У входа в ресторан я запарковал "шевроле" рядом с маленьким голубым "седаном", который легко было признать по техасскому номеру, английскому происхождению и, разумеется, плакатику на заднем стекле. "Моррис", не так давно повстречавшийся на дороге. Где-то я читал, что англичане теперь втискивают в моторы "моррисов" не двадцать семь, а целых тридцать восемь лошадиных сил, но до гоночной "бомбы" машине все же далековато; трогая с места, вы не сожжете покрышки безумным вращением колес - не опасайтесь. Я заглянул внутрь и увидел встроенный в эту никчемную детскую коляску дорогой воздушный кондиционер - прямо возле приборной доски. Техас, черт возьми...

- "Моррис", - кивнул я, откидывая дверь фургона. - Помнишь, тот, который мы украли в Лондоне, - все время приходилось доставать знаменитый нож и ковыряться в топливном насосе?

- Помню, - ответила Тина, - у тебя были впечатляюще золотые руки.

- Старался произвести впечатление. - Я указал на телефонную будку неподалеку. - Пойди позвони, здесь тебя любому видать. Я подожду в ресторане. Дайм нужен?

- Да.

- Возьми еще несколько. Или Мак переводит расходы на себя? - Я осклабился. - Милое занятие, операция в мирное время! Славно было бы в Германии снять трубочку и спросить у босса, что, черт побери, делать. А где он сейчас обитает? В той же самой вашингтонской дыре на Двенадцатой стрит?

Вопросы ничего не значили, я просто болтал, направляясь к ресторану, изображая беззаботный, радостный вид, но Тина внимательно посмотрела и поколебалась, прежде чем ответила с несколько смущенным видом:

- Извини, cheri. Ты же знаешь, я не имею права говорить об этом. Ты же... Ты долго оставался в стороне.

Немного напоминало удар по зубам. Впрочем, обижаться не следовало. Выпускников замечательного колледжа, ректором которого состоял Мак, наверняка насчитывалось немало. Нельзя же было, в самом деле, сплетничать с каждым о последних событиях в альма-матер.

- Да, конечно, крошка.

Она взяла меня за руку и быстро сказала:

- Я спрошу его... о твоем статусе. Я пожал плечами:

- Оставь. Ты стреляешь, я хороню. Подсобный рабочий.

- Не валяй дурака. Закажи мне гамбургер и кока-колу. Непременно кока-колу. Следует пить фирменные напитки штата, nicht wahr?

- Jawohl, - ответил я. - Si, si. Qui, qui. Так точно.

- Эрик...

- А?

Тина выглядела огорченной. - Прости. Но и ты бы не сказал на моем месте, не имея на то разрешения, ведь правда?

Я ухмыльнулся.

- Беги звонить и не беспокойся о боевом духе войск.

У двери я отступил, пропуская выходившую молодую пару- тощего юнца в спортивной куртке и клетчатой шапочке, полагавшихся некогда лишь игрокам в гольф, и огромную девицу в туфлях без каблуков, твидовой юбке и свитере из кашемировой шерсти. Отказываться от каблуков ей, черт возьми, приходилось! На шпильках она бы стукалась головой о каждую притолоку - в точности, как ваш покорный слуга.

Девица ответила на вежливость ласковой улыбкой, обнажая большие белые и чрезвычайно ровные зубы. Со второго взгляда она казалась довольно привлекательной - пышущая здоровьем, длинноногая. И явно кого-то напоминала. Я задержался посмотреть, как она устраивалась в маленьком синем "моррисе", грациозно размещаясь на ограниченном пространстве. Юнец уселся за руль, и оба укатили с гордым, застенчивым видом людей - обладателей непревзойденной, неповторимой машины.

Уже войдя в ресторан; я понял, кого напоминала девушка - мою собственную жену. В свое время Бет выглядела молодой, привлекательной, пышущей здоровьем, благовоспитанной - вроде этой техасской каланчи в юбке. Вероятно, так она выглядела и до сих пор. Трудно сказать с уверенностью, если прожил с женщиной полтора десятка лет. Однако я не собирался обстоятельно размышлять о внешности жены.

Я выбрал на журнальной полке возле входа местную газету Санта-Фе и двинулся в глубь ресторана. В хромированном, отделенном пластиком зале с фанерными панелями уюта и местного колорита было не меньше, чем в любой придорожной бензоколонке. Официантки блистали длинными псевдоиспанскими платьями и немного походили на Барбару Эрреру. Видимо, настал день воспоминаний.

В углу высился большой джук-бокс, полагаю, в полном соответствии с демократическим подходом к делу - чтобы две дюжины едоков, алчущих мира и спокойствия, не могли ущемлять одного дегенерата с лишней монеткой в кармане и неутоленной жаждой грохота в голове. Массивный субъект в цветастой рубахе, ковбойских ботинках и тугих джинсах, еле прикрывающих огузок, скармливал автомату какую-то мелочь. Когда я приблизился к столику, грянуло несколько зловещих звуков, и придушенный, посторонний мужской голос принялся петь о чем-то, слетевшем с небес. У чего-то был один большой рог и один большой глаз.

