ее на землю. Все равно он сделает так, как ему хочется. Он так делал и раньше и будет делать впредь. Спорить с ним — только сотрясать воздух. Так что она попыталась обратить все свои умственные способности на разрешение загадки, почему же он, зная о том, что она лгала ему, так рассердился, когда приехала Корди. Почему, коли уж подозревал правду, он не постарался узнать местонахождение настоящей матери Хуана, чтобы заручиться ее согласием на усыновление, а самозванку не отправил назад? Разгадать эту загадку она была не в состоянии. Но тут всякие мысли вообще выскочили из ее головы, когда, выехав в поля, Хавьер дал волю великолепному скакуну. Кэти замерла в восторге.

Стук копыт по земле был единственным звуком в огромной, бархатной, освещенной только звездами ночи, все ее тело превратилось в пылающее пламя, под стать имени этого чудесного коня, и искры разгорающегося пожара высекались от близости Хавьера. Его бедра были плотно прижаты к ее бедрам, одной рукой он прижимал ее к себе, а другой поддерживал поводья.

Если бы так было навеки! — мечтательно подумала она. Я и Хавьер, мы слились в единое целое, а гладкий, сильный конь мчит нас сквозь волшебную, бархатную вечность.

Только это было невозможно. Вскоре Хавьер, натянув поводья, остановил лошадь и легко соскочил с седла. Вот здесь и начинается дорога испытаний, поняла она, вся напрягшись, когда он протянул руки, чтобы помочь ей спуститься на землю. Здесь, в темноте, в безлюдных полях, он может дать волю своему гневу. И я совсем не уверена, что вынесу все это, особенно теперь, когда нервы у меня на пределе, а в голове полный сумбур.

Хотя он не сказал ни слова, обнимая ее за талию и снимая с седла, Кэти почувствовала, что в нем произошла какая-то перемена. Его суровые черты стали печальными, хотя при тусклом свете звезд можно и обмануться.

— Ты обещала выйти за меня замуж, а вместо этого попыталась сбежать. Значит, с появлением твоей сестры, проявившей вдруг запоздалый интерес к Хуану и его будущему, ты сочла, что больше нет причин оставаться здесь?

Весьма краткое резюме. Многое он упустил, но в целом именно такова и была правда. Кэти видела его в разных настроениях, и порой он был невыносим, но таким он предстал перед ней впервые. Грустным — вот, пожалуй, единственное слово, которое точно описывало его состояние. Ей легче было бы вынести яростную вспышку его гнева, чем видеть его таким. У нее стоял комок в горле, но она прошептала:

—Да.

— Понятно. — Крохотная, напряженная пауза. — Единственной причиной, по которой ты согласилась выйти за меня замуж, было стремление обеспечить будущее Хуана. Если это так, я вынужден согласиться с твоим решением уехать и освобождаю тебя от твоего обещания. — Он отвернулся. — Сейчас мы крикнем Ла Льяму, он пасется где-то рядом, и вернемся в дом, сеньорита.

Формальность его тона и прозвучавшая в нем решимость чуть не разбили ей сердце. Нельзя допустить, чтобы это кончилось так вот просто. И она быстро проговорила дрожащим от слез голосом:

— Это была не единственная причина. — И увидела, как его плечи слегка приподнялись, выражая безразличие, которое чуть не лишило ее остатков храбрости. Но груз всей ее предыдущей лжи был так тяжел и она так долго несла его, что теперь решилась на абсолютную правду: — Я согласилась потому, что люблю тебя. Потому, что не мечтаю о большем счастье, чем провести всю оставшуюся жизнь с тобой. И, конечно, с Хуаном. Я люблю и его тоже, и для нас троих…

— Que?

Глубокий тембр его голоса даже больше, чем то, что он прервал ее, поразил Кэти. Помолчав, вся дрожа, она спросила:

— Мне повторить?

— Повторить, и повторять до бесконечности, если это правда! Это в самом деле правда?

Одним широким шагом он преодолел разделявшее их расстояние и заглянул в ее фиалковые глаза, где, ясно видимая ему, стояла вся ее душа. И тогда он обнял ее своими сильными руками, притянул к себе. Его губы с силой прижались к ее губам, а когда он наконец отпустил ее, по ее щекам бежали слезы.

— Никаких слез, — приказал он охрипшим голосом, нежно стирая их кончиками пальцев, а потом приподнял ей подбородок. — И никаких разговоров об отъезде! — Он сел на траву, потянув ее за собой. — Давай побудем здесь и поговорим обо всем: о нашем будущем и о свадьбе. Но сначала, carino, мы займемся любовью. Здесь, под звездами, мы займемся с тобой любовью.

Кто может устоять против такого предложения, особенно когда произнесено оно этим богатым оттенками, ласковым голосом? Кэти еще полностью не осознала, что он по-прежнему хочет сделать ее своей женой, несмотря ни на что; она даже и не пыталась понять это, полностью отдавшись наслаждению. И нежные, томительные ласки вскоре переросли в неудержимую страсть.

Но, когда все было кончено и она плыла на волнах блаженства, чувствуя крепкое объятие его рук и губы, покрывающие ее лицо долгими благодарными поцелуями, она вдруг вспомнила обо всем. Боясь прерывать этот сладостный миг, она все-таки не удержалась и спросила невнятным голосом:

— А где Корди?

— Кто? — Движения его губ были томительно-греховны, и, когда его язык проник между ее полуоткрытых губ, она забыла о своем вопросе. Он ответил лишь через несколько минут, и то скороговоркой: — Наверно, уже в Мадриде. Завтра она улетает назад, в Штаты.

Это невозможно было сразу переварить, да и Кэти никак не могла сосредоточиться, потому что он приподнялся на локте и его рука медленно заскользила по ее обнаженному телу. Ей пришлось напрячься, чтобы понять следующие его слова:

— Сегодня рано утром я два часа провел у своих адвокатов, последующие три мы провели с твоей сестрой, обговаривая условия соглашения, которое было потом надлежащим образом и без принуждения подписано ею. По этому соглашению ей полагается весьма приличный пожизненный годовой доход и право видеть своего сына, когда только она пожелает, хотя мне почему-то кажется, что подобное желание будет возникать у нее не особенно часто. За это она дает согласие на окончательное усыновление его тобою… и мною. Потом я отвез ее в аэропорт и дождался, пока она села на рейс до Мадрида.

Так вот, значит, где он был! Корди продала своего сына за горшок золота. Но все это не важно. Мы с Хавьером дадим ему всю любовь и нежность, которая ему нужна. И даже сверх того.

Кэти была на седьмом небе от счастья, а его рука медленно скользила по атласной коже на внутренней стороне ее ног. Она жадно потянулась к Хавьеру, но тот улыбнулся в темноте.

— Ах, какая же ты нетерпеливая, amor mio ! Но есть еще один вопрос, который я хотел бы уяснить для себя, прежде чем с удовольствием удовлетворю твой чудесный пыл. — Он притянул ее к себе, и свидетельство его желания выполнить обещанное было так очевидно, что она чуть не зарыдала, но он закрыл ее рот крепким, быстрым поцелуем. — Почему ты не сказала мне, кто ты есть на самом деле, когда я впервые пришел к тебе? Неужели ты думала, что я не способен тебя выслушать, отбросить все второстепенное ради общего блага? Ты считала меня злым? Но даже если и так, неужели ты не могла довериться мне потом, когда узнала меня получше? — В голосе у него сквозила обида, и Кэти успокаивающе погладила его гладкое плечо. — Я уже давно убедился, что мои подозрения верны и что у тебя должна быть сестра — Корделия. Теперь ты можешь понять, какую боль мне причиняло и как сердило меня твое неверие в мои добрые намерения?

— О, Хавьер!

Так вот откуда были те взрывы гнева, которые она приписывала своему отказу от брака с ним. Свернувшись калачиком и уютно устроившись у него на руках, она рассказала ему все: как она боялась, что он узнает правду и заберет у нее ребенка, которого она так любила; как, в первый раз не сказав всей правды, она вскоре запуталась в паутине лжи, а потом оказалась в еще более сложном положении, когда поняла, что полюбила его.