Я уселся, развернул газету и увидел, что выпуск вчерашний. Этого следовало ждать. В Санта-Фе выходит только вечерняя газета, и свежий номер не заберется в такую даль до самого ужина, а то и позже. Со странным чувством глядел я на газету, ибо такую же в точности поднял накануне с крыльца и бросил в прихожей. Мы уезжали к Даррелам - вчера вечером, когда еще ничего не приключилось. Казалось, миновало достаточно времени, чтобы напечатать многотомную историю кайнозойской эры, но даже новая газета не успела появиться на свет.

Я огляделся. Подплыла официантка, водрузила на столик стакан сельтерской и меню - и исчезла, прежде чем я ухватил ее и сделал заказ. Джук-бокс разрывался на части: одноглазая, одноногая тварь, слетевшая с небес, оказалась, разумеется. Багровым Людоедом.

Посетители, расположившиеся вокруг, выглядели странно: каждый был мирным человеком. Я ощутил себя упавшей с неба тварью - нож в кармане, пистолет за поясом и пыль потайной могилы на башмаках. Вошла Тина, повела глазами и направилась ко мне - худощавая, подтянутая, ловкая. Еще один хищник среди ленивых домашних животных. Взгляд, походка, осанка так вопиюще выдавали Тину, что, чудилось, любой должен уставиться на нее с изумлением и ужасом.

Она приблизилась - женщина, к которой не рекомендовалось относиться с невинным детским доверием. Ни к ней, ни ко мне. Хорошо бы было самому потолковать с Маком, выяснить положение. Я не думал, что Тина способна обмануть, - я был уверен в этом. Если работа потребует, она солжет, не моргнув глазом, и выбросит меня где-нибудь на обочине. Я сделал бы то же самое - точно так же при случае поступал с другими. Строить иллюзии не приходилось.

Тина села напротив, скривилась, и закрыла уши ладонями.

- Это же противозаконно - издеваться над неповинными людьми! Я оскалился:

- Ты, что ли, неповинный человек? - Она состроила гримасу, а я продолжал: - Впрочем, полагалось бы за ту же плату иметь возможность купить пять минут тишины. Дозвонилась до Мака?

- Да. Скверно, что нас обнаружили. Он говорит, только сумасшедший мог не изменить маршрута, о котором проболтался.

- Правда? В следующий раз пускай поразмыслит сам и заранее телеграфирует мне, куда направиться. Она пожала плечами.

- Сделанного не воротишь. Он позаботится о положении в Санта-Фе. Амоса Даррела будут стеречь круглые сутки, покуда не установят и не устранят преемника Эрреры. В нынешних обстоятельствах Мак, тем не менее, признал твой план наилучшим. Спокойно поедем дальше, не глядя по сторонам, но стараясь опознавать преследователей, чтобы можно было сорвать, когда созреют.

- Служим наживкой, а?

- Именно, любовь моя. Что касается тебя, Мак интересовался, не вернешься ли ты насовсем. Если да, он расскажет тебе все при встрече - и встрече скорой. Если нет - чем меньше ты узнаешь, тем лучше.

- Понимаю.

Она смотрела на меня поверх стола.

- Но сначала нужно принять решение. Это справедливо, не правда ли? Мак говорит, для тебя сыщется место, но, понятно, придется пройти переподготовку и для начала довольствоваться должностью пониже той, что была у тебя во время войны. В конце концов, существует множество людей, не прекращавших работать... А пока не обижайся, когда я рассказываю тебе только самое существенное, необходимое для операции. Так будет проще для всех - и для тебя тоже, если захочешь вернуться к мирному растительному прозябанию.

- Разумеется. Если мирное растительное прозябание примет меня назад. Тина улыбнулась:

- Не сомневайся, оно тебя примет, милый, только яви смирение и раскаяние. Ведь это старая история: забытая связь еще военных времен вспыхивает снова, гаснет - и оставляет лишь пепел разочарований и сожалений. Она поймет и втайне будет ценить мужа еще больше, узнав, что другая женщина сочла его привлекательным - хотя никогда не сознается в этом. Не думаю, чтобы тебя прогнали, если вернешься, прося о прощении. Выходит, решать нужно тебе самому.

Я помотал головой.

- Не совсем так.

- Почему?

- Вокруг шатаются люди, которые не слишком нас любят, понимаешь? За смерть полагается платить: если не ошибаюсь, когда-то для нас было законом - оплачивать подобные счета при любой возможности. Вряд ли эти люди более снисходительны. А мы к тому же служим наживкой, нас можно выдать на съедение. Давай не обсуждать мое будущее, пока не уверимся в том, что оно есть.