— Я как раз собиралась все рассказать и предоставить тебе самому решать, как нам быть, и тут появилась Корди. А ты так рассердился…

— Но я рассердился совсем не на тебя, querida. — Он тихо баюкал ее, прижав к себе. — А на нее. Я тебе уже сказал, что давно догадывался о твоей тайне. Было сразу ясно, что ты вовсе не та ветреная фотомодель, которую я видел с Франсиско. Но между вами была какая-то связь, что-то у вас было общее, и сначала я просто попал в тупик. Ты оказалась гораздо красивее, чем мне запомнилось, и гораздо выше по своим человеческим качествам, чем показали мои предварительные расследования образа жизни и характера возлюбленной Франсиско. Я приготовился встретиться со своим племянником и его матерью, полный самых дурных предчувствий, поверив тому, что о ней слышал. Может быть, поэтому я был излишне резок или слишком откровенно проверял, заботятся ли о Хуане надлежащим образом, и это толкнуло тебя на ложь. Ну что же, вполне понятно. — Он погладил ее по спине. — Тебе не холодно?

Кэти покачала головой. Ночной воздух был как теплый шелк. Он сказал, что я красивее, чем моя сестра! Неужели он так считает?

— И я тоже лгал тебе, Кэти mia, — продолжал Хавьер. — Когда я впервые привез тебя сюда, то сказал, что мать еще не совсем оправилась после смерти Франсиско, чтобы видеть тебя и ребенка. На самом деле, конечно, ей не терпелось познакомиться с вами обоими. Мне пришлось проявить известную твердость, чтобы удержать ее от этого. Но я должен был поближе узнать тебя. Ты и твое поведение не совпадали с тем, что я ожидал увидеть. Ты была всей душой предана ребенку и оказалась мягкой, щедро любящей женщиной. А совсем не тем существом с двойной моралью, полным жадного эгоизма, каким должна была быть по моим представлениям. То, что ты стала более красивой, твои соблазнительные округлые формы я отнес на счет недавнего материнства. Но остальное…

— И поэтому ты решил подвергнуть меня испытанию, — ласково вставила Кэти, совсем теперь не возмущаясь этим, понимая, почему он пошел на этот шаг. — Когда мы встретились в тот день где-то здесь, возле рощи, ты попытался соблазнить меня, чтобы доказать мою аморальность.

— Dios! — Он коротко рассмеялся. — Ошибаешься. Просто я ничего не мог поделать с собой. Ты была такой соблазнительной, что мои руки сами потянулись к тебе. А потом мне пришла в голову мысль жениться на тебе. Я и сам удивился. И чтобы примирить себя с собой, я сказал тебе, да и себе тоже, что этот брак будет формальным, только ради Хуана. Тогда-то я и выяснил всю правду о тебе и твоей сестре. Эта история меня поразила, и я от всей души захотел, чтобы ты стала моей женой, моей любовницей, матерью моих детей. А когда ты согласилась, я привез тебя сюда. Я знал, что, если дать тебе время и возможность, ты сама откроешь мне свою душу. И ты начала делать это, рассказав о своей первой любви. Корди Соме вряд ли смогла бы сделать такое признание, поскольку весьма любвеобильна. А ты сказала, или, во всяком случае, это предполагалось, что он у тебя был один. Здесь совсем не оставалось места для моего брата. — Хавьер подвинулся и осторожно лег на нее, и она тут же соблазнительно раздвинула и подняла ноги. Прижавшись губами к ее шее, он пробормотал: — Корделия вошла никем не званная и никому не нужная как раз в тот момент, когда ты была готова во всем признаться. Я так разозлился, что хотел убить ее на месте, потому что тоже готов был кое в чем признаться.

— В чем же? — задыхаясь, спросила она, пока быстрыми, легкими поцелуями, как бы танцевавшими по ее шее, Хавьер все ближе и ближе подбирался к ноющим от сладкой пытки полушариям ее полных грудей.

— Те quiero muchisimo, querida. Я влюбился в тебя еще тогда, в сосновой роще. И привез тебя сюда вовсе не чтобы отругать, а чтобы получить окончательное согласие там, где все это впервые началось.

— Только это еще не конец, правда? — спросила она, наслаждаясь его любовью, силой его чувства к ней.

— Никогда не будет конца нашей любви и нашей нежности, — ответил он низким от душившей его страсти голосом.

Когда рассвет разбросал по небу розовые облачка, они рука об руку пошли назад в finca, a Ла Льяма следовал за ними, изредка толкаясь носом в спину то Кэти, то Хавьеру, как бы напоминая, что он терпеливо ждал, а сейчас хочет наконец добраться до своего стойла и хорошего завтрака.

— Скажи, почему ты отказывался перемолвиться со мной хоть словом после того, как приехала Корди? — спросила Кэти. Она уже не огорчилась бы, даже если б он ответил, что готов был убить не только Корди, но и ее тоже. Она была так уверена в его любви, чувствовала такое счастье, какого раньше даже и вообразить не могла.

Хавьер обнял ее за талию, и в голосе его зазвучали веселые нотки:

— У меня просто не было времени сказать тебе все, что надо. Поэтому я решил сначала заняться выдворением твоей сестры, для чего вместе с адвокатами подготовил такие предложения, от которых она просто не могла отказаться. Но когда я приехал, чтобы отвезти ничего не подозревающую Корди в город, ты уже собралась уезжать. У меня не было ни секунды, и пришлось пригрозить тебе чуть ли не адским пламенем, если ты не дождешься моего возвращения. Я не хотел, чтобы Корди догадалась о наших отношениях и из зависти отказалась подписать нужные бумаги. Но ты этого не поняла и попыталась сбежать. И тогда я засомневался в том, как ты ко мне относишься, и чуть не впал в отчаяние…

Его рука крепче притянула ее к себе, голос становился все тише — видно, сердце его было слишком переполнено, чтобы говорить. И Кэти в ответ тоже прижалась к нему и сказала:

— Те quiero, amado.

Быстро наклонив голову, чтобы коснуться ее губ своими, Хавьер улыбнулся.

— Твой акцент сводит меня с ума! Но у нас теперь будет время, чтобы поправить это. Я научу тебя своему языку, который скоро станет и твоим. А чтобы вознаградить тебя за труды, мы время от времени будем навещать Англию. Ты не будешь чувствовать ностальгии, — заверил он ее самым уверенным тоном, на какой был способен, передавая коня молодому груму, выбежавшему им навстречу из конюшни.

Глаза парня с достойной похвалы скромностью были опущены долу в полном несоответствии с изогнувшимися в ухмылке губами. Он явно заметил, в каком беспорядке находится их одежда и какая она мятая.

— Живя здесь, в Андалузии, особенно в Хересе, нельзя испытывать ностальгии ни по какой другой стране в мире, — заключил Хавьер, и в глазах у него плясали чертики. Взяв Кэти за руку, он провел ее под аркой, ведущей в патио. — Однако я пойду навстречу твоему возможному желанию посетить родину, как и всем остальным твоим желаниям.

И, стоя с ним в этом волшебном испанском дворике, окруженном резными аркадами, любуясь росой на розах и нежных лилиях, утренней дымкой, набросившей прозрачную вуаль на встающее солнце, она и правда не могла себе представить лучшего места на свете.

Но тут заглянула в его спокойные серые глаза и вдруг посерьезнела.

— А Хуан?.. Я рожу тебе детей, но останется ли у тебя в сердце место для него, когда появятся собственные сыновья?

— Всегда! — Он сильно прижал ее к своей груди, прямо к сердцу. — Сколько бы детей ты мне ни родила, как бы глубоко я ни любил их, Хуану всегда будет отведено особое место в моих привязанностях. Не будь его, мы никогда бы не встретились и я никогда так и не узнал бы, что значит любить женщину больше всего на свете, не узнал, что способен на всепоглощающую страсть, которая гораздо глубже, чем просто влечение, примерно настолько же, насколько океан глубже дождевой лужи. А сейчас, — он чуть-чуть отстранил ее от себя, приподнял рукой подбородок, — время завтрака. Пакита принесет его нам сюда. А потом ванна и сиеста раньше, чем обычно. Ты согласна?

Она склонила голову набок, ее глаза наслаждались чувственной линией его губ, и в горле у нее зажурчал едва сдерживаемый смех.

— Да разве покорная испанская жена позволит себе в чем-нибудь не согласиться с мужем? — Ее глаза лукаво поблескивали. — Ты видишь, с какой радостью я во всем подчиняюсь тебе? Но ты, конечно, имел в виду, что и ванна, и сиеста — все это вместе, не так ли?

— Вместе. Навсегда.

В словах Хавьера было то обещание и та страсть, о которых она когда-то мечтала и которые наконец получила.